Некомпетентные

Как же они меня бесят!        Спешно иду по коридорам ненавистной «школы богов», куда никак не ожидала и тем более не планировала попасть. Нарочито громко стучу небольшими каблучками лоферов, заставляя призванные души замирать и оборачиваться, оставляя все свои дела. Хотя, какие у них могут быть дела? Ах, плевать!        От очередного резкого поворота юбка взметнулась вверх лёгкой волной, оголяя ноги до середины бедра, распаляя раздражение. Просила же Зевса заменить этот кусок… ткани на нормальные штаны! Но чего можно было ожидать от сумасбродного божества, против воли затащившего стольких в свою дурацкую игру по прививанию любви к людям? Смешно, что такая идея появилась у того, кому глубоко безразличны чувства и переживания других. То, что для осуществления этой великой цели выбрали максимально неподходящего учителя-студента из возможных – ещё смешнее. Разумеется, вышло это совершенно случайно, но нормально ли пускать подобное на самотёк?        В который раз одёрнув ткань школьной формы, мысленно радуюсь тому, что рядом нет вездесущего Локи. Уверена, он бы не упустил возможность подколоть меня. Снова. А ведь именно из-за этого озорника с временами некорректным юмором и моей вспыльчивости мы дружненько всем классом завалили летние экзамены и теперь лишены долгожданных каникул с лёгкой руки ещё одного бога. Тот. Великий египетский мудрец, покровитель учёных и мирового порядка… Чёрт возьми, если это действительно так, то я прекрасная балерина, которая ни разу в жизни не надевала пачку и балетки!        Проскочив мимо очередного бесполезного и, скорее всего, пустующего кабинета, наконец достигаю места назначения. Библиотека. И почему, собственно, экзамен провалили все, а отчитывать вызвали только меня? Почему Лаватейн, зачинщик ссоры и беспорядка, опять избежал проблем?        – Боже, мне ни за что не понять ход его мыслей, – недовольно бормочу себе под нос и тянусь к кованной дверной ручке. Никак не могу привыкнуть ко всей этой роскоши (да и не хочу привыкать), отчего лишь слегка касаюсь произведения искусства кончиками пальцев, будто боясь испачкать его своей грязной и порочной натурой.        Неожиданный удар рукой по массивной деревянной двери заставил подпрыгнуть на месте и обернуться. Сердце пропустило удар от страха, что вызвало лишь новую волну негодования.        – Какого чёрта? – из глаз летят искры, лицо искажает гримаса. Во взгляде преподавателя, о котором я не переставая размышляла последние полчаса или даже больше, мелькнула усмешка – судя по всему, ему действительно доставляет удовольствие заставать меня врасплох, – и это заставило меня остудить пыл и взять себя в руки, – Господин Тот, прошу Вас воздержаться от подобных действий, иначе Вы сведёте меня в могилу раньше времени, – пусть голос и звучит более-менее спокойно, но слова приходится цедить сквозь плотно сжатые зубы. На ладонях точно появятся красные отметины от ногтей – слишком уж тщательно стискиваю кулаки в тщетных попытках успокоиться. Определенно мне нужно будет выпить чашечку лавандового чая по возвращении в общежитие. А лучше две.        Божество надменно хмыкнуло.        – Всё, что касается смерти и похорон – по части Анубиса.        «И именно поэтому он вьётся за Вами хвостиком» – промелькнуло в голове, но сказать об этом вслух я не решилась. Только закатила глаза.        Кажется, мы простояли так дольше положенного. Пока учитель изучал моё лицо на непозволительно близком расстоянии, я не отводила от него взгляд, явно не желая проигрывать в этой бессмысленной игре в молчанку и всё сильнее хмурясь.        Стоит признать, он довольно красив. Пожалуй, его внешность самая экзотичная из всех, что только можно представить: смуглая кожа, белоснежные, словно выгоревшие на палящем солнце, волосы, пронзительно синие глаза… Фыркаю осознавая, что мысли понеслись куда-то не туда, и выжидающе смотрю на мужчину. Всё же меня для серьёзного разговора вызвали или просто так постоять?        Верно уловив настроение, Кадуцей отстраняется и, вновь хмыкнув, лёгким движением отодвигает мою тушку в сторону. Захлебнувшись подкатившей к горлу яростью, наблюдаю за тем, как он открывает пострадавшую от недавнего удара дверь и невозмутимо заходит внутрь. Задетая гордость заставляет остаться стоять на месте, скрестив руки на груди и слегка прищурившись. Ну уж нет, я не позволю обращаться с собой как с вещью! Будь добр, снизойди до простой смертной и пригласи даму войти.        Почувствовав, что за ним никто не следует, покорно склонив голову, бог недовольно обернулся. Кривая улыбка и слова, произнесенные в приказном тоне, не заставили себя долго ждать:        – Заходи.        Совру, если скажу, что меня это полностью устраивает, но даже так лучше, чем было. Теперь болезнь самодовольства коснулась моих губ и разума – не ожидала, что она может быть столь заразна. Но, раз скрыть её от внимательных глаз всё равно не удастся, почему бы не позволить себе от всей души порадоваться маленькой, но победе?        Вздёрнув носик, ступаю на его территорию, панибратски хлопнув хозяина по плечу. Да, подобное поведение недопустимо, но видеть его недоумение – сущее наслаждение, от которого я, увы, не смогла себя удержать. Вдруг стало интересно, какие ещё эмоции может показать этот «мистер невозмутимость»? Однако здравомыслие посоветовало отложить забавы с огнём, и я решила его послушать. Хотя бы в этот раз.        Желание оглядеть место, в которое удаётся попасть далеко не каждому – да уж, сомнительное достижение, – помогает здорово отвлечься, и я даже не пытаюсь скрыть восторга, так и рвущегося из груди. Фолианты и многочисленные древние свитки соседствуют с более современными книгами; столы и полки ломятся от обилия разнообразной литературы, а аромат истории, смешанный с едва уловимым запахом новой бумаги, просто сводит с ума. Пожалуй, это единственное место в этом безумном мирке, способное подарить покой. Теперь становится понятно, почему Тот большую часть времени проводит здесь, на собственноручно созданном островке спокойствия…        Обогнув меня, так и застывшую в восхищении, мужчина прошёл к своему рабочему столу (единственный двухтумбовый, с аккуратно разложенными стопками рабочих документов и миниатюрной позолоченной чернильницей – тончайшей работой неизвестного мастера), вальяжно сел в обитое красным бархатом кресло и одним лишь взглядом велел подойти ближе. Повинуюсь, но, не желая стоять напротив собеседника как нашкодивший ребёнок – пусть это и недалеко от истины, – обхожу громоздкий предмет мебели, прислоняюсь к нему задом и ловлю себя на том, что совсем не ожидаю негативных последствий такого своего поступка. Остаётся лишь один вопрос: почему? Но взглянув на бога, у которого от неожиданности одна бровь самовольно решила уползти вверх, понимаю – потому, что он не собирается меня наказывать. Во всяком случае пока.        – Вы хотели меня видеть? – решаю взять начало диалога на себя. Говорю как можно непринужденнее, устремив взгляд в так удобно расположенное за спиной Кадуцея окно.        – Да, – он не стал выдерживать паузу прежде, чем ответить, и это радует – разговор должен пройти гладко, – Это касается вашего обучения в целом и твоего поведения в частности.        – Прошу прощения, я не смогла пропустить слова бога проказ мимо ушей, они задели меня за живое, – искренне извиняюсь, но не могу не сказать хоть что-то в своё оправдание. Должно быть, это выглядит жалко, – Однако ребята из класса не виноваты в том, что мы сорвали дисциплину. Вам не кажется, что будет справедливо позволить им переписать экзамен?        Как бы ни было обидно признавать, но взыскание по отношению ко мне (и, конечно же, к Локи) было бы правильной мерой, пусть и немного суровой.        – Не кажется, – сказал, как отрезал, – Эти оболтусы всё равно ни черта не соображают в образовании.        – Что ж, а Вы ни черта не соображаете в преподавании, – качаю головой прекрасно понимая, что ею и могу поплатиться за свои слова. Но я слишком долго размышляла об этом, чтобы в очередной раз промолчать. Вздох вышел слишком уж обречённым.        Будь что будет. В любом случае, ему стоило услышать горькую правду хоть от кого-то.        Продолжаю наблюдать в окно за отдыхающими в свой законный перерыв божками: Дионис с привычно безмятежным выражением на лице поливает свой любимый, непонятно откуда взявшийся, виноградник, Апполон снова призвал своего друга-пегаса и явно планирует совершить с ним длительную, насколько это возможно, прогулку подальше от чужих глаз, а Бальдер… Бальдер опять упал.        Я вздрагиваю. Гулкий хлопок по лакированной поверхности волей-неволей заставляет отвлечься от созерцания жизни других, да и чёрная ткань рубашки перекрывает весь обзор.        – И что же не так с моими методами обучения? – он зол, что совсем не удивительно в такой-то ситуации.        – Как сказать, – развожу руками, стараясь не обращать внимание на близость божества, пусть сердце и начало заходиться от волнения, – Вы рассказываете теорию так, словно мы и без Вашей помощи должны её знать. Но вещи, которые кажутся Вам очевидными, могут быть сложны для понимания другим.        Взгляд Кадуцея, кажется, немного смягчился.        – Не переживайте, я тоже некомпетентна, – неожиданно для самой себя решаюсь поделиться своими переживаниями, и от абсурдности ситуации хочется рассмеяться в голос, – Я ведь понятия не имею, как научить кого-то тому, чего не знаю сама. И из-за этого мы так долго не можем заполнить эту… чашу.        Зачем я говорю всё это? Со стороны может показаться, что я то ли жалуюсь на свою долбанную жизнь, то ли неумело пытаюсь утешить того, кто в утешении совсем не нуждается.        Немного дёргано касаюсь переносицы, и нервно вздыхаю. Неужели волнуюсь? И из-за этого у меня словесное недержание? Почему-то стало стыдно за себя непутёвую.        Не знаю, сколько мы так простояли: я, потирая переносицу в попытке собраться с мыслями, и он, обдумывая короткий монолог ученицы. Но времени прошло достаточно для того, чтобы поясница начала ныть от неудобной позы. Да уж, сама не заметила своих хилых попыток удержать между нами мало-мальски приемлемую дистанцию…        – Господин Тот, – зову мужчину и, дождавшись, когда он обратит на меня своё драгоценное внимание, готовый слушать дальше, подаюсь вперед, сокращая и без того мизерное расстояние. Слащаво улыбаюсь, выдерживаю короткую паузу и продолжаю шёпотом, – Вы со всеми своими учениками так… близки?        Нет, ну а почему только мне должно быть неловко?        Попытка сморгнуть меня, словно какое-то наваждение, выглядела более чем забавно. И, само собой, не принесла никакого результата. Увы, я реальна, и ты сам загнал нас в такое нелепое положение. Нелепое, но всё равно заставляющее сердце трепетать в предвкушении. Ох, не к добру это. Нельзя позволять себе лишних фантазий, иначе будет больно.        – Не играй со мной, – рыкнул бог, но отстраняться не стал. В свою очередь, я не стала прислушиваться к его предупреждению, раззадорившись пуще прежнего.        – А если я серьезна? Разве это что-то изменит? – тяну елейным голоском, и от этой приторности сводит зубы.        Судя по исказившемуся лицу Кадуцея, не только у меня.        – Тебе не идёт такой тон, – привычно нахмурившись говорит очевидную истину, опаляя дыханием, вызывая приятные мурашки, – И тебе стоило остановиться раньше, – вторая рука опускается на столешницу неожиданно мягко, закрывая ловушку. Хах, неужели всё это время у меня была возможность сбежать?        Не успеваю ничего ответить, как чужие губы, обветренные и шершавые, накрывают мои. Уверенно. Напористо. И это безрассудное поведение совершенно несвойственно характеру холодного и высокомерного бога. Замираю не в силах предугадать, что же будет дальше. Но вскоре понимаю, что обманывать мои надежды, казавшиеся пустыми и глупыми до безумия, никто не собирается. В груди кольнуло – упал замок, так тщательно защищавший неправильные чувства, – и я поддалась им, осторожно обвив шею мужчины руками.