Твой максимализм

Стук в дверь повторяется несколько раз, или у Вегаса уже просто излишне шумит в голове от выпитого виски, но он в конце концов рявкает: - Иди к черту! Стук стихает, и Вегас снова прикладывается к стакану. Его еще хватает, черт возьми, на вдолбленную с кровавыми соплями, культуру и цивилизацию. Не с руки из горла пить двадцатилетний виски, спасибо, батюшка, за науку. Он и хотел бы, но условный рефлекс ведет к тошноте, а на нее жалко изводить дорогое пойло. Блевать можно и чем-то попроще. В замке слышится копание, и Вегас вздергивает бровь. Его малыш совсем взрослый, упорный пацан, его послали, а он вытерся и вернулся с отмычкой. Или даже не уходил, а заранее приготовил. Вегас всегда знал, что его брат - самый умный, особенно, когда ему очень надо. А Макао было очень надо. Минут через пять копаний дверь распахивается, и в освещенную ночником комнату старшего брата крадется брат младший. Упорный и умный, именно он. - Бро, хватит нажираться. Макао инспектирует журнальный столик - поразительное неразнообразие, даже закуски нет - и вынимает бокал из рук Вегаса. - Хватит, серьезно. - Не смей за мной допивать, - водит пальцем Вегас, ему кажется - дохуя серьезно и строго, но Макао только фыркает: - Да нужно мне, как же. Чтоб к утру во рту кошки разлагались? - Ты пил что-то паленое. Скажи, где взял, и я даже не буду тебя наказывать, - ворчит Вегас, на что Макао смеется: - Ты такой суровый! - и это вот никак не ответ, никаким местом. Макао замолкает, присаживаясь перед братом прямо на журнальный столик, и держится за узкие кисти, сжимая в отчаянии: - Он не сделал тебе... ничего? - Назвал ублюдком, что косвенно подтверждает незаконность брака наших родителей перед законом и Буддой, - Вегас откидывает голову на спинку дивана и устало закрывает глаза, не отнимая рук у Макао. - Ничего нового. А еще у него знатная гематома на чертовых ребрах, снова, с привычной стороны. Словно отец хочет разбить ему сердце посредством вбитых в грудину этих самых ребер. Что вполне может быть недалеко от истины, хотя кто знает, что вообще мешает Кану его убить. Возможно, та хуева туча работы, которой Вегас воротит уже несколько лет, не привлекая к ее решению отца? Да не, фигня. Хотел бы убить - убил бы. ...Теплые руки Макао согревают пальцы Вегаса, отвлекая от нудной боли в ребрах, в губах, куда прилетело оплеухой от отца, в сердце, где ворочается неудовлетворенность собой, самая близкая приятельница женского рода. Такая власть - только у Макао, потому что ближе брата у него никого нет. Потому что только он знает и любит его любым. Его-то, двинутого психа, инквизитора главной семьи, с удовольствием опускающего свои руки по локоть в кровь. И эта кровь не смущает Макао. Его вообще хрен чем смутишь, с его-то подростковым максимализмом «всё или ничего» (в его исполнении это звучит как «брат - только мой и ничей больше»), избалованностью и безграничной любовью старшего брата. Сказать, что Вегас благодарен судьбе за то, что Кан не обращает внимания на младшего отпрыска, - значит, не сказать ничего. Макао позволено почти всё - пока этого не видит и не знает отец. Поскольку воспитанием Макао по большей части заведует Вегас, подросток тоже не промах делать выводы - и по выражению лица, и по неловкой позе казалось бы расслабленного брата. - - Давай-ка, бро, поднимай свое седалище да тащи в спальню. Будем тебя лечить, спать укладывать и колыбельную петь. - А можно без угроз? Слуха у Макао нет от слова совсем. Вегас ворчит, но подчиняется. То ли виски мягко добавил безволия, то ли решать сегодня больше уже ничего не хочется - они перемещаются в спальню, Макао стягивает с него рубашку и мысленно присвистывает - вот это восхитительное ничего на ребрах расцвело всеми цветами радуги... Он уходит за аптечкой, пока Вегас облачается - иного слова и не подобрать - в спальный шёлк и вытягивает свои бесконечные ноги и руки на постели с легким стоном усталости. Он незаметно для себя дрейфует по краю сна, почти не чувствуя прикосновений мази к синяку, только когда к губам прижимается капсула с обезбаливающим и стакан с восхитительно холодной водой, приподнимает тяжеленные веки и смотрит на сосредоточенного брата. - Пей уже, - ворчит Макао в чисто вегасовский манере. Старший подчиняется, мысленно ухмыляясь и надеясь, что на сегодня лечебные мероприятия закончены. Однако он чертовски ошибается. Макао ходит по спальне, чем-то шурша и позвякивая (не иначе как допивая виски, паразит), а потом неожиданно для Вегаса ныряет к нему в постель, вытягиваясь рядом с братом во все свои нескладные конечности. На немой вопрос «какого хуя», повисший в темноте, он только сжимает руку брата и горячо шепчет на ухо: - У тебя снова будут кошмары. И не делай вид, что не понимаешь. - Тут темно, как ты видишь, что у меня за вид. - Я знаю, - припечатывает Макао и воодушевленно подлезает под руку Вегаса со здоровой стороны, чтобы умоститься на плече. В таком положении он прекрасно ощущает всё напряжение брата, которое не смог стереть даже хороший виски. Слишком уж этот день был неудачен, катком пройдясь по истрепанным нервам наследника побочной семьи... Макао обхватывает брата за пояс и гладит, куда дотягивается. Бессистемно и немного щекотно - подвздошные косточки, изгиб ребер под шелком пижамы, худые пальцы, которые пытаются поймать любопытную руку и призвать к порядку... Это бесполезно, с Макао никогда не срабатывает, но Вегас каждый раз пытается его остановить. Вот только тот умеет уговаривать и получать желаемое, и мелкому засранцу даже не нужны для этого слова. Живой, словно капелька растопленной ртути, Макао словно обнимает его всем собой, ласково касаясь, крепко обхватывая, заполоняя разум своим присутствием, занимая губы поцелуями и едва заметными укусами. О, да, Макао всегда получает то, что он хочет. А хочет он сейчас дать Вегасу немного тишины в голове, чтобы расслабилась линия плеч и разошлись сведенные брови, чтобы мыслями брат был только здесь и сейчас, рядом с ним, чтобы не думал о своих обязанностях, об отце, о главной семье и прочих очень серьезных вещах, которые вполне могут подождать до утра. Какой же он собственник, когда дело касается Вегаса... - Ты совершенно невозможен, - шепчет Вегас, едва заметно улыбаясь в губы Макао, когда тот аккуратно скользит ладонью ему под резинку пижамных штанов. - Совершенно восхитителен, - запрокидывает он голову от первого осторожного движения ладони. От прикосновения в голове словно замыкает ток, и Макао вот совсем не помогает оставаться в этой реальности, перехватывая его блуждающую руку и опуская ее себе между бедер. - Совершенно идеален, - стонет Макао, толкаясь в сжимающую его крепко ладонь. - Самый идеальный. Самый мой. Вегас смеется от ощущения счастья и довольства, не замечая, как по вискам скатываются в темные волосы две влажные дорожки, пока Макао не собирает влагу губами. - Ты жуткий собственник, бро, - говорит Вегас, снова укладывая брата себе на плечо. Кажется, Макао его и себя вытер своей любимой футболкой... Он не хочет об этом думать. - Я просто тебя люблю, - невпопад отвечает Макао, словно это - ответ на все заданные и незаданные вопросы. - Будь ты на моем месте, ты был бы таким же. - Избалованным маленьким засранцем? - поднимает бровь Вегас. - Нет, дубина. Бесконечно любящим своего брата. Макао почти пищит, когда Вегас притискивает его к боку изо всех сил. - Мне для этого не нужно быть на твоем месте.