никому, пожалуйста, не рассказывай

ёнджун смотрит в отворённое окно на тёмное золото ночи и растворяется. время тягуче шевелится, но не гонится, оставляя ёнджуна за книжкой с картинками, листаемой в лунном свете. на плече саднит царапинка, оставленная несмышлёной кошкой ещё дома. ёнджун потирает её, вспоминая тёплые мамины руки. лёгкое движение воздуха из окна заставляет ёнджуна подняться, и он понимает: пора. книжка с картинками отправляется спать на полку, а ёнджун — гулять на крышу. он успевает прихватить мороженое. его оголённые большой и мягкой футболкой плечи встречаются с чистым воздухом, и он вдыхает его, чувствуя, как подрагивают лёгкие. приятно… и знакомый силуэт тут же на краю крыши встречается. ёнджун неспешно кочует к нему, шурша бумажной упаковкой и разглядывая спину в белой футболке. они сидят на краю прохладной черепицы молча, наблюдая за множеством загородных звёзд, рябящих в глазах. тёмные макушки сосен тут же неподвижно и безмолвно простираются, заслоняя собой горизонт. ветер, тихий и до невозможности тёплый, обволакивает и кутает расслабленные плечи, заставляя приятно поёжиться. ёнджун придвигается ближе к субину, потому что телу так неосознанно хочется. где-то вдали мерцает подвесной фонарик. отвлекая внимание, неизвестная птица беспокойно шевелит ветку, срываясь с неё и проносясь совсем близко. ёнджун от неожиданности вздрагивает, а субин тихо посмеивается, обнимая свои колени. — вкусно? — спрашивает он, обратив внимание на малиновое мороженое. — очень. — усмехается ёни, доедая. от него остаётся только бумажная упаковка, которая с хрустом превращается в кривой шарик. — я очень люблю малиновое мороженое. — мечтательно улыбается он, вспоминая его малиновый вкус, который ещё не исчез с губ. — хочешь попробовать? — хочу… — так странно отвечает субин, придвигаясь зачем-то ещё ближе, и смотрит на ёнджуновы мягкие губы. — хочу попробовать… можно? а ёнджун глупо моргает, замирая, и смотрит в ответ ошеломлённо, понимая только сейчас, что и как он сказал субину. а тёплый и мягкий субин не ждёт, подаётся вперёд, бегая глазами по его лицу, и нежно касается языком его губ, самозабвенно жмурясь. ёнджуну жарко и сердце колотится, от чего он судорожно выдыхает, встречаясь с дыханием чужих, манящих губ. они несдержанно припадают к его собственным, кружа голову своей нежностью. ёнджуну хочется, хочется, чтобы их было больше. у ёнджуна в животе порхают бабочки, щекоча внутренности своими крылышками. субин, нависая над ним, вылизывает и нежно терзает его, ёнджуновы, губы, понимая, что они самые вкусные на свете, и даже не потому, что на них остался малиновый след. ёнджун приоткрывает глаза и встречается с трепещущими ресницами напротив, и субин, будто почувствовав его взгляд, тоже распахивает глаза. они утопают в омутах глаз друг друга, как в тёмной ночи, светящихся искрами, как россыпью звёзд и поражённо отрываются от губ друг друга, рвано дыша. ёнджун приходит в себя первым, улыбается и выжидающе смотрит. — мне… тоже очень нравится… это мороженое… — прячется в волосах субин, отвечая на безмолвный вопрос. — а мне ты очень нравишься… — шепчет ёнджун, улыбаясь самой счастливой улыбкой на свете. — только… никому, пожалуйста, не рассказывай. а черепица на крыше холодная, как мороженое, которе студит горло. а ветер тёплый, как мамин плед. а губы субина горячие, как и сердце, которое бешено перестукивает чужое, но теперь такое родное, имя.