Рассвет восходящего солнца

      Утреннее солнце нещадно пекло, стоило ему только подняться из-за горизонта. Эвтида лениво перебирала ногами в сторону ближайшего небольшого поселения, окруженного хворью, и мысленно молилась не свалиться прямиком в болото в паре шагов от нее. Хотелось как можно скорее упасть на кровать и слиться с ней воедино, но не с крокодилами, уж точно — и не с этими чертовыми людьми в балахонах. Они тянули к ней руки в надежде прощупать каждый укрытый черной тканью участок тела и заговорщицки шептали что-то о деньгах.       И плевала она на них с глубочайшей ямы Египта.       Ночной заказ был рисковым. И чересчур изматывающим даже для более опытного шезму, нежели она. И какой уже это по счету заказ в этой глухомани? Она сбилась со счету.       Некромантия на практике давалась ей куда тягостнее, нежели онейромантия во время обучения в Герпомоле. Там все было куда проще, даже шанс вылететь не пугал так сильно, как творившееся в Фивах. В любой неподходящий момент ее бы окунули головой в смолу, да потопили там навечно, упокоили под грудами золотистых океанов.       Ноги шаркали по разгоряченному песку, собирая его в обувь, сумка с накидкой качалась из стороны в сторону и столь же устало билась о бедро. Всю ночь она провела в разговоре с мертвыми, с поиском обидчика и, как бы прискорбно не звучало, с ковырянием в костях животных — они служили проводниками в определенных ритуалах и помогали наладить контакт с «той стороной». От этого тошно не становилось, а вот от людей, окружавших ее — вполне. Одному легкомысленному дураку вздумалось «повидаться» со своей прапрабабкой, дабы выманить у нее место, где та с сотню лет назад закопала свои драгоценности. Мало приятного ворошить столь старое — связь постоянно обрывалась и утопала в неведомом галдеже. Вымотало изрядно.       Хлопок деревянной двери в тишине помещения отозвался неясным, туманным воспоминанием. Горсть серебряных монет с грохотом рухнула в кувшин, к остальным, и была прикрыта букетом подсохших цветов, еще с месяц назад привезенных из столицы. Сумку она уверенно спрятала под кровать, в груду всякого хлама, что хоть как-то пытается скрыть ее вещи.       Подошла к комоду у кровати и пальцами нащупала в нем склянку. Эва вынула ее и тихо, тяжело вздохнула. Пустая. Еще и последняя.       Прикрыла глаза и осела на кровать, усталость брала вверх, сон же — позабыл о ее существовании, не желая навещать хоть изредка. Она, наверное, когда-нибудь точно сойдет с ума от бессонницы. Не это ли наказание за ее работу? Так и быть, вполне справедливо.       Откинулась на простыни и глупо уставилась в потолок, перерабатывая всю полученную за ночь информацию. Достать еще снотворного не представлялось возможным, только если его не привезет кто-то из других мест — все доступные лекаря отмахивались от Эвы, вторили про свою занятость и старались не попадаться на глаза. Даже не смотря на предлагаемые им суммы за средство. Казалось бы, водишься с верховным эпистатом — все дороги открыты, но как бы не так, кичиться этим Эва не горела желанием, что-то выпрашивать и вымогать — уж точно не в ее стиле.       Не спавшая всю ночь, она все же смогла себя пересилить и сесть за столик у окна, разгрести горы книг и рукописей, и принялась ковыряться в ящичке с ароматическими маслами и кучей полупустых склянок. Это пока все, на что она способна, чтобы отвлечь себя от ломающей кости усталости. Скоро придется пополнять вообще все запасы, но выбраться из злополучной деревни она не могла. Ей бы не позволили. Нужна здесь, как и любые полезные руки, шатающиеся без дела по округе. Просидела она с этим с добрые пару часов, увлеченная процессом и желанием попробовать что-то новое не только на себе.       Лошадиное ржание прервало ее столь умиротворенный момент, и девушка, тихо фыркнув, с усилием поднялась и побрела до двери. Прибыл кортеж. Тяжелая колесница и три тележки за ней остановились возле дома Амена, прямо через две хижины от нее, и стали разгружаться, выносить горы ящиков с припасами и разносить их по домам.       — «Лекарства», — мелькнуло в ее голове, прежде чем взгляд наткнулся на белесую, точно его волосы, накидку, покрывающую все тело эпистата.       Он невесомо уловил ее внимание к себе, и обернувшись, легко подозвал жестом руки.       Эвтида искренне старалась скрыть радость и облегчение при виде Амена, но давалось это с слишком большим трудом. Его не было добрых пять дней, и она уже ненароком начинала подумывать о тягостном пути колесниц, столкнувшихся невесть с чем.       Легкий ветерок потрепал его одежду, и мужчина, недовольно хмыкнув ему в ответ, прикрыл оголившийся участок кожи.       — Чего поникшая? Опять со сном проблемы? — не выражал ни единой эмоции, но взгляд с легким беспокойством пробежался по ее усталому лицу.       — А вы помочь изволите, эпистат? — нагло усмехнулась, говоря тише, наблюдая за снующими туда-сюда людьми.       Он приподнял брови от ее наглости, но уже изрядно привыкший, пропустил мимо ушей.       Она переволновалась. Самое главное, что Амен был жив, остальное — в честных приоритетах Эвы — было весьма опционально. К тому же, девушка сама была не любительницей выяснений отношений и стремительного их развития. Наверное, сказалась общая измотанность, которая на время исчезала, когда они проводили время вместе.       — Я распоряжусь, чтобы ящик с необходимым занесли к тебе.       — Хорошо, — потупилась и отвернулась, лишь бы не встретиться с ним глазами. Серо-голубой омут сжирал до тонких прутиков нервов, вынуждая те боязливо сворачиваться в клубок. Он уже все знал.       С чего бы он смог остановить ту, которую не остановило здравомыслие?       Амен едва не потонул в собственных мыслях о ее расторопности, но вовремя удержал себя от столь уверенных выводов.       — Ты сделала, о чем я просил?       Кивнула, ковырнув легкой обувью песок.       — Отлично. Зайдешь ко мне вечером.       Вновь кивнула и устало выдохнула — сна ей сегодня не ждать.       Мужчина без лишних слов удалился к телегам, сосредоточено наблюдая за действиями рабочих, и пошагал в сторону хижины главного лекаря.       Эва задержала на нем взгляд, провожая до поворота, и отправилась к себе разбирать привезенное. Поверх склянок лежал аккуратный сверток со свежесобранными цветами, завернутыми так, что не дай Бог кто их увидит. Горсть прекрасного голубого лотоса опустилась в кувшин с водой и гордо украсила прикроватный комод, растянув улыбку на ее губах.       Пришла она к его дому, только когда солнце окончательно растворилось за горизонтом, а противные жители разбрелись по своим углам, точно мыши в норы.       Сумка с приготовленными эликсирами звякнула на бедре в такт открываемой двери, и Эва даже невзначай поймала себя на мысли, что лучше бы это было пиво или вино, нежели простые масла. Те самые масла, которыми его большое жилище пахло за версту, а то и тому больше — мужчина источал их будто собственным организмом.       Несущий священную волю Менеса Второго расслабленно раскинулся на кресле удивительно подходящего ему размера, и без особо интереса изучал пергамент средней длины, сминая тот в руке. Устало фыркнул и повернулся к Эве лицом, наблюдая за ее тихими шагами к его уединению.       — Чего так долго? — тембр стал куда мягче после их последней встречи. Веял неосязаемым теплом и чувственным восхищением тела напротив.       Ответом ему послужили разгоряченные руки, нежно скользнувшие в копну белесых волос. Эва промолчала, прижавшись ближе к обитой спинке мебели.       Привычной накидки и верха на нем не было, оставались лишь свободные штаны; окно приоткрыто в надежде на спасение от духоты помещения ночной прохладой. Письменный стол завален кипой пергамента — совсем старого и более свежего на вид. Эвтида с удовольствием посмотрела бы на него за работой, напряженного и чересчур сосредоточенного в подписании очередной для нее ерунды, но не сегодня.       Сегодня Амен принял ее молчание за удовлетворительный ответ, поддался ее рукам и расслабил широкие плечи, наклоняя голову немного назад. Мешающий документ небрежно положил обратно на стол, вытягивая длинные ноги и прикрывая ресницы.       Она поглаживала кожу его головы, зарывалась в волосы и пропускала их меж тонких пальцев. Они были такими мягкими и гладкими, — точно пушок птенчика — что желание остановиться тут же испарялось, улетучиваясь в приоткрытое окошко вместе с дуновением ветра. Он скользнул по лодыжкам и заставил ее мельком продрогнуть с непривычки.       Эва могла поклясться — невозможно быть таким привлекательным, даже нет — противозаконно и противопоказано. Для его личного здоровья уж точно. И для ее здравого рассудка определенно.       — Эва, — с придыханием заговорил мужчина, не открывая век. — Я знаю, где ты была эти дни.       Она заволновалась, но лишь на долю секунд, пока не обработала информацию в голове чересчур досконально. Плевать.       Он чуял ее до мозга костей, знал, как облупленную, и заглядывал в ее душу, даже не поворачиваясь. Так и должно было случиться — она была такой же.       Они ведь просто нашли друг друга в нужный момент, что еще нужно? Подставили друг другу плечи, и дали подобие опорных костылей, что позволяло сохранять настройки психики и не доходить до ручки. Откровенно говоря, они оба были близки к этому.       — Мы ведь договаривались, — бархатность испарилась из его голоса, точно ее и не было вовсе. — Ты пообещала мне.       Когда ее руки коснулись шеи, мужчина вздрогнул и покрылся мелким ворохом мурашек, но ничего на это не сказал, с интересом прислушался к новым ощущениям.       Медлила. И с его телом, и с ним самим — даже ответ она пыталась задержать как можно дольше.       Если хоть мышь прознает о их отношении друг к другу, Эва Анубисом поклянется, что Амен закопает ее под собственным домом.       — Прости, — тихо промолвила она, удивляясь собственному тону, такому виноватому и едва не боязливому, — я знаю, что нельзя, но ничего не могу поделать. Перестану практиковаться — потеряю смысл в жизни и стимул вставать по ночам.       Она наконец смогла оторваться от него, поставить сумку на стол и попытаться увести взгляд, если бы ей это еще позволили, конечно.       Эпистат выпрямился.       — Если кто-то узнает о том, чем ты занимаешься и куда приходишь после своих «заказов», — ухватил за запястье, чуть притянув к себе так, что Эва невзначай ударилась коленями о его. — Нам обоим придется готовить свои головы к плахе и молиться на более благосклонного палача.       Взгляд суровый и не требующий возражений. В свете догорающих свеч он выглядел куда более устрашающим, чем являлся на деле. Уж как минимум для нее.       — Да, знаю, — ответила Эвтида, хотя сама начала размышлять о другом безопасном плане, нежели был сейчас. Где-то внутри себя она с усилием поборола закатить глаза.       Поцелуй в макушку — легкая улыбка на губах и серьезный взгляд напротив. Она и в такой серьезный момент умудрялась играть с ним. Хитрить, словно рыжехвостая лисица и придумывать новые чары для поимки столь большого хищника.       Амен удовлетворенно кивнул, увидев сумку с маслами, но определенно не был удовлетворен ее ответом, хотя все же притянул девушку к себе. Будто она была тряпичной куклой для него — столь же легкой и податливой без лишних уговоров. Усадил на колени, придерживая за ягодицы, и довольно ухмыльнулся.       — Может, из тебя и неплохой шезму, но лгунья — отвратительная. Взгляд выдает.       — Это только для Вас, эпистат, — съязвила Эва, укладывая руки на его плечи.       Пробежалась пальцами по мускулам и хитро прищурилась.       — М-м, правда? — отвечая тем же, приподнял брови мужчина, стараясь не сожрать ее взглядом раньше положенного.       Его горячая, огромная ладонь скользнула по ее спине, очертила изгибы тела и остановилась у небольших лопаток. Совсем коротышка на его фоне, сидела и скромно дышала на уровне шеи. Хотелось выкрасть ее среди ночи и спрятать от всего остального мира — не позволь Всевышний, кому понравится.       — Конечно.       Он тихо рассмеялся, едва не утопив ее в своем прекрасном тембере.       Всем нутром она чувствовала его греющую теплом энергию, исходящую откуда-то изнутри, от всего тела, и бьющееся отзывчивое сердце, отголоски которого тихой волной проходились по запястьям. Стоило ей опустить маленькие ладошки чуть ниже, огладить пресс и переместиться вновь к шее и плечам, как Амен выдохнул тяжелее, сжав ее в своих объятьях крепче. Хотел насытиться вдоволь и боялся себе позволить это.       — Мне нужно закончить отчет до завтра, перебрать еще с десяток пергамента и подготовиться к завтрашнему дню, — негромко промурлыкал бархатным, хрипловатым голосом мужчина, утыкаясь носом в ее шею и вдыхая приятный ему аромат спелой вишни с малоизвестными ему травами. Подаренные им лотосы пропитали ее руки своим запахом.       — Перенесешь, — кратко бросила ему Эвтида и припала к губам, желая унести его с собой в обволакивающую негу.       Амен сжал ее чувствительнее и повернул голову чуть набок, углубляя поцелуй до болезненного покалывания в низу живота. Он надавил на ее бедра словно для личной опоры и тут же сам пожалел об этом, когда вес тела значительно перенеся на пах. Выдохнул в ее губы, отстраняясь.       Строгим взглядом пожелал прогрызть дыру в ее черепной коробке.       — Не могу.       Сердце грело внимание Амена, прикованное к ней всем своим естеством и неподатливым телом.       — Скоро мне придется отбыть в столицу на более долго время, — наблюдал, как Эва в нетерпении закусила губу. — Возможно, на пару недель.       Он никак не мог понять ее временами. Как она могла быть столь вредной и грубой, требовательной при такой-то жизни? Десятки охотников жаждали ее смерти, как, впрочем, и он сам до недавних пор — пока не стал прикрывать. Не хотел увидеть ее небольшое тельце на виселице, с содроганием сердца понимая, почему она там. Из-за какой работы. Так же, как и не мог называть подобное «работой», с детства наученный пресекать подобное на корню. Отрубать любую поступающую мысль в чужой мозг и саморучно отправлять таких в небытие.       Но вот она — такая хрупкая, нежная, и до одури чувствительная сияла в его светлых глазах. И хотелось одарить ее миллионами комплиментов, изучить в сотый раз с ног до головы, вкусить запретный плод и сожрать его с костями, в конце концов, чтобы не досталась никому, кроме него.       — Но… Почему? — Эва терялась. Пальцы дрогнули на его плечах и сильнее сжали их.       Его руки огладили спину и талию.       Девушка боялась столь долгой разлуки, боялась, что что-то может случиться с ним в долгой дороге, или с ней, случайно пойманной при неудачных обстоятельствах. Которым Эвтида всячески старалась не попадаться на глаза.       — Дела, — кротко бросил Амен, не желая вмешивать ее в свои проблемы. — Ты справишься, не переживай. Останешься помогать лекарям и прибывшим новичкам.       Эва промолчала. Об этом она подумает уже завтра, на свежую и проспавшеюся голову, но никак не сейчас, пока была возможность насытиться мужчиной вдоволь.       Она изучает его тело, водит по нему, короткими ноготками требовательно цепляясь за нежную кожу. Оставляет влажный поцелуй, обхватывает левой рукой шею, правой обводя изгибы торса, и жмется требовательно, провоцируя на действия. Мурашки разбегаются по всем участкам ее скрытого плотной тканью тела, мысли путаются в опьяненном разуме.       И он, мать вашу, просто не имеет права ее останавливать. Не в силах совладать с таким напором.       — Ты намеренно сводишь меня с ума? — его слова едва не путались, — в голове уж точно — становились властными и напряженными. — Только посмей ответить «нет», и я привяжу тебя на цепь у своей двери.       Дыхание избилось окончательно, как только Эва надавила тазом на его бедра и скользнула вперед, усмехаясь, любуясь реакцией. Мужчина едва не прикрыл глаза и сдавленно выдохнул.       Белые пряди его волос упали на глаза, челка прилипла к участкам лба, и его кожу явно не волновало дуновение слабого ветра из окна. Она убрала тонким пальцем мешающие пряди.       — А это преступление? — улыбнулась шире.       — Нет, наказание.       И она припала к теплым губам, что не оставляли и надежды на спокойно проведенную ночь.       Амен окончательно понимал, что сдерживать себя смысла никакого не имеет, и грубо прижимал девушку как можно ближе, пока она не начала протяжно постанывать от его широких рук и жарких губ, выгибалась навстречу, предоставляя всю себя только для него. И никак иначе.       А после он вновь даст ей столь желанный и долгожданный сон, вручив в маленькую ладошку снотворное — боялся, что начнет этим злоупотреблять не во благо себе. Ей же придется как можно скорее ретироваться до восхода солнца, чтобы не встретить под ногами просыпающихся змей.       Одарить напоследок легким поцелуем в губы, получая в ответ не менее нежный оставленный след на лбу, и скрыться в собственной хижине, наконец получая дозу сна, что так сильно требовал ее организм.       Как и требовал его самого.