broken memories

Уже четыре года, в один и тот же день, в неведомую ночь небо озаряли яркие огоньки, покрывавшие небо оранжево-жёлтым светом. И это не звёзды, не лучи солнца, а небесные фонарики. Тысячи огоньков люди отправляли в тёмное небо, горящими глазами наблюдая за их путём. Светлячки отражались в воде, расплывались и дрожали от тихих волн. Они медленно плыли куда-то далеко, растворялись в тихой мгле, не оставляя после себя ничего. Множество огней на миг прогоняли темную ночь, давая людям рассмотреть это незабываемое чудо. И наблюдая за этим событием с высока, перехватывает дыхание, а глаза, отражая это невероятно зрелище, загорались каким-то забавным любопытством. В душе оставался осадок боли, ломающий все воспоминания, сжигающий до тла. Чуя никогда не забывает этих до боли знакомых огоньков. Забыв про гору работы, открывая на верхнем этаже офиса порта окно, он, как ребёнок, горящими глазами смотрел на небо. Его голубые глаза были не хуже зеркал. Посмотри в них, и увидишь всё то же самое. Когда-то давно уже был человек, у которого была привычка что-то вечно разглядывать в небесных глазах. Только он исчез на четыре года, оставив лишь болезненные воспоминания. Сколько бы не твердить себе, что всё в пустую, сердце отчаянно билось в груди. — У тебя, оказывается, до сих пор привычка смотреть на эти небесные фонарики, — пропел где-то за спиной, веселый, до боли в сердце знакомый голос. Застывший у окна Чуя не решался поворачиваться, глазами выискивал что-то в небе. Ему и не надо было это делать, ведь он знал голос Осаму, а забыть его точно не смог бы. — Кажется, дверью ошибся, Дазай. Попробуй ещё разок, — подавляя желание посмотреть в родные карие глаза, своей элегантной походкой, мафиози дошёл до стола, аккуратно убирая весь бардак, который состоял из множества бумаг. Давно здесь никто не наводил порядок — Чуе всегда было некогда. Либо Мори решит отправить его чуть ли не на край света, либо проторчать в другом офисе, чтобы помочь с чем-нибудь Коё. И как тут тогда в своём убежище убираться, когда дел выше крыши? Дазай не ушёл. Еле слышимые шаги разносились по кабинету, но близко к Накахаре не подступали. Было ощущение, что он чего-то ждёт, но старательно пытается этого не показывать. Эти игры сегодня Чуе совсем некстати. Огай загрузил работой чуть больше чем обычно, так что сил о чём-то думать и рассуждать уже не было. Было желание только завалиться спать, но, видимо, не сегодня. Осторожно своей рукой Накахара в заднем кармане нашёл зажигалку и почти пустую пачку сигарет. Под чужим пристальным взглядом мафиози зубами вытащил одну, другой рукой ловко зажигая сигарету. Едкий дым тут же попал в лёгкие. Чуя сейчас нуждался в никотине, как ни в чём другом. Дурь словно проникает в каждую частичку его тела. С большой скоростью несётся по потоку крови, заполняя лёгкие губительным веществом. И это то, что даёт расслабиться. После каждого выдоха дым, исчезая, растворялся в воздухе, будто его и не было, оставляя только запах, который позже выветрится. Поворачиваясь лицом к нежданному гостю, Накахара присел на свой стол, укладывая ногу на ногу. Он чувствовал спиной, как карие глаза следят за каждым его действием, так что встретиться с ним лицом к лицу уже не доставляло большого страха. Осаму снимал свой пиджак возле темного дивана, стоящего напротив входной двери. Бывший мафиози ничем не изменился. Такая же насмешливая улыбка на лице, которую хочется стереть к чертям. Непослушные каштановые волосы, постоянно лезущие в глаза. Он никогда их не трогал, будто они совсем не мешают. Бинты, покрывающие всё тело, как всегда были на своём месте. Только теперь вместо черной одежды, на нём была светлая. В том числе и пиджак. Молчание медленно растеклось по всему помещению, совершенно не доставляя неудобства никому. Прошла будто вечность, пока голубые глаза не отрывались от движений бывшего мафиози, что чувствовал себя как дома. Снимая свой пиджак, он рассматривал в стеклянных шкафах старые фотографии. Где они вместе. Очень давно у Дазая была фишка постоянно делать селфи в не самое удобное время. Например, одна из фотографий, там, где Чуя лез за своей шляпой в какой-то огромный ящик, чтобы её достать. А всё потому, что Осаму специально скинул её туда. Так что на фотографии один маленький мафиози со злым лицо разворачивается на громкое «Сы-ы-ыр», а второй с улыбкой на лице, загибая на левой руке все пальцы кроме указательного и среднего, делает щёлк. После этого, Осаму получил хороший пинок под зад от Чуи. Но Дазай не растерялся и сказал, что всем в мафии покажет эту фотографию. Он, кстати, так и не показал никому этот снимок. Распечатал и вставил в рамку. «Интересно, Огай уже готов завтра услышать мои мысли в его адрес?» – думал Накахара, делая глубокую затяжку, а следом потушив сигарету об стол. Плевать, если испортится. Всё равно хуже уже не будет. Всё же, как Мори смог впустить бывшего мафиози в офис? Хотя, зная главу Портовой мафии и его желание хоть на руках обратно затащить Дазая, то здесь нет ничего удивительного. Но даже не предупредить — это же как? — Слушай, Дазай, проваливай, — немного осипшим голосом проговорил Накахара, потирая рукой переносицу. Потухшая сигарета полетела в мусорку, как и пустая пачка от неё. — Если ты пришёл разглядывать фотографии, то скажу тебе так: они не изменились. Уверен, у тебя где-нибудь свои есть. Бывший мафиози, расплываясь в улыбке и потягиваясь, зашагал в сторону бывшего напарника. Не издавая практически никаких звуков, он остановился в двух шагах от Накахары. — А ты всё такой же зануда, никакой вежливости к гостям, – он рассмеялся, покачивая головой. — Разве ты не рад моему приходу? Последнее предложение прозвучало с издёвкой. Он, сволочь, насквозь видит Чую, так ещё и умудряется издеваться. Осаму прекрасно осведомлён о его тоске по нему. Эти пронзительные карие глаза видят всё самое нежелательное, в отличие от других. Никто не видел в глазах Чуи одну боль, когда он возвращался в гордом одиночестве в кабинет. А эта скумбрия умудряется при долгой разлуке, полностью проанализировать бывшего любовника и напарника. — Не рад. Проваливай, — прошипел рыжий, отводя голову в сторону. Он рад. Ещё как рад. Это слишком родной человек, о котором он знает всё. Накахара не промах. В отличие от других, он прекрасно знает, что творится под бинтами. — Ты врёшь, Чуя, — отчаянно мягкий голос был уже совсем близко. Горячее дыхание ударило возле самого уха, а запах его одеколона пополз к самому носу. Делая глубокий вдох, по всему телу побежали мурашки. Осаму не касался, не пытался как-то навредить, не заставлял делать Накахару то, что он не хочет. Он лишь выжидал, когда у Чуи не выдержат нервы. Ведь если что-то и случится, мафиози начал сам. Но на самом деле, проблема заключалась в другом. Дазай всегда уважал пространство своего бывшего друга, давая тому время и своё желание коснуться. Если тот оттолкнет, то Осаму не станет навязываться. Скажет уйти — уйдет. — Тогда зачем ты ушёл? – через выдох, тоскливый шёпот донёсся до Осаму, заставляя все его органы сжаться в тугой комок. Рыжая макушка аккуратно прилегла на чужое плечо, а руки Чуи сомкнулись вокруг шеи бывшего напарника. Это тепло разливалось у обоих всему телу, будто склеивая все разбитые осколки от сердца в одно целое. Какие-то отголоски в истерике кричат: «Остановись пока не поздно!». Но боль заглушала всё, давая власть разбитому сердцу, которое на протяжении четырех лет в отчаянии нуждалось в этих простых объятиях. — Я всегда был рядом с тобой. В твоих разбитых воспоминаниях, которые ты всё это время хранил в своей голове, — руки осторожно легли на чужой пояснице, прижимая к себе Чую, чтобы вдохнуть его запах. Сладкий аромат его волос, духов и просто его самого. Такого хрупкого и прекрасного. Небесные фонарики уже совсем перестали появляться за окном, давая шанс показать еле заметным звёздам свое сияние. Кабинет погрузился во мрак, только один тусклый подсвечник озарял часть помещения тёплым светом. Шум города доносился до верхних этажей, обращая внимание на городскую суету. Прохладный ветерок щипал кожу, охлаждал и расслаблял. Холодная рука скользнула на теплую шею, а худые пальцы проникли в рыжие волосы, нежно перебирая их. Локоны выбились из слабого хвоста, спокойно распределяясь на плечах. Резинка полетела куда-то в темноту кабинета, не оставляя и следа. Прикрывая голубые глаза, Чуя наслаждался лёгким массажем головы, делая медленно вдох, а потом выдох. — Я пожалею об этом, — прошептал Чуя, поднимая голову с плеча. Карие глаза встретились с неестественно голубыми глазами, которые при тёмном свете, казалось, сияют. Мир по ту сторону этих глаз, заставлял задуматься о том, что же там всё таки творится. В омутах читалось столько эмоций, сколько и один человек редко испытывал. Тонкие губы слегка приоткрылись. Расстояние друг между другом с каждой секундной уменьшалось, сокращая дистанцию до тех пор, пока губы не накрыли другие. Нежный, требовательный поцелуй заставлял тонуть. Языки сплетались, танцевали в невероятном танце. Горячее дыхание согревало настолько, что даже стало жарко. Вокруг словно всё замолчало, даже шум города за окном перестало быть слышно. Теперь нет этого прохладного ветерка, что периодически щипал кожу. Осаму ненадолго оторвался от поцелуя, чтобы вдохнуть как можно больше воздуха, а затем, около чужих красных губ прошептать: — Ты всегда можешь отказаться, Чуя. Ты всегда можешь меня оттолкнуть, — вместо ответа бывший мафиози получил хриплое «Заткнись», которое перелилось в нежный поцелуй. Обнимая ногами бёдра Осаму, ловкие руки сняли с него чёрную жилетку, отбрасывая как можно дальше. Губы очерчивали путь к шее, оставляя мимолётные поцелуи. Дойдя до измотанной бинтами части тела, Чуя подцепил их пальцем, раздирая в клочья. Добравшись до шрамов на чужой шее, губы коснулись немного выпуклых полос, трепетно начиная их целовать. Еле заметный стон вырвался около уха, вызывая этим табун мурашек на теле. Страсть к прикосновениям к шее у Осаму не исчезла. Бывший опасный мафиози сразу же теряет над собой контроль, когда дело касается шеи. Не теряя власть над собой, Дазай подался вперёд, прижимая Чую к столу, шустро освобождая его тело от белой рубашки. Какие-то бумаги полетели на пол, падая рядом с огромным растением в углу. Не обращая на это внимания, горячие губы оставляли на белоснежных ключицах красные метки, вызывая этим прекрасные звуки от Чуи. Руки Осаму спустились на внутреннюю сторону чужого бедра, поглаживая ещё не оголённую часть тела. Расправившись с рубашкой Дазая, Накахара прижал к себе партнёра, утягивая его в сладкий поцелуй, затуманивший разум. Это было похоже на сон, а может, на эффект наркотика. У Чуи навсегда останется только лишь один наркотик, который одурманит голову с первых секунд. И это – Осаму. Рука Дазая уже добралась до ширинки джинс Чуи. Освобождая того от одежды, Осаму слегка пригнулся, начиная расцеловывать внутреннюю часть бедра Накахары, наблюдая за тем, как лежащее тело на столе выгибалось. В карих глазах был восторг. Такое видит только он. Это великолепное тело, невероятно хрупкое на вид, но физически сильное и выносливое на деле. Останавливаясь пальцами на трусах, Чуя заметно напрягся. Свободная рука Осаму поднялась к лежащей неподалёку руке рыжего, переплетая свои пальцы с его. Спуская трусы и оставляя их покачиваться на тонкой лодыжке, Дазай свободной рукой немного раздвинул худые ноги. Нависая над возлюбленным, смотря в глаза, Накахара понял его без слов. Прошептав около губ: «В последнем выдвижном шкафчике в столе», он кивком показал с какой стороны. Бывший мафиози, добравшись до цели, спрятал маленький квадратный пакетик в свой задний карман, а второе — смазку — вылил немного содержимого себе на пальцы. Освободившейся рукой переплетая пальцы с чужими, Осаму сконцентрировался лишь на одной конкретной области. Его пальцы энергично игрались внутри Чуи, заставляя того ещё сильнее выгибаться на столе, заглушая поцелуями стоны. Ниже пояса всё сладко ноет. Накахара всеми силами прижимался к Дазаю, через раз шепча его имя. Зажмуривая глаза, рыжий только и смог вслух выговорить: — Д-Даз-Дазай!.. Он оказывался на самом пике, так что слова путались сами по себе. Будто язык закрутился в непонятный узел, и ему не остаётся ничего, кроме как заплетаться. Оставляя лёгкий поцелуй на кончике носа, Дазай отрывался лишь на пару минут. Расставляя худые ноги немного дальше друг от друга, завлекая Чую в свой поцелуй, он сделал толчок. Тихий стон вылетел из обоих. Мафиози зажмурил глаза, хватаясь за край стола. В полнейшей тьме появлялись разноцветные пятна. Сердце забилось так громко, будто оно находилось не в груди, а где-то в ушах. Сбившееся дыхание Осаму находилось очень близко. Он одарил своими поцелуями на шею рыжего, ускоряя толчки. Стол от движений немного скрипел, но этот звук тонул в постоянных стонах. Закидывая для удобства ногу Чуи к себе на плечо, Осаму, не останавливаясь, блуждал лёгкими поцелуями уже на ключицах эспера, не замечая капельки пота на его теле. — Я хочу увидеть твои невероятно красивые глазки, — вполголоса проговорил Дазай, убирая мешающую, рыжую прядку с покрасневшего лица. И Чуя выполнил его просьбу. Синие, даже неестественно синие глаза светятся как прожекторы в свете вечерних улиц. Этот цвет настолько завораживающий, что от его вида перехватывает дыхание. Такие омуты могут быть как тёмный океан, как разбитое зеркало, как озеро. Да всё что угодно! Сколько ни пытайся в них вглядываться, увидишь всё, что сможет разыграть воображение. Снова стол заскрипел в такт возобновившимся движениям Дазая. Ловя губами стоны Чуи, бывший мафиози, расплываясь в улыбке, чувствовал, как продолговатые шрамы на спине начинали щипать от пота. Ещё несколько раз делая заветные толчки, сжимая челюсть до боли, послышался громкий стон Накахары. Каждая частичка тела свелась в приятную судорогу. Прижимаясь к Чуе, Осаму прислонился макушкой к его плечу. Приятные ощущения внутри полезли по всему телу, так что через пару секунд настигла приятная усталость. Грудная клетка Накахары перестала бешено подниматься то верх, то вниз, а сердце сбавило обороты. Обвивая руки на шее бывшего мафиози, Чуя притянул его на финальный поцелуй. В прямом смысле этого слова. Насладившись этой прекрасной бледной кожей, Дазаю пришлось отпустить своё сокровище. Сползая со стола в еле видимом кабинете, мафиози принялся молча искать свою одежду. Ватные ноги никак не давали сделать это быстро. Растекающаяся боль по всему телу, превращалась в усталость. Пару раз спотыкаясь об невидимые предметы, Чуя с голой пятой точкой бродил по своему же кабинету, как будто впервые. Смотря за этим зрелищем сидя на столе, губы Дазая расползлись в притворной улыбке. Накахара не изменился. Остался таким же родным, как и четыре года назад. Найдя в самом непонятном месте, с точки зрения мафиози, рубашку, руки судорожно начали застёгивать пуговицы. Получалось не с первого раза. Сонливость всё же давала о себе знать. Штаны нашлись неподалёку от стола. Ещё чуть-чуть, и пришлось бы стирать — они были в грунте того огромного цветка. Застёгивая ширинку, Чуя взглянул на Осаму, что медленно застёгивает свою рубашку. Он был уже одет, всё так же прислоняясь к столу. Его волосы сильно разлохматились, а на лбу были еле заметные капельки пота. Карие глаза сонно следили за своими же действиям, Осаму видел, как за ним наблюдают. — Проваливай, — осипшим голосом сказал Накахара, пойдя к дивану, на котором валялся бежевый пиджак. — Даю тебе пять секунд, чтобы это сделать, — вещь полетала в сторону Дазая, ловко попадая в руки к хозяину. Снова спотыкаясь, Чуя подошёл к окну, делая глубокий вдох. Он идиот. Конкретный идиот, который наступил на те же грабли. Всё повторяется. Дазай уйдет, будут слёзы, будет запой, будет полнейшая апатия. Всё же было хорошо! Подумаешь, немного грустно, но это прошло бы на следующее утро. А теперь не пройдет. Будет больно ныть в груди, желая почувствовать прикосновения Дазая. — Я тебя люблю, Чуя. Тварь! Нет! Нет! Нет! В груди больно защемило, а сердце опять заколотилось где-то внутри. В душе ураган эмоций взяли над всем контроль. С пылающим в глазах огнём Накахара быстрым шагом направился к Дазаю. Вглядываясь в его тёмные глаза, он прошептал: — Когда человека по-настоящему любишь, никогда не оставишь его на произвол судьбы, – удар по щеке в тихом помещении казался выстрелом. Голова Дазая по инерции отвернулась в сторону. Его губы сомкнулись в одну полосу, не зная что ответить. След на щеке медленно проявлялся, растекаясь уже в отвратительной боли. Ещё немного, и казалось, будто Накахара сейчас забьётся в истерике. Он смотрел своими пронзительными глазами в тёмные, будто пытаясь найти в них ответ. И впервые он увидел в кофейных глазах сожаление и боль. Вся маска клоуна просто слетела, показывая настоящего Дазая. Нет этой вечной улыбки и радостных омутов, горящих как огонь. Настоящий Дазай как разбитое зеркало. Вроде ты видишь себя, но размытым и с искривлённым лицом. — Почему, Дазай? Почему? Ответа не последовало. Ужасная тишина, наполненная ненастоящей любовью. Так и хочется сбежать отсюда на улицу, чтобы больше не приходить. Сделать хороший глоток воздуха, чтобы к чертям им подавится. И как теперь работать, когда тут за ночь было столько всего? — Прошу тебя, уйди, Осаму. Я тебя умоляю. Тик так. Часы тикали на стене, показывая, что время не стоит. Медленно идёт, отбивая ритм. За окном последний фонарик уже был далеко в небе, уплывая по своему пути. Звёзды как маленькие бусинки, светились своим белым цветом и лишь раз через раз мерцали. Полная луна заменяла солнце, показывая путь всем незнакомцам, что так и спешат по своим ночным делам. Дазай будто не слышал. Просто смотрел на слёзы, которые теперь катились с Чуиных глаз. Они оба прекрасно знают, что Осаму уйдет надолго, а может, теперь навсегда. — Уходи, Осаму! Я не хочу тебя больше видеть! — отчаянный крик вырвался из его горла. Трясущимися руками Накахара вытирал слёзы, наблюдая за тем, как Дазай направляется к выходу. Щеки горели огнем, будто на них было много ран. Неприятно щипали, но слёзы не останавливались. Дазай, держась за ручку двери, ещё раз оглянулся на Чую. Он был сейчас похож на брошенного ребенка, которого лишили всего. Не всего, правда, но очень важной частички в его жизни. И Осаму ничего не может с этим поделать, как бы он сильно не любил Чую. Когда дверь захлопнулась, мафиози сел на холодный пол, прижимая к себе колени. Теперь одежда была пропитана не только запахом Осаму, но и своими же слезами.

I give my all now, can't you see, Why won't you set me free?