Узы

      Когда я проснулась в темной комнате, бережно укутанная в теплое, мягкое одеяло, то решила, что все это был просто кошмар. Но мою надежду прервала одна деталь. На левой ноге чувствовался холод металла. Откинув край одеяла, я попыталась рассмотреть что это, но в кромешной тьме было ничего не разобрать. Я попыталась рукой, не вставая, нащупать какой-нибудь выключатель или хотя бы светильник, но тщетно. Когда я попыталась встать с кровати, голова закружилась и, в довесок к сбившемуся вестибулярному аппарату, меня еще и грубо затормозил тот железный «браслет», что я сразу почувствовала на ноге, и я благополучно шмякнулась носом о пол, при том, что нижняя моя половина тела так и не покинула кровати. - А-а-ай... Больно! – прошипела я.       Кое-как взобравшись обратно на кровать, я потерла нос и попыталась нащупать, что же сдерживало мою ногу. От железного браслета к одной из перекладин кровати вела железная цепь. На ней она смыкалась, и ее длины хватало, чтобы коснуться носом пола. Какая удача!       Закатив глаза в ответ на собственный мысленный сарказм, я попыталась проанализировать происходящее.       Я очевидно не в своей кровати. И с той же вероятностью очевидно то, что я сначала приняла за сон, сном вовсе не было. Я поерзала на кровати, стараясь нащупать все, до чего могла дотянуться. Во рту был неприятный привкус, а в горле стоял ком, из чего следовал вывод, что спала я достаточно долго.       Не нащупав ничего, кроме пустой тумбочки, лакированной деревянной стены и области самой кровати, мне ничего не оставалось, кроме как успокоиться и лечь на место своего заключения. Я изо всех сил старалась проанализировать происходящее, но ничего путного на ум не лезло. Мой желудок пропел скомканную мелодию. Как же хотелось есть…       За моей последней мыслью последовал скрип несмазанных железных петель. Дверь, находящаяся прямо напротив кровати, приоткрылась, запустив в комнату тусклый свет. В проеме стояла уже знакомая мне фигура. Как ни странно, но дверь была достаточно высокой, чтобы кто-то настолько высокий, как он, стоял там на вид, как нормального роста человек. Эта дверь в высоту метра три с половиной–четыре, наверное, была.       Зайдя в комнату, он зажег свечи по ее периметру, после чего подошел ко мне и сел на край кровати. Сейчас, в ярком свете свечей, никогда не думала, что свечи могут так ярко гореть, я могла отчетливо его разглядеть.       Он внимательно смотрел на мое лицо. Хоть его глаз мне видно не было, но я четко чувствовала, что он смотрит прямо на меня. Я ничего не могла вымолвить. Мое состояние, наверное, нельзя описать словом более четким, чем ступор.       Он еще какое-то время осматривал меня, после чего молча встал и вышел из комнаты. Того времени, что его не было, мне хватило, чтобы немного прийти в себя и осмотреть комнату. В ней, кроме кровати, на которой я находилась, и прикроватной тумбочки, были лишь небольшой шкаф и стол со стулом. Кроме этого у боковой стены была дверь, явно ведущая не в коридор, как та, в которую входил безликий. Может, в ванную комнату? Тут же должна такая быть? Минут через пятнадцать-двадцать он вернулся. Держа в руках небольшой поднос с двумя тарелками и большим стаканом воды, он подошел к кровати. Поставив его на прикроватную тумбочку, безликий сел на то место, которое недавно покинул.       Страх, который, казалось бы, должен был отступить, начал возвращаться. Я не имела ни малейшего представления о том, что от него ожидать. Безликий протянул к моему лицу руку, в ответ на что я отпрянула как испуганный зверь к изголовью кровати. Настолько далеко от него, насколько это позволял наручник на моей ноге. Моя реакция, видимо, смутила его, и он убрал руку. Это все напомнило мне сцену из моего детства, когда я поймала под коробочку с наживкой лесную дикую белку. Мои попытки дрессировать ее привели лишь к тому, что она шугалась по клетке, будто в нее тыкали огнем. Забавно, как жизнь иногда переиначивает…       Я не думаю, что у меня получалось хоть как-то скрыть страх. Ком в горле нарастал, а безликий сидел напротив меня, будто что-то обдумывая. После чего он медленно встал. Чтобы видеть его «лицо», мне пришлось довольно сильно задрать голову. - Еда и вода на тумбочке. Ты была без сознания почти два дня, лучше поесть, – на полминуты он замялся. – Позже я принесу тебе что-нибудь намазать нос.       С этими словами безликий, не дожидаясь моего ответа, проследовал к двери и закрыл ее за собой. Я осталась одна. Рука сама потянулась к воде. Почти разом осушив внушительный бокал, я покосилась на еду и решила к ней не притрагиваться. На подносе стояла чаша с супом, судя по ошметкам, что в ней плавали, куриным и плоская тарелка с внушительным бифштексом под какой-то кремово-красноватой подливкой. Выглядело это все вполне аппетитно, но я и не думала к чему-либо из этого притрагиваться. Поставив пустой стакан на место, я решила осмотреть ногу и то, к чему она была пристегнута. Без ножовки никак не обойтись. Цепь, соединявшая наручник и перила кровати была тонкой, но очень плотной и крепкой.       Позже я вспомнила слова безликого и коснулась своего лица. Под носом было немного крови. Видимо, я неслабо стукнулась о пол. На пальцах осталось красное пятнышко. Я потерла руки. В комнате было прохладно, сквозняк продувал меня даже под одеялом. Я огляделась. Недалеко от кровати было окно. Небольших размеров с темным стеклом, почему я сразу его не заметила. Оно было слегка открыто, и из щели, что отделяла раму от стекла, поступал воздух. Я обрадовалась этому факту, но наручник все равно не подпускал меня и близко к нему. Хотя, если подумать, в конечном счете я даже не знала, на каком этаже нахожусь. С высотки сигать мне не хотелось.       Взяв одну из салфеток, что лежали на подносе, и обтерев нос, я скомкала ее и положила на тумбочку. Если бы нос был сломан, боль была бы куда ощутимее, так что волноваться сильно мне не пришлось.       Так прошло, наверное, с час или может даже с два. Я не знаю. Счет времени окончательно потерялся. Дверь снова заскрипела. Он вернулся. На этот раз с небольшой баночкой. Безликий подошел к кровати, но садиться не стал. Посмотрев на поднос, он недовольно покачал головой. Баночку протянул мне. Я не шелохнулась. Если бы он был обычным человеком, я бы сказала, что он тяжело выдохнул, но это сомнительный факт. Баночку же поставил на тумбочку, а сам сел на пол, спиной оперевшись о край кровати. Это была первая из его манипуляций, которую я одобрила. Он сидел ко мне спиной и, несмотря на то, что он был на полу, а я на кровати, его затылок был на уровне моего лица. - Мне жаль, что так вышло, – последовала пауза. Он будто ждал ответа, но его не последовало. – Я не собирался показывать себя. До последнего надеялся, что ты справишься сама, но когда увидел шприц, то понял, что… - он снова умолк.       Меня не волновали ни нападение в парке, ни то, что я Бог знает где находилась, ни то, что он вообще такое… Меня волновал другой вопрос, мучавший меня все последние годы жизни. Я понятия не имею, откуда взялась та смелость. К горлу снова подступил ком, я чувствовала, как от стресса начали накатывать слезы. Руки задрожали. - За что? – промолвила я. – За что ты превращал мою жизнь в ад все эти четырнадцать лет? Чем я это заслужила? – голос подрагивал, из горла вырывались всхлипы.       Мне показалось, что безликого передернуло. Он не стал поворачиваться, но уверена, что понимал – я плачу. Мне было стыдно за свою собственную слабость, но казалось, что боль, копившаяся все эти долгие четырнадцать лет, заполнила меня густой, тягучей горечью целиком. Лицо упало на ладони, я была на грани истерики. Мой спутник не двигался. Я уже не пеклась о своей жизни так, как прежде. Я просто нуждалась в ответе! - Ну, почему ты молчишь?! – вопль вырвался из моих легких. Казалось, что если он ответит, мне будет не так обидно умирать.       Безликий явно был удивлен такому бурному поведению. И все же когда он поднялся и приблизился ко мне, я осеклась и вновь отпрянула. Руку он больше не протягивал, но по нему было видно, что он хотел это сделать, но сдерживался. - Я просто не мог перестать следовать за тобой. Но то, что я не мог прикоснуться к тебе, вызывало у меня такую ярость, что я творил ужасные, поверь, по истине ужасные вещи! А когда я возвращался к тебе после этого, мой вид был слишком чудовищным, чтобы я мог показаться тебе, и все повторялось по новой, – он умолк.       Через мгновение его мягкий голос погрубел, он выпрямился, вид его стал более угрожающим. Голова склонилась, а руки безликого сжались в кулаки, казалось, он думает о чем-то очень неприятном или… - Уж лучше поешь! – его голос еще не казался мне таким холодным как в этой фразе.       Разговор мне продолжать не хотелось, хотя вопросов было предостаточно. Я вжалась спиной в изголовье кровати и попыталась стать настолько незаметной, насколько это было возможно. Не дождавшись ответа, он равнодушно повернулся к двери и вышел.       Я осталась наедине с самой собой. Это было невероятное чувство. Я не помню, когда последний раз его испытывала. Я была одна, действительно одна. И никаких взглядов, пристального внимания. Никакого давления. Я не чувствовала ничьего присутствия. Его не было. Он исчез. Сидя в оглушительной тишине, я не чувствовала абсолютно ничего, кроме легкого ветра, что до сих пор доходил до меня из щели в окне. Я была в восторге!       И все беспокойство пропало. Он не смотрел на меня. Впервые за четырнадцать лет я осталась одна. Действительно одна!