Солнечный свет

      Сережа открыл глаза, смотря в потолок. Тело почему-то ныло, как после серьезной физической нагрузки, которой он сильно пренебрегал в последнее время. Не то чтобы совсем — Птица ему мозги клевал с завидной частотой, если они не выполняли минимум физических упражнений в неделю, напоминая, что это меньшее, что он мог попросить за то, чтобы не сжигать Питер и не убивать людей. Вообще, почему Птица неожиданно выбрался из-под личины Олега, для Сережи до сих пор была та еще загадка. Правда, он об этом не думал толком, потому что больше всего его волновал вопрос: если весь этот год рядом с ним был Птица, то где, собственно, сам Олег?       Справа тяжко выдохнули и зашевелились. Сережа резко сел, смотря на вторую половину кровати. А вот и ответ на вопрос. В сумраке комнаты проглядывалась чужая голая спина, расчерченная черными линиями татуировки, смутно напоминающей Олегову, какую он сделал, вернувшись с армии.       События, предшествующие отключению, Сережа почему-то помнил смутно. Кажется, он перепил. Теперь понятно, почему так гудела голова. Но не было понятно, почему на плечах Олега, а это явно был он, темнели пятна определенно укусов. Как и почему Олег прямо сейчас лежал в его кровати — Сережа осторожно приподнял одеяло — абсолютно голый. Да еще и сам в не лучшем состоянии, судя по тому, что он увидел.       — Ты чего вскочил? — прохрипел Олег, поворачивая голову и сонно щурясь несколько секунд, прежде чем самому сесть, вглядываясь в ошарашенно-шокированное лицо и с подозрительно повлажневшими голубыми глазами. — Сереж?       — Олежа! — игнорируя абсолютно все, даже то, что из одежды на них было абсолютное ничего. Радостно повиснув на замершем Волкове, Сережа не придумал ничего лучше, чем просто ткнуться тому в разукрашенную засосами шею носом, бубня на повторе всего два слова «ты вернулся» и разные вариации имени.       Олег отлепил его от себя, заглядывая в заплаканные глаза, и сжал пальцами плечи, пресекая все попытки снова облепить себя конечностями.       — Так, Сереж, успокойся, — серьезно проговорил Волков. — Что значит «ты вернулся»?       Разумовский удивленно захлопал глазами, открывая и закрывая рот.       — Но… но… Ты же вернулся… — растерянно забормотал, панически начиная соображать, не мог ли Птица снова начать свои игры.       — Сережа, я вернулся три месяца назад. Два из которых, правда, был на задании и приехал только вчера, — вкрадчиво произнес Олег. — Игорь должен был сказать. Это он меня тогда нашел.       — Игорь? — не понял Разумовский. И несмотря на то, что догадка стала формироваться в его голове, уже обрастая различными вариантами произошедшего, он все же осторожно спросил: — Игорь, который Гром, который майор полиции, который меня ненавидит, потому что пару раз Птица устраивал поджоги и опасные игры для него?       Пришла очередь Олега офигевать.       — Игорь, который Гром, который майор полиции, который любит тебя и поэтому три месяца назад выбивал из меня обещание вернуться после задания и который сегодня провел ночь в нашей постели, — сообщил Волков, осторожно рассматривая Сережу перед собой. — Сереж, ты хорошо себя чувствуешь?       Разумовский снова проанализировал ситуацию и натянул на себя одеяло, укутываясь по самый нос и чувствуя, как горячий румянец заливает его до самых волос. А потом вновь накатила паника, потому что, во-первых, эту ночь он совершенно не помнит. А во-вторых, он не виделся с Игорем с того самого момента, как Птица, перехватив его управление, не гонял Грома по собственноручно созданному смертельному квесту «сдохни или умри». Они тогда даже не поговорили толком. Дело как-то слишком быстро закрыли. Суд признал его, Сережу, психически нестабильным, поместил в клинику где-то под Питером, откуда спустя месяца четыре Разумовский вышел с длинным списком препаратов и наставлений, читай как «либо ты выполняешь все это, либо можешь попрощаться со своей свободой».       Вообще этот год был трудным. Благо, что Птица маниакально помешался лишь на Громе, который как-то спас их на каком-то открытом благотворительном мероприятии, посвященном — Сереже было стыдно признаться — он не помнил чему. И никто не пострадал. Почти.       А таблетки и лекарства, что Разумовский впихивал в себя горстями, не помогали. Птица вернулся очень скоро, но с лицом Олега, правда, спустя пару месяцев сам себя раскрыл, но больше ничего противозаконного не делал, да даже не лез и не разговаривал почти, просто заботясь, пинками отправляя есть или заниматься.       Да и Сережа после всей этой истории совсем затворником сделался. Вел дела только дистанционно, грызся с советом директоров и инвесторами, доказывая заново свою способность управлять компанией. И только перед сном позволял себе немного помечтать о другой жизни, где Гром не ненавидел его.       — Так, понятно, — не дождавшись ответа, Олег встал с кровати, одеваясь. Сережа тут же запаниковал еще сильнее и быстро схватил Волкова за руку.       — Не уходи, Олег, пожалуйста, я прошу тебя, — сбивчиво затараторил Разумовский.       — Сереж, я завтрак готовить, — успокоил его Волков, отцепляя от себя пальцы. И вышел из спальни.       — Что ты сделал? — зашипел Сережа, прекрасно зная, что его услышат.       «То, чего мы оба хотели. Не понимаю, в чем проблема?» — Птица прошелестел перьями, устраиваясь в плетеном кресле в углу. Сережа во все глаза уставился на его довольное лицо.       — В чем проблема? — взвился Разумовский. — Три месяца! Ты три месяца что-то делал за моей спиной!       Птица прищурила глаза.       «Да, мой проеб. Но знал бы ты, как трудно было убеждать Игоря, что я исправился. Убил на это почти два месяца. Зато смотри, он нашел Олега, — оскалился Птица. — Кстати, жаль, что ты не запомнил эту ночь. Для нашего первого раза было очень даже неплохо».       Сережа быстро понял, что к чему, и побелел, осознав сказанное.       — Пять месяцев… Ты пять месяцев скрывал от меня… — почти беззвучно прошептал он. — Как ты вообще смог это все устроить? Почему я ничего не помню?       «Не знаю я. Спроси у своих таблеток, которые ты пьешь, — поморщился Птиц. — Я от тебя ничего не скрывал специально. А то, что ты не помнишь многое, что я делал, печально. Я для нас старался, а ты не знаешь даже».       — Ты ничего не говорил! Я даже лично с Игорем не разговаривал! — снова вскинулся Сережа и тут же поник. — Что же теперь будет? Они же мне не простят. И Игорь будет меня еще больше ненавидеть. И Олег тоже.       Птица молча наблюдал за самобичеванием своей светлой личности. Пусть делает и думает, что хочет. Он уже пять месяцев откорячился, чтобы наладить их личную жизнь. Пусть Сережа хоть немного поработает над отношениями.       — Сереж, — прервал его голос со стороны дверей. — Ну сколько можно ждать-то? Давай, вставай, одевайся, наводи там марафет свой и дуй на кухню. Олег такие оладьи зафигачил.       — Панкейки, — машинально поправил Игоря Разумовский, а потом вылупился во все глаза на Грома в своих неизменных джинсах и слегка мятой футболке с мокрыми, судя по всему, от дождя волосами. Если ткнуться носом ему в шею, то можно было бы почувствовать запах геля для душа и питерских улиц.       Птица хмыкнул из своего угла.       — И да, я там притащил кое-что для Птахи, поэтому давай быстрее, а то Олег сейчас сам сюда придет, — и ушел как ни в чем не бывало.       Пришлось вставать, одеваться и плестись в ванную, подгоняемым Птицей. Тому очень не терпелось увидеть, что же там притащил Гром. А Сережа не мог никак понять, что происходит, как реагировать на это и не было ли вообще все это каким-то бредовым сном, потому что в реальности такого быть не могло.       На кухню он выполз, кутаясь в свой неизменный халат.       — Я те говорю. Дело на пару часов, а бумажной волокиты на два дня, — рассказывал Игорь, утаскивая из-под носа Олега явно не первый панкейк. Волков только проводил это действо суровым взглядом, хотя было видно, как он хотел стукнуть по загребущим рукам лопаткой. — Ну вот, поймать-то я его поймал, да какой смысл? О, выполз.       Игорь хмыкнул, заметив Сережу, и все же получил лопаткой. По лбу. Ну и суровый взгляд вдобавок. Пришлось быстро ретироваться, прихватив по-быстрому еще один панкейк.       «Ну? Где мой подарок?» — тут же встрепенулся Птица, но его просто проигнорировали.       Игорь лучился улыбкой, рассказывая что-то теперь уже Сереже, а Сережа не слышал, что он там говорил, натурально залипнув, как маленькая школьница. Разве что капать слюной не начал. А вот это пятнышко у кадыка явно оставлено им самим, точнее Птицей. Но какая разница, верно?       — Сереж, — перед лицом пару раз пощелкали пальцами. — Земля вызывает Серого.       Разумовский встрепенулся и захлопал глазами, удивленно смотря на Игоря. Игоря-вечно-хмурого-майора-полиции-Грома, который сейчас сидел на его, Сережиной кухне, смеялся и шутил, пока за спиной у плиты Олег-я-пропаду-на-восемь-лет-Волков готовил им панкейки на завтрак.       — Я сплю, да? — проговорил наконец Сережа. — Это все из-за тех таблеток?       «Вот дурак», — протянул Птица, хлопая себя по лицу.       — Я думал, что ты пошутил, когда сказал, что он ничего не знает, — протянул Игорь, кидая быстрый взгляд на Олега. Тот ничего не ответил. — Слушай, да, это немного странно, но мы вроде как уже месяца четыре вместе.       Игорь неловко поскреб пальцами в затылке.       — И… ну, если ты и Птах все еще не против, мы бы могли продолжить наши… ну, отношения, — продолжил Гром. Олег хмыкнул и отключил плиту, разворачиваясь к ним лицом и выжидательно смотря на Сережу. Тот как-то стушевался от такого внимания.       «Не смей отказываться, — прошипел Птица. — И вообще, где мой подарок?! Хочу подарок!»       — Птиц хочет знать, где его обещанный подарок, — вместо ответа произнес Разумовский.       — В офисе, на диване. Не хотелось тащить на кухню, — ответил Игорь.       — Только сначала завтрак, — попытался остановить воодушевившихся Сережу и Птицу Волков, но тех уже и след простыл.       В офисе, на черном диване полусидел-полулежал огромный плюшевый медведь, который даже на вид был таким мягким-мягким. Сережа немного растерялся, но Птица уже кружил вокруг подарка, что-то довольно мурлыча себе под нос. Как-то раньше Разумовский не замечал любви своей второй личности к мягким игрушкам. А потом подумал и плюнул на это. Если Птиц счастлив от такой мелочи, то почему бы и нет?       А потому он шагнул вперед, собираясь самому обнять это мягкое безобразие, не замечая, как в отражении стекла промелькнула чья-то фигура.       Солнце над Питером — редкое зрелище в это время года — освещало офис, наполняя его теплом, уютом и искристым ощущением счастья. И Сережа был счастлив впервые за год. Пусть даже и не помнил многого, что привело его к этому сумасшедшему утру.       

      

***

      — Что говорят врачи? — спросил Игорь, сидя у чужой постели и смотря в бледное лицо с темными кругами под глазами.       Волков опустился на стоящий рядом стул, упираясь локтями в колени.       — Активность его мозга в порядке, насколько может быть в порядке мозг в его состоянии, — наконец прохрипел Олег, прикрывая глаза. — Есть некоторые вспышки, которые они не могут объяснить.       — Ты думаешь, что это может быть Птица? — Гром поднял глаза на осунувшегося мужчину. Сам он выглядел явно не лучше.       — Возможно, — отозвался Волков. — В общем, они не знают, почему он все еще не очнулся.       — Прошло четыре месяца, Олег, — беспомощно выдохнул Гром.       — Я знаю, Игорь, знаю, — все так же хрипло проговорил Волков, откидываясь на спинку стула.       — Если бы я тогда успел… Всего на какую-то минуту раньше… — Игорь сжал челюсти вспоминая, как Разумовский, сжав в пальцах осколок стекла, вспорол себе шею. И лишь чудо спасло его тогда, дрогнувшая рука и быстро подоспевшие медики. — Если бы я не сказал, что…       Его слова прервала тяжелая ладонь, легшая на плечо и крепко сжавшая пальцами.       — Я в порядке, Горь, я жив, — в который раз за эти тяжелые четыре месяца сказал Олег. — И Сережа будет в порядке. Он сильный и выкарабкается.       Игорь устало ткнулся лбом в чужое плечо.       За окнами больничной палаты впервые за пару месяцев всходило яркое солнце, окрашивая белые стены в розовато-золотые оттенки и дарящее слабую надежду на хорошее, счастливое будущее.