Prey

      Плавно двигаясь под медленную расслабляющую мелодию, Чимин виляет бёдрами, вырисовывая в воздухе изящные восьмёрки, и порхает над пенным джакузи, подсыпая туда разные приятно пахнущие добавки и лепестки роз, словно готовит волшебное зелье, способное принести его любимому долгожданные лёгкость и блаженство. Сегодня он решил взять всё в свои руки и отвлечь вечно пропадающего на работе, жутко уставшего Чонгука. В клубе в последнее время часто возникают всякие мелкие проблемы. Казалось бы, ничего серьёзного, но не в том случае, когда они накладываются друг на друга, разрастаясь, словно снежный ком, до немыслимых размеров и заставляя Чона буквально ночевать на работе. Чимина расстраивает, что он ничем не может помочь, поэтому сегодня он весь день готовился, кропотливо создавая приглушённый уют и располагающий к отдыху комфорт в доме, всё-таки заставив Чонгука взять небольшой тайм-аут.       Мужчина твёрдо заверил парня, что вернётся домой к восьми часам, и Чимин с мягкой улыбкой вносил последние штрихи, нетерпеливо поглядывая на время. Ровно к восьми он поправил на себе немного съехавший с оголённых плеч изумрудный халат, идеально подчёркивающий его стройные ноги в узких шортах и соблазнительные подкаченные бёдра, и поспешил в коридор, услышав негромкий хлопок входной двери.       Чонгук, устало выдохнув, прикрыл на минуту глаза и потёр переносицу в попытке прогнать с тела усталость сумасшедшего дня. Положив ключи в экстравагантную вазу из чёрного стекла в виде двух протянутых ладоней — точной копии Чиминовых, — сделанную другом парня, мужчина стянул с себя тяжёлое пальто и небрежно бросил его на комод у двери. Понимая, что Пак будет злиться на неаккуратность, он уже хочет повесить его в шкаф, но все его потуги прерывает тихо подкравшийся парень, крепко обняв чужой торс и уткнувшись в широкую грудь.       — Оставь, — повернув голову набок, шепчет, мягко поглаживая напряжённую спину Чонгука. — Пусть лежит.       Старший опускает голову к пушистой макушке, недавно выкрашенной в жемчужно-светлый блонд, и глубоко вдыхает родной аромат, оседающий в лёгких душистыми лепестками. Он обнимает Чимина сильнее, будто хочет укрыться в нём от всего мира, раствориться, и они стоят так несколько минут, наслаждаясь друг другом.       — Хочешь есть? Я приготовил ужин, — бубнит невнятно, не желая разрывать объятия.       — Я так устал, сил нет. Хочу вечность лежать с тобой в постели и ничего не делать, — мужчина сейчас так сильно напоминает ему маленького обиженного на весь мир мальчика, что Чимин не может сдержать мягкую улыбку.       — Тогда пойдём, я помогу тебе расслабиться, — поднимает голову с литых мышц груди, нежно целуя Чонгука в скулу, и берёт за руку, переплетая пальцы и загадочно улыбаясь.       — Куда мы? — заинтересованно спрашивает мужчина, когда они проходят мимо спальни.       — Сейчас всё увидишь, — обернувшись, лукаво улыбается парень и замедляет ход. — Закрой глаза, — смотрит выжидающе, и Чонгук подчиняется просьбе, взяв вторую руку Пака в свою. — Не волнуйся, это всего лишь небольшой сюрприз.       Он ведёт мужчину по коридору, бросая взгляд через плечо, чтобы не упасть, и тихонько открывает ногой дверь в ванную. Парень понимает, что, благодаря приятным сладким ароматам, долго сюрприз не сможет оставаться таковым, поэтому останавливается, едва они оба входят в комнату, и даёт Чонгуку время вдохнуть всю гамму проникающих глубоко под кожу запахов.       Тот медленно раскрывает веки, промаргивается и оглядывает ванную, залитую приятным тусклым светом, плавно растекающимся по мраморной плитке стен. Чимин огибает мужчину, останавливаясь сзади, и помогает тому снять надоевший за день пиджак. Отложив его на небольшой комод в углу, он снова подходит к Чонгуку, спокойно стоящему и принимающему уход за собой, и, глядя в подёрнутые поволокой усталости глаза, принимается расстёгивать белоснежную, когда-то идеально выглаженную, а сейчас немного смятую рубашку. Ткань расходится в стороны, приглашая соскучившийся по любимому телу взгляд рассмотреть медленно оголяющуюся кожу груди. Расправляясь с каждой пуговицей, Чимин задевает кончиками пальцев упругие мышцы, чувствуя, как те пускают по его конечностям разряды электрического тока. Чонгук позволяет векам опуститься, когда чувствует нежный, едва ощутимый поцелуй в районе солнечного сплетения, а затем расслабляет руки, помогая Паку избавить себя от шуршащей ткани. Мужчина слегка пошатывается против воли, пока Чимин расстёгивает ремень и спускает брюки. Те падают на пол, а звук встретившейся с плиткой пряжки громким эхом отбивается от стен, вспарывая умиротворённую тишину комнаты. Чонгук раскрывает глаза, внимательно глядя на парня, когда тот стягивает с него ещё и бельё, заставляя предательские мурашки побежать по разгорячённому телу, поцелованному вездесущими губами прохладного воздуха.       — Залезай, я помогу тебе помыться, — Чимин подталкивает старшего к наполненному пенной пахучей водой джакузи, помогает удобнее разместиться и откинуть уставшую голову на широкий бортик. Берёт в руки мягкую мочалку и медленно мочит кожу, наблюдая, как мокрые дорожки стекают с плеч вниз, обратно в радостно принимающее их розовое море. Затем выливает достаточное количество геля на ладонь и распределяет его по крепкой широкой спине, оглаживает мыльными руками расслабленные руки, поднимается к ключицам и груди. Чонгук млеет под нежными прикосновениями, растекается подобно этой пахучей жидкости в джакузи и позволяет младшему делать всё, что тот только пожелает, едва слышно мыча от приятных манипуляций. Чимин, намылив всю кожу над водой, снова берёт в руки мочалку и трёт распаренную кожу, заставляя её соблазнительно покрываться алым румянцем. Смыв пушистую зефирную пену с тела мужчины, младший, сидевший до этого сбоку, передвигается, размещаясь позади Чонгука, и заботливо поднимает его голову, облокачивая о своё оголённое бедро. Он посмеивается от того, как влажные волосы щекочут чувствительную кожу, пока насыщенный запах шампуня заполняет комнату приятным ароматом, тягуче выливаясь на ладонь Пака.       — Закрой глаза, — смеётся парень, когда Чонгук сдвигает голову на мягкий живот, поднимая её так, чтобы было удобно заглянуть в чарующие, словно волшебные, в приглушённой атмосфере ванной глаза. Мужчина покорно выполняет приказ, отрывая затылок от промокших шорт младшего, чтобы тому было проще распределить шампунь по волосам.       Чимин втирает круговыми движениями пальцев жидкость в кожу, массажирует её, аккуратно убирая пену со лба, чтобы та не попала в глаза старшего. Чонгук издаёт непонятные звуки удовлетворения, мыча, словно кот, и медленно теряет контроль над телом, пошатываясь от расслабляющего массажа головы. Затем он немного отодвигается от бортика, освобождая место для того, чтобы почти лечь, позволяя Паку, придерживающему его за шею, промыть волосы. Мужчина готов на атомы распасться от того, как нежно и трепетно Чимин помогает ему, заботится и окружает комфортом.       — Ты — лучшее, что случалось со мной в жизни, — шепчет интимно, продолжая держать глаза закрытыми, но чувствует, что Пак замирает на секунду, задержав дыхание от нахлынувших лавиной чувств, а кожа плавится от широкой счастливой улыбки, которую Чон ощущает всеми фибрами.       — Достаточно было простого «спасибо», но я тоже тебя очень сильно люблю, — Чимин наклоняется и оставляет короткий поцелуй на лбу мужчины, отпускает голову, позволяя выпрямиться и размять явно затёкшую шею, не стесняясь ни капли, помогает домыться Чону везде, что тот с благодарностью принимает, а затем укутывает его в большое полотенце, собирая влагу с, словно родившегося заново, тела. Чонгук покорно поднимает и опускает руки, поворачивается, наклоняет голову, будто большой, но послушный ребёнок. Пак улыбается незаметно, радуясь возможности побыть заботливым старшим, швыряет полотенце в корзину с грязным бельём и накидывает на плечи мужчины мягкий банный халат, отправляя в спальню.       Чимин быстро приводит себя и ванную в порядок и спешит к Чонгуку, надеясь, что тот не уснул. Он облегчённо выдыхает, когда входит в комнату и видит, что старший расслабленно лежит на кровати, закинув руку за голову, и в ожидании поглядывает на дверь.       — Это ещё не всё, что я приготовил для тебя, — загадочно улыбаясь, Чимин подходит к постели, опирается на неё одним коленом и склоняется к умиротворённому лицу старшего, чтобы смять его красивые, выразительные губы своими.       Чонгук не меняет положения, вновь отдавая бразды правления младшему, и позволяет ему самому задавать ритм, изучать свой рот длинным острым языком, оглаживать нёбо и даже прикусить нижнюю губу напоследок. Пак улыбается шкодливо и отстраняется, прежде чем старший снова подастся вперёд, выпрашивая ещё один жаркий и развязный поцелуй. Мужчина не сдерживает разочарованного вздоха, внимательно следя за каждым движением Чимина: за тем, как парень ловко спрыгивает с кровати, прогибается в спине, неизбежно привлекая внимание старшего к аппетитным бёдрам, не скрытым тканью коротких шорт, что-то ищет в прикроватной тумбочке и возвращается к постели с маслом для массажа в одной руке и ночной повязкой для глаз в другой.       — Что ты задумал? — тут же интересуется мужчина, когда Чимин приближается к нему плавно, словно дикая кошка к добыче, и забирается на бёдра.       — Доверься мне, — намеренно тихо шепчет, чтобы старшему пришлось напрягать слух и затаить дыхание. — Обещаю, тебе понравится, — нетерпеливо распахивает слабо завязанный халат, ухмыляясь, когда замечает, что Чонгук так и не удосужился надеть бельё. Целует чуть ниже пупка, проводя кончиками пальцев по рёбрам и заставляя выдохнуть сипло сквозь сжатые губы, движется выше, оставляя влажные следы, и останавливается у ключицы, слегка прикусывая тонкую кожу. Просит Чона перевернуться, попутно освобождая его от халата, смело садится на поджарые ягодицы, кожа которых слегка подёрнута медовым закатом. Не удерживается, чтобы не коснуться пальцами маленькой соблазнительной родинки на левой половинке. Та тут же поджимается, отчего Чимин не сдерживает смешок, но оставляет в покое живописную задницу мужчины. — Расслабься, — просит нежно, удобнее укладывает руки старшего вдоль тела и выдавливает немного масла на поясницу.       В нос тут же бьёт сладкий медовый запах, патокой растекаясь в лёгких. Чимин растирает ладони, нагревая, и принимается втирать масло в кожу. Поднимается спиралью к плечам, разминает уставшие мышцы, надавливает на какие-то одному ему известные точки, принося сначала боль, а потом небывалую лёгкость. Чонгук стонет сдавленно, превращаясь в мягкий пластилин в умелых руках младшего, растекается под ним безвольной лужицей, пока мозг превращается в кашу, отказываясь что-то анализировать и воспринимать.       Чимин сидит на нём ещё несколько минут, проминая усердно каждый миллиметр тела, а потом слезает и просит перевернуться, что Чонгук с огромным трудом выполняет, затем он накрывает раскрытый пах и ноги халатом, а сам куда-то исчезает. Мужчина слышит мягкие отдаляющиеся шаги, но не находит в себе сил спросить, куда Пак направляется. Собственный язык кажется ему чем-то инородным и чужим, Чон будто забыл, как вообще говорить, но не чувствует по этому поводу никакой паники или волнения, ведь рядом с ним Чимин. Его Чимин, который уже целых два года делает каждый день мужчины счастливым. После той первой ночи Чонгук твёрдо решил удержать парня, завладевшего его сердцем, завоевать его и сделать своим. Пак, кажется, против не был, но заставил старшего изрядно попотеть. Вспоминая их первые прогулки и свидания, Чон улыбается лениво и потягивается, словно большой довольный кот, слыша тихое приближение младшего.       — Надень маску, пожалуйста, — просит Чимин, заглядывая в комнату из-за приоткрытой двери.       Чонгук вздыхает устало, но при этом заинтригованно поглядывает в сторону парня, пытаясь понять, что же он там прячет, натягивает маску, как и попросил младший, и прислушивается к тому, как Пак входит в комнату, ставит что-то на тумбочку у кровати и замирает. Тишину комнаты нарушает лёгкий шорох одеяла, и Чон чувствует, как рядом с ним прогибается матрас. Клацает тюбик с массажным маслом, и мужчина вздрагивает от капель жидкости, соприкасающихся с вмиг покрывшейся мурашками кожей в районе груди. Чимин распределяет масло по мерно вздымающейся груди подобно тому, как до этого по спине, только теперь в разы настойчивее и интенсивнее, заставляет кожу гореть огнём, принося жгучее удовольствие. Чонгук дышит отрывистее и чаще, когда младший задевает кончиками пальцев косые мышцы, слегка царапает короткими ногтями тазовые косточки и торчащие соски. Едва он чувствует, что вот-вот натурально воспламенится, всё прекращается. Терзающие его невыносимой лаской руки исчезают, и мужчина, к удивлению для себя, облегчённо выдыхает, ощущая, как весь жар стекает в одну точку, оседая в паху. Низ живота мучительно ноет, а возбуждение наливается, и Чон мысленно радуется, что младший этого не заметил, а то бы точно посчитал его извращенцем. Радуется, ещё не зная, что именно этого Чимин и добивался.       Снова раздаётся какой-то непонятный шорох, который Чонгуку не удаётся идентифицировать, а затем Пак возвращается. Мужчина буквально чувствует всеми клеточками, как тот нависает над ним, обводит с головы до ног своим пылким, дерзким взглядом, а затем делает то, от чего тело Чона изгибается так сильно, что удивительно, как он до сих пор не сломался. Чонгук резко опадает назад на постель и мечется, пытаясь понять, что это было. Что-то мокрое и очень холодное, но при этом он чувствует на себе горячее дыхание. Неужели это лёд? Чимин держит его во рту и касается пылающего тела? Старшему срочно нужно посмотреть, убедиться в своих догадках, лицезреть дьявольское выражение лица Пака во время этой безумной пытки. Он поднимает голову, на первых парах забывая, что на лице эта дурацкая маска, тянется, чтобы сорвать её к чёртовой матери, но твёрдый повелительный тон младшего заставляет мужчину мгновенно замереть:       — Не трогай, — Чонгук и забыл, каким строгим и непреклонным может быть Чимин, когда надо. — Ложись и не дёргайся, — приказывает парень, ожидая повиновения, и старший слушается, медленно опускаясь назад и пытаясь восстановить вмиг сбившееся отчего-то дыхание. Он никогда и никому не признается, как любит, когда Пак такой: дерзкий, властный и непоколебимый. Заставляет мужчину подчиняться и исполнять все его прихоти.       Чонгук лежит смирно, пытаясь подготовиться к тому, что произойдёт дальше, весь напрягается, натягивается, как струна, но это ничем не помогает, когда холодный кубик, зажатый между пухлых губ, касается его соска, вырывая из самой глубины естества стыдливое поскуливание. Чёрт, к этому невозможно подготовиться, и Чон, разумеется, не смог. Он весь словно оголённый нерв: коснись — и посыпятся искры. Эта сумасшедшая пытка заставляет всех демонов мужчины выбраться наружу, вцепиться в хрупкую шею Чимина, сдавить почти до хруста, и поцеловать жадно и глубоко, так, чтобы тот понял, с кем играет и кого дразнит, но старший терпит, позволяя Паку ещё немного поиграть. Это похоже на борьбу: они подстёгивают друг друга, подкидывая в пламя любви и страсти дрова, но сейчас младший швыряет туда целую канистру бензина. И они оба понимают, что скоро рванёт.       Чимин оставляет мокрую прохладную дорожку от одного соска к другому, следует к ключицам, задевая кожу губами, выдыхает, обдавая влагу лёгким ветерком, которого хватает, чтобы по телу под ним пробежали мурашки в который раз за этот вечер, заставляя волосы вставать дыбом. Он ухмыляется, замечая незамедлительную реакцию, и плавно спускается вниз, к пупку, оставляет заметно уменьшившийся кубик там, пока сам приподнимается, сдёргивает с Чонгука так мешающий сейчас халат и упирается взглядом в его вставший член. На кончике в приглушённом свете призывно блестит выступившая смазка, которую парень тут же слизывает, не касаясь чужого возбуждения руками. У него есть план получше.       Чимин выпрямляется, довольно осматривая результаты своих манипуляций, и удовлетворённо прикрывает глаза, отпечатывая на веках порочный, горячий образ своего мужчины: его всё ещё мокрые, липнущие ко лбу волосы, которые мило закручиваются на концах; раскрасневшееся лицо с искусанными от нетерпения губами, которые тот постоянно облизывает; мерцающее, словно звёздное небо, тело, измазанное медовым маслом. Эта картина навсегда останется в памяти Пака, врежется в мозгу, поселится в мыслях, чтобы тот не забыл случайно, хотя такое, он знает точно, невозможно забыть. Перекинув одну ногу через торс старшего, Чимин седлает его, слегка ёрзая и устраиваясь поудобнее.       Пока Чонгук, замерев, пытался отдышаться, ощущая, как ледяной кубик тает в пупке, пуская дорожки прохладной влаги от неистово вздымающегося живота вбок, к любовно принимающей их мягкой простыни, он совсем не ожидал широкого, жадного мазка горячего языка на своём болезненно стоящем члене. Он шипит неразборчиво все маты мира, одновременно проклиная и боготворя Пака, но прерывается, когда понимает, что тот садится на его бёдра, мучительно проезжаясь промежностью по пылающему диким напряжением паху. Абсолютно, мать его, голый. В этот момент мужчина убеждается, что младший не человек, а посланник Ада, прибывший на землю, чтобы мучить его, толкать к краю, заставляя отпустить всё хорошее и обнажить свою тёмную сторону.       Пока старший борется с внутренними демонами, уже заранее зная, что проигрыш неизбежен, Чимин помогает ему по-своему: опирается руками о смуглую рельефную грудь для удобства и начинает медленно потираться своим пахом о чужой, имитируя толчки. Он сам уже на пределе, а возбуждение настолько сильно, что взрывается белыми пятнами перед глазами, грозясь лишить Пака зрения. Он медленно, но верно теряет над собой контроль, раскачиваясь всё сильнее, почти ложится на Чонгука, от чего его болезненно стоящий член касается другого, такого же побагровевшего и отчаянно требующего внимания. Они оба стонут в унисон, и Чимин плюёт на всё. Приподнимается немного и направляет орган Чона в себя, аккуратно опускаясь. Чон, наконец, срывает надоевшую маску с лица, и от того, до какого состояния его довёл Пак и что он видит перед собой, не сдерживает рвущегося из горла почти животного рыка. Тут же опускает руки на литые ягодицы Чимина, перехватывая их крепко, и разводит в стороны широко, помогая принять в себя всю длину. Младший садится полностью, соприкасаясь задницей с крепкими бёдрами Чона, и невольно округляет рот в немом стоне. Оба выдыхают тяжело, словно много дней и ночей шли пешком и наконец добрались до места назначения.       Но длится это недолго. Как только Чимин привыкает к тому, как мышцы растягиваются вокруг толстого ствола, он тут же призывно виляет бёдрами, побуждая старшего к действиям. Чонгук ухмыляется дерзко и твёрдо упирается пятками в матрас, начиная глубоко и сильно вбиваться в нависшее над ним тело. Он удерживает руками аппетитные бёдра парня, регулируя высоту и не позволяя им разъезжаться сильнее, с каждым толчком ускоряя ритм. Пак стонет громко и высоко от того, как приятно и правильно ощущается внутри него член Чона, и, насколько хватает сил, опускается навстречу таранящему простату органу. Симфония хриплых горловых звуков переплетается с частыми пошлыми шлепками кожи о кожу, отбиваясь от стен спальни и заполняя собой мирную тишину комнаты. Чимин глохнет от закладывающих уши волн, теряет себя, своё тело и сознание, цепляясь за старшего ногтями, чтобы задержаться здесь, в этом моменте подольше, но чьи-то незримые когтистые лапы тянут из него остатки рассудка, норовя выбросить в стратосферу, и у парня больше нет сил сопротивляться этому. Он кончает громко и сильно, пачкая живот и грудь мужчины, и опадает обессиленной куклой вниз, пока тот продолжает гонку за осязаемым на кончиках пальцев облегчением. Пак сжимает его член так сильно и жадно, что, попроси он его сейчас покинуть растянутое нутро, Чонгук посчитал бы это шуткой. Он совершает последние рваные толчки и затапливает неистово сокращающиеся стенки белёсой жидкостью, сопровождая это безобразие низким хриплым стоном.       Спустя пару минут, когда мыслительный процесс понемногу возвращается, а мозг снова начинает функционировать, мужчина аккуратно выходит из Чимина, гладит его нежно по голове, убирая со лба прилипшие пряди, и целует в нос, поднимаясь с постели. Входит в ванную и снова наполняет джакузи на этот раз без всяких добавок и пенок, чтобы просто привести себя в порядок перед сном. Возвращается в спальню, привлекая внимание поплывшего Пака, и берёт его на руки, отмечая, что немного перестарался и оставил на любимых бёдрах следы от крепкой хватки рук. Вместе со своей ношей Чон забирается в воду, умиляясь тому, как Чимин, словно панда, обхватывает его всеми конечностями и утыкается лицом в грудь. Чонгук осторожно и бережно, чтобы не раздражать проход, вымывает из младшего вытекающую порциями сперму, на что тот мычит что-то неразборчиво.       — Что? — гладит острые, чётко очерченные скулы, поворачивая набок голову Пака.       — Я говорю, что это я должен был позаботиться о тебе, — дует губы забавно, едва ли не засыпая на плече Чона.       — Ты и позаботился, — шепчет интимно в самое ушко, прикусывая несильно хрящик, — теперь моя очередь. Вот так и продолжилась их история: страстная и дикая, но полная любви, заботы и нежности. История, у которой нет конца, потому что их чувства вечны. Они бесконечны.