***
Не припомню хоть единый раз за всё обучение в кадетском училище, что бы мы спокойно разговаривали, не собачась и не пытаясь мериться новыми достижениями, полученными в той или иной ситуации. Возможно, люди назвали бы это от ненависти до любви? Не наш случай. Со стороны, это больше походило на ребячество, в том время как мы всерьёз втягивались в различные состязания или словесные перепалки только ради удовлетворения собственной гордости. И как долго я могла доверять своей гордости, так и кричащей, что никакой искры не было и это не влюблённость? Что не любовь питала и побуждала меня всё это долго время? Возможно, только на грани смерти, когда жизнь пролетает перед глазами, я бы осознала свои чувства, так и умерев с сожалением о том, что поняла слишком поздно. Если бы не мои однокурсники. Те самые, что каждый раз подстрекали меня, заставляя краснеть и смущаться, как ненормальная. И, если первое время это казалось дико смущающим и забавным, то, поступив в Разведкорпус, всё стало совсем по-другому. Жизнь выглядела совсем другой и в своей более реалистичной версии. Каждый раз, когда я была на волоске от смерти, кто-то всегда был рядом, чтобы спасти меня или пожертвовать собой ради моей одной никчёмной жизни. И какое же паршивое было чувство при виде сотни погибших граждан и солдат. Если первые лишь жертвы случая, то вторые боролись за свободу человечества. И я была вторым типом. Я никогда не задумывалась о ценности своей жизни. Мои несостоявшиеся родители то и дело, что твердили о моей никчёмности и ненужности на этом свете. И лишь в кадетском училище я увидела, какими разными бывают люди. И именно это место подарило мне, может и не самые хорошие, но несомненно лучшие воспоминания, которые я сохраню глубоко в продырявленном сердце, истекающим кровью без остановки. Это место и стало причиной всех моих ран. Друзей пожирали с высочайшей скоростью, что в последующем стало причиной моей отстранённости. Я пообещала себе, что больше никогда не открою сердце ни единой людской души, что поберегу свои нервы и время, которое я так много потратила на восстановление, ушедшее впустую. И вот она я, стою на самом верху стены, рассматривая земли, что 5 лет назад принадлежали нам. И сердце больше не сжимается от одного лишь взгляда на растоптанную траву или растущее дерево. Всё в какой-то момент потускнело и поблекло. Солдату никогда нельзя было замыкаться в себе. Одно дело, когда проживаешь многое, становясь лишь хладнокровнее, но никак не бездушнее. Другое дело, неуверенность в себе и собственных решениях. Для некоторых это положило конец их жизни, для других ничтожное скитание от одной скамьи к другой. Но солдат никак не мог позволить себе такой "роскоши". Мы несли ответственность за жизни гражданских и их мирного сосуществования. А может, я опять слишком мнительна и, на самом деле, всем на меня не наплевать и я хоть кому-то на этой Земле нужна? Кто вообще убедил меня в моей ненужности? Родители? Знакомые? Я сама? Причина роли не играет, когда она ставит под сомнение твою готовность к бою и субординацию.***
Я понятия не имею, что меня тогда сподвигнуло на подобный поступок. Я ведь так долго строила образ бездушной твари, чтобы одним рывком его разрушить? И когда я успела так сильно поменяться, сама того не заметив? Все мои усилия коту под хвост, но тогда это не имело значения. Как и потом, возможно. Видеть, как они пытаются спасти задницы друг друга от глотки 15-метрового титана было невыносимым. И, хоть подвергая себя саму огромной опасности, я без раздумий набросилась на эту чёртову скотину, что пыталась съесть моего Жана. Да и не только его, но пафоснее звучит, когда говоришь, что борешься за свою любовь, не так ли? Тем более, что мозги мне отшибло ещё с самого детства, если не с пелёнок. Прорезая слабую точку титанов, я молилась, чтобы моя помощь оказалась эффективной, чтобы из-за этого титана не оказалось на одну жертву больше. И мой героический порыв увенчался успехом, что сберёг не только жизнь Жану Кирштейну, но и другим членам Разведкорпуса. Но вот чего я точно не ожидала, так это того, что сам Жан Кирштейн пригласить меня побеседовать на крышу, после вылазки за стену. Неужели удостоит чести нормально поговорить спустя столько времени? Как же бесит. Бесит вся эта напыщенность и официозность. Ради бога, мы учились 3 года, бок о бок, спасая друг друга неимоверное количество раз! — Неужели сам Жан Кирштейн решил поговорить со мной? Скоро снег выпадет? — Очень остроумно. — Я в курсе. Всегда и отличалась ото всех своей остроумностью. Так что? Чего хотел-то? — И когда ты успела стать такой… — Какой такой? — Даже не знаю, как описать. Равнодушной? — Уж какой выросла, простите, ваше Величество. У меня не было нормального детства с любящими родителями, как у некоторых. Приходилось выживать, каждый день думая, как бы не помереть. — Я, вообще-то, звал тебя, не чтобы в итоге извиняться. А мозги вправить хотел, что на рожон лезешь! — О-о, так у нашего Жанчика совесть появилась, как занимательно! Если ты решил меня отчитать, я сваливаю. Уже разворачиваясь, я впервые, за долгое время, почувствовала себя настолько паршиво. Раньше лишь закрывала глаза на что-то обидное или не приходящееся мне по вкусу. Ноль реакции. Но почему-то его слова всегда сильно на меня влияли, и этот раз не исключение. Главной задачей на данный момент было не расплакаться при нём, как жалкая дурочка. Так вот оно как, щипание глаз и лёгкая боль в горле. А ещё обида, давно засевшая в груди, начинающая саднить больше обычного. Нужно поскорее сматываться, пока не показала свою слабину и этот недотёпа не начал жалеть. Ещё чего не хватало. Но все мои планы разом рухнули, почувствовав крепкую хватку за плечо. Меня, буквально, развернули к себе лицом, хватаясь за другое плечо правой рукой и рассматривая лицо. — Прости. Одно лишь слово может повлечь за собой череду обстоятельств. Иногда хороших, а иногда не совсем благоприятных. В моем случае, вариант будет вторым. Гордость не позволяла показывать истинные чувства, так ещё и перед человеком, которого боялась потерять больше всего. Но не всегда в жизни всё идёт по-твоему плану. Жан Кирштейн, спустя долгие месяцы, пытаясь разбить вдребезги ледяную глыбу, исходящую из моей груди и формировавшую стену между нами, добивается своего. Даже, если финальный исход не совсем нравился юноше, он был рад, что смог возбудить во мне эмоции. И сейчас, зажатая в кольце рук парня, я рыдала, пытаясь вырваться из этого "плена", крича какие-то проклятия и не самые приятные слова в его сторону.***
— И долго же ты собираешься ходить вокруг да около? — О чём речь, Конни? — Да ну, брось, Жан. Все и так видят, как ты перешёл с Микасы на Китоху. — Да что ты вообще такое говоришь?! За языком следи! — На правду не обижаются, дружище. Прими и действуй, наконец, бестолочь! Столько титанов уже перебили, а как девушке признаться, так сразу робкий недотёпа. — Так говоришь, как будто рассказать о своих чувствах, раз плюнуть! — А что сложного, по-твоему? Подошёл, рассказал и начал действовать. Да - начнёте встречаться, нет - попытайся завоевать её сердце!***
— Сложно признавать, но у Конни, всё-таки есть, иногда, мозги. - после того, как ты чуть подуспокоилась, начал Жан. Недоуменно посмотрев на него, ты сразу же стушевалась, поняв, что находишься в объятиях предмета твоего воздыхания. Увидев твою реакцию, парень убрал руки, продолжив. - Я к тому, что легче ведь просто признаться в своей любви к человеку, нежели блуждать с противоречивыми чувствами? Слабо кивнув, ты помрачнела ещё больше. Естественно, речь шла о Микасе. Теперь, тебе стал ясен мотив Жана поговорить с тобой. Он ведь считал тебя гуру-мастером в любовных делах и прочей чуши? Стало ещё досаднее и чересчур гадко. Настолько гадко, что это было за пределами твоего лимита. — Можешь попытаться признаться Микасе, хотя не думаю, что она оценит. Ты ведь и сам прекрасно знаешь, что у тебя с ней нет ни единого шанса. Вот тебе мой вердикт. Пока. - на миг взглянув в его глаза, тебе показалось, что ты увидела недоумение. Быстро повернувшись, с помощью УПМ, ты добралась до временного штаба Разведкорпуса.***
С того разговора, кажется, прошло чуть больше недели. Камень на душе тяжелел, а душу разъедали непонимание и, давно затаившаяся, обида. Скоро у вас должна была пройти 57 экспедиция за стены. Думаю, каждый морально готовился к, предначертанной с самого начала, судьбе, а точнее, смерти, ожидающей за стенами. В тебе играли противоречивые чувства: пойти и поговорить с Жаном, рассказать, что на самом деле кроется под туманной завесой или же дать ему пару тумаков за его лёгкую беспечность, чтобы наконец научился правильно общаться с девушками. Но тебе в голову пришла ещё одна идея, третий вариант, который казался самым безумным, но наиболее рациональным. При хорошем раскладе, вы сможете провести, возможно, последние моменты жизни вместе. Хотя, тебе точно осталось немного, знала ты это точно. Цветы, что лезли из грудной клетки с нарастающим количеством, каждый раз, когда хоть малость пыталась напрячь тело. Поэтому ты попросила у капитана Леви небольшой отгул от тренировок из-за невыносимых недугов. И тебя не столь сильно поразило его разрешение, чем сочувствующий взгляд цепких глаз. За время работы в команде, отряд капитана Леви начал понимать его, едва различимо-меняющиеся, черты лица от разных, переполняющий его, эмоций. Возможно, он не мог до конца открыться своим подопечным, но вы знали, что глубоко в душе, он заботился о вас, сопереживал и был готов пожертвовать своей жизнью, лишь бы уберечь вас от неминуемой гибели. Тем не менее, капитан был суров и строг, и не сразу отпустил тебя отдохнуть и собраться с мыслями. От не до конца принятого тобой решения веяло сомнениями. Скорее всего, не зацепись ты носочком о торчащий гвоздик в полу, так бы и продолжила путь к комнате Кирштейна. В последний момент испугавшись, кажется, саму себя, буквально побежала прочь, как пчелой ужаленная. И ребята, которые ещё не легли спать, наверняка задаются вопросом, что за шум раздаётся на верхних этажах.***
Я не видел ничего, кроме неё. Она уже давно сдалась, смирившись со своей участью, а я был тем, кто хотел вселить ей надежду в мирную жизнь на этой проклятой земле. Хотел, но понятия не имел, каким образом. Ведь она давно отгородилась от меня, больше не пытаясь влезть в очередной спор, просто посмеяться друг над другом или друг с другом. Мне казалось, что я потерял свою родную Китоху в момент, когда нам нужно было определиться, в какой корпус мы пойдём дальше. Видимо, её самолюбие и гордость были сильно пошатаны, завидев меня в десятке лучших солдат. И тогда я не придал значению её побледневшее лицо и потухшие огоньки в глазах. Я посчитал это облегчением, с её стороны, потому что она, нет… Мы слишком много намучились, но ещё не знали, что весь ад был только впереди. И вот, как в замедленной съёмке, я смотрел на её обездвиженное тело и равнодушное лицо в лапе титана. Видел, что она больше не боролась за свою жизнь, лишь приняв происходящее за истинное. А мой мир тогда перевернулся с ног на голову. Я никогда не ощущал такой прилив сил и, кипящей, почти обжигающей, ярости в крови. Точно отрезав пальцы титаны, приказал Армину поймать Шиму, а сам побежал убивать титана. Нам крупно не повезло наткнуться на титана на обратном пути. Строя теории и догадки, я вовсе не заметил, как девичье тело начало дрожать в моих руках. Да, после уничтожения титана, пытавшегося сожрать Шиму Китоху, я решил держать её под своим плечом, пока мы не доберёмся до ворот. — Х..холод-дно… Одно слово, заставившее меня забыть обо всём на свете, сосредотачивая на себе всё внимание. Одно лишь слово, что напоминало её, неожиданно ворвавшуюся в мою жизнь и укравшая моё сердце. Я прижал её к себе ближе, отчаянно скача вперёд, надеясь, что это хоть как-то поможет. Под ухом послышался тихий шёпот, что я сперва и не обратил внимания. — Пообещай, что выполнишь одну мою просьбу… Как вернёмся… Если меня ещё успеют спасти… — Обещаю, Китоха. Обещаю. Главное выживи, пожалуйста.***
Народ уже вовсю придумывал план по захвату женской особи. Гипотезы Армина и стратегии командующего Эрвина помогли составить более-менее рациональный, но всё же рискованный и безумный, план. Конечно, всех повергла в шок информация об Энни, являющейся Женской особью, и схожесть Райнера и Бертольда с титанами. — Хей, Жан. - обернувшись на знакомый голос девушки, Кирштейн подбежал к тебе, обнимая и поднимая в воздух, кружа над головой. - Эй, т-ты чего? - жутко краснея, тебе пришлось ухватиться за плечи юноши, чтобы не упасть. — Ты когда проснулась? И почему никому не рассказали? Я бы сам пришёл, не стоило утруждаться! — Тише-тише, ты чего вдруг разнежился. Неужели, влюбился? - ухмыляясь, выпалила ты, не подумав. — Если и так, что с того? - в любой другой ситуации, ты бы встала, как прокаженная, не сумев и слова вымолвить, но от тебя так и пёрло "решимостью" наконец выполнить свой мини-план. — Помнишь, что обещал мне кое-что? — Помню, но что? — Пошли за мной. - схватив парня за запястье, ты повела его по узким улочкам, знакомым только тебе. Кашель было трудно сдерживать и ты снова выплюнула розовую фиалку, заодно пачкая асфальт кровью. Всеми силами хотелось скрыть подобную сцену от взора Кирштейна, поэтому ты и попёрлась вперёд. В ночи, город казался совсем другим, чужим. - На ту крышу. - легонько потянув за рукав, ты указала на одну из многочисленных, схожих с собой, крыш. Так как ты только недавно начала идти на поправку, тебе были противопоказаны любые физические нагрузки, тем более использование УПМ. Поэтому приходилось просить, чтобы снова оказаться в неловкой, и сильно смущающей тебя, позе. Жан, без тени сомнения, взял тебя на руки, поднимая на указанное тобой место. Тебя всегда завораживал вид ночного неба, усыпанного миллиардами звёзд. Кажись, ты слегка замерла, чувствуя подступающий кашель. — Китоха! — А? Что? - из транса вывел мужской, перешедший на громкий, голос. - Да, прости, задумалась. Не знаю даже, как начать… В последнее время, всё стало слишком сложно и запутаннее. Не понимаю, что происходит со мной, с окружающим миром, кто, чёрт возьми, я вообще? И имею ли право просить тебя о таком? - юноша хотел было что-то добавить, но ты перебила его, не дав вставить и слова. - Выбор есть всегда, не так ли? Но в моём случае вариантов критически мало. Понимаешь, мою судьбу давно решили за меня? Жан, мне осталось немного. Я серьёзно. Мне не ставили диагнозы врачи, но тут и так уже всё понятно. Я выбирала меж двух зол и выбрала ещё хуже. Наихудший, потому что у него есть 2 ответвления: хороший и плохой. Хотя, если так подумать, даже больше, но в приоритете сейчас стоят именно они. Если будет хороши- — Эй-эй, ты мне зубы тут не заговаривай. Давай ближе к делу. Что случилось такого, что ты от нервов много лишнего болтать начинаешь? — Поцелуй меня. - ты обещала себе быть сильной и принять любой исход. Твоя душа и голова давно смирились с приближающей смертью, от которой никогда не получится спрятаться. Можно убегать, лишь продлевая жизнь на несколько жалких моментов. И видя, насколько шокировала и ввела в ступор парня, продолжила тараторить. - Поцелуй так, словно целуешь самую лучшую девушку на свете! Сделай это так, будто я Микаса. Конечно, у меня нет права заставлять тебя, решение за тобой, но… — Нет. - то, чего ты в принципе и ожидала услышать. По крайней мере, сердце не будут медленно разъедать личинки в дыре, образовавшейся там несколько лет тому назад, а горло не будет постоянно першить, царапая глотку, на удивление, острыми цветами. Теперь-то ты знаешь точный ответ, даже как-то спокойнее стало от осознания, что ты прекратишь видеть ад и чувствовать его внутри себя. - Мне не нужно никаких представлений, чтобы поцеловать и так самую лучшую девушку на свете. С этими словами, он нежно взял твой подбородок одной рукой, а другую расположил на талии, притягивая к себе ближе. Он нежно сминал твои губы, смакуя от каждого движения, блаженно прикрывая глаза. Хватило тебе приключений по горло, слишком много эмоций за несколько недель. Нет, за несколько лет. Горячие солёные слёзы лились, словно ручьи, придавая горечи вашему поцелую. Мягко поглаживая твои щёки подушечкой большого пальцем, Жан смахивал слёзы, не прекращающие лить. Прерывая поцелуй от нехватки воздуха, ты заметила крупинки в уголках его глаз. И тут, ты почувствовала цветок. Но теперь, ты точно знала, что он был последним. — Подожди, ты..? — Сейчас это не важно, поверь. Теперь всё наладилось, правда? — Да. Теперь, ты, наконец, станешь моей? — Только, если ты станешь моим. - издав тихий смешок, он взял твоё лицо обеими руками, целуя каждый сантиметр кожи. - Хей, Жан, щекотно же! — Прошу, никогда не сдавайся и борись до последнего! Сражайся! Если не для себя, то, хотя бы, ради меня, прошу… — Обещаю, Жан. Но учти, я больше никогда от тебя не отцеплюсь! — И не надо. В ту ночь, заблудшие души сошлись, воссоединяя разбитые сердца. Их любовь будет крепчать с каждым днём, заставляя проживать новый день, как бы не хотелось. Он спас её от неминуемой смерти, а она стала его успокоением.