Мой брат самый крутой говнюк из всех, что я видел. Скорми ему молоток — он гвозди высрет. Дерил Диксон
Даяна не была типичным попаданцем в обычном значении этого слова. У неё не было Врагов — исключительно с большой буквы! — каких-то тайн в семье, умерших родственников и друзей, которые требовали за себя отомстить. Никаких постоянных неудач или удач. Спокойная жизнь со своими вспышками чего-то нового. И умирая — надо сказать, ковры в ванной не зря стелют! — она вот уж никак не ожидала очнуться в охраняемой комнате, в свадебном платье и с чужими обрывочными воспоминаниями. Итак, Даяна. Девятнадцать лет. Как в сказке про Золушку: семья-тираны, отец погиб, а сейчас её насильно матушка выдаёт замуж за явно криминального бандита, который уже посрамил себя в её глазах наплевательским отношением к женщинам. Девушка, вскинув глаза, решительно посмотрела на себя в зеркало. К слову, тут она оказалась «ничего так». Даяна и в прошлой жизни не жаловалась на внешность, а тут словно сам Боженька постарался, исправляя мелкие «недочёты». Даяна росла более-менее спокойным ребёнком, но это же не значит, что сразу после смерти она захочет замуж! Проклиная Бога и Аллаха, или кто там сейчас правит на этих небесах, девушка, придерживая руками платье, начала осматривать небольшое помещение с кроватью. Никаких острых предметов, закрытое на решётку окно. Можно попробовать разбить зеркало, но Даяна до жути боялась боли. Голубые глаза мило сощурились во злобе. Ничего-ничего. Повоюем.***
Массимо потёр глаза, остановившись у угла коридора. Госпожа Даяна, занеся туфельки над головой, щедро ебнула ими Самого Вонголу, а после, оглядевшись по сторонам, затащила мужское тело в свою комнату с громким хлопком. Массимо потёр глаза. Массимо твёрдо решил больше не пить за будущих молодожёнов.***
Тяжело оставаться благожелательным, когда с самого утра что-то идёт наперекосяк, а затем тебя, невинного парня, — ну, допустим не совсем невинного, но кому какое дело?! — хладнокровно вырубают… чем-то. На стыдобу Тсунаеши, он не понял, чем его вырубили. И почему он ничего не почувствовал. И интуиция промолчала. И… вообще-то, много таких «и». Но одно дело вырубают! Так нет, наглость совсем растеряли! Привязали совсем хлипенько, по десятибалльной шкале на твёрдую шестёрку, а теперь нагло лапают за торс, едва слышно матерясь. И пусть Савада не знает этот чужой язык, но интонацию понимает запросто. У него… обширный опыт. (Бьянки, Реборн, отец, Занзас… Занзас, Занзас и ещё раз Занзас. Ох, он упоминал Занзаса?) И исключительно благодаря маленькому весу на своём теле, а ещё легкому любопытству, Савада лишь приоткрыл ленно свои глаза, а не стал бить со всей силы дурной, большой. Итак, ситуация становится всё интереснее и интереснее. Дама, нисколько не смущаясь, на миг остановилась в своём занятии расстёгивания его пуговиц на рубашке — пиджак уже был снят и висел на вешалке, — и посмотрела прямо в его глаза. — Добрый, э, день? — Добрый, однако. На незнакомке оказалось свадебное… свадебное платье? Что? Тем временем ловкие пальчики стащили с мужского тела белую рубашку, аккуратно повесив на другую вешалку. Принявшись за ремень, только тогда мужчина очнулся: — Извините, синьорина, я не то чтобы интересуюсь, но вы сейчас меня изнасиловать пытаетесь? Если это так, то тянет максимум на троечку. Тсунаеши хотел добавить, что Рокудо справлялся с этой ролью на шестёрку в свои шестнадцать лучше, чем синьорина в свадебном, но решил, что это было бы слишком жёстким ударом для хрупкой омежьей психики. Ненавязчивый запах дождя и асфальта. Саваде нравится, зачёт. Синьорина, однако, чуть распахнула глаза, но явного возмущения не показала. — Кому ты нужен, болезненный? А затем, словно в отместке, несильно скрутила его сосок, царапнув кожу ногтями. Будучи благочестивым альфой, Тсунаеши вежливо сделал вид, будто ничего необычного сейчас не происходит. И… и вообще. Каждый день так. Ничего нового. Вообще. — Обидно. Девушка успела расстегнуть ширинку, прежде чем неловко замерла. — Вы, кхм, не могли бы помочь мне? — О, конечно, как только — так сразу! Синьорина мило покраснела. Запах усилился. — Договоримся? Я не стягиваю с вас трусы и даже прикрою пледом перед уходом, а вы просто приподнимите свой таз и поможете стащиться с себя штанины. Вообще-то, Вонгола сначала хотел отказаться. Просто из вредности, которую тщательно взращивал Реборн. А потом подумал, что как-то неловко будет встречать людей, ищущих его, в одних трусах. Ему-то ничего, но вот бедные аристократы… — Идёт. — Идёт. И вот, главный Альфа Италии, коронованный Король преступного мира, что сражался в будущем, разрушил проклятье Аркобалено, уничтожил порядком десятка мафиозных семей и бла, бла, бла — послушно приподнимает бёдра, очень надеясь что помог одной милой синьорине стянуть с него штаны без явного приятного продолжения для них в возрастной категории «восемнадцать плюс». Стоит сказать, носочки — кислотно-жёлтые, с мишками, — девушка-в-свадебном оставила, кратко прокомментировав «Мило». Тсунаеши даже был польщён. Синьорина безжалостно порвала чуть ли не ювелирное платье, и Савада был напуган и восхищён женской омежью мощью в нежных руках, яростно портящих ненавистную вещь. Огромный контраст был виден по сравнению с тем, как она надевала его одежду на себя. Альфа внутри него странно промурлыкал и, кажется, был даже чересчур довольным. — Ну что ж, — проговорила синьорина, распуская последнюю шпильку из волос. — благодарю вас за сотрудничество, надеюсь, мы больше не увидимся. Савада странно хмыкнул, сдержав улыбку. Интуиция назвенькивала совершенно другое. — Удачного дня. — Удачного. И хрупкой фигурой выскользнула за дверь, уже не видя как истлевали от огня верёвки.***
Костилио был готов отдаться Богам, и только из его криков Вонгола узнал, что беглянку все пропустили и не смогли поймать. Что-то внутри него гордо заворчало.