На берегу моря

Песок ласкает нежные пальцы ног, стоит Чону ступить голыми ногами на пляж. Он держит свою обувь в руках, медленно ступая по мокрому песку. Море совсем недалеко, стоит лишь протянуть руку, и вот коснешься холодной воды. Чону, опустившись на корточки, медленно соприкасается с кромкой воды пальцами, погружая постепенно до локтя. Вода холодная, она обволакивает смуглую кожу, обнимает. Ему сильно не хватает этого. Чону хочет уплыть так далеко, чтобы даже космические спутники не смогли найти его, чтобы ни одно живое существо не увидело бы никогда его тела. Он просто хочет остаться живым, даже если для этого придётся умереть. Песок прилипает к мокрым пальцам, пока Чону медленно вышагивает по чистому берегу. Он рисует большим пальцем незамысловатые фигуры, щурясь от яркого вечернего заката. Совсем скоро станет темно, и тогда придёт он. Парень снова жмёт губы, желудок скручивает в очередном приступе, а мерзкий ком отвращения и боли сжимает больное горло, и Чону сплёвывает, наблюдая как слюна оседает на его пальцах ног, стекает вниз. После, тряхнув ногой, он идёт дальше, черпая ногами тяжелый песок. Чону сидит на берегу, вытянув ноги так, чтобы они касались воды, запрокидывает голову, местами затянутое серыми тучами небо. Под стать его состоянию. Он щурит глаза, провожая взглядом уходящие лучи. Солнце почти село, видна лишь маленькая его часть, зато самая яркая. И последняя. Чону глубоко вдыхает морской воздух, чувствуя запах зелёных водорослей. Совсем скоро он придёт. Опять жмурится, отчего перед глазами мелькают белые пятна. Слышит громкий хлопок и, открыв глаза, он успевает увидеть белое пятно, мелькнувшее перед глазами. Чону опускает голову, а напротив, важно растопырив крылья, сидит чайка грязная и побитая. — Пошла прочь, — Ю Чону взмахивает рукой, прикрикивая на птицу, — ну! Она не уходит. Её черные, маленькие глаза смотрят прямо в душу, и парень хочет придушить птицу. Тварь разрезает трепещущую душу на куски, словно видит насквозь всю ненависть и боль, таящуюся внутри, и хотя бы сейчас, пока у Чону осталось совсем немного времени, он хочет прожить его в спокойствии. Рядом удачно лежит небольшой гладкий камень. — Я считаю до трёх, — чайка склоняет голову набок, не понимающе наблюдая за вдруг взбесившимся Чону, — один… Она не уходит, подходит неуклюже ближе, клювом тыча куда-то в ноги парня. Действует на нервы. — Два… — у Чону перехватывает дыхание, эта птица, очевидно, тронулась умом, раз не видит в нём опасности. Он неожиданно тянется к ней, и чайка отпрыгивает в сторону, напуганная внезапным выпадом. Парень заносит руку. — Три. Камень пролетает мимо. Испугавшись и разрезав тишину протяжным воплем, она, собрав последние силы взлетает вверх, оставив позади лишь едва заметные следы. — Сука. — Он, раздосадованный, бьёт рукой прямо по песку и ему тут же прилетает в лицо. Чону жмурится, чувствуя осевшие на его лице крупинки, вытирает второй рукой лицо, прикусывая губу. Глаза ему ещё нужны. Грязными пальцами трёт веки, часто дыша, вздрагивает. До уха доносится негромкий хлопок, очевидно, дверцы машины. Встревоженный, он смотрит вдаль, пытаясь уловить последние следы солнца. Кроваво-красный след рассеивается прямо перед глазами, поверхность воды едва колышется, засыпая. Ничего. Он тихо выдыхает, сжимая пальцами серые свободные штаны. В глубине слышит вскрики пролетающих чаек, и чувствует, что вот-вот заплачет. Проходит минута, но Чону принял бы её за вечность. — Милый, — он вздрагивает когда его плечи накрывают холодные ладони, а тонкие пальцы цепляются за проступившие кости, — ты не замёрз? — уже над ухом. Ю медленно качает головой в из стороны в сторону, сдерживая проступающие слезы. Чайка улететь может, а Чону — нет. Ему бы стать птицей, да вот только он не сможет, потому что Мунджо не отпустит. Он садится сзади, вытягивая параллельно длинные ноги, руками обнимает со спины, прислоняясь корпусом. Гладит живот, равномерно дыша. — Я уже успел соскучиться, зачем же ты ушел, пока я спал? — оставляет на шее след от зубов, покусывая с особым остервенением, и пока Чону медленно пытается отстраниться, рукой вдавливает напряженное тело в себя, подгибая ноги. — Такой непослушный. Горячим языком проводит по следам собственных зубов, губами припадая к стучащей венке. Всасывает кожу, пальцами пробирается под лёгкую летнюю футболку, проводя холодной ладонью по впалому животу, зажимает ногами талию. Чону хочет что-то сказать, да только в горле пересохло и из рта вырываются лишь тихие хрипы, сопровождаемые глубокими глотками воздуха. От одних лишь его прикосновений Чону хочется сдохнуть. Вырвать самому себе сердце, погружаясь пальцами в горячую собственную плоть. Чувствует, как подрагивают пальцы. Мунджо стонет ему в шею, сжимая талию. Ненасытный психопат. Чону от одной мысли о сексе с! ним! пробирает до дрожи. Они ещё ни разу не делали этого, парень постоянно болел, давали о себе знать тошнота и рвота, сопровождающие его всё время их поездки на машине. Нет, конечно, Мунджо пытался и до этого, но стоило ему завидеть слезы на красивом лице, тут же бросал эту затею, утоляя свой «голод» глубокими поцелуями и грубыми прикосновениями. Чону не устраивало даже их совместное проживание — что уж говорить про постоянные обжимания с психопатом в душной машине. Но всё же это лучше, чем секс. — Я так устал ждать, Чону, — хватка на его талии ослабляется, а голос переходит на шепот, — сколько ещё я должен? Недолго, совсем недолго. — Я плохо себя чувствую, — сам не зная зачем поддерживает этот бессмысленный, на его взгляд, диалог. — меня постоянно тошнит. — Может, мой любимый заболел? — спроси у своего любимого, думает Чону, а потом вспоминает что он и есть этот «любимый». Мерзость. — Возможно. — совсем тихо шепчет, аккуратно касаясь лежащих поверх его живота бледных рук. Мунджо должен принимать это за нежность, Чону же за контроль над ситуацией. — Скоро мы уже доедем, и тогда я возьмусь за тебя, — он пытается, возможно, и вправду говорит эти слова нежно и скорее всего без какого-либо помысла, но даже в этой далеко неоднозначной фразе Чону улавливает угрозу. Сильнее сжимает чужие пальцы представляя их мелодичный хруст. — Я люблю тебя. Мунджо произносит тихо, в самое ухо, сплетая их пальцы. Нежный поцелуй куда-то в щеку, и мужчина молчит, утыкаясь лбом в костлявое плечо. От Чону исходит тепло, Мунджо слышит его прерывистое дыхание, чувствует подрагивание чужих пальцев. Чону рядом — псих спокоен. Ему хорошо. А Чону, наблюдавший за последней улетающей Чайкой, чувствует что-то мокрое на своих щеках. Оно стекает вниз, охлаждая кожу чувствительной шеи и парень почти удивленно опускает голову, наблюдая за убегающей слезой. "Я люблю тебя". Переваривается в его голове. Люблю? И это он называет любовью? Чону узник, которому уготовано вечно сидеть в темнице наедине с самим собой, подолгу продумывать сценарии так и не состоявшихся побегов и дышать из позволения своего личного палача. Это тяжело, Чону не хочет с этим мириться. На лице медленно расползается грустная улыбка, он, наконец, прикрывает глаза, позволяя слезам уже без преград скользить по его телу. "А я убью тебя", — проносится в мыслях. Совсем скоро всё это закончится смертью одного из них, а пока Чону получает порции нежных поцелуев, смиряясь.