fight! flight! freeze!

рэйган ридли и брэтт хэнд — «bff», best friends forever — лучшие друзья навсегда. рэйган ненавидит объятия и ненавидит своего отца. брэтт обожает стискивать рэйган крепко-крепко и обожает делать вид, что он ненавидит себя не так сильно, как своего отца. «отвали, брэтт!» — недовольно повышает голос ридли, чтобы потом, спустя очень много нестерпимо болезненных до треска в костях словно от холода месяцев самой притянуть брэтта к себе и понять, что в чём-то подобном она как раз и нуждалась — в милом парне, стажёре без оплаты, золотом ретривере, причисляющем себя к хаффлпаффу, натягивающем улыбку, когда хочется расплакаться и мечтающем стать кукловодом. рэйган не уверена, что когда-либо видела в одном человеке столько вещей, которые были бы совершенно раздражающими в любом другом, но только не в брэтте. брэтт из олицетворения обложки журнала, красивенькой и безмозглой, медленно превращался в того, кого ридли могла выносить, принять и, в конце концов, полюбить всем сердцем. брэтт, кстати, тоже любит и принимает рэйган любой: пышущей гневом, расклеивающейся от тревоги на собственном диване, прилипчивой, когда перепьёт. у хэнда к ней почти никогда не было вопросов — ни об отце, ни о детстве, ни о любви к работе, ни о слишком часто сменяющихся отношениях, ни о том, не думает ли она случайно тоже, что он половая тряпка. спрашивать не нужно — нужно только время, и рэйган «расколется» сама. «вот видишь, из меня вышел бы отличный секретный агент», — брэтт показывает пальцами два пистолетика, ридли смеётся. они — два очень-очень разных и два очень-очень печальных ответа на отвратительные детские травмы, они — два идеальных примера того, каким людям ни за что нельзя вырастать во взрослых. рэйган бы сказала, что таких, как они, нужно забивать камнями ещё до школы, а брэтт бы с ней согласился, нервно хихикнув. они рады, что marina уже написала все возможные песни для них — и про них тоже. «мне кажется, когда тебе за тридцать, уже поздно грустить под такие песни и скулить о том, какая моя жизнь жалкая, ты не думаешь?» — брэтт выпускает изо рта едкий дым и сигарету, чуть морщась, и ёжится от прохладного ветра. в вашингтоне довольно легко замёрзнуть, если в самые холодные дни не закрывать распахнутые окна. впрочем, тогда вся квартира провоняет табаком, что никак не дополнит устоявшийся запах алкоголя. «скулить? это словечко ты точно от меня подхватил», — рэйган смеётся, берёт сигарету из пальцев хэнда, затягивается. им точно нужно меньше курить и меньше пить; и, пожалуй, как можно больше выходить на улицу куда-то помимо работы. они спят в обнимку, потому что так почти не холодно, потому что так не страшно, когда просыпаешься от кошмара в виде плесенью осевших в голове воспоминаний, ретроспективных образов и фраз, преследующих повсюду, даже во снах. они друг друга понимают без слов, что, казалось бы, особенно полезно должно быть в их работе, где нельзя подвести, нельзя оступиться, нельзя лишний раз довериться даже тому, с кем проработал годами к ряду; но, как выясняется, наиболее практичным это становится, когда ридли нужно срочно вытащить со свидания с каким-то жутким чуваком или брэтта нужно спасать во время семейного обеда. по какой-то причине им обоим удаётся и жить легче, когда они вместе; может, дело в том, что они никогда друг от друга ничего не требуют: ни денег за проживание или уборку, ни часовых псевдо-сеансов у психотерапевта, которые и без того весьма органично встроены в их быт, ни самых настоящих отношений. на работе шутливо поддевают: «ну же, признайтесь, вы вместе?». ридли в ответ язвит, а брэтт забивает неловкость парой шуток. им обоим критически странно представлять друг друга как-то иначе — нет, они никогда не собирались спасаться подобным образом. они просто есть друг у друга — вот и всё. потому что друг без друга становится ужасно холодно и совсем уж невыносимо. ридли знает, что если слишком долго держать глаза открытыми, то в голову начнёт лезть всякое. когда глаза закрыты, она чувствует себя так далеко от всех тревог и страхов реального мира, что не волноваться о таком практически не приходится. рэйган, если честно, ненавидит волноваться и бояться тоже ненавидит. рэйган думала, что ненавидит и то, когда её успокаивают или жалеют — она никогда не хотела быть слабой ни для кого: ни для коллег, ни для отца, ни для бойфрендов, не задерживающихся дольше недели, ни для самой себя. но стоило брэтту хэнду оказаться рядом в момент очередной такой непроизвольной слабости, и весь её фасад рушился, обнажая старые раны, не гниющие, но обделённые вниманием. брэтт хэнд из тех, кто подует на царапину, если она будет щипать. «не бойся, рэйгс. если тебе снова станет очень больно или одиноко, давай ещё раз пересмотрим все фильмы «властелин колец». и в этот раз я даже разрешу тебе делать эти глупые комментарии о том, насколько всё неправдоподобно и несуразно, идёт?» — рэйган остаётся лишь устало улыбнуться, совсем немного жмурясь от неприятного чувства, которое пройдёт уже скоро — это те самые старые раны, и они наконец-то стягиваются. они пересматривают все фильмы «властелин колец», оба сезона «дарьи» и вторую часть «шрэка» снова и снова, поднимаясь с дивана лишь для того, чтобы забрать у подоспевшего курьера пиццу и взять из морозилки две или четыре банки пива, холодных настолько, что жжёт руку. рэйган ридли, напротив, не из тех, кто станет дуть на царапину, да и на открытый перелом она разве что наклеит пластырь, потому что никто не учил её заботиться (даже о себе), закрывать окна в особенно холодные дни и готовить горячую домашнюю еду на ужин. благо, для подобных вещей у неё теперь есть брэтт, к её удаче, сам того не осознавая, поселившийся в её квартирке. впрочем, в те моменты, когда ридли начинает чувствовать себя особенно мерзко от того, что использует брэтта как жилетку для слёз, она обнаруживает себя сидящей на ужасно холодном полу своей ванной комнаты, прижимающей его к себе и пытающейся из-за всех сил выдавить из себя хоть парочку утешающих слов. потому что именно брэтт хэнд стал тем человеком, который научил её заботе и сочувствию. брэтта иногда сводит с ума этот протагонистический конфликт с собственным «я». он всегда так старался прыгнуть выше своей головы и стать лучше того, кем он даже никогда не являлся, чтобы отец сказал ему хотя бы одно хорошее слово. он, конечно, очень похож на золотого ретривера, но, как вскоре становится понятно даже ридли, играть роль послушной и добренькой собачки вечно попросту невозможно без вреда ментальному здоровью. брэтту иногда нужно отлёживаться в ванне по несколько часов, чтобы отмокнуть, освободить голову или согреться. ему нравится, когда тепло разливается по телу, как будто залпом выпиваешь целую кружку чая, а рэйган нравится, каким счастливым он выглядит в такие моменты. она накупила ему шампуней, гелей, пен и бомбочек, и у хэнда каждый раз, словно у ребёнка, загораются глаза при взгляде на них. глаза, очень контрастирующие с теми, какими они бывают у него в моменты, когда он действительно нуждается в том, чтобы полежать в ванне. брэтт иногда смотрит на рэйган подолгу, думая о том, что готов провести с ней всю жизнь. «давай поженимся. тогда на нас не будут смотреть косо», — шутит он, в обнимку лёжа с ней на диване под очередное идиотское шоу по телику. «твой отец скажет, что ты нашёл невесту себе под стать», — ридли зевает, представляя себя в белом платье; ну и жуть. «ну нет, рэй, не настолько всё у тебя плохо!». рэйган цокает, крепко-крепко сжимает его руками и медленно погружается в сон с мыслью, что, в целом, она и не настолько уж против, если и она, и брэтт до конца своих жизней останутся одинокими — зато друг с другом; а это уже лучше, чем одиночество. в общем, да, можно сказать, что их взаимоотношения всегда были весьма равными. «мы с тобой — как родственные души», — говорит хэнд и кладёт ещё парочку ломтиков хлеба в тостер, попутно заканчивая сэндвич с ветчиной для ридли. «такой вещи не существует, брэтт», — мягко выдыхает рэйган, наливая две чашки предрабочего кофе — на двоих, себе и брэтту, их маленький утренний ритуал вот уже в течение нескольких месяцев. «а что существует тогда?» — он улыбается, принимая из рук девушки горячую чашку и в ответ протягивая её небольшую тарелку. «тело и разум, но точно не души», — она, в свою очередь, плюхается на стул устало, потому что давно уже необязательно начинать рабочий день для того, чтобы устать. «знаешь, рэйган, если бы у тебя была душа, она бы была очень чудесная!». «у тебя тоже была бы прекрасная душа, брэтт». они — совершенно разные. когда приближается опасность с индикатором триггера травмы прошлого, они не действуют одинаково. ридли — боец, она будет сражаться, будет агрессивной и не проронит ни единой слезы, если рядом не будет кого-то, кто скажет ей, что это вполне нормально. брэтту говорить наперекор страшно, он сбежит, когда поймёт, что не готов противостоять, если кто-то вдруг не схватит его за руку, чтобы остановить. пожалуй, в их случае самое интересное то, что они смогли найти немного иной комфорт друг в друге — вместе им, кажется, проще «замирать», оставаться на месте, когда опасность так и маячит на горизонте. вдвоём ведь не так жутко знать, что весь мир вокруг — одна сплошная опасность. поэтому совершенно неудивительно, что рэйган полюбила объятия, особенно те, что ночью доставляют ей особый комфорт и скрывают от темноты и холода, но наверняка она всегда будет ненавидеть своего отца. брэтт обожает рэйган любой — злой и раздражённой на работе, плачущей в туалете дешёвого ресторана, проваливающейся в сон от усталости и очень громко смеющейся над их любимым телешоу дома, — и всё ещё порой обожает делать вид, что ненавидит себя не так сильно, как своего отца. рэйган ридли и брэтт хэнд — «bff», best family forever — лучшая семья навсегда.