ʿᵉʳᵃ ˡʾⁱⁿⁱᶻⁱᵒ˙˙˙
Гарри изначально не планировал включать духовенство в планы на целую жизнь. Выросший с Дурслями, он думал, что, возможно, пойдет в армию, чтобы научиться защищаться от своего двоюродного брата-хулигана, или отправиться путешествовать по миру. Этот план быстро рухнул, когда он встретил на улице мальчика по имени Том Реддл и у него появился первый настоящий друг, с которым он никак не хотел расставаться на время отъездов. Том был таким же, как он — сиротой, живущим со своим дядей Морфином. Хотя он никогда не рассказывал об этом многого, Гарри знал, из того, как выражался Том о свое дяде, можно было догадаться, что относились к Реддлу дома не лучше, чем родственники Поттера относились к нему. Так они стали той семьей, в которой нуждался каждый. Осторожно пройдя через пустующую Церковь, Гарри торжественно зажег множество свечей на алтаре, наслаждаясь тишиной. Он обнаружил, что почти полная тишина, которая часто наполняла его жизнь с тех пор, как он принял Духовный Сан шесть месяцев назад, помогала ему отогнать сомнения, страхи и стремления, которые отвлекали его от служения Богу. Когда все, что он мог слышать, было собственное ровное дыхание, потрескивание фитилей и мягкое постукивание его каблуков по паркетному полу. Будучи сиротой, он знал жестокость своих тети, дяди и двоюродного брата только в качестве семейного ориентира. Том показал ему, что такое верность и привязанность. Он проявлял к нему любовь и страсть, присущую ей, и, к сожалению, Гарри так и не смог забыть его. Даже сейчас, через двенадцать лет с тех пор, как он его видел, он снова жаждал этого чувства. Волнение, связь с другим человеком. Это было то, чего он не мог почувствовать в суровых взглядах или резких ударах костяшками пальцев монахинь, воспитывавших его с шестнадцати лет. Изредка он вспоминал и тот поцелуй, и взамен этому ему приходилось весь день молиться, чтобы вернуть свой разум к своему Господу и отвлечься от всех фантазий, которые выстраивались каждый раз с этим воспоминанием одновременно. Вторая пара каблуков застучала по полу позади него, но Гарри уже завершил свою работу и вернул Библии на их места на скамье, надеясь, что кающийся придет к нему или войдет в исповедальню, если Гарри ему понадобится. Сегодня мессы не было; по вечерам в четверг к нему обычно обращались через церковь только те, кто искал утешения в самом здании или прощения. Конечно же, он услышал, как за ним открылась и закрылась дверь исповедальни, поэтому он поспешил на другую сторону, сел рядом с ширмой между кабинками как раз вовремя, чтобы увидеть, как тень шевельнулась и скрылась из поля зрения, перемещаясь рядом с ним. — Добрый вечер, Отец, — тихо пробормотал ровный мужской голос. Он звучал смутно знакомо, но не так, как он недавно слышал на исповеди. Возможно, это был один из его новых прихожан. Большой всплеск посещаемости. Старый священник был довольно консервативным и сухим, если Гарри был честен в своих мыслях об отце Армандо Диппете. Предполагалось, что он некоторое время учился у престарелого священника, прежде чем возглавить общину, но этот мужчина внезапно исчез через месяц его новой жизни в этом городе. Сообщество стекалось к его дверям, когда он принял мессу из любопытства, но Гарри нравилось думать, что посещаемость его прихода теперь увеличилась, потому что он действительно был связан со своей конгрегацией. — Добрый вечер, — ответил он, терпеливо ожидая, пока мужчина заговорит. На несколько долгих мгновений воцарилась тишина, прежде чем мужчина произнес обычное: — Благослови меня, Отец, ибо я согрешил. Это моя первая исповедь. Гарри слегка нахмурился, задаваясь вопросом, не пришел ли мужчина сюда поиздеваться. Хотя, если бы он действительно хотел впервые покаяться в своих грехах, это могло бы стать прекрасной возможностью исцелить израненную душу. — Хочешь ли ты, чтобы я провел тебя по шагам исповеди? — спросил он любезно. Кающийся выдохнул с явным облегчением. — Да, Отец Гарри. Пожалуйста, — на этот раз он говорил немного громче, и в его словах, казалось, слышалось легкое свистящее шипение. — Пока все хорошо. Сейчас ты должен рассказать мне, какие грехи ты совершил. Ты можешь рассказать мне все свои проступки, но чтобы получить прощение, ты должен хотя бы поведать мне все свои смертные грехи, — терпеливо объяснил он. По правде говоря, отпущение грехов было самой трудной частью его образования, когда он стал священником. Он не должен был подвергать сомнению Слово Божье, но он просто не считал многие «грехи» грехами. — Что такое смертные грехи, Отец? Чем они отличаются от обычных грехов? — спросил мужчина, и в его словах снова проступил тот же веселый тон. Гарри не винил его. — Хороший вопрос. Смертными грехами являются такие действия, как убийство, богохульство, прелюбодеяние… — то, что было безошибочно сердитым шипением, теперь раздалось из будки рядом с ним. — Я никогда не совершил бы что-то вроде прелюбодеяния. Я всегда был верен тому, кому отдал свое сердце, даже если мы не женаты, — сказал мужчина, его голос повысился до такой громкости, которую он еще не использовал с тех пор, как вошел. Чувство знакомства снова потянуло Гарри, но он пока отложил его в сторону. Кто являлся кающимся, не имело значения для него. — Приятно слышать. Верность тому, кого любишь, поможет уберечь вас от меньших грехов, таких как ложь, — успокоил Гарри. Пытаясь разрядить напряжение, он добавил с легким смешком. — Хотя я заметил, что вы не сказали, что не будете убивать или богохульствовать. На несколько мгновений другой мужчина помолчал, прежде чем он небрежно пробормотал. — Тогда я начну с меньших грехов. Ты больше никуда не спешишь, верно? Это может занять некоторое время… И нет, у Гарри было немного других дел на день. Кроме того, его собрание всегда было на первом месте. — Вовсе нет, пожалуйста, не торопитесь и говорите, у нас есть много времени, — заверил он другого, стараясь не чувствовать себя смущенным его ответом. Было что-то… преднамеренное в том, что мужчина не сказал. С другой стороны ширмы послышался гул, прежде чем волна тепла распространилась по исповедальне, сделав воздух странно влажным. Однако была поздняя весна, так что, возможно, старый кондиционер в церкви вышел из строя. Гарри сделал мысленную пометку об этом, ожидая, пока кающийся заговорит. Когда он заговорил, его тон был непохож на прочие, которые он до сих пор слышал от этого человека. Он был шелковистым, глубоким и хриплым, как будто он разговаривал с Гарри как с любовником. Он был рад, что их разделяет ширма, когда его лицо порозовело. — Ах, Отец, с чего мне начать? Как насчет… моей профессиональной жизни. Я занимаюсь своей карьерой уже двенадцать лет и стал очень опытным в ней. Я надеялся, что мои достижения помогут мне получить то, что я желал в течение очень долгого времени — все, что мне было нужно, это разрешение моего босса. Он отказал мне, сказав, что мне нужно сосредоточиться исключительно на работе. Я чувствую… гнев из-за этого. К нему, — закончил мужчина, словно ожидая решения Гарри. Это смутно напомнило ему кое-что, о чем Том упомянул в своем последнем письме. Хотя он не видел его с тех пор, как в шестнадцать лет его приняла Церковь, он все же иногда переписывался со своим старым другом. Том теперь был продавцом и рекрутером, и у него было множество клиентов. Его босс сказал ему, что он может получить нового желанного клиента, если закончит текущий год работы с одним человеком. И Том подозревал, что босс откажется от своего слова, не сдержит его. Гарри решил дать этому мужчине тот же ответ, что и Тому. — Гнев имеет свое место, в небольших количествах, пока мы можем с ним справляться. Мы все люди, несовершенные, — и способность чувствовать эти вещи наедине с самим собой, все еще прилежно выполняя свои обязанности, — это не то, за что я бы сделал вам выговор. Можете ли вы справиться с этим? — Гарри искренне удивился ответу мужчины. Он еще не получил ответа от Тома, но в этом не было ничего необычного. Их письма могли доставляться месяцами друг к другу. Кающийся усмехнулся, чем дольше они говорили, тем темнее и насыщеннее звучал его голос. — Все люди? Я не согласен с этим, но да — я могу управлять ситуацией, как и мой босс. Ты чувствуешь гнев, Отец? У тебя кипит кровь, когда эти плебеи отшатываются от тебя, бормоча про Мальчика-который-выжил? Гарри сглотнул. Он не знал, что кающийся имел в виду, говоря о несогласии, — он считал себя бесчеловечным? Что действительно сбило его с толку, так это титул. Хотя мало кто в этом городе знал его по этому имени или осмеливался называть его так теперь, когда он стал священником, этот титул преследовал его все детство. — Откуда вы об этом знаете? — дрожащим голосом спросил он. — Откуда вы знаете, кто я? Мужчина снова весело промычал, прежде чем признаться. — Я вырос в городке неподалёку. Ты был довольно известен среди сплетников в моей школе. Когда я приехал в этот город, я некоторое время наблюдал за тобой из задней части собора, когда ты обучался. Ты первый слуга Божий, с которым я когда-либо захотел поговорить. В тебе есть страсть, убежденность, красота… на тебя так приятно смотреть… Гарри, — то, как его имя слетело с языка таинственного человека, являлось чистым благоговейным и полным тоски звуком. Это заставило его вздрогнуть, поскольку напомнило Гарри о том, как он всегда говорил это же, когда они были одни. Когда он еще был Мальчиком-который-выжил. Родители Гарри погибли, когда ему был год, в результате пожара в доме. Никто не знал, как Гарри выжил, известно только то, что его нашли плачущим на лужайке. Его отправили жить к семье его матери, Дурслям. Они были ужасными людьми, и пока он не встретил Тома в девять лет, у Гарри не было друзей. В возрасте одиннадцати лет его преследовала банда Дадли, и ему удалось перегнать всех, кроме Пирса Полкисса. Мальчик загнал Гарри в угол в переулке, и хотя сначала он старался отбиваться от него, у Пирса была бита, а Гарри же был безоружен. Он помнит глухой звон в голове, когда летящая на скорости бита ударила его, а затем упала на землю. Когда он очнулся, Пирс был мертв — его несколько раз ударили ножом, а Гарри остался жив. Был так же еще один случай, когда ему было четырнадцать лет, на первом курсе старшей школы. Его учитель естественных наук, мистер Снейп, возненавидел его, как только увидел. Гарри понятия не имел, почему, но как бы он ни старался в классе мистера Снейпа, в конце дня он попадал на отработку. Том всегда ждал, пока его выпустят из здания, чтобы проводить Гарри домой, но, несмотря на то, что Гарри или Том жаловались директору на несправедливое обращение с ним, ничего не было исправлено. До того дня, как Гарри вышел из своей обычной задержки, а через несколько часов его и Тома забрала полиция из парка возле дома Дурслей. Кто-то перерезал горло мистеру Снейпу за его столом. К счастью, Том был с ним как его алиби, иначе Гарри мог быть арестован за убийство. Наконец, в возрасте шестнадцати лет, в доме случился еще один пожар. Все Дурсли погибли, пока Гарри не было в городе из-за соревнований по плаванию в другом городе. Люди в городе стали называть его мальчиком-который-выжил, потому что все вокруг Гарри умирали, а он оставался жив. Они думали, что он проклят, и ни одна из семей его одноклассников так и не приняла его к себе. Том отказался держать Гарри под одной крышей со своим дядей Морфином, говоря, что этому человеку нельзя доверять, и это только подвергнет Гарри большей опасности. Итак, когда он закончил школу, его приняла церковь в другом городе, и с тех пор он не разговаривал с Томом и не видел его — разве что в письмах и своих снах. Гарри постарался ответить мужчине. Как они так сбились с пути после его признания? — Я рад, что вам понравились мои услуги. Что касается вашего вопроса, то я, конечно, иногда испытываю гнев. И лень, и зависть, и гордыню… — Священник все-таки мужчина. Гарри открыл рот, чтобы попросить другого перейти к его следующим грехам, как вдруг он спросил. — А похоть, отец? Я знаю, что ты девственник как человек Божий, но чувствуешь ли ты похоть? Плотски? Гарри покраснел. Он был уверен, что в этой кабинке становится теплее. Или это был только его собственный жар? В конце концов ему удалось заикаясь ответить. — Э-это неважно. И это твои грехи мы должны обсуждать, — он, вероятно, звучал виновато за своей обороной, но… это был не тот разговор, который он хотел бы вести с кем-то таким, как новый член его паствы. — Я думаю, что это может быть важно, отец. Следующие грехи, которые я хочу исповедовать, имеют такую природу — я чувствовал бы себя более комфортно, если бы знал, что тебе не чужды эти чувства. Не мог бы ты мне помочь: уверить меня, что я не единственный злодей в этом смысле? Не-ет, этот человек даже звучал нечестиво. Его слова были видны на экране: Гарри мог видеть очертания его полных губ, прижатых к стеклу. Сжав кулаки на коленях, чтобы они перестали дрожать, он решил дать кающемуся малую толику того, о чем тот просил, — надеясь, что тот останется доволен. — Я… до того, как начал свой путь служения Богу, был один человек, которому я подарил свой первый и единственный поцелуй. Я решил посвятить себя Церкви не потому, что не испытываю подобных желаний, а потому, что хочу доказать, что я могу быть кем-то, кто не обречен причинять боль окружающим. Что я могу исцелять. Неподалеку от него раздался прерывистый вдох, и лицо мужчины теперь плотнее прижималось к экрану. — Твой единственный поцелуй, Гарри? Еще до того, как ты дал обет целомудрия; ты оставался верным ему? — неизвестный спросил это так отчаянно, словно это было не меньшее чем молитва. Гарри удивлялся тому, как мужчина перескакивал с обращения «Отец» на его имя, чаще всего, когда был особенно эмоционален. Он не возражал против того, чтобы его прихожане обращались к нему и тем, и другим способами, но обычно они придерживались чего-то одного, того или другого. Тем не менее, это, казалось, было важно для мужчины — верность явно была глубоко укоренившейся ценностью, и если это помогло ему почувствовать себя комфортно с Гарри и вернуть его к теме его признания, он не видел вреда в том, чтобы ответить ему. — Да. По правде говоря, я никогда не хотел целовать кого-то еще. Но эти чувства не… чужды мне. Можете быть уверены, что я не буду вас осуждать. Я здесь, чтобы дать вам прощение, ибо только Бог может судить, — он надеялся, что это будет последнее, что он скажет в этом диалоге, отходящем от заданной темы. Всхлипы радости застали его врасплох. На конец мужчина встал и начал проводить ногтями по перегородке между ними, словно пытаясь пролезть через нее, чтобы добраться до Гарри. — О, Отец. Гарри. Ты сделал меня таким счастливым. Теперь я готов — я расскажу тебе все. Ты будешь слушать до конца, не так ли? Ты должен знать, почему я все это сделал. Мне нужно, чтобы ты понял меня, — мужчина казался все более безумным в пылу своих слов, и Гарри осторожно подошел поближе к двери из исповедальни. Жар теперь распространялся по всему пространству вокруг него, и Гарри очень хотелось вырваться из этого деревянного ящика с липким воздухом и человеком, который доставлял ему все больше дискомфорта. — Конечно, я буду слушать вас, — ответил Гарри, стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Расскажи мне о своих грехах, чтобы я мог дать тебе покаяние и отпустить тебя от твоих грехов, — а затем уйти, чтобы подышать свежим воздухом и дистанциироваться от его напрягающего прихожанина. Казалось, мужчина немного успокоился. Он по-прежнему прижимался ко стеклу, но теперь прижал к нему свои ладони и сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем начать говорить. — Благослови меня, Отец, ибо я согрешил. Я был поглощен похотью и неправильными мыслями. Я возжелал человека и не думал ни о чем, кроме него, поскольку я наслаждаюсь мыслями о нем каждый день. Желание об обладании им растет с каждым днем, — дыхание мужчины снова стало затрудненным к концу его признания, и Гарри мог слышать движение в соседней кабинке, которое предполагало, что мужчина прислонился всем телом к тонкой стене между ними. С трудом сглотнув, Гарри попытался говорить как можно более профессионально, впиваясь ногтями в ладони, чтобы заземлиться. — Является ли этот человек тем, кому вы всегда были верны? Если да, то почему вы считаете грехом… желать его? — что-то в этом человеке поглощало его. Он словно вытягивал воздух из окружающего их пространства. Свет, казалось, не касался его, и, как бы ни прижималось его лицо к экрану между ними, Гарри мог разглядеть только его полные губы и то, что могло быть темными локонами волос. — Да, это он. Но в настоящее время он не принадлежит мне, чтобы я мог желать его. Он посвятил себя Богу. Скажи мне, Отец, разве не грех представлять себе, что я падаю на колени перед священником и очищаюсь, проглатывая его семя? Гарри вздрогнул от шока, пытаясь что-то сказать в ответ, но в конце концов сдался, когда мужчина продолжил. — Не пойми меня неправильно, Гарри. Я люблю своего Священника с детства. Но любить его издалека уже недостаточно для меня. Я хочу заняться с ним любовью. Я хочу, наконец, сказать ему, как много я сделал, ради того, чтобы мы были вместе. Ты обещал, что будешь слушать, помнишь? Гарри трясся от ужаса. Он все больше убеждался, что являлся предметом навязчивой любви этого человека, его жгучей похоти. Словно пространство вокруг мужчины отвечало ему, разгораясь все сильнее. Гарри видел, как пар поднимается от его кожи, когда он медленно пятился к задней двери, готовясь бежать. Он незаметно завел руку за спину и нащупал ручку, выпалив слишком громкий ответ. — Да, это было бы грехом, совершенным вами и священником. Возможно, я смогу дать вам больше указаний в другой день… — он схватил дверную ручку, но она так и не повернулась ни на дюйм. Он был в ловушке. — Ах, я так и думал. Но почему, Гарри? Разве любовь не священна? Разве я не могу любить своего Жреца своим телом? Разве я не могу поклоняться за получением удовольствия? — ответил мужчина, он горячился с каждым словом, и его голос показывал это ярко и четко. Гарри слышал медленное и нежное постукивание, как будто по ту сторону экрана обладатель этого злобного голоса упирался в стену, стоящую между ними. Гарри пытался не обращать внимания на то, как он напрягся из-за этого, жара делала его дыхание отрывочным и тихим. — П-пожалуйста, — выдохнул Гарри, не зная, о чем он умоляет. Чтобы мужчина перестал говорить? Выпустил его из исповедальни? Потому что каким-то образом он знал, он просто знал, что этот человек держит его здесь в ловушке. Это было неправильно. Мужчина протяжно застонал и снова начал водить ногтями по экрану. — О, Гарри, ты так мило умоляешь меня. Да, я расскажу тебе больше о своих желаниях, я знаю, что тебе любопытно. Ты всегда был таким, — он сказал это осознанно, слишком фамильярно. В голове Гарри росло ужасное подозрение. — Давай перейдем к смертным грехам, пока мы говорим об этом. Я убил человека по имени Северус Снейп. Я пробрался в здание, как только ты вышел из него, и перерезал ему горло, пока он оценивал домашнюю работу, — как всегда, несправедливо. Гарри задохнулся, снова пытаясь открыть дверь. Этого не может быть. — Мне все еще иногда тяжело думать о том, каково было бы ласкать твой член горячей кровью, вытекающей из него. О, я был так счастлив сделать твою жизнь лучше, я хотел поцеловать тебя на тех похоронах, где все мы были, вынужденные присутствовать на могиле этого никчемного человека. Этот… этот человек был более чем больным, Гарри должен был выйти — это все было абсолютной ложью — но он не мог. Это был не Том. Это не Том. — В-выпусти меня отсюда. Я знаю, ты не хочешь причинить мне боль — ты ведь любишь меня, верно? Здесь так жарко. Я могу… я могу потерять сознание, — Гарри молился, чтобы это помогло ему. Мужчина замер и наконец оторвался от экрана. — Я потерял контроль над… мне очень жаль, Гарри. Дай мне немного времени, и я все исправлю. А пока ты должен снять эту тяжелую одежду, пока не получил тепловое истощение. Прежде чем Гарри успел возразить, рука с длинными пальцами снова прижалась к экрану, и его одежда соскользнула с его тела, словно вода, оставив его только в боксерах. В спешке и смущении, когда он пытался прикрыться руками, Гарри потребовалось слишком много времени, чтобы понять, что это не то, на что способен любой человек. Кем был этот мужчина? Должен ли он спросить и рискнуть наткнуться на его… его гнев? — Так вот, вернемся к температуре, которая поднялась, когда я вошел, — Гарри представил, что он закрыл свои глаза, чтобы сконцентрироваться на той неестественной силе, которой обладал, потому что через мгновение после того, как он сказал это, Поттер услышал громкий и угрожающий вздох. — Б-блять, Гарри. Твое тело сейчас еще более потрясающее, чем когда ты был подростком? Ты все еще плаваешь? Действительно стыдно прятать такую красоту под длинными рукавами и этим удушающим воротником, — температура вернулась к норме, но Гарри все еще чувствовал тот же жар, когда пытался хотя бы прикрыть переднюю часть своих боксеров. Он чувствовал, как чужие глаза скользят по его коже. Гарри по-прежнему плавал каждую неделю. Он думал, что ощущение рассекания воды, невесомости и прохладного течения, были самыми близким к полету. И опять же, этот… человек слишком много знал о нем. Он должен был быть Томом. Только не мог, потому что Гарри вырос с ним, и Реддл никогда не умел плавить одежду на людях или нагревать воздух вокруг себя. Он не был уверен, разумно ли спрашивать — если это все же был его Том, — но, возможно, Гарри смог бы убедить его выпустить его из кабинок исповедальни, чтобы они могли поговорить где-нибудь лицом к лицу. Среди других людей, в относительной безопасности… Однако, если это был не Том, он мог бы разозлиться, услышав упоминание имени совершенно другого человека. Этот… человек явно был без ума от Гарри с самого детства. Мистер Снейп был убит, когда ему было четырнадцать. Пирс, однако… — Это ведь ты убил Пирса Полкисса? — он отчаянно надеялся на «нет». Мальчика убили, когда Гарри едва стукнуло одиннадцать, а Пирсу в тот момент было двенадцать. Они оба были маленькими детьми, но в то же время… мог ли этот человек быть одержим им уже тогда? Достаточно одержим, чтобы жестоко убить двенадцатилетнего ребенка, защищая его, Гарри? С другой стороны экрана раздался явно довольный звук, похожий на мурлыканье. — Конечно, мой Гарри. Я бы избавился от всей маленькой банды твоего кузена, но смерти Пирса, казалось, было достаточно, чтобы донести до них правильный смысл; как же было больно лежать без сознания, любовь моя? Я бы поднял тебя с земли, но кто-то шел по переулку курить, — здесь Гарри услышал первые низкие звуки раскаяния в голосе мужчины. Не за кого-то, кого он убил, а за то, что позволил Гарри очнуться там, на земле того переулка. Все это было так ужасно, что Гарри едва мог подобрать слова. И все же… маленькая, такая же ужасная часть его души была тронута тем, что кто-то потрудился защитить его. — Я избавился от всех, кто причинял тебе вред, Гарри. Они были никем — Пирс, Снейп, семейство Дурслей и Отец Диппет… Гарри пошевелил руками, хватаясь за четки, как он часто делал, чтобы успокоиться, но, по-видимому, и четки тоже были на полу, в куче одежды. Поэтому он вернул руки к двери, теперь дергая за ручку обеими руками. — Ты убил и моих родственников? Ты поджег тот дом? Почему?! — единственный, кто знал, как они обходились с Гарри, был… — Ты знаешь почему, Гарри. Они заслужили это больше всех, — прошипел мужчина. Внезапно острые ногти проткнули перегородку между ними, стоящую немного левее стекла, на которое он опирался, и медленно поползли вниз по стене, разрезая дерево, словно ткань. Бледные пальцы сжались вокруг проявившихся резцов проема, прежде чем громкий хруст и щелканье щепок заполнили кабину, когда мужчина широко разорвал стену. Гарри хотелось закрыть глаза и притвориться, что всего этого не было, но он должен был знать. Ни думать, ни догадываться, а знать, что это — Том. Его лучший друг, его единственная любовь, Том Реддл, перешагнул через обломки к Гарри в идеально сшитом черном костюме. Но он не был Томом из его воспоминаний и не из-за двенадцати лет, прошедших с тех пор, ему все еще было словно шестнадцать, будто он застыл во времени в последний день, когда Гарри его видел, — в день их первого и единственного поцелуя. Его волосы все еще были черными с ангельскими кудрями, но маленькие рожки украшали голову, тянувшись ото лба прямо за уши. Цвет его глаз из темно-коричневого стал ярко-красным, а зрачки отчетливо походили на змеиные. Гарри никогда не видел у Тома такой бледной кожи, а его длинные пальцы почернели на кончиках в том месте, где они сращивались с острыми и такими же черными ногтями. Он был воплощением ужасающей красоты, и Гарри в равной степени влекло к нему и отталкивало от него. — Том, — выдохнул он, чувствуя головокружение. Это был Том, его Том. Он убил все окружение Гарри; он единолично заставил Гарри бежать в церковь и усомниться в его приверженности и вере, оказавшись в ней. Может быть, он все-таки был проклят. Том, казалось, не спешил ничего говорить, просто осматривая Гарри, а после двинулся, чтобы прижать его к двери. Поттер перестал вырываться и положил руки на грудь Тома, чтобы остановить его стремительное приближение. Конечно, это было неправильное действие. Его красные глаза расширились, прежде чем спокойствие, которое он сохранял, рухнуло. Его тело врезалось в Гарри, обжигая и безрезультатно зажимая его руки между их животами. Его бледные кисти любовно обхватили лицо Гарри, когда он еще раз попытался умолять об освобождении, сумев лишь сказать: «Пожалуйста, не…» — прежде чем губы Тома коснулись его губ. Это было совсем не похоже на их первый целомудренный поцелуй. Реддл прижал большие пальцы к линии его челюсти, заставляя его рот широко открыться, чтобы проскользнуть в него языком. Даже в шестнадцать лет Том возвышался над Гарри, даже при его нынешнем, не слишком низком, росте, и он использовал это в своих интересах, окружая Гарри со всех сторон. Том был повсюду, его присутствие быстро заполняло все поле зрения, словно тень. Он был внутри него, его язык обхватывал его собственный, и это тоже было для Поттера новым. Вероятно, он был вдвое длиннее, чем у Гарри, и раздваивался на конце. Он чувствовал, как вторая половинка его языка скользит по губам, скручивая змееподобные мышцы вокруг рта Гарри. Он продолжительное время пытался освободить язык, чтобы заговорить, но Том едва оставлял достаточно пространства в его рту, чтобы дышать. Гарри снова попытался оттолкнуть его грудь, но кем бы ни был сейчас Том (демоном, его католическое образование истерически кричало), он был нечеловечески силен. Гарри, казалось, даже не заметил, что колено втиснулось между его бедрами и то, как Том начал тереться о тонкую ткань его боксеров. Животный рык поднимался из его горла, когда Том почувствовал, как Гарри твердеет. Он не должен получать от этого удовольствие. Его фантазии о том, что могло произойти между ними, были именно такими, и это же было самым греховным, что когда-либо он совершал. Он должен был бежать, пока не нарушил свою собственную клятву, если она все ещё не была нарушена. Том убрал руку с лица, чтобы провести ею по его телу. Острые ногти поцарапали его бок и подхватили его за задницу, чтобы после с силой прижать бедра Гарри к своей ноге… Нет! Нет, это было так близко к сексу, как никогда не было раньше. В оглушающей панике он сильно прикусил длинный язык, проникший в его рот. Том, наконец, оторвался от его рта со вздохом. Их губы соединила струйка слюны и… черной крови. У кого может быть черная кровь, как не у демона? — Том, подожди, пожалуйста, подожди и позволь мне сказать. Я тебя слушал, не так ли? Ты ведь хочешь послушать и меня? — какая-то часть его друга все еще должна была быть там, взмолился Гарри. Если он был… таким с шестнадцати лет, то Гарри писал этому существу, которым он являлся сейчас, двенадцать лет. Он мог бы урезонить его, если бы не был слишком взбудоражен Гарри, укусившим его. Но он не выглядел разгневанным. Он словно был вне себя от радости: искривленная улыбка, которую он никогда не видел на красивом лице Тома, застыла в его чертах лица, когда он выдохнул. — Да, мой Гарри. Скажи мне, чего ты хочешь, и я сделаю это для тебя. Гарри нервно сглотнул, и Том внимательно наблюдал, как его горло судорожно сжимается, а его улыбка стала лишь шире. — Я хочу выйти из этой кабинки. Я хочу, чтобы мы сели и спокойно обсудили все насущное. О-очевидно, нам нужно многое наверстать, — Гарри надеялся, что в его голосе не слишком отчетлив страх. Том слегка наклонил голову и замычал. — Ты прав, дорогой. Я немного… увлекся. Кажется, я много чего необдуманного делаю рядом с тобой. Ритуал будет намного легче провести в большом пространстве — да, пошли, — и по мановению руки дверь наконец распахнулась. Гарри выбежал и начал пробираться к черному выходу всего в нескольких футах от приподнятой над полом кафедры. В этот момент его ничуть не волновало, что он выбежит на улицу в одном нижнем белье. Пытаясь сделать вид, что он просто быстро идет, и, садясь на скамью, Гарри спросил. — О каком ритуале ты говорил, Том? Сомневаюсь, что ты здесь для того, чтобы помолиться или помазаться. Том подкрался к нему со спины, его лицо стало мягким и ласковым, когда он ответил. — Нет, Гарри. Как бы мне ни хотелось, чтобы ты натер мое тело маслом… ты не будешь проводить этот ритуал, которому нужно учиться годами, что мы были в разлуке. Мне потребовалось много лет, чтобы получить все его секреты от моего босса, — последнее слово было произнесено с насмешливым шипением. — В конечном итоге он отказался от своих поспешных слов, но лишь после того, как я сломал половину его костей его жалкого старого тела. По крайней мере, его смерть была такой, какой она и должна была быть. Гарри задрожал, когда, спотыкаясь, сделал несколько шагов ближе к лестнице, ведущей к кафедре. — Ты убил Альбуса? — Гарри вспомнил имя его босса, ставшего ему известным всего несколько лет назад из писем Тома. Том задумчиво смотрел в сторону, но, услышав его неуверенный вопрос, перевел взгляд на Гарри. — Не жалей его, Гарри. Я знаю, что ты всегда был добр даже к тем, кто этого не заслуживает, но Альбус был поистине мерзким человеком. Демоном, охотившимся лишь на детей, и он действительно нарушил свое слово, чтоб меня. Он нашел меня еще ребенком — в ту самую ночь, когда ты ушел в церковь. Мне было шестнадцать, но он сказал, что наблюдает за мной с одиннадцати лет, с тех самых пор, как я убил Пирса, — Том неловко отвернулся, как будто стыдясь сказать остальное. — Я позволил ему превратить меня в демона, но поначалу это должен был быть обмен. Я помогу ему собрать души и мы отправим их в ад, а он поможет мне получить то, чего я всегда хотел — семью, и века, с тем, кого я любил. Я был дураком и доверился ему. Гарри не знал, что сказать. Было очевидно, что Том был демоном, но когда он услышал, как он говорит это, этот факт перевернул все его мировоззрение. Быть священником не означало веру в демонов и ангелов. Так что Гарри всегда видел в них скорее метафоры лучшего и худшего в человеческой природе. Однако еще более тревожной была заключительная часть признания Тома. — Что… — голос Гарри слишком сильно дрожал, когда он сделал еще один шаг назад, поэтому он попытался еще раз, опасаясь возможного ответа. — Что ты имеешь в виду под вечностью с тем, кого любишь? — конечно, он не мог иметь в виду вечность, как силу, противостоящую воле Божией — неизбежности смерти. Все еще отвернувшись от Гарри, Том забормотал. — Я знаю, что ты выбрал Бога, Гарри, но также я прекрасно понимаю, что с самого начала ты полюбил меня. И любишь меня до сих пор больше чего бы то ни было. Ты привыкнешь к переменам, может быть к некоторым из них, и я сделаю все, что возможно в моих силах, что бы сделать наше блаженство рядом друг с другом бесконечным. Я обещаю, что ты будешь гораздо счастливее со мной, чем здесь, — он звучал душераздирающе искренне, подумал Гарри сквозь густое облако ужаса, в которое он погрузился. Почти романтично. Он развернулся и побежал к задней двери, находясь гораздо ближе к ней, чем Том. Но это не имело значения, Том поймал его еще на ступеньках к кафедре, казалось, двигаясь также нечеловечески быстро. — Ш-ш-ш, дорогой, это не будет больно, обещаю тебе, — прошептал он на ухо Гарри, сцепив руки вокруг его туловища. Гарри забился в объятиях Тома, его очки слетели с лица, когда он попытался врезать демону позади него затылком. Том продолжал шептать ему успокаивающие слова, укладывая их обоих на землю, наклоняя Гарри над ступеньками и вставая на колени позади него. Его боксеры разорвались в клочья, когда Том провел своей когтистой рукой по заднице Гарри, и теперь Поттер стоял обнаженный на четвереньках перед алтарем своего Господа. Гарри потянулся ко следующей ступеньке, отчаянно пытаясь схватиться за нее и отстраниться от нежелательных прикосновений. — Не надо, Том… прекрати это, пожалуйста, Том… — он собирался выйти отсюда или попытаться отговорить демона от его очевидной идеи трахнуть Гарри, но теперь, когда он был полностью голым и пытался всеми силами сбежать, все умные планы затуманились в его голове. Сбежали из поттеровского разума перед лицом явно проступающей паники. Он не ожидал, что Том захочет сделать его демоном. В воздух поднялась небольшая волна нагретого воздуха, и внезапно тело позади него стало таким же обнаженным, как и он сам. На этот раз Гарри не удержал всхлипа, он не был достаточно силен, чтобы сбежать от Тома — его единственная надежда уперлась в чужое милосердие. — П-пожалуйста, Том, это не любовь. Если бы ты любил меня, ты бы не делал этого со мной. Не надо… пожалуйста, не надо. Том осторожно перевернул его на спину, все еще крепко держа Гарри в своих руках, его лицо, по крайней мере, изображало немного сожаления за свои собственные поступки — Это не повредит тебе, мой Гарри. Я бы никогда не причинил тебе вреда. И ты уже запустил ритуал, любимый. Гарри уже собирался крикнуть Тому в лицо, что ни хера он не начинал, когда одновременно с этим осознал, что тот самый Том, которого он помнил до этого дня, сейчас склонился над ним, и что он прекрасно видел его Тома и все вокруг без очков. Недавно изменившиеся на карие глаза Тома сощурились в улыбке, когда Гарри удивленно огляделся и посмотрел на него. — Я думал, что ты мог бы немного успокоиться, выгляди я как человек. Как тогда, когда ты видел меня в последний раз. К тому же, обычно я хорошо контролирую свою демоническую внешность и ее силу, но ты уничтожаешь весь мой контроль, Гарри. Гарри с горечью подумал, что это было и хорошо и плохо, ведь трагедия заключалась в том, что он все еще любил Тома — и никогда не переставал. Подарить свою девственность такому Тому было мечтой, от навязчивости которой он не мог отвязаться. Но теперь этот Том собирался лишить его девственности и превратить в демона. — Почему я вижу? — дрожащим голосом спросил он, Том наклонился, ложась на него сверху и освобождая руки. — Ах, это потому, что ты принял мою кровь в свое тело, дорогой. Вот как ты начал ритуал, — Гарри нахмурил брови, пока он пытался вспомнить хоть какой-то из моментов с кровью Тома, в то время как одна из рук Реддла переплелась с его пальцами, и он начал нежно выцеловывать его шею. О Боже… — Поцелуй. Я укусил тебя… — и с томовского языка Гарри сглотнул кровь. Вот почему Том выглядел таким довольным. Том в знак подтверждения промычал в шею. — И твое тело уже начинает изменяться. Все твои чувства вот-вот обострятся полностью. Гарри попытался вывернуться из-под Тома, и его дыхание участилось. Своими ерзаньями заставив его лишь застонать, от соприкосновения их эрекций. — Терпение, Гарри. Мы почти перешли ко следующему шагу ритуала, — его голос прозвучал напряженно, но он продолжил. — После того, как ты примешь мою кровь, я должен принять твою. Однако я не собирался причинять тебе боль, чтобы лишь получить кровь, — Том теперь тяжело дышал, беспокойно ерзая на Гарри. — После нескольких часов допроса Альбуса я разузнал последнюю строку заклинания, которую можно было бы использовать, и подтверждение того, что после заклятья любая жизненно важная телесная жидкость будет работать, — Том внезапно опустился, и Гарри невольно скользнул взглядом по его невероятно красивому обнаженному телу. Его рот открылся, стоило ему увидеть, где шарила другая рука Тома: его длинные пальцы погрузились вглубь его тела, скользкие от какой-то смазки, которую Гарри даже не видел, как он наносил. Поттер вышел из транса и воспользовался моментом, когда Том отвлекся, чтобы высвободить руку и прикрыть от любых глаз всю длину своего постыдно твердого члена. — Т-том, ты не можешь иметь в виду это, — он с трудом сглотнул и выдавил из себя слова. — Ты же не хочешь принять мою сперму в свое тело вместо крови, верно? Том залучился улыбкой, полной любви и похотливого желания. — Это именно то, что я собираюсь сделать, Гарри. Я произнесу полное заклинание, пока буду скакать на тебе, и когда ты кончишь в меня, ритуал завершится. Мы будем вместе навсегда, любовь моя. Как демоны, снова лихорадочно подумал Гарри. Молить и просить, казалось, не было никакого смысла — Том явно не передумает. — Том, мой Том. Тебе не нужно не нужно этого делать — мы все еще можем быть вместе. Я буду с тобой. Просто… просто как человек, хорошо? — это звучало слабо даже для Гарри, но он дал обет, посвятив всю свою жизнь Богу. Он должен был хотя бы попытаться сохранить жизнь, которая была ему дана. Том вздохнул и слабо улыбнулся, обхватив свободной рукой оба запястья Гарри. — Нет, Гарри, это единственный способ. Мне одной жизни мало. Я хочу тебя навсегда, — он вытащил свои смазанные пальцы с влажным хлюпаньем и обернул эрекцию Гарри в скользкое кольцо, поглаживая его с голодным выражением лица, пока Поттер корчился от удовольствия. Это было намного приятнее, чем ощущения от его собственной руки, и Гарри не мог сдержать умоляющее хныканье, как и слезы, которые начали течь по его щекам. — Это было моим планом, мне жаль что я не поделился им с тобой изначально, но сейчас я расскажу тебе все. Теперь мы будем едины, любовь моя, — Том мгновенно опустился на его колени, тяжело дыша и осматривая Гарри, словно хотел запечатлеть эту сцену в своей памяти. Он подтянул Гарри, укладывая его под своим входом и с хлопком опускаясь бедрами вниз. Они одновременно закричали от внезапного проникновения. Гарри отчаянно пытался не двинуться на встречу плотного блаженного тела Тома, его грудь сотрясалась от неприкрытых рыданий. Он больше не чист. Он нарушил свою клятву перед Богом, перед самим собой — он поклялся стать хорошим человеком, когда вырастет, а теперь он даже не будет человеком. Лоб Тома был нахмурен от боли, но в остальном он излучал лишь радость. Красный цвет его демонических глаз нарушил всю маскировку, которую он использовал раньше, и его змеиные зрачки расширились от удовольствия. Его рот был приоткрыт, уголки губ изогнулись в улыбке, а длинный раздвоенный язык показался из-за губ. Пока он привыкал к длине Гарри внутри себя, он сцепил их руки, прижав каждую к земле в захвате, выглядящем достаточно красиво, но не дающем Гарри ни горстки надежды двинуться в сторону. Лестница под Поттером резко упиралась ему в спину, но он не старался избежать дискомфорта, ведь совсем не был уверен, что сдержит оргазм без этой боли. По прошествии нескольких минут, но, вероятно, длившихся как секунды, Том приподнялся на несколько дюймов и снова опустился на бедра Гарри, громко шипя. Он двигался медленно, вращая бедрами в своем темпе и сжимал задницу вокруг головки каждый раз, когда двигался вверх. При этом продолжая выглядеть так, будто играет с членом Гарри внутри себя. Поттер перестал рыдать, но слезы продолжали безмолвно течь по его лицу, пока он стонал, беспомощный против простого факта, кричащего, что это было лучшее, блять, что он когда-либо чувствовал. Он нерешительно попытался высвободить руки, получив в ответ лишь усмешку от Тома и обещание, что он скоро ускорится. — Черт, Гарри, я всегда надеялся подглядеть за тобой, пока мы росли. И мне никогда этого не удавалось, ты ведь был так осторожен. Я должен был знать, что твой член такой огромный и толстый, — Том тяжело дышал, упираясь в их сплетенные руки как в опору, пока скакал на Гарри все быстрее. Гарри не мог остановить череду проклятых слов, льющихся из его рта, пока слышал эхом разносящееся по всей церкви шлепанье кожи о кожу. — Бля… Блять, Том… черт, ты такой тугой, — трясущийся мир перед его глазами показался ему Христом, страдающим на кресте над ним, пока Том не начал рычать голосом, похожим скорее на демонический, чем на тембр любого человека. Он смущенно отвернулся, потрясенный тем, что забылся хоть на мгновение. — Прости меня, Боже, прости меня, — умолял Гарри, зажмурив глаза. — …посмотри на меня, Гарри, — прошипел Том. Гарри ахнул, увидев демона, которым снова предстал перед ним Том, рога блестели в свете алтарных свечей, а кожа резко побледнела, как кость. Его красные глаза трещал, как адское пламя. — Он никогда не простит тебя. Демон осквернил тебя, а ты — меня — я тоже был девственником, мой Гарри. Ты внутри демона. И моя кровь внутри тебя. Он не простит тебя теперь никогда, ведь моя любовь не обусловлена. Я буду любить тебя вечно. Гарри мог ясно увидеть, что Том действительно верил каждому своему слову, и, к сожалению, Гарри тоже в это поверил. Ему не было прощения за то, что он нарушил свои клятвы и наслаждался этим, хотя и неохотно. Ни одного покаяния не будет достаточно, даже если Том был виноват в его обращении демоном, он все равно был проклят. Когда Том начал напевать на каком-то нервирующем языке, состоящем в основном из шипящих звуков, Гарри подумал, что он полностью верил, что будет любить его, Гарри, вечно. Любовь Поттера к нему была безоговорочной, и хотя его быстро приближающийся оргазм вызывал у него желание рыдать от горя и всего, что он потеряет, в итоге он получит Тома. — Я… готово, Гарри. Когда ты кончишь в меня, ты соединишь наши души навсегда, — Том с трудом произнес последние слова, не изменяя своему благоговейному тону, и положил руки на грудь Гарри. Гарри сдался и крепко вжался бедрами в Тома, когда его демон выгнул спину и с энтузиазмом подпрыгнул на его члене. Распутная демонстрация заставила его всхлипнуть, и его бедра резко двинулись вверх. Он подходил к концу, хотел он того или нет — может быть, он должен просто наслаждаться этим. — Гарри — блять — я в-вот-вот… — кончи в меня, — Том застонал, губы злобно изогнулись, а его сперма выплеснулась и окрасила грудь Гарри. Когда Том опустился на Гарри, соприкоснувшись с ним кожей, Поттер смог почувствовать его ненормально горячую температуру. Это практически заставило его представить как Реддл мог бы прожечь себе путь языком в его горло. Гарри едва слышал рычание и хвалебные слова, перекрываемые собственным грохочущим пульсом, теряя сознание, он чувствовал лишь сжимающие его стенки демона. Слишком тугие, чтобы можно было сдержаться. Он всхлипнул, чувствуя, как теплая пульсирующая сперма наполняет Тома, потому что это было самое непреодолимое удовольствие, которое он когда-либо испытывал, и потому, что он уже чувствовал, как происходит его трансформация. Его лоб горел, когда из-под кожи вырастали рога, руки, которыми он сжимал Тома, зудели от разрывающих кончики его пальцев и стремительно растущих острых когтей, и все чувства, которые он когда-либо мог испытывать, взорвались головокружительным потоком еще большей информации. Он слышал, как за стенами церкви стучит дрозд, мог ощутить вкус пота и спермы, покрывающий их тела и витающий в воздухе, когда его длинный язык высунулся наружу, и он тяжело задышал на последних волнах своего оргазма. Запахи воска, лака для дерева, пыли, благовоний и секса, казалось, были повсюду. Это было слишком. Том что-то говорил ему успокаивающим голосом, но сознание Гарри быстро темнело, и перед глазами начала появляться чернота.• † •
За несколько мгновений до того, как он открыл глаза, он почти смог сказать себе, что все это было сном. Тишина церкви окружала его, как всегда успокаивая. На данный момент он не чувствовал ни какой перегрузки чувств и ясно осознавал как какое-то новое восприятие окружающего мира укоренилось и встало вместе с прежними. Это было похоже на пьянящий бокал вина приятным ощущением отличия. Он решил, что отдохнет не открывая глаз, пока длинный горячий язык не обвился вокруг его члена, словно змея. Глаза Гарри распахнулись, и он поднялся на локтях и посмотрел вниз, на демона, скользящего закрученным спиралью языком вверх и вниз по его твердеющему члену, как если бы это был кулак. Его красные глаза метнулись вверх, чтобы встретиться с глазами Гарри, и глубокий стон вырвался из его горла, когда он просканировал новые черты его лица. Гарри посмотрел сначала на черные кончики своих пальцев, заканчивающиеся острыми белыми ногтями, затем перешел к голове, дрожащими пальцами обводя форму своих новых рогов. Они расступались по бокам его черепа, прежде чем утолщиться ответвляясь по пути… значит, это не рога демонов. Оленьи. Оленьи рога. Том вновь застонал, скользнув ртом вниз по Гарри, преследуя вытекающую каплю предэякулята, после смыкая губы вокруг головки члена Гарри, посасывая уретру и глотая каждую капли, какие только мог. Когда он вновь стал таким твердым, он понятия не имел, кроме того, что, вероятно, это было что-то из способностей его внутреннего демона. Потому что Гарри теперь демон. Том превратил его в демона. Взяв на себя ответственность чавкать спермой и глотать ее из его члена как измученная жаждой шлюха, пока он лежал без сознания на полу. Гарри внезапно разозлился. — Том, — рявкнул он единственное слово, вырвавшееся за сердитым шипением. Он протянул руку и схватил Тома за один из рогов, подтянув его лицо на уровень своих глаз, Гарри сел прямо. Реддл мог ясно видеть, что он был зол, судя по его довольной ухмылке, он преневинно спросил. — Да, Гарри? Тебе что-то нужно? Гарри стиснул зубы, пытаясь успокоиться. Да, он любил Тома. Да, он проведет с ним вечность. Но нет, это не означало, что он собирался замалчивать свое мнение о методах Тома. Это не означало, что он собирался простить его без должного наказания. — Нет, Том. Но кое-что нужно тебе, — мягко промурлыкал он. В глазах его демона промелькнула тревога от тона Гарри. — Покаяние, — заявил он. — Ты исповедал свои грехи, но я не назначал тебе епитимью, ты еще не добился прощения. Теперь ты будешь отбывать свою епитимью, — заключил Гарри с ядовитым шипением. Глаза Тома расширились, когда он взволнованно выдохнул. — Да, Отец. С рычанием Гарри рывком поставил Тома перед собой на колени. Теперь с его демонической силой было почти легко справиться с ним. — Раскинь руки в стороны, в виде крестового знамения. Не опускай их, а то наказание будет хуже, — угрожающе предупредил он. — Раздвинь ноги, Том. Ты знаешь «Акт раскаяния»? Бедра Тома раздвинулись, и он отрицательно покачал головой. — Тогда ты будешь повторять за мной, — проинструктировал Гарри, прежде чем слегка наклонить Тома вперед и, удерживая его за шею и талию, ввести член обратно в него. Он не был мягок, и, как сказал Том, его член был огромен. С подросткового возраста его не заботило, что его длина составляет девять с половиной дюймов, так как он не думал, что когда-либо будет использовать член для секса. Но сейчас было довольно приятно слышать сдавленный крик Тома, когда он насадил его. — Боже мой, я всем сердцем сожалею о своих грехах. В том, что я решил поступить неправильно и не смог сделать добро, — продекламировал Гарри, грубо толкаясь, ища то место, которое, как он знал со времен подросткового поиска порно, сделает это по-настоящему наказанием для его, приводящего в бешенство, любовника. Теперь он был демоном и чувствовал себя вправе вымещать свои грусть и гнев из-за сорванных планов на том, кто их и вызвал. Том торопливо выдыхал первые строчки между каждым толчком Гарри, заставляя ухмыляться от понимания, что Том настолько жаждет Гарри, что уже борется с подступающим оргазмом. — Я думаю, ты достаточно умен, чтобы не кончить, пока я не позволю тебе, не так ли? Руки Тома при его словах немного опустились, но он быстро выпрямил их. — Да, Отец. Я сделаю так, как ты говоришь, Хм. Был ли Том настолько извращенцем, что его привлекало подчинение ему как Папочке, не считая очевидной похотливой наклонности на нем, как на Священнике? Гарри задавался вопросом, был ли он доволен тем, что выглядел на шестнадцать, тогда как Гарри всегда будет выглядеть как взрослый мужчина. — Я согрешил против тебя, которого я должен был любить больше всего, — Гарри особенно хотел, чтобы эта часть дошла до Тома в полной мере, если они собирались провести вместе все свои годы. К счастью, он обнаружил простату Тома, когда закончил читать исповедь. — Я согрешил против тебя — к черту Гарри, пожалуйста! — к-которого я должен любить… Гарри ускорил свои толчки, стараясь попасть в это место с каждым движением бедер. Том был вынужден повторять это снова и снова, так как едва мог говорить сквозь скулящие стоны. — Т-тебя, которого я должен л-любить… н-не так сильно, Гарри, пожалуйста, пожалуйста… Поттер крепко обхватил пальцами основание члена Тома и сказал. — Если ты хочешь кончить, то вытерпишь это. Заново, — когда Том, наконец, смог ответить, не переставая умолять, Гарри вновь спросил. — Ты понимаешь, почему я злюсь, не так ли? Ты забрал у меня мой выбор. Если мы будем вместе навсегда, это будут равные отношения, — усилие, которое потребовалось, чтобы говорить спокойно, трахая Тома еще более жестоко, чем он когда-либо мог себе представить, было огромным, но он должен был понять, что Гарри больше не потерпит такого поведения по отношению к нему. — Да, Гарри, да, да, я буду хорошим, Отец, пожалуйста, никогда ничего не заставлять, н-никогда больше. Гарри запрокинул его голову за рог, чтобы посмотреть ему в глаза и убедиться, что он искренен в своих словах. Горячие слезы струились по его щекам, и когда взгляд Гарри опустился еще ниже, он увидел, что головка члена Тома покраснела словно от гнева. — Тогда повтори это: я твердо намерен с твоей помощью совершить покаяние, чтобы больше не грешить. Том так и сказал, все время глядя в глаза Гарри, хотя слезы продолжали капать по его лицу. — Хороший мальчик, твой Отец гордится тобой, — проворковал Гарри, заметив отчетливую судорогу в дыхании Тома и то, как обильно стекает предэякулят оттуда, где рука Гарри мешала его оргазму. Что ж, похоже, это было «да» Отцовскому извращению. — Молитвы о прощении заканчиваются мольбами о пощаде, — выдохнул Гарри, позволяя Тому решать, что говорить. То, что он смог так долго сдерживать свой оргазм, было, несомненно, результатом чистой злобы. Он не собирался снова теряться в удовольствии и не позволял Тому думать, что он всегда может решать, что лучше для Гарри. Хотя он не был очень счастлив своей новой сущности или реализован как Жрец, он никогда не признался бы в этом Тому. — Я… я умоляю тебя о милосердии. Пожалуйста… позволь мне служить тебе, любить тебя… — голос Тома надломился, прежде чем он снова заговорил на этом шипящем языке, и, к удивлению Гарри, на этот раз он понял его мольбы. — Позволь. Позволь мне кланяться тебе, — Гарри был бы ужасным Священником, если бы то, как Том почти сразу пришел к этой фразе, что-либо значило. Решив пропустить молитву отпущения грехов ради них обоих, он просто ответил. — Аминь. Когда Том повторил это слово, Гарри ослабил пальцы вокруг своего члена и начал поглаживать его одновременно своим толчкам, количество предэякулята, покрывающего его руку, делало ненужной любую другую смазку. Однако в конце концов он должен заставить Тома научить его этому трюку… — О-оте… Гарри, я… я люблю… — руки Тома наконец опустились на талию Гарри и он закричал, странно многоголосо, звуча как темный зверский хор. Что-то в его новой сущности вспомнило этот звук, и Гарри издал похожий крик, только почувствовав, как сжавшиеся мышцы Тома высасывают из него сперму так же жадно, как и его рот ранее. Гарри осторожно опустил их обоих на пол, притянув Тома к себе на руки и заглянув в его огненно-красные глаза — те самые, которыми, как он был уверен, теперь обладал и он. Все тело Тома дрожало в объятиях Гарри, но в его глазах была такая любовь, блаженство и надежда. Гарри мягко улыбнулся ему, убирая со лба намокший от пота локон. — Благодари нашего Господа за Его доброту, твои грехи прощены. Иди с миром. Ослепительная, почти невинная улыбка растянулась на губах Тома. Такое выражение он видел на лице своего дорогого друга лишь несколько раз в детстве. Они всегда завлекали Гарри. — Слава Богу, — прошептал он, обхватив лицо Гарри руками. Том наклонился вперед, чтобы сократить расстояние между их губами, нежно обхватывая и сминая их, когда Гарри прошептал в ответ. — Я люблю тебя, Том Реддл. Навсегда.˙˙˙ᵉʳᵃ ˡᵃ ᶠⁱⁿᵉʾ