***
За час до этого. — Каташи Харада… Значит, так теперь тебя зовут. Старый врач поднял голову, отрываясь от письма. На секунду его гневный взгляд сменился удивлением, а после стал чрезвычайно спокойным. Как же мерзко. — Узнаю этот взгляд. Я уж думал, что ты не появишься. Асами стояла перед ним в одном больничном халате. Пришлось притвориться роженицей, чтобы проникнуть сюда, и, благо, больница охранялась чуть получше, чем деревенский магазин. — Итак, остался только я, полагаю? С руки Асами текла кровь, которая медленно собиралась на кончиках пальцев, но не падала на пол. От неё становилось теплее, но от предвкушения — ещё больше. — Молчишь? Приму как «да». Уверен, смерть Иссина и Такаши — тоже твоих рук дело, бревно номер 208. Из-под медицинской маски не было видно злобного оскала, который невольно проявился на лице Асами. Однако, она не спешила пресечь эту наглость. — У меня есть имя. — У меня тоже. Только вот я его поменял, как видишь. Ты, стало быть, тоже. — Он сложил руки вместе и наклонился вперёд. — Скажи, как ты узнала, что я здесь? Хотя, нет, дай я сам угадаю… С «якудзой» я не работаю уже давно, правительство ко мне претензий не имеет, а даже наоборот… а-а-а, Божий Кро-ов! Он намеренно растягивал слова, нарочито играя голосом, чтобы показать, будто контролирует ситуацию и не боится. — Знаешь, ты не изменилась. Ты всё такая же ведомая. Божий Кров, конечно, сильная и влиятельная корпорация, но она пользуется теми же методами, что и я в своё время. Единственное отличие состоит в том, что я убивал тысячи во спасение миллионов, а они — всего лишь ради власти. Милая, ты променяла шило на мыло. — Я не работаю на них. — Ну да, как же. Они ничего не предлагают за бесплатно. А впрочем… судя по твоему взгляду, тебе всё равно на мои слова. Скажи, ты делаешь это просто из мести, или у тебя всё-таки остались какие-то принципы? Легко спрашивать об этом, когда понятия не имеешь, что такое мораль. Прошло больше пятидесяти лет, но Асами помнила каждую секунду, проведённую в барокамере, каждый нарыв и плевок кровью, заражённой сибирской язвой, каждую вивисекцию без наркоза в операционной первого отдела отряда 731. Пусть они и виделись лишь единожды, Асами ненавидела этого человека больше всего, ведь именно с его подписи начинался каждый эксперимент, именно его подписью заканчивалась каждая история болезни и итоги испытаний. Он знал о всех её страданиях, выжимая из них открытия, которыми потом заслужит себе имя одного из величайших умов двадцатого века. Тогда их единственный разговор расставил все точки над «и». Ему было плевать на мучения людей, плевать на их судьбу и души. Всё, что его интересовало, так это желание исследовать, открывать, создавать, при этом находиться вне всяких рамок этики, мнить себя богом во плоти. Страшнее всего то, что сначала Асами шла за ним, восхищаясь его гением, пока он не узнал, что новенькая медсестра из провинции обладает чудесным даром — бессмертием. — Не тебе спрашивать об этом. Я просто хочу, чтобы каждая мразь из первого отдела умерла, понесла наказание. — А за что же это? — Старикашка нарочито удивился. — За гибель трёх тысяч «брёвен»? Ну что же, благодаря им удалось разработать антибиотики нового поколения, усовершенствовать противоэпидемические меры, а ещё вывести на совершенно новый уровень травматическую хирургию. Я могу долго перечислять, даже отдельный список заслуг опытов над тобой могу назвать. Как думаешь, сколько жизней я спас взамен тех, что потратил? Поверь, все эти военнопленные, деревенщины и преступники вряд ли бы принесли больше пользы, чем в наших лабораториях. Если бы это было не так, то они бы сидели где-нибудь в больших городах в таком же кабинете, как этот, а не стояли в полях, плетя корзины или сея рис. Он встал, поправив халат. Вспомнилась эта сгорбленная походка, будто он всё время думает о чём-то, ни разу не похожая на походку психопата-экспериментатора. — Не обманывай себя, двести восьмая. Тобой движет ненависть, слепая и беспощадная. Ты так или иначе убьёшь меня, так что я хочу спросить: сколько жизней спасла ты? Последнее слово он выделил особенно сильно, даже пальцем ткнул. — Положила кучу парней из «якудзы» — ладно, они всё равно сброд. А в Киото за что так с людьми обошлась? Охрана Иссина просто выполняла свою работу. Неужели нельзя было убить его как-нибудь поэлегантнее? Теперь и ко мне пришла, а ведь внизу мои коллеги, друзья, а дома меня ждёт Азуми. Без меня ей будет трудно. К тому же, мне уже пора идти оперировать пациентку. Ей, наверное, ставят наркоз и скоро позовут меня. — Не пытайся давить на жалость. — Почти прорычала Асами, борясь с сомнениями. — Слишком поздно. Наконец-то, стекшая кровь собралась в лезвие, и Каташи даже заметил это, но старался не подавать виду. — Я не давлю, просто даю тебе последнее наставление. Я разрушил много жизней, знаю, но при этом сколько судеб я спас в перспективе. — Его взгляд то и дело бегал, голос становился громче. — А что до тебя? Скольких людей ты спасла своей бездумной местью? Едва ли наберётся сотня. Он окинул её напуганным взглядом. Будто ожидая смерти в любой момент, он медленно попятился к окну. — Впрочем, ты ни капли не изменилась. Разве что взгляд потускнел, хах… У тебя достаточно времени на то, чтобы искупить свои грехи, не то что у меня! Ты вот что сделай лучше: когда убьёшь меня… Вот она у двери — вот она у окна, застыла с поднятым в руке лезвием из крови. Порез был сделан одним лишь остриём, чтобы «элегантно» вскрыть сонную артерию. До этого невозмутимый Каташи вдруг совершенно неэлегантно схватился за шею и что-то прохрипел, булькая, как утопленник. — Ты прав только в одном: у меня вся жизнь впереди… Я исправлю всё, что со мной сотворил ты, что наделала я… Он упал на бок, держась за горло обеими руками в агонии. Внезапно, Асами схватила доктора Каташи за волосы и воткнула руку прямо в его сердце. Кровь потекла по рукаву вверх, обволакивая девушку точно кожа. Он видел при этом, как у Асами выпали зубы, уступая длинным острым клыкам, вставшим в ряд новой челюсти, совершенно не принадлежавшей человеку. — …а у т-с-себя времени больше нет-с-с. Я очень надеюс-сь, что у тебя есть незаконченные д-села, которые не дадут т-себе покинуть эт-с-от мир. Одно хот-сь хорошо: т-свой мозг мне ещё пригодит-с-ся. И вцепилась в голову, отрывая куски черепа, точно скорлупу от варёного яйца. Кровь стала кожей, дряблой и старой. Органы внутри ужались от уменьшения роста, стало сложнее видеть от давления, но теперь в кабинете было двое докторов Каташи. Это был последний. И почему-то от свершившейся мести не было радости, лишь облегчение, будто наконец-то покончил с работой, которая так долго не давала покоя. «Я думала, что этот момент будет радостнее… Сволочь». В одном ли был прав Харада? Вместе с воспоминаниями передались и последние минуты его жизни, во всех деталях. Он правда смеялся над ней в душе, хоть и боясь при этом смерти, как и подобает старому человеку. Эти мысли о безумии и узколобости стоявшей перед ним Асами были точно горькая ложка дёгтя. Хуже всего то, что они зацепили её, заставили злиться, а значит принять удар. В отражении панорамного окна показался монстр с горящими злобой глазами, не старик, под которого Асами так старательно маскировалась. Её и раньше терзали подобные мысли, особенно в первый раз, но сейчас был совсем другой случай: нет больше врагов, нет тех, кого ждёт наказание. Остался только бессмертный человек, смотревший прямо в своё отражение. Остались только её грехи, неоплаченный долг перед… перед собой, пожалуй. «Ты прав, Харада, я ведомая, раз уж ты заставил меня усомниться…» Вместе с вихрем мыслей Асами на автомате поправила свой халат, уже продумывая план, как поступить в сложившейся ситуации. »…но я, в отличии от тебя, хотя бы раскаиваюсь. Гори в аду, ублюдок» Что ж, с самого начала Асами мечтала быть врачом. Так почему бы не вернуться к любимому делу? К тому же… если с этого ведь всё и начиналось, то пусть этим и закончится.***
«Вечером, 3 января, в префектуре Сайтама был зверски убит в собственном кабинете главврач международной клиники Синего Креста Каташи Харада. Как стало известно следствию, убийца замаскировался под свою жертву с помощью оборотничества, провёл вместо него операцию, после чего скрылся в направлении Центрального вокзала Токио. Из-за высокой загруженности станций убийце удалось сбить полицию со следа. В настоящее время злоумышленник разыскивается по всему региону Канто. Будьте осторожны: убийца вооружён и может…»
Ханако выключила телевизор, ведь кто-то постучал в дверь её квартиры. — Я открою! — Не успела она встать, как муж тут же опередил её. Ханако смотрела через плечо на входной коридор, видя только мужа в домашнем халате. Его выражение лица выглядело довольно… озадаченным. — Мы ничего не заказывали. — Извините, но всё указано верно. Это ведь ваш адрес? — Наш, но ещё раз: мы ничего не заказывали. — Что-то случилось, Таки? — Поинтересовалась Ханако. — Да какой-то курьер-иностранец пристал. — Погодите, разве вы не… не Ханако Мацуи? Ханако встала из-за дивана и, почти «прыгнув» в тапочки, подошла к выходу. — Это я. — В таком случае вот. — Курьер в деловом костюме протянул сиреневую подарочную коробочку, перевязанную жёлтой шёлковой лентой. — Это вам. — От кого? — Не могу знать. Мне просто поручено доставить это лично в руки. А теперь мне пора. Хорошего вам вечера. Молодой человек откланялся и ушёл под молчаливый, непонимающий взгляд Ханако и Таки. Почему-то именно сейчас Ханако одолело какое-то безумное любопытство, и она, ни секунды не думая, сняла ленту и раскрыла коробочку. — Что ты дела… Таки остановился на полуслове, не совсем понимая увиденное, ведь в подарке лежало не украшение или деньги, а ярко-синий цветок хризантемы из шёлковой бумаги. К нему прилагалась записка:«Извините за беспокойство, которое я вам доставила. Если мы снова встретимся когда-нибудь, то, надеюсь, при более благоприятных обстоятельствах».
Автор пожелал остаться неизвестным.