***
Первый цикл ужасен. Тогда никто ничего не знал, так что, возможно, понятно, что всё пошло насмарку так быстро. Эд пытается, Истина знает, что он очень старается всё исправить. Но он не бог, независимо от того, сколько раз он пытался вести себя как таковой. В первый раз он видит, как все вокруг него падают замертво один за другим, выбывая в начале игры, чтобы потом не представлять угрозы. Он видит эту штуку — не человеческую, она никак не может быть человеком, независимо от того, насколько по-человечески это выглядит, насколько это похоже на Хоэнхайма, насколько это похоже на Эда — высасывающий жизнь из всех тех, кто подошел слишком близко. Он видит, как глаза Ала тускнеют в доспехах, и Эд просто… сдаётся. У Истины другие планы. («Ты сможешь возвращаться снова и снова, пока всё не исправишь. Когда ты это сделаешь, я верну твоему младшему брату его тело. Эквивалентный обмен.» Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Где-то должен быть подвох. «Что скажешь, мистер Ал-хи-мик?») (Эд достаточно глуп, чтобы согласиться.)***
Эд уже в инвалидном кресле, когда Рой и Хоукай стучат в дверь Рокбеллов. С той ночи Уинри выходила из комнаты только за едой и спать. Ал не отходил от него с тех пор, как он проснулся несколько дней назад, суетясь вокруг него. Он ведёт себя так, как будто с ним всё в порядке, как будто Эд не знает, что Ал ничего не ест и не спит по ночам — что он не может. Это заставляет его желудок сжиматься от чувства вины и отвращения к самому себе, но опять же, это не такое уж незнакомое чувство. Как и во всех предыдущих циклах, Эд слышит шум, доносящийся с крыльца, а затем внезапно кто-то тянет его наверх, хватая за рубашку. Эд поднимает взгляд, золотые глаза сталкиваются с парой чёрных глаз, полных ярости и страха. — Мы только что были у тебя дома! Что это была за штука?! — Эд не отвечает, у него перехватывает дыхание при виде молодого Роя Мустанга. Он всегда застигнут врасплох при первой встрече с этим человеком, независимо от того, сколько раз повторялось одно и то же взаимодействие. Он выглядит более худым, его лицо бледнее. Большие тёмные круги хорошо заметны под его глазами, которые умудряются выглядеть безумными и пустыми, и в то же время полными ярости и вины за столько разных вещей. Это яркое напоминание о том, что этот Рой только что выбрался из Ишвара, что воспоминания преследуют его каждое мгновение бодрствования. Не подозревая о сокровенных мыслях Эда, Рой рычит из-за отсутствия ответа и крепче сжимает его рубашку. — Что ты сделал?! Эд смотрит вниз. Из всех вопросов, которые он мог спросить, это единственный, на который Эд не может дать отпор. Рой совершил много ужасных вещей, оборвал бесчисленное количество жизней щелчком пальца, но, по крайней мере, он может сказать, что никогда не играл в бога, как Эд. — Нам жаль, — Ал кладёт металлическую руку на плечо Роя, и глаза мужчины расширяются, когда он поднимает взгляд и сопоставляет детский голос с огромными доспехами перед ним. — Пожалуйста, простите нас. Пожалуйста. Мы сожалеем. Мы сожалеем. Мы сожалеем. — Ты… — Альфонс Элрик. Мой младший брат, — взгляд Роя возвращается к лицу Эда. На его лице смесь ужаса и жалости. Эд ненавидит это. — Когда алхимик пытается играть в бога, подполковник, ему насильно напоминают о собственной смертности, — Эду удаётся выдавить сардоническую улыбку, игнорируя болезненный скулеж Ала в пользу удручённого выражения лица Роя. Затем Рой отпускает рубашку, и Эд позволяет себе откинуться на спинку инвалидного кресла. — Что ты сделал? — снова спрашивает он, на этот раз почти шёпотом, выглядя испуганным ответом. Эд смотрит ему прямо в глаза. — Мы пытались играть в бога.***
Поначалу Эд думает, что потребуется всего один шанс. В конце концов, он уже пережил всё это, он знает, чего ожидать. Он ужасно недооценил, как мало он знал, каким незначительным он мог быть. Он понятия не имел, что потребуются десятки циклов, прежде чем он даже начнёт понимать весь заговор, не говоря уже о попытке остановить его. Он надеялся, что наблюдать за смертями станет легче после нескольких циклов. Это тоже было просто принятием желаемого за действительное.***
Эду двенадцать, когда он проходит экзамен на Государственного Алхимика в триста пятьдесят второй раз. Или, ну, физически ему двенадцать. Он потерял счёт тому, сколько лет для него прошло с тех пор, как он заключил сделку с Истиной, и стало легче не думать об этом после двенадцатого цикла или около того, когда он понял, что умственно старше большинства людей, которых знал. Иногда он задаётся вопросом, чувствует ли Хоэнхайм что-то подобное, или застрять в нестареющем теле, пока мир прогрессирует — это другое. Рой выглядит неохотно впечатлённым, скрывая выражение ужаса, которое было на его лице с тех пор, как Эд направил свое копье на фюрера Кинга Брэдли, гомункула Гнева. Если бы Эд не был так занят, воздерживаясь от того, чтобы на самом деле не проткнуть копьём горло фюрера, Эд был бы немного самодоволен по этому поводу. Нечасто ему удаётся произвести впечатление на Роя, который быстро начинает воспринимать всё, что бросает в него Эд, со спокойствием человека, который давно отказался от своей способности чему-либо удивляться. Поскольку Эд занят попытками не совершить преднамеренное убийство — ну, покушение, поскольку гомункул на самом деле не умер бы от этого — он решает погордиться этим позже. Нападение на Кинга Брэдли сейчас приведёт только к неприятностям. Эд знал, он попробовал это пару десятков циклов назад или около того, когда наконец узнал, что Брэдли — Гнев. То был дикий цикл. В тот раз он умер мучительно и рано, но, по крайней мере, Ал пережил его на тот раз. (Рой нет. Не многим это удалось после того, как гомункулы решили перестать прятаться в тени. После этого Эд провёл целый цикл, напиваясь в стельку.) Эд знает, что он, как обычно, успешно прошёл испытание. С каждым разом становится всё легче, не то чтобы это было трудно поначалу. Тем не менее он чувствует что-то вроде самодовольного удовлетворения, когда Рой дарит ему часы, даже если ему всё ещё не нравятся военные. Возможно, это просто как-то связано с гордым выражением лица Роя. Его сердцу нравится предавать его подобным образом. После этого Эд возвращается в Ризембург, чтобы забрать Ала, и вскоре он снова входит в курс дела. На самом деле он не уверен, что и думать, ему комфортнее работать под началом Роя, чем жить в подобии. Он давно понял, что сидячий образ жизни не для него, но Эд до сих пор не знает, когда случилось, что этот офис в штаб-квартире Ист-Сити стал чем-то вроде дома. Поначалу Рой отправляет его на далёкие задания. Это его способ выполнить свою часть сделки, позволяя Эду и Алу путешествовать по всему Аместрису в поисках способа вернуть свои тела. Но Эду больше не нужно искать философский камень, и он нашёл всю информацию, которая ему могла понадобиться о гомункулах и Отце, восемьдесят циклов назад или около того. Его сделка с Истиной гарантировала ему, что Ал получит своё тело обратно, а Эд… что ж, будет справедливо, если он заплатит цену за свои грехи. Вскоре Эд рассказывает об этом Рою. Или, ну, не совсем. Он не собирается ничего объяснять о временной петле — он уже пробовал и это не сработало. Но он говорит теперь полковнику, что тот может начать использовать свои способности на действительно полезных заданиях, которые позволят ему полностью раскрыть свой потенциал, а не на мелких поручениях, предназначенных для того, чтобы позволить ему путешествовать. Он думает, что это лишь немного эгоистично, что это означает, что он чаще остаётся в Ист-Сити. Поначалу Рой настроен скептически, то ли потому, что ему не очень хочется так часто подпускать пару детей так близко к военному штабу — в чём Эд не может его винить — то ли потому, что он не уверен в том, что Эд передумал. Но это случалось и раньше, примерно со сто десятого цикла, когда он наконец узнал, как на самом деле сделан философский камень. После этого Эд довольно быстро отказался от этого конкретного плана действий. В любом случае не так уж трудно убедить полковника предоставить ему более стабильную должность под его командованием. Иметь пару таких разносторонних алхимиков, как Эд и Ал, невероятно полезно, и Рой это знает. Он сам по себе очень способный алхимик, но его специальность слишком точна, чтобы быть полезной в некоторых ситуациях. Итак, он получает стол рядом со столом Хавока, кипу отчётов и принимается за работу, пока команду не вызовут на поле или Рой не решит дать ему поручение, когда тот будет выглядеть слишком скучающим. Его обучили различным сверхсложным кодам, которые они используют для общения, и первые пару месяцев он притворяется, что борется с этим, чтобы не показать, что он знает их уже много лет. Не так уж много Эд может сделать в первые несколько лет службы в армии, но, по крайней мере, так он может следить за тем, что происходит в штабе, чего он не мог делать, когда бегал по Аместрису. Гомункулы умны, и ими руководит кто-то ещё более умный. Они не предпринимают большого количества видимых вмешательств, пока не приблизится Обещанный день, и благодаря стараниям Эда его заметили чуть больше, чем за год до этого. Эд не думает, что услышит что-либо, связанное с ними до той миссии в Лиоре. Он мог бы пойти и уничтожить Пятую Лабораторию, приостановив на некоторое время производство философских камней, но это полностью раскрыло бы его прикрытие, а он не хочет повторения цикла двести восемьдесят пять. Опять же, на тот раз выживших было немного. И поэтому он ждёт. Он слегка подталкивает, делая небольшие предложения тут и там, формулируя свои отчеты так тщательно, как только может. Надеясь, что на этот раз это будет полезно. Он настраивал свой образ действий на протяжении последних девяноста циклов или около того, и он думает, что близок к этому, но у него всё ещё не получается всё сделать правильно. Если ему повезёт, когда Эд начнёт упоминать о своих отчётах, Рой поймет и проверит их. Если ему повезёт больше, он соединит точки до того, как дерьмо попадет в вентилятор… Это продлило бы ему жизнь, по крайней мере, ещё на какое-то время.***
Ему требуется пятьдесят один цикл, чтобы выяснить, как гомункулы продолжают регенерировать. Философский камень вместо души, безусловно, имеет большой смысл, как только Эд перестаёт думать об этом. Он просто жалеет, что не узнал об этом до того, как Похоть проделала четыре разных отверстия в торсе Роя в седьмой раз подряд.***
Ал беспокоится. Эд знает, что Ал беспокоится, это очевидно по тому, как он пытается спросить его, над чем тот работает, или как он иногда разговаривает с Хоукай, Бредой, Хавоком и Фарманом, думая, что Эд не узнает, как он просит их присматривать за ним, когда он отчитывается перед Роем. В первый раз, в своей первоначальной временной шкале, Эд рассказал Алу всё. Теперь большую часть того, что знает Ал, ему приходится вырывать как зубы. В конце концов, трудно объяснить его мотивы и действия, когда он не может назвать причину, стоящую за ними. Так что, в конце концов, будет лучше, если он ничего не расскажет Алу. Он всё ещё говорит с ним об алхимии, и они проводят много исследований и отправляются на разведку, когда у них появляется настроение, но Эд умалчивает о том, что у него записано в его личных дневниках, зашифрованных таким образом, что только он, проживший более трехсот раз, мог понять. Другие тоже беспокоятся. Эд видит это по тому, как их взгляды время от времени следуют за ним через комнату, как бровь Хавока почти незаметно подёргивается, когда он чем-то обеспокоен, или как Бреда спрашивает его, обедал ли он уже, когда Эд слишком поглощён своими отчётами, или как Фарман вовлекает его в разговор о пустяках, когда Эд слишком погружён в свои мысли, или как Хоукай предлагает подвезти его и Ала обратно в казармы, когда он выглядит слишком уставшим. Рой беспокоится, и, возможно, это самое сложное. Рой не показывает своего беспокойства, как это делают другие, он не пытается отвлечь его глупостями или задавать ему вопросы, как будто он сделан из стекла. Рой бросает на него один взгляд, замечает, что у него был плохой день — или плохая ночь, или плохая неделя, или плохая жизнь, он всегда замечает, когда ему плохо, это больно, потому что он протягивает руку, а Эд не может протянуть её в ответ — и ставит перед собой задачу убедиться, что всё, что его беспокоит, забыто с помощью подколок над его ростом и ехидных замечаний о его вспыльчивости. Иногда Эду хочется, чтобы он мог рассказать ему — о, как бы он хотел, чтобы он мог просто признаться во всём этом и выплеснуть это из своей груди — но он знает, что это неразумно. (Он попробовал это однажды, в двадцатом цикле. В тот раз Рой умер у него на руках, прикрывая его от дождя пуль, когда он был слишком медленным, чтобы блокировать, потому что если ты умрёшь, Стальной, то как мы сможем что-то изменить?) (Эд до сих пор иногда видит его всего в крови.) Нет, Эд не может никому рассказать. Он может действовать только из тени, передвигая фигуры на доске в игре, о которой никто другой не знает, в которую они играют, надеясь, молясь богу, в которого не верит, что на этот раз все получится. В прошлый раз он почти добился своего. Он уверен в этом, Истина даже намекнул на это, прежде чем отправить его обратно. У тебя есть все части, мистер Ал-хи-мик. Тебе просто нужно выяснить, как их использовать. Фрагменты. Команда Мустанга у него наготове. Хоэнхайм, ублюдок, почти всегда доживает до Обещанного дня, так же как и Учитель, поскольку они — жертвы, и их обычно предоставляют самим себе, пока они не понадобятся. Доктора Марко и Мэй Чанг всегда достаточно легко привлечь на свою сторону, и с этого момента, Шрама, на него легче повлиять, если только он действительно не облажался, после чего будет лучше, если он сдастся и попробует снова с нуля. Линг Яо — своего рода джокер, но Эд знает, что он ищет философский камень, так что, если он правильно разыграет свои карты… Но он уже пробовал это. Он пытался последние десять циклов, и всё по-прежнему идёт насмарку. Так кого же ему не хватает? Какие фигуры всегда проигрывают в начале игры, что могло бы стать ключом к их успеху? Оливия Армстронг. Она была бы отличным союзником, хотя бы потому, что она и её армия грозны. Держится особняком, и завоевать её чрезвычайно трудно, хотя, если тебе это удастся, это навсегда. Во время циклов, когда его отправляют в Бриггс, он мог поговорить с ней, но большую часть времени её убирает верхушка, прежде чем они успевают что-либо предпринять. Есть несколько других солдат, которых он иногда теряет задолго до раскрытия заговора, но… Хьюз. (Хьюз, который открывает свой дом для него и Ала только потому, что им это было нужно. Хьюз, который больше похож на отца, чем Хоэнхайм. Хьюз, который всегда умирает из-за Эда.) Эд не может выйти и рассказать всё, что знает. Мало того, что люди сочли бы его сумасшедшим, он также знает, что за ним наблюдают. Как подтверждённая жертва, находящаяся под постоянным наблюдением военных, даже если Эд не может их видеть. У теней есть глаза и уши, а присутствие настолько тёмное и холодное, что пробирает до костей. Прайд может быть связан с Централом, но он обязательно тратит часть своей энергии, чтобы выследить его, хотя бы оттуда, где он заперт в туннелях. А если нет, Зависть всегда наблюдает. Но Хьюз умён. Слишком умён для своего же блага, на самом деле, и единственный, кто понимает большинство подсказок Эда достаточно рано, чтобы гомункулы сочли его угрозой. Эд пытался в течение первых нескольких циклов спасти его. Смерть Хьюза — это то, что всегда тяготит его, потому что он может с уверенностью сказать, что это полностью его вина. Он ведёт его в Пятую лабораторию, он сообщает ему о гомункулах, он убивает его. Что бы он ни делал, сколько бы раз ни пытался, в конце концов его одолевал Зависть. Или, Обжорство, или Похоть, или даже Гнев. В конце концов, он сдался. По крайней мере, так Эд не увидел бы больше разных способов его смерти. Но сейчас всё по-другому. Он почти у цели, Истина сказал это. Он просто должен привести всё в соответствие, и может быть, может… Эд перестал надеяться. Надежда для тех, кто не видел худшего, что может предложить мир, кто не видел, не слышал и не был в аду на Земле. Эд давно перестал надеяться. Он надеется, что на этот раз он прав. (Хотя бы для того, чтобы ему не пришлось видеть, как Элизия плачет из-за того, что её папы нет дома, хотя бы для того, чтобы ему не пришлось слышать рыдания Грейсии по другую сторону двери, хотя бы для того, чтобы Рой не был так убит горем, когда узнает, что его лучший друг был убит за то, что знал слишком много.)***
На сотом цикле он сдаётся и сам отправляется на охоту за Хоэнхаймом. Эду неприятно это признавать, но его отец довольно полезен, когда действительно рядом, хотя бы потому, что у него есть запас энергии и понимание способностей Отца, которые пригодились бы при планировании переворота. Требуется некоторое время — скорее пара циклов — чтобы точно определить, где этот ублюдок отсиживался после ухода, но в конце концов Эд выслеживает его и отправляет письмо. Хоэнхайм появляется быстрее, чем ожидалось, возможно, учитывая, комментарий Эда о философском камне. Как и большинство идей Эда, эта заканчивается катастрофой. Видимо, есть причина, по которой он всё это время был вдали. Отец ловит Хоэнхайма всего через несколько дней после его прибытия в Ист-Сити. Он вырывает камень прямо из груди Хоэнхайма, как раз в тот момент, когда Эд врывается в ту ужасную комнату глубоко под Централом. Его последние слова Эду: Прости.***
— Зачем тебе нужен кто-то из разведки? — хмурится Рой, сбитый с толку, когда Эд задаёт свой вопрос. — Мне просто нужно проверить кое-что о деле, которое ты дал мне на прошлой неделе, — пожимает он плечами, пытаясь казаться равнодушным. — Есть кое-что, что меня не устраивает, я хочу знать, собирается ли это стать для нас проблемой или это просто ещё один случай, когда военные, как всегда, бесполезны. Рой мгновение смотрит на него — Эд развалился на стуле, выражение его лица тщательно нейтральное, мышцы расслаблены отработанным способом, призванным не привлекать особого внимания. Эд смотрит в ответ, стараясь изобразить как можно более равнодушный вид, хотя бы для того, чтобы скрыть тот факт, что он так безнадёжно влюблён в этого мужчину, чёрт возьми, он никак не может этого видеть, не так ли? Эд чертовски надеется, что нет. Он так не готов к этому разговору. В конце концов, Рой должен найти то, что искал — или его отсутствие на самом деле — потому что он перестаёт хмуриться, и его лицо принимает более задумчивое выражение. — Я кое-кого знаю, — говорит он в конце, ещё раз пристально глядя на него. — Он командующий разведывательным отделом, поэтому находится в Централе. Если ты готов совершить поездку, я могу ему позвонить. — На самом деле это было бы здорово, — Эд слегка улыбается в знак благодарности. — Знаешь? Для ублюдка ты иногда действительно хорош, Мустанг. Рой добродушно улыбается. Эд подавляет желание расцеловать его. Грёбаные чувства. — Я дам ему знать, чтобы он ждал тебя. Я уже некоторое время собирался съездить в Централ, так что мы могли бы отправиться прямо сейчас, — небрежно говорит он, возвращаясь взглядом к файлам на столе, прежде чем поморщиться, скорее всего, глядя на слова в газете и вспоминая, что он должен над ними поработать. Он также не замечает выражения полной паники, которое на мгновение охватывает Эда. — Тебя устраивает следующая неделя, Стальной? Стальной. Не поправлять, никогда не поправлять, ни после последнего раза, ни после… Нет, злобно думает он. Эд не будет думать об этом. Не будет, потому что если он это сделает, то вспомнит чувства, он вспомнит разбитое сердце, он вспомнит своё внутреннее желание разорвать мир на части голыми руками. И он не может этого получить. Ни сейчас, ни когда-либо. (Обрывок чего-то — воспоминания, кошмара — мелькает перед его глазами. Выровненная земля с обломками и красным, повсюду красное, почему его так много…) (Эд загоняет это в уголки своего сознания, где не так больно.) — Конечно, это — здорово, — Эду удаётся звучать одновременно беззаботно и наполовину апатично. Он встаёт, едва удерживаясь от дрожи. Он прячет руки в карманы. — Это всё, о чем я хотел тебя спросить. Скажи мне, в какой день ты планируешь отправиться. Эд практически выбегает за дверь. Он не может видеть его прямо сейчас, не может слышать его голос, не может ощутить аромат того одеколона, которым он так любит пользоваться, потому что вместе с ним приходит запах грязи, металлический привкус во рту, его руки покраснели, на щеках выступили слёзы, когда он умоляет о чём-то, о чём угодно— Должна ли любовь причинять столько боли? (Вероятно, нет, но когда что-нибудь не причиняло ему вреда?)***
Эд понимает, что трепещущее чувство, которое он испытывает, когда смотрит на Роя — это любовь во время шестьдесят седьмого цикла. Его реакция на это открытие заключается в том, что он выходит из себя, пытается отрицать это, впадает в паническую атаку, когда это не удаётся, и, наконец, решает никогда не действовать в соответствии с этим, именно в таком порядке. Это длится около семи часов, после чего он обнаруживает себя прижатым к груди Роя, отчаянно целующимся с мужчиной после полупанического признания всего за несколько часов до Обещанного дня, глупо думая, что на этот раз у него получится, и что он не хотел рисковать, не имея возможности сказать, получится ли после. Рой умирает менее чем через двадцать четыре часа, разорванный на куски тенями Прайда. Вскоре следует Эд. (Если он слишком рад этому, то только он должен это знать.)***
Проблема с застреванием во временной петле заключается в том, что в конечном итоге время размывается. День превращается в два, которые затем превращаются в неделю, а затем в месяц, и внезапно оказывается, что прошло три года. До Обещанного дня осталось меньше года, и все его планы и подталкивания, наконец, начинают приносить плоды. События приходят в движение, и теперь остаётся только убедиться, что они разворачиваются правильным образом. Конечно, легче сказать, чем сделать. Это начинается с поездки в Лиор. Хотя Эд и Ал на этот раз не занимаются активными поисками камня, слухи о человеке, который может совершать невероятные вещи, не платя цену, вызывают беспокойство. Рой отправляет их с приказом наблюдать, собирать любую информацию, какую они смогут, и, если это окажется опасной или незаконной деятельностью, положить ей конец. Довольно просто, учитывая все обстоятельства. Неприятно иметь дело с пользователями камня. Они обходят все законы эквивалентного обмена, и если они компетентные алхимики, результаты могут быть катастрофическими (читай: грёбаный Кимбли). Тогда хорошо, что Эд имеет с ними дело уже несколько сотен лет. Победить Корнелло в первый раз было легко. Теперь, более трехсот циклов спустя, победить его до смешного легко. Эд, честно говоря, вообще бы не потрудился прийти, если бы не гомункулы, к чёрту приказы Роя. Но есть гомункулы, которых следует учитывать. Примерно в двухсотом цикле Эд нашёл временную шкалу, которая позволила ему впервые столкнуться с Похотью и Обжорством в Лиоре. Ничего особенного, недостаточно внимания к себе, чтобы гомункулы могли заподозрить, что он знает что-то, чего не должен. Но этого достаточно, чтобы вызвать подозрения. Он может передать эту информацию Рою, пусть тот поработает над ней со своей командой и Хьюзом. Если Эд предоставит информацию и концепции в нужное время, то полковник должен быть в состоянии предотвратить быстрое превращение ситуации в ужасную. Не то чтобы раньше это срабатывало так уж хорошо, но не похоже, что у него есть план получше. Он деятель, исследователь. Он даёт ответы на вопросы, на которые больше никто не может ответить. Он не предназначен для того, чтобы сидеть за столом и командовать. (В конце концов, это всегда было работой Роя.) Не в первый раз Эд задаётся вопросом, допустил ли Истина ошибку, заключив с ним эту сделку. Вероятно, так и было. В любом случае, к его отчёту легко кое-что добавить. Как он увидел пару странных людей. Как они выглядели подозрительно и наблюдали из тени. Как у них обоих была татуировка уробороса, и как они следили за людьми. Это далеко не так прямолинейно, как ему хотелось бы, но он понял, что не может быть очевидным в своих отчётах. Гнев следит за каждым документом, который проходит через него, поэтому при любом подозрении, Эда и его предполагаемых сообщников убьют или основательно запугают, прежде чем он успеет моргнуть. В такие моменты Эд действительно презирает военных. Место в целом дерьмовое, но, если не обращать внимания на начальство, люди в основном нормальные. Затем он вспоминает, что упомянутое высшее руководство бесстыдно использует всю организацию и страну для собственной выгоды, что им искренне наплевать на людей, и предварительная терпимость снова превращается в отвращение. Как кто-то мог так пренебрегать человеческой жизнью, Эд, вероятно, никогда не узнает. В любом случае Эд составляет свои отчёты, добавляя кучу интересной — или, как сказал бы Рой, бесполезной — информации для пущей убедительности, и оставляет её на столе Роя, как только они с Алом возвращаются в Ист-Сити. Рой смотрит на это усталыми, но любящими глазами. Он знает, что большая часть того, что написал там Эд, в хороший день — полная чушь, но он также знает, что Эд любит оставлять ему крохи информации, если считает это необходимым, но не может сказать это вслух. По крайней мере, в этих отчётах много обрывков. Информация, которую ты можешь передавать с помощью кодов о погоде и вымышленных общих знакомых, довольно обширна, но когда известно, что человек, во-первых, ненавидит светские беседы, а во-вторых, у него в общей сложности один друг плюс команда, с которой он работает, становится немного подозрительнее, если кто-то вдруг начинает спрашивать о троюродной сестре, у которой недавно была свадьба. Кроме того, код совершенно сумасшедший. У Эда ушло несколько хороших месяцев, чтобы выучить всё, когда он впервые познакомился с этим в двести седьмом цикле, а он признанный гений. То, как вся команда может вести полноценный связный разговор, передавая информацию, всё ещё ставит Эда в тупик, даже если он видел, как они это делают на протяжении бесчисленных циклов к настоящему времени. — Ты пока остаёшься здесь, Стальной? Или ты собираешься в Централ? Что случилось? — спрашивает его Рой, снова переводя взгляд на свою стопку бумаг. Эду наполовину хочется пожалеть этого человека, но он уверен, что большинство этих бумаг лежат у него на столе уже несколько дней. — Хм, я думаю, мы останемся здесь на пару недель, прежде чем отправиться в Централ, чтобы проверить кое-что, что я видел в Лиоре, — решает Эд, бросая на Роя многозначительный взгляд, когда он говорит это, затем просматривает свой отчет. Рой сразу понимает, признавая предупреждение Эда легким кивком, но в остальном никак не комментирует. — Почему? Я тебе для чего-то нужен? — Не о чем беспокоиться, уверяю тебя. Так получилось, что в моём распоряжении оказалось довольно много текстов, которые, я думаю, могут тебя заинтересовать, вот и всё. Если у тебя есть время, и если ты, конечно, хочешь, ты мог бы как-нибудь зайти и взглянуть на них. Я уверен, что они понравятся тебе не меньше, чем мне. И хорошо. Кто такой Эд, чтобы отказываться от подобного предложения? Это не первый раз, когда Рой приглашает его к себе домой. Иногда это потому, что у Роя есть новая книга, которую, по его мнению, Эд найдет интересной, но чаще всего — просто поговорить. Несмотря на попытки сохранять дистанцию — лучше, если он не будет подходить слишком близко, будет немного меньше боли, если он будет держать его на расстоянии вытянутой руки — Эд почти каждый раз обнаруживает, что очарован своим командиром. Он не знает, то ли дело в харизме, то ли в меланхоличном взгляде его глаз, то ли в искре веселья, которая загорается, когда они подшучивают и которую Эд хочет сохранить при себе навсегда, но каким-то образом он всегда становится ближе, пока почти не сгорает в аду, которым окружает себя Рой. Рой, благослови его господь, не замечает чувств Эда к нему. Помогает то, что Эд активно работает над тем, чтобы скрыть их, но на самом деле удивительно, что этот человек ничего не сказал. К настоящему времени Эд перестал ссориться с ним из-за каждой мелочи. У него есть гораздо более важные дела, чем мелкие ссоры, и их подшучивания намного полезнее и приятнее. Он также почти уверен, что все в офисе, кроме, может быть, Ала и Фьюри, знают, что Эд по уши влюблён в полковника, но почему-то Рой до сих пор этого не понял. Небольшое милосердие, думает он. Вечер, проведённый в доме Роя, наполнен смехом и остроумными замечаниями, пока они оба спорят о теории, описанной в книге. Это, безусловно, интересно, и Эду нравится обмениваться идеями с кем-то, чей ум почти так же остёр, как его собственный. Это напоминает о прежних временах, как в этом цикле, так и в других, где они делали то же самое, снова и снова в течение нескольких часов, пока небо давным-давно не потемнело, и они оба не перешли из гостиной в библиотеку, чтобы иметь возможность сверять ссылки на другие книги, сидя на полу с разбросанными страницами вокруг них, рисуя массивы и диаграммы и делая заметки. У Эда щемит сердце, когда он уходит, отклонив предложение Роя остаться на ночь, чтобы ему не пришлось идти пешком до казарм в это время ночи. Это заставляет его задуматься о возможностях, шансах и вещах, которых у него быть не может. Что если, что если, что если, что если… (Эд много знает об этих, что если. В основном то, что они заканчиваются трагедией.)***
Когда Эд только начинал всю эту историю со временной петлёй, у него был только один приоритет. Он делал это для Ала, чтобы тот мог вернуть своё тело и, наконец, жить той жизнью, которой его лишил Эд из-за собственной глупости и эго. Он всё ещё не знает, когда это произошло, но внезапно Эд обнаруживает, что теперь ему нужно защищать гораздо больше людей, гораздо больше можно потерять. Эд всегда был готов сжечь мир дотла ради Ала, знал, что он сделает всё возможное, чтобы обеспечить его безопасность, но теперь он не единственный, за кого Эд готов умереть, убить. Когда он терпит неудачу, когда осознаёт это, становится ещё больнее.***
Сначала Эд слышит это от нескольких солдат. Он направляется в офис, у него есть несколько бумаг, которые Рой попросил его забрать из офиса генерала Груммана, и он возвращается, чтобы закончить кое-какие дела и пойти пообедать с Алом. — Ты слышал об Алхимике, Связующим жизни? Шу Такере? Что ж, оказывается, он использовал свою дочь и собаку, чтобы создать еще одну говорящую химеру, и что титул Государственного Алхимика ему принесла его жена, — шепчет один из солдат с лицом, искажённым болезненным восхищением и ужасом. Желудок Эда сжимается, когда он набирает темп, чтобы оставить пару позади. Прошло довольно много циклов с тех пор, как он на самом деле видел Нину Такер, но её лицо выжжено в его памяти, как клеймо, сделанное калёным железом, как и ужасная судьба, которая её постигла. Одной из первых вещей, которые Эд узнал, как только начал циклы, было то, что не всех можно спасти. Что даже если бы он мог, последствия были бы слишком велики. (Он помнит, как спас Нину. Он помнит, как чувствовал себя победителем, как чувство вины немного ослабло, потому что он всё исправлял.) (Счастье и триумф длились около двух недель, когда несчастный случай вызвал взрыв, уничтоживший сорок процентов Централа. Среди жертв были Хоукай, Хавок, Нина, мисс Хьюз, мэр Армстронг и Рой. Единственным выжившим в радиусе взрыва был Шу Такер, которого должны были казнить в тот же день.) Это так больно, как будто в самый первый раз видишь, как распадается тело Ала. Зная, что он мог бы спасти кого-то, стольких людей, но не может. Что он должен расставить приоритеты, кого он может спасти, чтобы потерять больше, кого он может пощадить. Это слишком похоже на игру в бога, и это пугает его до тех пор, пока ему не начинает казаться, что его сердце сделано изо льда. Эд принимает ответственное решение и отправляется в бар, как только заканчивает свою дневную работу. Он последний в офисе, за исключением Роя и Хоукай, которая наблюдает за полковником, чтобы убедиться, что он выполняет свою работу. Эд клянётся, что эта женщина эффективнее всех, кого он когда-либо встречал, находит время как для своей собственной работы, так и для ухода за Роем. Поистине впечатляющая женщина. Уходя, Эд машет им на прощание, не имея ни капли жалости к Рою, посылающему ему умоляющий взгляд, который может означать только «Забери меня отсюда, пожалуйста!». Ублюдок сделал это с собой, он может выпутаться сам, о, может быть, выполняя свою работу! Он направляется прямо в бар мадам Кристмас. Они не только подают хороший алкоголь, но и являются крупнейшей информационной сетью в Аместрисе, и их не волнует, что технически он несовершеннолетний. Технически, потому что он достиг совершеннолетия с тех пор, как стал Государственным Алхимиком. Мадам всё ещё ждала, пока ему не исполнится четырнадцать, прежде чем подавать ему что-нибудь покрепче содовой, но это на два года раньше, чем в большинстве баров, так что Эд любит её именно по этому принципу. Кроме того, с ней очень весело разговаривать, когда она к тебе привязывается. Она также тётя и приёмная мать Роя, хотя Эд почти уверен, что Крис не знает, что он в курсе последнего. Эда это на самом деле не волнует. Он знает, что Мадам не донесёт на него с Роем, и единственная причина, по которой он вообще это знает, заключается в том, что Рой упомянул об этом несколько циклов назад. Это не то, что он должен знать — на этот раз ему не доверили эти знания, поэтому он не воспользуется ими, если у него действительно будет иной выбор. Это не сложно. Он всё ещё может пользоваться услугами Мадам для разведки, не будучи связанным с Роем, и то, что Крис знает, кто он такой, и его отношения с её племянником работают в его пользу, независимо от того, знает он или нет. Поэтому, когда ему нужна какая-то информация, которая не была отфильтрована по крайней мере пятью разными людьми, он всегда первым выбирает информационную сеть Мадам. Бар также хорош для таких вечеров, как этот. Эд приходит в бар мадам Кристмас, когда всё уже в самом разгаре. Большинство людей уходят с работы раньше, чем он закончил сегодня, поэтому неудивительно, что заведение переполнено. Хорошо, что большинство людей приходят сюда за развлечениями, а не за алкоголем, поскольку в баре не слишком многолюдно. Мадам Кристмас сама готовит напитки, иногда беседуя с посетителем, если разговор интересный. Эд всегда хорош в интересных разговорах. Он садится на один из табуретов и жестом указывает женщине сесть. Мадам и глазом не моргнула, когда увидела его, только кивнула и начала готовить ему что-то фруктовое и достаточно крепкое, чтобы заставить его на время забыться, прямо как он любит. Несколько минут спустя он потягивает что-то с клубникой и таким количеством водки, что на вкус это почти не похоже ни на что другое. Это идеально. — Я слышала, ты вызвал настоящий переполох несколько дней назад, — небрежно начинает Мадам. Эд ни на секунду не поддаётся на это. У неё острое зрение, а ум работает так же быстро, как у её племянника. В конце концов, Рою нужно было у кого-то учиться. — Просто проверял кое-какие вещи, поразмышлял над кое-чем. Я оказал этим людям услугу на самом деле, и если они вытащат головы из задниц, у них не должно возникнуть проблем с тем, чтобы собрать своё дерьмо обратно, — пожимает плечами Эд, как будто не знает, что начнутся беспорядки, что город будет охвачен пламенем, прежде чем возродиться из пепла, который остался, и всё из-за планов какого-то гуманоида с манией величия. — Похоже на то. Значит, ты не это пытаешься забыть? — Мадам наносит удар без стыда и предупреждения. — Нет, — Эд качает головой, затем залпом выпивает всё, что осталось от его напитка. — Нет, это не имеет к этому никакого отношения, — мадам Кристмас ждёт его, тихо позволяя ему обдумать свои слова. — Ты слышала об Алхимике, Связующем жизни? После этого ему не нужно ничего говорить. Крис понимающе хмыкает, и её взгляд становится чуть мягче, когда она протягивает ему ещё один напиток. Она не знает. Она никогда не могла знать, что больше всего ему вредит не само действие (хотя это действительно больно), а то, чего он не делал. Она не знает, что чувство вины заставляет его чувствовать, что его душу разрывают на части. Но она понимает боль, когда видишь, как вокруг происходят ужасные вещи, и на данный момент этого достаточно. Так и должно быть. После, по крайней мере, еще пяти рюмок, когда Эд явно под кайфом и чувство вины немного ослабло, мадам Кристмас снова подходит к нему. Она оставила его на некоторое время барахтаться в одиночестве, очевидно, заметив его настроение и решив на этот раз не доставать. По-видимому, она перестала его жалеть. — Я слышала, что этот человек убивает Государственных Алхимиков. Люди говорят, что он ушёл из Централа и идёт сюда, — Эд не уверен, зачем она ему это рассказывает. Конечно, он годами пользовался её шпионской сетью, но никогда бесплатно. И Крис Мустанг не преуспела бы в этом бизнесе, раздавая свою информацию. — Ты должен быть уверен, что хорошо заботишься о себе, понял? Я не хочу слышать о том, что ты выкидываешь фокусы с этим человеком, — строго говорит она, но легкая озабоченность в её чертах очевидна. Тепло переполняет его при её словах. Он вымучивает улыбку и кивает. — Да, хорошо. Я тоже уберегу его от неприятностей, — говорит он сам того не желая, позволяя словам проскользнуть прежде, чем его затуманенный разум сможет их отфильтровать. Выражение её лица слегка меняется, очевидно, она замечает оговорку и точно знает, о ком он говорит, но пропускает это мимо ушей. Либо она знает, что Эд не будет использовать информацию против Роя, либо верит, что у него не будет на это причин, поэтому она просто наливает ему ещё выпить, прежде чем отправиться обслуживать свой бар.***
Как правило, Эд не из приятных. У него не в крови быть милым или любезничать с кем-либо. Дети получают некоторую свободу действий, поскольку они напоминают ему маленького Ала, у которого не было ничего, кроме старшего брата, который пытался всё свести воедино и делал всё возможное, воспитывая его, когда сам был ребёнком. Даже тогда он не нянчится с ними. Он не покровительствует им, потому что он всегда ненавидел, когда взрослые покровительствовали ему. Эд не из приятных. Он груб, он ругается, даже когда не должен, он упрям как чёрт, упрям до нездоровья, легко впадает в гнев и легче реагирует насилием. Его разум всегда работает слишком быстро для остального мира, слишком занят вычислениями и сценариями, чтобы беспокоиться о таких вещах, как светские тонкости или вежливая беседа. Даже тогда, по какой-то причине, есть люди, которым он нравится. Люди, которые поддерживают его и с ним, люди, которые доверяют ему, потому что верят, что Эд, с его нецензурной бранью, плохим отношением и неприступным поведением, принесёт перемены. (Эд всегда умел разочаровывать людей.)***
— Ты самый приводящий в бешенство человек, которого я когда-либо встречал! — говорит Рой, пощипывая переносицу. Эд чувствует, как в глубине его живота растёт что-то вроде чувства вины. — Разве я не говорил тебе держаться подальше от улиц, пока мы ищем Шрама? Я отчётливо помню, как говорил тебе об этом, — говорит он риторически, глядя на Эда с напряжением, которое почти заставляет его вздрогнуть, необязательно из-за страха. — Так почему, скажи на милость, ты решил пойти и сделать с точностью да наоборот?! Хорошо. Так что, возможно, Рой немного более взбешён, чем ожидал Эд, когда отправился на поиски Шрама. — Не мог бы ты перестать орать хоть на минуту, чёрт возьми? Они дали мне хорошие лекарства, но моя голова, блядь, убивает меня, — жалуется Эд, потирая кончиками пальцев висок. Рой мгновение недоверчиво смотрит на него, затем делает глубокий вдох, словно набираясь терпения. — И у меня всё было под контролем… — О, ты хочешь, чтобы я рассказал это Альфонсу? Что его старший брат был в нескольких секундах от того, чтобы ему разрушили лицо, но это нормально, потому что у него всё было под контролем! — Ради всего святого, Рой, заткнись на чёртову минуту и дай мне сказать! — Эд раздражённо вздыхает. Рой, на самом деле, затыкается, глядя на него так, как Эд не понимает. Затем он откидывается на спинку стула. — Я… Чёрт возьми, мне не жаль. Хорошо? Я не могу сказать, что сожалею о драке со Шрамом, потому что это не так. И прежде чем ты разозлишься на меня, — говорит он, когда Рой снова открывает рот, скорее всего, чтобы ещё немного наорать на него. — Мне жаль, что я напугал вас, ребята. Мне следовало быть более осторожным, но я не был. Но со мной всё в порядке, ясно? Так что ты можешь уже перестать волноваться по этому поводу. — Стальной… — Рой смотрит на него с минуту, что-то ища. Эти чёрные шары всегда были любознательными, вытягивая из Эда каждую крупицу знаний, которую он проговаривает, пока не оказывается обнаженными перед ним. Удивительно, что Эд смог сохранить свои секреты на протяжении стольких циклов, когда глаза Роя прожигают дыру в его душе. — Я просто рад, что с тобой всё в порядке. Но, пожалуйста, пожалуйста, больше не делай ничего столь безрассудного. Рой Мустанг не просит. Он видит в этом слабость, и в кругах, в которых он вращается, так оно и есть. Итак, он этого не делает. Рой Мустанг не просит. Эду больно видеть, как он делает это сейчас, из-за собственного безрассудства Эда. Так что, возможно, он был немного неосторожен, сражаясь со Шрамом. Возможно, трудно считать человека своим врагом, когда он столько раз помогал ему во время Обещанного дня. Возможно, он допустил ошибку, и в результате его лицо чуть не было разрушено. Это ничего не меняет. Не совсем. — Ты знаешь, я не могу этого обещать, — грустно, но непримиримо бормочет Эд. Некоторое время Рой ничего не говорит. Затем он вздыхает, прежде чем встать. — Я скажу Альфонсу, чтобы он поднялся, — говорит он вместо прощания. Эд смотрит, как он уходит, с горьким привкусом во рту. (Только после того, как Рой вышел из больницы, Эд понимает, что назвал этого человека по имени в лицо.) (Он не уверен, вызвана ли тошнота, которую он испытывает, сотрясением мозга или воспоминаниями о лучших временах, когда он действительно мог называть его так.)***
Неважно, через сколько циклов он прошёл, есть определённые вещи, которые Эд не может изменить. Одна из них, та, которая причиняет больше всего боли — причина, по которой он это делает, острие его ошибок и сожалений — это необходимость запечатать душу Альфонса в этих проклятых доспехах. Это сохраняет ему жизнь, пока Эд бегает вокруг, конечно, пытаясь всё исправить, но это причиняет ему боль. Каждый день это отщепляет от него часть, пока его душа борется за возвращение в его настоящее тело, то, которое ждёт по другую сторону Врат, когда Эд наконец соберётся с мыслями и всё исправит. Ал, конечно, не знает. Если он живёт достаточно долго, чтобы ощутить эффекты в полную силу, иногда он понимает. Эд ничего не говорит, даже когда видит, как брат реагирует на энергию, выделяемую Философскими камнями, как они вытягивают его собственную душу, когда чувствуют, что связь с сосудом слаба. Каждый раз, когда он оказывается рядом, когда кто-то используется, это отключает его на несколько часов. Эд обычно оставляет его в покое, когда это происходит. Легче притворяться забывчивым, если он не может видеть, как его младший брат расхаживает по комнате, если он не может видеть, как он проверяет книги, в которых нет нужных ему ответов, в то время как он беспомощно дергает себя за нагрудную пластину, как будто пытается коснуться кожи, а не пустого места, которое она скрывает. Он плохой брат? Возможно, но опять же, он уже знал это.***
Борьба со Шрамом приводит к очень беспокойным двум месяцам. Эд готов к этому, готовился к этому несколько раз, но различия заставляют его хвататься за каждую соломинку, пытаясь сохранить всё. Телохранители стали сюрпризом — это первый раз, когда он получил их после боя со Шрамом — как и внезапная забота — они знают, что он видел довольно ужасное дерьмо, верно? — но всё становится особенно сложно, когда всё больше людей начинают получать намеки на то, что что-то не так. Поскольку у разных людей разные планы, и хотя Эд знает большинство из них — в какой-то степени сформировал их — он мало что может сделать, чтобы контролировать их, когда доходит до этого. Некоторые пытаются держать его в неведении — ха — из-за его возраста, а другие прямо не доверяют ему выполнять достаточно хорошую работу. Это раздражает, но Эду приходится работать с тем, что у него есть. И приступает к работе, которую он делает. Это целое испытание, но когда ты жил с одними и теми же людьми более трехсот раз, немного легче предсказать их реакцию. В конце концов, Эду приходится пустить всё на самотёк. Он даёт столько подсказок, сколько может, и направляет своих союзников в наименее опасных направлениях, но Эд не бог. В какой-то момент всё перестаёт зависеть от него. (Это, как и большинство его уроков, Эд усвоил на собственном горьком опыте.)***
Эд перестал надеяться. Надежда для тех, кто не видел худшего, что может предложить мир, кто не видел, не слышал и не был в аду на Земле. Эд давно перестал надеяться. Когда Маэс Хьюз — Маэс, который смеётся, который плачет, который так много чувствует, который умирает слишком рано — впервые за триста пятьдесят два цикла, через которые прошёл Эд, выживает после гомункулов… Что ж, возможно, ещё есть на что надеяться.***
Больничная палата переполнена. Рой, конечно же, приклеен к Хьюзу. Эд сидит с другой стороны кровати, где ещё несколько минут назад были Грейсия и Элизия. Хоукай тоже там, несёт вахту у двери. Альфонс у стены, поскольку его броня занимает много места. Эд до сих пор не уверен, как ему это удалось. Эда даже не должно было быть в Централе, он был на пути в Дублит, когда пришло осознание. Он сразу же спрыгнул с поезда и бежал всю обратную дорогу до железнодорожной станции, которую они только что проехали, покупая билеты до Централа, пока Ал и Уинри пытались спросить его, что происходит. Эд не отвечал, пока они не сели в поезд в город, и даже тогда он был загадочен даже по его стандартам. Они поняли, что происходит, только когда уже вернулись в Централ, и Эд стоял на коленях рядом с истекающим кровью Хьюзом, прося их позвонить в больницу, чтобы их ждали. — Эд? — сказал Хьюз, в замешательстве нахмурив брови. — Что?.. Что ты здесь делаешь? — он потерял сознание прежде, чем Эд смог что-либо сказать, но он позаботился о том, чтобы Хьюза доставили в больницу с пульсом. Последствия всей этой кутерьмы приводят к тому, что комната полна людей, которые ожидают, что он объяснит, как он узнал, что это произойдет, и, вероятно, куча бессмертных существ теперь знают, что он знает, что они что-то замышляют. Всё в порядке, говорит он себе. Он вернулся вовремя, чтобы спасти Хьюза — он не истёк кровью в одиночестве в телефонной будке, Элизия не будет звать своего папочку, Грейсии не придётся воспитывать дочь в одиночку, у Роя всё ещё есть его лучший друг. Это всё, что имеет значение. — Как ты узнал, Эд? — глаза Эда снова фокусируются на Хьюзе. Он сидит на кровати, бережно относясь к своему туловищу, которое покрыто бинтами. За очками его глаза серьёзны, задумчивы. Он оценивает Эда, пытаясь выяснить, представляет ли он угрозу или нет. С ним разговаривает подполковник Маэс Хьюз, а не Хьюз, который предлагает свой дом Алу и Эду, когда они в Центре, и предлагает отпраздновать его день рождения с Элизией. Это ранит сильнее, чем Эд хочет признать. — Ты слишком умен для своего же блага, — бормочет он достаточно тихо, чтобы только он и Рой, самые близкие к Эду, могли его услышать. — Вообще-то, я не знал, — говорит он, на этот раз громче. Ложь слетает с его губ так же легко как дыхание. — Я был в поезде до Дублита, когда почувствовал это… Я не знаю, это чувство, как будто я должен был вернуться. Я не знаю, как это объяснить. Он не говорит: «они наблюдают за нами». Он не говорит: «у теней есть глаза, у стен есть уши». Он не говорит: «Они знали, что ты обо всём догадался раньше, чем ты сам». Вместо этого он подсовывает Хьюзу листок бумаги, который берёт его, озадаченно нахмурившись. Его брови хмурятся, когда он читает её содержимое, глаза бегут назад, чтобы посмотреть на Эда. — Неужели? — спрашивает он обманчиво лёгким голосом. Эд кивает. — Что ж, тогда, полагаю, я должен поблагодарить тебя. Ты спас мне жизнь, Эд. Эд качает головой, глядя вниз, чтобы ему не приходилось смотреть Хьюзу в глаза, чтобы он не проболтался, что это первый раз, когда ему действительно удалось спасти его, что это никогда не возместит всех его неудач. — Просто… будь осторожен, — он уверен, что слышит возмущённую насмешку, вероятно, от Роя. — Эти люди… Происходит что-то странное. Вскоре после этого Эд и Ал уходят, остановившись, чтобы обнять Грейсию и Элизию по пути к выходу. Последнее, что он слышит, это как Хьюз тихим голосом просит Роя сжечь бумагу. (Ты прав. Не распространяй это. С Брэдли что-то не так. Не лезь в это. Остерегайся теней. БУДЬ ОСТОРОЖЕН.)***
За все триста пятьдесят два цикла, через которые он прошёл, Эд доверил свой секрет одному человеку. Это происходит в одном из его ранних циклов, и это в основном случайность. Тогда Эд не так хорошо умел лгать, не то что сейчас. Требуется всего одна небольшая оплошность, а затем Рой Мустанг тыкает и давит, пока Эд не сломается и не расскажет ему. Он думает, что в целом это может быть хорошо. Все складывалось не так, как у него, а Рой — отличный союзник в любых обстоятельствах. Если кто-то и может спланировать способ добиться успеха, несмотря на все шансы против него, то это Рой. После того как цикл начался снова, и он оказался в инвалидном кресле в доме Рокбеллов, он всё ещё видит кровь, чувствует её, горячую, липкую и влажную на своей коже, ощущает металлический запах, как дурное предзнаменование. Он всё ещё держит окровавленное тело Роя, в ужасе глядя, как его синяя форма окрашивается в красный цвет от всех выпущенных в него пуль. Пули, от которых Рой защитил Эда. — Почему? — спросил Эд прерывистым шёпотом среди мёртвой тишины, слышимой после того, как пуля пронзает воздух. Рой одарил его окровавленной улыбкой. Сердце Эда разбилось ещё на миллион осколков. — Почему? Если ты умрёшь, Стальной, — Стальной, всегда Стальной, всегда пёс, никогда Эд, — тогда как мы сможем что-то изменить? Проблема в том, что, доверяя людям этот секрет, они слишком многого ожидают от Эда, идут ради него на слишком большие жертвы. Эд просто не хочет, чтобы они понимали, какой он на самом деле придурок.***
Их путешествие в Дублит, как только они покидают Уинри в Раш-Вэлли, проходит без происшествий. Эд благодарен за это, потому что одной мысли о том, что он снова увидит своего учителя, достаточно, чтобы вызвать у него приступ паники, не говоря уже об Але, который не знает, как отреагирует Учитель. Изуми Кёртис — сила, с которой нужно считаться, та, кого Эд всё ещё уважает и искренне боится, даже спустя столько времени. Несмотря на то, что он знает, как она отреагирует, узнав, что они провели трансмутацию человека, одна мысль о том, чтобы разочаровать её, заставляет его чувствовать себя неуютно. Она одна из немногих людей, которые всё ещё могут заставить его чувствовать себя ребенком. Тем не менее этот визит давно назрел. Ал и Эд откладывали это уже много лет, всё в попытке скрыть от неё свои грехи, но это неизбежно. Теперь, когда они официально ищут информацию о камнях, они должны начать расспрашивать окружающих, и хотя Эд знает всё, что нужно знать, Ал и все остальные этого не знают, поэтому следующий логичный шаг — спросить Учителя. Даже если она наводит на них ужас. По-настоящему, первое, что она делает, когда видит их, это надирает им задницы. Затем она приглашает их войти. Это всего лишь вопрос нескольких часов, прежде чем она обманет его рефлексы, и Эд инстинктивно использует алхимию, не рисуя круга. Учитель в ярости. Она плачет. Она обнимает их, говорит им, что они не всегда должны быть сильными. Изуми Кёртис — самое близкое, что было у Эда к матери после смерти его собственной мамы, и он расслабляется в её объятиях. (Иногда у него в горле встаёт комок, когда он понимает, что представляет лицо Идзуми, когда думает о своей маме, и что Триша Элрик — не более чем пара зелёных глаз и ореховых волос в его голове, сейчас, спустя столько времени.) Наконец, она задаёт вопрос. — Значит, ты это видел, — когда Эд молчит, Учитель настаивает на ответе. — Эту… Штуку? (— Кто я? — говорит существо с жуткой улыбкой на лице без черт. — Единственное имя, которое ты мог бы придумать для меня — это Мир, или ты можешь называть меня Вселенной, или, возможно, Богом, или, возможно, Истиной. Я есть всё, и я один, так что, конечно, это также означает, что я — это ты. — Эквивалентный обмен, не так ли, мистер Ал-хи-мик? — существо смеётся, когда мальчик кричит из-за потери ноги, машет ему на прощание, когда руки-тени тащат его за Ворота.) — Истина. Да, видел. — Истина? — Так я это называю. Я не верю в Бога, я верю в поиск истины всех вещей. Этот ублюдок ближе всего к ним обоим, — объясняет Эд, стараясь не морщиться, когда брови Учителя хмурятся. — Кажется, ты много знаешь об этом, — говорит она небрежно, подозрительно. Она знает, что он чего-то недоговаривает. И, конечно же, он не может признаться в том, что общается с богоподобным существом почти регулярно, потому что он заключил с ним сделку миллион лет назад и теперь он чем-то похож на его терапевта и игровую доску в одном лице. По правде говоря, его жизнь — сплошной беспорядок. — Да, хорошо. Довольно сложно забыть что-то подобное, — бормочет Эд, надеясь, что это удовлетворит Учителя настолько, чтобы она оставила это в покое. — Кстати, Ал этого не помнит. Вот почему ему всё ещё приходится рисовать свои круги, — Эд смотрит на своего брата, оживлённо разговаривающего с Зигом, пока тот помогает готовить ужин, и он понижает голос. — Если можешь… Не говори с ним об этом. — Почему? — на этот раз она определённо подозрительна, не то чтобы Эд винил её. — Это… В армии что-то происходит. Я не хочу, чтобы они знали, что Ал мог бы сделать то, что могу я, — это очень эгоистично, потому что если это не Ал, то жертвой станет кто-то другой, бедный ублюдок, но Эду в глубине души всё равно. Он здесь, чтобы спасти Ала. Остальной мир — это просто счастливое совпадение. Несколько дней спустя они садятся на поезд обратно в Централ, планируя остановиться только в Раш-Вэлли, чтобы Уинри могла вылечить его руку. Борьба с жадностью была, как это обычно бывает, занимательной. Приятно бороться с тем, кто представляет собой проблему, и, поскольку Эд не желает, на самом деле убить его в этот раз — он является единственным гомункулом, что смутно приличен — они расходятся в не слишком плохих отношениях. Или, ну, Эд думает, что они этого не делают. Жадность всегда является чем-то вроде дикой карты, если быть честным. Единственным недостатком всего этого фиаско является то, что Ал остался наедине с Гневом, что никогда не бывает хорошо. В принципе, Эд старается держать Брэдли подальше от всех, с кем Эд близок, но обстоятельства этой встречи заставляют его беспокоиться. Не может быть, чтобы Гнев не знал, что у Ала нет тела внутри брони. Он потенциальная жертва, гомункулы просто ждут, сможет ли он использовать алхимию без кругов. Но на самом деле он отправился бороться с Жадностью, когда они случайно оказались там… Что ж, Эд уже знал, что Гордыня всегда следит за ним. — Брат? — металлический голос Ала возвращает его в окружающий мир. Он вопросительно хмыкает, наклоняя голову, чтобы видеть своего брата. — Ты помнишь те врата, о которых ты говорил некоторое время назад? Эд чувствует, как у него стынет кровь. Нет, это невозможно, он не может… — Ал, — говорит он низким голосом, посылая ему предупреждающий взгляд, когда тот оглядывается. — Как насчёт того, чтобы сходить к Мустангу, когда мы туда доберёмся? До меня дошли слухи о его переводе в Централ, так что, возможно, мы его поймаем. Не сейчас. Подожди, пока мы не окажемся в безопасном месте, а затем поговори со мной. — … Хорошо, Брат. Ты прав, он хотел бы знать, что произошло, — Ал больше не поднимает эту тему, и Эд позволяет себе снова вздохнуть. На самом деле это простой код. Далеко не тот, который они используют в своих журналах по алхимии, но достаточно приземлённый, чтобы донести послание. Рой — это их код безопасного места, по многим причинам, которые Эд когда-либо рассказывал своему младшему брату, и он знает, что Ал будет придерживаться его. В любом случае на данный момент, поскольку прошло некоторое время с тех пор, как какой-либо Ал слушал его без вопросов. Каждый цикл приносит больше планирования, больше секретов, больше вещей, которые он скрывает от своего брата, что Эд никогда бы не сделал во время своего первого цикла. Ал, конечно, не мог этого знать, поскольку он знал только этого Эда и вполне мог подумать, что это результат прохождения через Врата, но это не значит, что Ал не замечает разницы между тем, каким Эд был до и после начала цикла. Он просто слишком другой. (Ал иногда называет его самозванцем. Это в тех циклах, когда всё становится слишком плохо слишком быстро, когда Эд заканчивает тем, что совершает множество невыразимых вещей, пытаясь спасти то, что может. Его брат всегда в конечном итоге испытывает недоверие к нему спрашивая его, что он сделал с его старшим братом, требуя, чтобы он вернул его обратно.) (Это больно, но Эд эгоистичен. Если ценой за тело Ала является потеря доверия и компании его младшего брата, то Эд заплатит это, чего бы ни хотел Альфонс.) Как оказалось, чтобы добраться до Централа, требуется немного больше времени, чем ожидалось. Как Эд мог забыть Линга, выше его понимания, но несносный принц компенсирует это тем, что остаётся самим собой раздражающим и шумным. Честно говоря, если бы Эд не знал, насколько он важен для Обещанного дня… Он отвлекается. Принц-идиот и его окружение в конечном итоге сопровождают их в Централ вместе с Уинри, которая хочет посмотреть, как дела у Хьюза. Однако сейчас Эд просто хочет добраться до своей кровати и вырубиться. Если он сможет проспать до конца Обещанного дня, ещё лучше.***
Линг Яо не всегда оказывается рядом, когда наступает Обещанный день. Он отправляется в Аместрис в поисках Философского камня или любого способа обрести бессмертие, поэтому его помощь зависит от этого. У Линга есть долг перед своим народом, и какую бы дружбу он ни завёл в Аместрисе, она всегда будет на втором месте, даже если лично он может думать иначе. Несмотря на это, Эд стал относиться к нему как к другу. Каким бы неприятным и странным он ни был, Линг искренне помогает, и даже когда он иногда уходит раньше Обещанного дня, Эд знает, что он союзник, на которого он может положиться. Эд видел, как Линг умирал множеством способов, один ужаснее другого. В большинстве случаев это делалось в попытке защитить его. Он всё ещё ждёт того времени, когда сможет увидеть, как он взойдет на императорский трон. (Линг всегда был хорошим лжецом, и его сердце всегда было слишком большим.)***
Когда Эд наконец прибывает в Централ, кажется, что всё находится в состоянии хаоса. Или, ну, не совсем. Просто почти все, с кем Эд поддерживает отношения, похоже, находятся в Централе, и все они работают по всему городу. Его нет всего около недели. Как это произошло? Эд приступает к работе. Он оставляет Линга на произвол судьбы, поскольку у него действительно нет ни времени, ни сил разбираться с ним, и доставляет Уинри к дому Хьюза, где должна быть вся семья, если Хьюз соблюдал постельный режим. Затем он и Ал отправляются в Центральное командование, чтобы посмотреть, смогут ли они увидеть Роя. Прежде чем найти этого человека, их останавливают не менее пяти человек (откуда такая внезапная популярность?), и когда они спрашивают о местонахождении полковника, только майор Армстронг может дать им ответ. — Какого чёрта он делает в комнате записей? — удивляется Эд, когда они наконец расстаются с Армстронгом. — Я не знаю, Брат. Может быть, это как-то связано с его переездом в Централ? — Эд уклончиво хмыкает, но он искренне сомневается в этом. Они находят Роя посреди разбросанных бумаг, за несколько секунд до того, как он упал замертво на месте. Шеска указала им на комнату с виноватым выражением лица, но вид его командира в таком плачевном состоянии вызывает жалость даже у Эда. — Чёрт возьми, что тебя так достало, ублюдок? — спрашивает Эд, отодвигая бумаги, чтобы добраться до Роя, который, кажется, только сейчас замечает их присутствие. — О, привет, Стальной, Альфонс, — в ответ его младший брат щебечет что-то из-за двери. — Я провожу кое-какие исследования, поскольку Маэс всё ещё дома. Блин, значит, он действительно не в себе. Он даже не сказал ничего язвительного. Сколько он спал с тех пор, как ушли Эд и Ал? — Исследования? Зачем? — Эд хватает одну из бумаг, прежде чем Рой успевает что-либо сказать, и быстро просматривает её содержимое. Его губы сжимаются в тонкую линию, когда он читает. — Я думал, что говорил вам, ребята, держаться от этого подальше. — И почему это? — несмотря на то, что он выглядит измученным, Рой встречается с ним взглядом, и внезапно ему кажется, что он смотрит на пылающий ад. Эду приходится моргать, чтобы это не поглотило его. Эд не отвечает (они что, не понимают, что у теней есть уши?). Вместо этого он собирает все бумаги и книги, которые просматривал Рой, кладет их туда, где, по его мнению, им самое место, прежде чем поднять полковника с земли и выволочь его из комнаты. Он позволяет ему, по-видимому, ошеломлённый поведением Эда. С Алом на буксире втроём они покидают Центральное командование, даже не оглянувшись. — Знаешь, лейтенант Хоукай оторвёт тебе голову, когда узнает, что ты заставил меня уйти с работы, — беспечно говорит Рой. Эд раздражается. — Она бы не стала. Если что, она бы застрелила тебя за то, что ты позволил мне, — Рой бросает на него взгляд, но в конце концов соглашается. — И перестань быть таким очевидным. Я думал, ты лучше всех людей поймешь, что для всего есть время и место. — О, ты имеешь в виду мои успехи? — Рой быстро схватывает, усталость покидает его глаза, когда их место занимает характерная резкость. — Флоренс не понравились цветы, которые я ей послал? — Флоренс, кодовое имя фюрера. Неужели мое расследование настолько очевидно? — Я думаю, ей бы больше понравилось, если бы их доставили к её порогу, а не в офис, ты так не думаешь? Она была весьма смущена тем, что её коллеги увидели их, — держи это подальше от штаб-квартиры. Будь осторожен с теми, кому рассказываешь. — И, возможно, в следующий раз оставь записку. Это слишком вычурно, — проверь на наличие ошибок. Они напали на твой след. — Возможно, ты прав, — задумчиво промурлыкал Рой. — Я собираюсь навестить Хьюзов, поскольку мы уже вышли из Центрального командования. Хочешь прокатиться? — Я расскажу Маэсу. Безопасен ли его дом? — Конечно, я был бы не прочь повидаться с ним. Ал? — да, но сначала проверьте, нет ли ошибок. — Я не возражаю! Уинри уже там, так что мы можем пойти снять гостиницу, пока нам выделят здесь новое общежитие, — его брат знает, что происходил ещё один разговор, но он ещё не так хорошо разбирается в коде, как Эд и Рой, поэтому он спросит Эда, что происходило позже. — О, да. Когда ты собирался сказать нам, что нас переназначают, а? Я должен был узнать, что мы переехали из каких-то грёбаных слухов! Ты собирался ждать, пока я прибуду в Восточное командование и обнаружу, что вы все ушли? — у Роя даже не хватает наглости выглядеть виноватым, что означает, что он был полностью готов к тому, чтобы это произошло, ублюдок. Следующие три часа его жизни состоят из одного сюрприза за другим, когда половина команды «Мустанга» присоединяется к ним в гостиной Хьюзов. Эд может быть только благодарен, что Элизия сейчас в школе, и что Грейсия и Уинри достаточно сильны, чтобы выдержать всю информацию, которую им предстоит услышать. Кто бы мог подумать, что спасение Хьюза решит так много проблем? Конечно, Эд надеялся на это, но он искренне не верил, что все получится так хорошо. Обычно Эффект бабочки заканчивается тем, что кусает его за задницу, когда ему удается изменить важный поворотный момент. Хорошо, итак, Барри-мясник с Фарманом на конспиративной квартире — что заставляет Эда задуматься обо всех способах, по которым конкретное сочетание может пойти не так, кто счёл разумным связать Фармана с серийным убийцей? — и Рой намеренно бросается в глаза, чтобы привлечь внимание людей, которые пытались убить Хьюза, чтобы они могли устроить им ловушку. Это хороший план… Если бы они знали, во что ввязываются. Гомункулы — это не шутка, даже для Эда, который к настоящему времени имел (не) удовольствие сражаться со всеми ними, по меньшей мере дюжину раз с каждым. Они просто слишком могущественны и слишком быстро регенерируют. Если они не пустят в ход большие пушки, ничего не получится. (Он знает, он видел, как это происходило раньше. Время может быть другим, и группа людей, возможно, изменилась, но это всегда заканчивается одинаково.) (Эд устал видеть, как умирают его друзья.) Поэтому Эд предупреждает их в меру своих возможностей. С помощью Ала они описывают регенеративные способности Жадности и татуировку уробороса на его руке, предостерегая их от любого другого, у кого она может быть. — Если увидите одного, бегите в другую сторону. Если по какой-то причине вы не можете этого сделать, найдите способ убежать. Единственные люди в этой комнате, которые, я думаю, действительно могли бы противостоять одной из этих тварей — это Мустанг, Ал и я. Ничего против вас, ребята, — он указывает на Хоукай и Хавока, которые прибыли с новостями о Барри и Фармане и обнаружили, что происходит это странное сборище. — Вот насколько они сильны. Я думаю, тот, кого мы нашли в Дублите, даже не пытался убить меня, и это всё равно был тяжелый бой. Так что будьте осторожны, — к счастью, на этот раз Ал поддерживает его, поэтому он не подвергается подозрительным взглядам и выражениям сомнения. Это мило. — А что насчёт Брэдли? Ты упомянул его в своей записке, но ничего не объяснил, — Эд напрягается, когда Хьюз заговаривает. Он не готов к этому разговору, у него пока недостаточно доказательств… — Брат прав. Он пришел в Дублит, сказал, что искал Жадность и нашёл его сразу после нас. То, как он вёл себя, было… Странно, — заканчивает он, как будто не знает, как еще это описать. — Он заставляет людей следить за мной с тех пор, как я сдал экзамен на Государственного Алхимика, — рассказывает Эд, и сам удивляется тому, насколько усталым звучит его голос. Вокруг него раздаются возмущённые вздохи, и он отмахивается от них. — Я далеко не единственный, за кем следят. Все сильные Государственные Алхимики отмечены и за ними следят, я просто единственный, кого пока заметили. — Подожди, это значит, что за мной следят? — Эд смотрит на Роя своим самым серьезным выражением лица, и у полковника хватает порядочности покраснеть. — Я имею в виду, я полагал, что он присматривал за мной, но только из-за того, как быстро я продвигался по служебной лестнице, а не потому, что я Государственный Алхимик. — Да, ну, я не уверен, какого хрена мы ему понадобились, но он по какой-то причине следит за всеми нами. Я почти уверен, что они также держат Ала под наблюдением, но я не уверен, из-за его брони или из-за его связи со мной, — устало вздыхает Эд, откидываясь на спинку стула. Он настороженно смотрит на рисунки на столе. Там есть эскиз татуировки уробороса, а также эскиз Похоти, Зависти и Жадности, хотя он знает, что последнее мало поможет, поскольку он, вероятно, уже мертв. Грейсия прерывает дальнейшие обсуждения, когда объявляет, что обед готов. После этого ни у кого нет настроения говорить о военных делах, и Рою действительно приходится возвращаться в Центральное командование. Хавок, по-видимому, находится в оплачиваемом отпуске, а Хоукай предположительно выполняет поручения полковника (технически, это не ложь), так что после этого все они довольно быстро разбегаются. Всё дело в ожидании. Все уже на позициях, и они больше ничего не могут сделать, чтобы выманить гомункулов. В большинстве случаев происходит гораздо больше событий, когда происходит что-то подобное, но Эд не может сказать, что жалуется. По крайней мере, на этот раз он останется, а не будет изгнан. На его взгляд, это случалось слишком часто, и люди почти всегда умирали. В конце концов, им требуется неделя, чтобы наконец послать кого-то убить Барри. Эд на самом деле ожидал, что они будут действовать быстрее, поскольку Барри единственный, кто остался со знанием о Пятой лаборатории, но, возможно, им не хватает персонала, кто знает. По правде говоря, его юмор иногда действительно дерьмовый. Только благодаря удачному подбору времени Эдом (или, скорее, его знаниям) он и Ал успевают запрыгнуть в машину Роя. В машине тесно, Ал и Хавок втискиваются сзади, а Эд и Хоукай прижимаются к окну, чтобы дать Рою достаточно места для безопасной езды, но у них всё получается, и они рассказывают друг другу о том, что происходит. — Хорошо, значит, ты только что дралась с парнем, который не умирал? — спрашивает Эд у Хоукай, которая, конечно, в любом случае не прислушалась бы к его предупреждению и сразилась с гомункулом, не то чтобы она умирала, делая это раньше, или что-то в этом роде. Хотя, честно говоря, она никак не может этого знать. — Да. У меня закончились патроны, а он всё ещё не умирал, — она выглядит сбитой с толку. Эд разделяет это мнение. — У него на языке была татуировка уробороса. Я знаю, ты говорил, что они регенерировали, но… — Да, это довольно сложно увидеть в первый раз, — вздыхает Эд и смотрит на Роя. — Так куда мы теперь направляемся? — Похоже, мы ищем тело Барри. Возможно, это приведет нас к убежищу гомункулов, — маловероятно, но Эд уже был удивлён раньше. Они оказываются в Третьей лаборатории, которая, как знает Эд, является одним из входов в ту жуткую комнату под Центральным командованием. Ладно, возможно, тело Барри привело их на базу гомункулов. Или Отца, на самом деле, но Эд единственный, кто знает, что Отец вообще существует. После того как Барри полностью игнорирует приказы — обязан ли он вообще их выполнять, если он не военный? — и все они в конечном итоге отправляются за ним под видом преследования опасного серийного убийцы — на самом деле это не ложь — и заставляют всех остальных уйти, в итоге они оказываются перед двумя путями. — Мы должны разделиться, — говорит Рой, указывая на очевидное. — Лейтенант, вы пойдете с Элриками тем путем. Младший лейтенант Хавок и я пойдем этим путем. Это хорошая пара. Хоукай не Алхимик, поэтому наличие Эда и Ала уравняло бы их шансы найти гомункула. И Рой, и Хавок — оба квалифицированные солдаты. Эд всё ещё колеблется. Это слишком сильно напоминает ему о прошлых временах, когда ему приходилось выбирать и люди умирали — Рой умер. Воспоминания несколько размытые, прошло так много времени с тех пор, как он отпустил воспоминания об этой временной линии. Но он никогда не забудет боль от вида Роя в луже собственной крови, лежащего неподвижно, когда его сердце перестало биться. Прекрати это, яростно думает он. На этот раз он не один, Хавок защитит его. Теперь он знает гораздо больше, ты рассказал ему достаточно. С ним всё будет в порядке. Хватит валять дурака и займись делом. На всякий случай (просто чтобы быть уверенным, просто чтобы быть уверенным, просто чтобы быть уверенным), Эд решает пойти с Роем и Хавоком. Однако его сердце всё ещё чувствует, что перестало биться, хотя даже полчаса спустя Похоть втягивает окровавленные когти. Хавок лежит на земле, и вокруг раны в его позвоночнике уже образуется лужа крови. Рой, задыхаясь от боли, падает на колени. К нему приближается Похоть. Эд не реагирует. — Тебе повезло, Эдвард Элрик. У Отца всё ещё есть планы на тебя, поэтому я пока не буду тебя убивать, — она мило улыбается ему, как будто это не она только что убила двух его товарищей. Затем она уходит. Эд не реагирует. Он знает, что должен что-то сделать, остановить её. Он более чем достаточно силен, чтобы убить её. Но Эд закрывается. Кажется, что весь его мир останавливается, всё вокруг него исчезает. Есть только Рой и то, что он мёртв. Такое чувство, что его сердце вырезают из груди. Всё его существо болит, как будто его сжигают заживо и замораживают одновременно. Его желудок словно налился свинцом, и он падает на колени, даже не осознавая, что делает. Каким-то образом он добирается туда, где упал Рой. Его руки сильно дрожат, когда он переворачивает его. Лицо Роя покрыто грязью, но он выглядит таким же красивым, как всегда. Если бы Эд не знал лучше, он бы подумал, что он просто спит. Но это не так. Его нет, и Эд чувствует только зияющую пустоту в груди, которую он всегда чувствует, когда умирает Рой. Слезы наворачиваются почти автоматически. Его горло сжимается, когда начинают вырываться рыдания, и он тяжело дышит, рыдая так, как никогда раньше. Прошло много времени с тех пор, как он терял Роя так рано в цикле. Эд подумал… Эд думал, что у него есть больше времени. — Прости, — всхлипывает он, обхватывая лицо Роя окровавленными пальцами. — Мне так жаль, это все м-моя вина. Из-за меня тебя всегда у-убивают, — он склоняет голову, его грудь скручивает от боли, пока его лоб не касается груди Роя. — Почему я н-никогда не могу спасти тебя? Почему я всегда должен видеть, как ты умираешь? Тук. Эд останавливается. Он слышал это…? Тук. Тук. Эд поднимается. Его глаза широко открыты, он лихорадочно ищет что-то в лице Роя что угодно, чтобы сказать ему, что он всё ещё там. Он встретился с затуманенными, открытыми глазами, смотрящими на него с недоумением при виде его заплаканного лица. — Рой? — спрашивает он с надеждой, осторожно. Рой слабо кашляет. — Стальной? Что? — он не успевает закончить, как Эд сжимает его в объятиях. Он всхлипывает, хватаясь за него, как будто он собирается исчезнуть. По мнению Эда, он просто мог бы. — Ты… Ты жив. Ты жив, — его голос звучит заплаканным и забитым соплями. Эду все равно. Он жив. Рой жив, он жив, он не мертв, он жив. — Да, я… Эдвард, ты в порядке? — Эдвард. Этот Рой никогда не называет его Эдвардом… Рой ещё немного кашляет, и Эд поспешно отпускает его, хотя и не полностью. — То, что ты только что сказал, о чем ты говорил? В разгар своего расслабленного оцепенения Эд обдумывает вопрос и тут же начинает паниковать. О, черт. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. — Я… Это… — Эд не может подобрать слов. — Неважно, ты можешь рассказать мне позже, — Рой бросает взгляд на свою рану. — Я должен прижечь это, — Эд инстинктивно вздрагивает, вспоминая все случаи, когда ему приходилось видеть, как тело Роя сгорает дотла, а плоть шипит и плавится. Его крики всё ещё преследуют его. — Достань мне зажигалку Хавока. Эд на мгновение замирает. Затем его тело перезагружается, и он начинает действовать. — Возьми себя в руки, Элрик, — шепчет он себе под нос, забирая зажигалку оттуда, куда Хавок бросил её раньше. Дрожащими руками он отдает её Рою. — Ты… Ты делай это. Я посмотрю, будет ли Хавок… — Эд сглатывает и отворачивается. Он не может видеть, как Рой сжигает себя. Как выясняется, Хавок тоже очень даже жив — о, Истина, Эд мог позволить ему умереть, потому что он был так сосредоточен на Рое — и Эд изо всех сил старается перевязать его, не слишком толкая из-за характера его травмы (Эд игнорирует шипящий звук срезаемой плоти). Скорее всего, он будет каким-то образом парализован, если пройдет через это (его руки сжимаются и разжимаются, когда он слышит вздохи боли и хрипы), но это лучше, чем находиться в шести футах под землёй. (Его сердце замирает, когда до него доходит запах горелой плоти, и он оборачивается, чтобы увидеть страдания на лице Роя.) После этого всё как в тумане. Они оставляют Хавока — пожалуйста, пусть всё будет нормально, он не заслуживает смерти в одиночестве и в темноте, пожалуйста, не заставляйте его умирать таким способом — и идут искать Похоть, как раз вовремя, чтобы остановить её от превращения брони Ала в куски металла — его брат, его младший брат, не трогай его, пожалуйста, нет, нет, нет, нет, нет. Затем всё горит. Эд стоит в стороне, позволяя Рою сжигать и сжигать, и сжигать, и сжигать пока не останется ничего, кроме пепла. Крики Похоти пронзают его уши, но он сохраняет нейтральное выражение лица. Он не испытывает к ней жалости, и чем быстрее она уйдет, тем лучше. (За все случаи, когда она убивала Роя. За все случаи, когда ей это сходило с рук. За все те разы, когда Эд не мог заставить её заплатить.) Огонь прекращается. Ноги Роя подкашиваются, и Эд бежит. Он слышит приближение Хоукай и падает на колени с болезненным стуком, как только добирается до Роя. Мужчина лежит на полу, держась за бок. На нём полно шрамов (обжигающе жарко, запах горелой плоти стоит клеймом в ноздрях Эда), и он выглядит готовым потерять сознание в любой момент. Эд по уши влюблён в него. — С вами всё в порядке? — спрашивает Рой, как будто это не он лежит на полу и собирается покинуть мир сознания. — Не беспокойтесь о нас, сэр, беспокойтесь о себе! — ругает его Хоукай, да благословит её Истина. В её глазах слезы, но на лице лёгкая улыбка. — Альфонс, спасибо тебе за защиту моего подчиненного, — Рой слабо улыбается, затем смотрит на Ала. — Неважно, мы должны отвести тебя к врачу! — да, доктор, это хорошая идея. Они продолжают разговаривать, но Эд отключает все звуки. Его руки дрожат, когда он осторожно убирает руку Роя от раны. Там много шрамов, хотя, возможно, Эд мог бы попытаться уменьшить их с помощью алкагестии, если Рой ему позволит. Он так и не смог узнать ничего достаточно полезного, чтобы залечить что-то более глубокое, чем порез от бумаги, но в перерывах между циклами ему удалось вытянуть из Мэй Чанг достаточно информации, чтобы он мог что-то сделать с ожогами. — Стальной? — Эд игнорирует Роя, осматривая рану. Есть две дыры, сейчас они закрыты. Эд испускает вздох, и он выходит неуверенным. Ему, блядь, надо успокоиться. Он не может начать сходить с ума, не прямо сейчас, не перед кем-либо. Эд делает глубокий вдох. Он медленно выдыхает. — Возможно заражение. Будет лучше, если ты не будешь касаться земли, — его голос звучит более или менее спокойно. Он достаёт свой пиджак, а затем рубашку, срывая их, чтобы сделать импровизированные повязки. — Это ненамного лучше, но, по крайней мере, пальто защитит это место от большей части грязи, — объясняет он, завязывая полоски ткани вокруг раны. Его руки всё ещё немного дрожат. — Брат, ты в порядке? — Я в порядке, — звучит немного жёстче, чем предполагал Эд. — Давай, пойдем, позвоним в штаб-квартиру, чтобы договориться о предоставлении медицинской помощи Хавоку и полковнику. Ал выглядит так, будто хочет поспорить, но Рой выбирает этот момент, чтобы отключиться — нет, нет, нет, пожалуйста, не надо, проснись, проснись, проснись — и они приступают к действию. После того, как все закончилось, Эд сидит возле больничной койки с закрытыми глазами и молится богам, в которых он не верит, чтобы они позволили Рою очнуться. Он предлагает им всё, чего бы они ни захотели, если только они позволят ему снова открыть глаза. Это пугает его. Так вот почему всё ещё не получилось? Потому что он следит за тем, чтобы Рой выжил — потому что он сдаётся, когда у него ничего не получается? Это цена за его грехи? Отпустить его, если он хочет спасти эту проклятую страну и вернуть своему брату его тело? Разве он недостаточно сдался? (Разве он уже не отказался от всего?)