Календарь на двоих

      Зимой темнеет рано, но зато огни освещают город. А за окнами светится огоньками посленовогодний Питер. И от снега в окнах город напоминает сказку. Белую, загадочную, нежную... и обязательно с хорошим концом.       Пока еще не разобрали елки. Осталось еще день-другой до окончания выходных. И еще не разобраны чемоданы после поездки на Бали. А в них сувениры, которые уже занимают все полки в доме, открытки с драконами и видами острова, грязные футболки и шорты, кажущиеся такими нелепыми в январе. За окнами метет, недавнее тепло Бали кажется приснившейся сказкой. А в городе всё те же холода, и еще очень долго не будет тепла. Завтра – на работу. Мне - в отделение полиции тебе - в филиал престижной кампании. - Знаешь, все-таки Новый Год – это елка, «Оливье» и бой курантов. И прогулка, пожалуй. - Тебе не понравилась наша поездка, Дим? - Очень понравилась, Кирь. Просто… там все не так. Там их Новый Год вообще отмечают в марте. А этот праздник в декабре – так, для туристов, в отеле, хоть и самом шикарном, с Клавой Кокой, другими звездами и звездочками... И пляжная дискотека, и это шествие с драконом. А как же Дед Мороз? Можешь смеяться, но я ужасный ретроград. Ты чмокаешь меня в нос. - Не ретроград, а просто любишь, чтобы все было традиционно. - Это одно и то же. - Совсем нет.       Мы смешно и глупо спорим по поводу того, обязано ли все человечество нестись вперед, сломя голову или же надо оставить при себе что-то из прошлого. И ты поешь – Ретроград меркурий, сидим, кальяны курим.       А за окнами снова валит снег, такими густыми хлопьями, что все вокруг кажется сплошным сугробом, в котором утонул Питер. Город закутался в белую шубу. Это так отличается от яркой жизни на Бали, и я думаю, что за пять дней там я словно забыл о том, что бывает зима. Впереди – много непростых дней. Визиты в коммуналки пропахшие кошачьим запахом и старыми книгами, мрачные переулки и дворы-колодцы, опросы свидетелей, которые становятся глухими и слепыми вдруг… То слышат, как в другом подъезде играет музыка, то не слышат, как убивают за стенкой. Порой я ловлю себя на мысли, что смотрю на прохожих и думаю, увижу ли я их – в качестве свидетелей, потерпевших, а может и обвиняемых. Вот такая профессиональная деформация. Наверное, я все-таки научусь не принимать ничего близко к сердцу, к душе. Зачерствею, как позавчерашняя булка. И буду просто правильно оформлять документы, перестав видеть за скупыми строчками человеческие страдания. Но, дай-то Бог, это случится еще нескоро. А пока надо просто подумать. Поглядеть за окно, где снегопад закончился так же неожиданно, как и начался. И решить, что все не так плохо в этом мире. Просто был слишком долгий перелет, я волновался за тебя, что тебе снова станет плохо в воздухе. И держал тебя за руку, стараясь забрать твое состояние. Понимаю, так не получится. Эмпатия порой бывает гипертрофированная. Как какой-то орган, который заполняет собой все пространство. Надо встать, разобрать-таки эти чемоданы, сунуть в карман безразмерного пуховика магнитики с Бали – Ксюше, Игорю, Пете…Можно и для Цветкова прихватить, неплохой он, по-сути, человек, Костя. Надо хотя бы вскипятить чайник, заказать продукты. Дома шаром покати. Я даже не могу встать и посмотреть, что в холодильнике. Как-то навалилась усталость, будто тяжелое одеяло. Или слабость после гриппа. Даже в телефон смотреть не хочется. Может, я все же не из «цифрового поколения». А может, просто надоело. Ты засыпаешь, держа меня за руку. Чувствую себя той японкой, которая отрезает подол кимоно, чтоб не будить спящую кошку. А что остается мне? Отрезать себе руку, чтоб не будить тебя? Отрезать часть себя, часть души, которая вечно болит за кого-то. За замерзших в сугробах алкашей, за брошенных псов, что вечно ошиваются у продуктовых магазинов, за детей, которые видели в своей маленькой жизни столько, что и взрослым не под силу. За одиноких стариков, порой тихо ушедших туда, где «их эпоха» с хрусталем в сервантах и фотографиями на стенах. И даже за трясущихся молодых наркоманов с бегающими глазами. Хотя, как ты утверждаешь, их жалеть незачем. Просто кое-что так легко забыть, правда, Кирюш? Что-то в голову всякая глупость лезет. Аж самому противно. Будто в полете укачало не тебя, а меня. И от этого мысли стали путаными и муторными. Или новогодняя сказка не всегда заканчивается хеппи-ендом? Зачем я становлюсь сентиментальным? Для чего?       Звонок в дверь рушит все воздушные замки, которые я нагородил себе за эти полчаса. Ты просыпаешься и, сонно бурча, идешь забирать доставку. А я иду на кухню. И наш дом быстро наполняется привычными звуками. Шумит машинка, где крутятся шорты и майки с Бали, свистит чайник, ты расставляешь на полке наши фото в рамках из ракушек. - Кирюш, сначала поедим, потом купаться будем? - Наоборот. Пойдем в душик сначала. Потом уже поужинаем. - Остынет все. - А микроволновка на что? Разогреем. Дим, я перед отъездом в Бали тот гель купил, с ароматом сандала. - Хорошо, что не сандалий, в которых прошли много километров. - Сандалии – это что! Вот ботинки – тут такие амбре. Закачаешься в прямом смысле слова. - А сейчас в ботинках бродить – по таящему снегу. Так что все ароматы будут у нас. - Вот уж нет! Ламба на что? - Твоя Ламба утонет в сугробах. - И верно! Эх, надо еще Джип купить. Полноприводной. Мой Кирюша, моя маленькая вселенная, которая бережет меня в ежедневной кутерьме. Спасибо тебе за то, что ты есть. Ты мен очень дорог. Жизнь продолжается, и все в ней идет не так уж плохо. Можно сказать, совсем неплохо.