Can I lead you astray?

Это было невыносимо. С тех пор как к ней вернулись силы, они как будто усилились, стали более восприимчивы к окружающим ее людям. Как будто все годы, которые она потратила на то, чтобы научиться отгораживаться от всего, были бессмысленны. Будто мышца, которую она тренировала ежедневно, стала слишком слабой, превратившись в открытую рану, и существовала ради остальных людей. Их стремления, печали и агонии лишали ее рассудка. Плечи Музы отяжелели от всего, грудь была сдавлена, а руки дрожали, когда она решила спрятаться. Прохладный влажный воздух проникал сквозь тонкую ткань ее ветровки. Было что-то такое в пустой поляне, в камнях, которые составляли ей компанию. Это успокаивало ее и заставляло по-настоящему расслабиться. Даже если от холода у нее немели пальцы, это стоило того, чтобы успокоить ее разум. Чтобы мир вокруг нее остановилчя и она могла слышать свои собственные мысли и чувствовать свои эмоции. Непрошеная слеза скатилась по ее лицу, когда она сильно прикусила нижнюю губу, сжимая руки в кулаки. Ее ногти безжалостно впились в ладони, что было достаточно для того, чтобы пригвоздить ее к месту. — Я так и думал, что найду тебя здесь, — раздался голос, который, казалось, разнесся рябью по небольшому пространству между ними. Муза быстро вытерла дорожки слез на щеках тыльной стороной рукава. Скользкий материал прошуршал и поцарапал ее лицо. — Теперь ты меня преследуешь? — ей удалось придать голосу язвительный тон. Ривен, слегка посмеиваясь, небрежно вошел в каменный круг. Его руки были глубоко засунуты в карманы пальто, он казался непринужденным, и его присутствие было не совсем безмолвно. Его энергия заполнила весь круг, окружила Музу, но не затруднила ее дыхания. — Нет, я просто не могу допустить, чтобы тебя растерзало какое-то новое существо, — просто сказал он. Муза выгнула бровь, обхватила руками колени, позволив себе быть маленькой в его присутствии. — Вероятность этого невелика, — сказала она тихим голосом. — Только не с новым барьером. — Я бы не стал доверять чему-то невидимому настолько сильно, — сказал Ривен, усаживаясь рядом с ней и раздраженно выдыхая. Муза хихикнула, и этот звук вырвался у нее совершенно неожиданно. Она рефлекторно сжала ноги покрепче, и руками создала некую видимость комфорта, как будто она могла собрать все свои разбитые части воедино, приложив лишь небольшое усилие. — Я имею ввиду, что он может исчезнуть в любую секунду, и никто этого не сможет предвидеть, — произнес Ривен, взмахивая рукой. — Большинство фей смогут, — непринужденно сказала Муза, — и даже большинство специалистов. Ривен лишь фыркнул: — Ты придаешь нам слишком большое значение. — Ты себя недооцениваешь, — пробормотала Муза, положив подбородок на колени. — Вы, ребята, очень восприимчивы к магии, которая пронизывает наш мир. Иначе в школу брали бы людей из первого мира. Ривен поморщил нос: — Мне претит эта идея. — Почему? — Муза повернулась, чтобы посмотреть на него, все еще упираясь подбородком в колени. Он посмотрел ю на листву деревьев, и что-то темное мелькнуло в его глазах. — Я вижу, что она делает с тобой, — с горечью произнес он. — И ты хочешь сказать, что эта неконтролируемая штука является частью меня? — Это не так, — ответила Муза. — Ты просто… — она нахмурила брови. — Способен это воспринимать. Это как видеть в темноте, но по-другому. Ривен усмехнулся: — Значит, ты просто воспринимаешь других людей. Это был не вопрос, а утверждение. Она нахмурилась, не обращая внимания на жжение в горле. Последнее, что ей было нужно, — это продолжать плакать у него на глазах. — Может быть, — вырывалось у нее на выдохе. Едва слышно, но все равно впечатляюще. Это окутало их тишиной, позволяя скрипу ветра в кронах деревьев и шелесту травы быть единственными звуками, которые заполнили пространство. Кроме их дыхания. Дыхание Ривена было спокойным и размеренным, как и все остальное в нем. Он был солдатом до мозга костей, или, скорее, танцором, что Муза заметила почти сразу же, как только познакомилась с ним. Он постоянно поднимался по ступенькам и устраивал шоу. Каждое действие тщательно обдумывалось, каждый приказ выполнялся, каждое движение осуществлялось безупречно, даже когда его тело сгибалось от напряжения. Они были словно отголоски друг друга, одинаковыми, но в тоже время противоположными. Пустыми внутри. Ривен тихо выдохнул: — Я могу уйти, — кажется, он ждал, пока Музу что-то ответит. Холод сжимал сердце Музы. — Если ты хочешь. — Ты можешь остаться, — мягко сказала Муза. Это прозвучало почти как мольба. Она казалось такой маленькой, но не сломленной. От этого ему, похоже, стало легче, и его плечи слегка расслабились. — Я знаю, что ты пришла сюда, чтобы побыть одна, — произнес он, хмурясь. — Ты не должна жалеть меня. Сердце Музы неприятно сжалось в груди, наконец-то уловив то мрачное чувство одиночества, которое оно излучало. Она была слишком восприимчива к его личности, к его физическому присутствию, чтобы прислушиваться к мягкой ряби его эмоций. — Нет, — поспешно ответила она, вздергивая подбородок. Ее рука взлетела и легла поверх его руки. Они оба замерли, не сводя глаз с того места, где соприкоснулись их тела. Ее кожа, казалось, гудела от теплой энергии, как обычно это происходило, когда она, хоть и редко, прикасалась к нему. Она смущенно почувствовала, как начали гореть ее щеки. — Я не знаю, — просто сказала она. — Я даже не… Ты… Ты не вторгаешься в мое присутствие. Ривен вздрогнул: — Что? Муза вздохнула, ее пальцы бессознательно сжались на его руке, пока он не двигался. Едва заметное движение его руки, из-за которого переплелись их пальцы, было почти невинно. — Ты не овладеваешь мной, как остальные, — произнесла она. — Все в тебе такое… устойчивое. Все остальные ощущаются как острые чувства и барабанный бой… А ты — как мягкая рябь. Глаза Ривена мрачно заблестели: — Жизнь подобна воде, — когда он это произнес, в нем виднелись мягкие грани и определенная уверенность человека, который повторял эти слова миллион раз. — Постоянно в движении и легко приспосабливается. Нежна в своем разрушении и неумолима в своей мести. Но всегда такая мягкая и добрая. Муза выгнула бровь. — Моя мать, — просто сказал Ривен. — Она была феей воды. — Была? — спросила Муза, когда слишком многое начало обретать смысл за одно мгновение. Ривен вздохнул: — Да. Я всегда думал, что тоже стану таким. Феей. — Но не стал, — произнесла Муза, почувствовав, как мягкая грусть и сожаление покинули его и улетучились прочь. В этом и была их разница. Он позволил себе прожить это чувство, а затем оно улетучилось. Его эмоции стали слабее, даже нежнее. Муза уловила только их отголоски. За грустью скрывалась своего рода уравновешенность и принятие. Как будто он полностью смирился с тем, кем он был за те несколько лет, что провел в Алфее. — Нет, — слабо улыбнулся он. — Но это не значит, что то, чему она научила в магии, не является частью того, кто я есть. Муза нахмурилась: — Она научила тебя контролировать себя? — Она научила меня, как сконцентрироваться на воде, — он нежно сжал ее руку. — Но если это что-то значит, то ты сильнее, чем думаешь. Она засмеялась. — Но это не так. Сейчас я даже слабее, чем была раньше. Раньше мне удавалось лучше замыкаться в себе. — Ты и не должна, — сказал он. — Изолируй себя. Муза прищурила глаза: — И зачем? Ривен повернулся, чтобы посмотреть на нее. Что-то сверкнуло в его глазах, и он изогнул губы в хорошо знакомой ухмылке. — Потому что ты просто великолепна, — пробормотал он. — И в любом случае, моя мама всегда говорила, что вода течет, как по волшебству. Может быть, нужно просто отпустить магию и не держаться за нее. — Что это значит? — спросила она. Муза почувствовала, как у нее нахмурились брови, как ее сердце замерло в груди, когда он начал двигать их переплетенные руки, чтобы поцеловать костяшки ее пальцев. Это было уже опасно — опасно вторгаться в ту часть развития отношений, к которой они едва подошли. — То, что другие люди не ощущают своих чувств, еще не значит, что ты должна за ними это делать, — произнес Ривен, опаляя своим дыханием ее кожу. — Просто отпусти. — Это не так просто, — пробормотала она. — Я знаю, — прошептал он, перевернув ее руку, чтобы запечатлеть поцелуй на запястье, заставив щеки Музы вспыхнуть ярко-красным. Ей не нравилось это — мягкая нежность и страстное желание, которые исходили от него. Ее кожа как будто чесалась, энергия протекала вдоль ее рук и спускалась по спине. — К черту все это, — пробормотала она, наклоняясь, чтобы поцеловать его. Их переплетенные руки ударились о ее подбородок, когда они целовались. Его губам потребовалось мгновение, чтобы догнать ее губы, удивление заполняло все пространство между ними. Но это желание, которое жужжало все время у нее в животе, постоянно расширялось, постепенно переходя в грудь Музы, что причиняло ей боль. Целовать его казалось правильным, как будто весь шум и энергия слились вокруг них в мягкий свет. Ривен издал сдавленный звук, отпуская ее руку, чтобы притянуть ее ближе за шею. Его пальцы зарылись в волосы у нее на затылке. Муза наклонилась к нему, позволяя своему языку скользнуть между их ртами, следуя по изгибу его нижней губы. Она наслаждалась мягкими звуками, которые он издавал, как будто человек, который умирал от жажды, наконец-то получил какое-то облегчение. Муза прервала поцелуй, и они прижались лбами друг к другу. Муза крепко зажмурила глаза, будто, если бы она открыла их, то Ривен отдалился бы, показав, что пришел сюда только ради ее прикосновений. — О, — выдохнул он, теплое дыхание ласкало ее лицо. Она открыла глаза и увидела, что его зрачки были расширены, а губы приоткрыты. Он смотрел на нее так, словно она была луной. — Все в порядке? — спросила она дрожащим голосом. — Более чем, — просто ответил он. Он наклонился, чтобы поцеловать ее в кончик носа и произнес: — Пожалуйста, не останавливайся. И она поняла, что он имел в виду не только поцелуй. Он имел в виду существование, просто жизнь. И из-за этого она почувствовала, как любовь, которую она испытывала к нему, ещё больше выросла в ее груди, легко переходя от неловкой робкой дружбы к чему-то большему. — Останься, — выдохнула она, прежде чем снова поцеловала его. Она позволила ему притянуть себя на колени, затем он нежно повернул ее голову, позволяя своему языку скользнуть мимо уголка ее губ. И он остался. Они часами проводили на холоде, согреваясь только телами друг друга.