Yo quiero mi barco, tú quieres olas Yo quiero mis chicas, yo quiero a mis olas Tú quieres mi seña Tú quieres esta mi cadera Siente mi cadera (Otilia) Second thing second Don't you tell me what you think that I could be I'm the one at the sail, I'm the master of my sea... I was broken from a young age... Pain! Oh, let the bullets fly, oh, let them rain («Imagine Gragons») Звёзды тают на груди, Поцелуев шёлк. Я по палубе морей За тобой пошёл. Лови блесну! («Ночные снайперы»)
Ноют голени. Ноют мышцы в натруженных боках. Ноют оцарапанные линями предплечья. А плечи ноют так, что юнга Крис чувствует, как с затиснувших трубку зубов сточилась только что песчинка кости. Капитан Флинт — та ещё скотина. «С иголочки» ему надо. Конечно, всяк чистоту любит, когда не сам её наводит. Корабль — лицо капитана. Крис это слышит уже не первый год. Юнге-то какой прок? У юнги от смехотворного тщеславия Флинта теперь каждая связка в щуплом теле болит. Нет, ну ты подумай: и этому тоже надо на Тортугу при полном параде. Да на этом острове от самого имени капитана у всех сразу позвоночники выпрямляются, никто бы не рискнул своей глоткой посмеяться над перепачканным сажей парусом или пощекоченной картечью кормой «Моржа», а Флинт всё туда же. Крис останавливается под одной из выщербленных вывесок, лезет в карман за кисетом и морщится. Мясо под сорванным ногтем отзывается при соприкосновении с тканью противной болью. Чтоб этому Флинту и второй глаз вон! Полипов ему с носа отдери! И чуть что — сразу Крис. «У тебя пальцы самые ловкие». На пальцах этих теперь живого места нет. Крис исхитряется наконец раскурить трубку и ухмыляется в мимолётном злорадстве. Отдраенный матросами вдоль и поперёк «Морж» — единственное не мерзкое лицо кривого Флинта. Но при мысли об иссечённой бог знает сколькими саблями харе капитана улыбка сама сползает с шелушащихся губ юнги. Поганый он, всё-таки, человек, этот Джеймс Флинт. Настолько протравил собою все умы Карибского бассейна, что даже у самых отбитых головорезов от воспоминаний о нём мгновенно портится настроение. Крис смурнеет, потупляет взгляд, будто вся команда поймала на горячем, услышала, как юнга нелицеприятно выражается о капитане. Затем встряхивается, захлопывает сворованный камзол и шагает дальше. Крис точно знает, куда сегодня не пойдёт, а куда надо зайти обязательно. Красные веки пропившего последнюю совесть отца юнга «Моржа» точно видеть не хочет. Бордель, куда папаша продал её за бочку рома и два фунта серебром чуть только она вытянулась из ребёнка в тринадцатилетнюю девицу, секунду как остался позади. Крис непроизвольно сжимает через сукно и кожу спрятанные в мешочке под полой теперь её камзола монеты, ухмыляется на этот раз почти благодарно. Поганый он человек, этот Джеймс Флинт. Но ходить под его флагом дорогого стоит. На все семь морей не сыщешь второго капитана с таким же чутьём наживы. Редкому квартирмейстеру отваливается такая доля, не то что юнге. Должно хватить на пару новых ножей или, если Бог даст, даже на собственный пистоль, а то никак не везёт с кого-нибудь снять во время абордажа. Тяжеленная лапа ложится на плечо, и Крис, размечтавшаяся о новеньком стволе и не услышавшая шагов, давится дымом. — Вот ты где! А мы-то все думали, где нашего недомерка носит? Грязный Лу хохочет над кашлем захваченного врасплох юнги, обнажая огромные жёлтые зубы: — Ты чего от команды отбился? Мы решили, что сегодня празднуем в «Большом якоре». Глядь — а тебя нет. — Да я хотел по оружейным лавкам пройтись, прикупить чего… — Ох ты деловой какой! Успеешь! Идём, ребята, небось, уже на всех рома заказали. Грязный Лу залихватски хлопает юнгу по спине. Крис отпускает себе под нос неслышное ругательство. Проклятье! Опять её тащат в кабак. Опять будут накачивать, склонять к тому, чтобы просадила все деньги за один вечер… И опять будут подначивать, что пора уже и к девчонкам заглянуть. Ведь сколько уже пацану? Шестнадцать? Семнадцать? Осточертело это всё, но отбиваться от команды себе дороже: Крис сможет продолжать такую жизнь только покуда пираты будут принимать её за своего парня. Сглотнув тошнотворную на вкус досаду, юнга «Моржа» заставляет рот скривится в ухмылке: — И то правда. Оружейники никуда не денутся. — Другое дело! — щерится Грязный Лу. — Идём, не дрейфь! Крис ступает следом за неповоротливым пиратом из своей команды, стараясь чтобы раздражение не просочилось на лицо, как солёная вода в трюм. Его так же тяжело вычерпывать. В конце концов, не так всё плохо. Надо только не потратить больше десятой части.***
«Большой якорь» внутри от дыма почти полностью серый, только пёстрые юбки просвечивают сквозь табачную паутину тут и там. Одна из таких струится по расставленным коленям штурмана Билли Бонса. Заслышав оклик товарища по команде, тот, не отнимая похотливых рук от купленных белых бёдер, склабится навстречу Лу и Крису: — Ты смотри, буй и малёк! Теперь все в сборе, — И, повернув голову к уносящей пустые кружки служанке, кричит: — Этим тоже рома! Нет, не за мой счёт. Лучше меня к ним припиши! Команда «Моржа», рассевшаяся по всему залу, а вместе с ней и пираты с других кораблей, взрываются хохотом. Смеётся Лу. Смеётся Крис, да только как-то больше нервно. А дальше — ещё менее переменчивый, чем месса, ритуал Тортуги: ром, эль, ещё ром, ещё эль. Только одноногий Джон Сильвер не пьёт. Откладывает. Крис бы у него поучиться. Прилив усталости сталкивается с отливом воли, и это столкновение, прямо как в открытом океане, образовывает водоворот, в который юнгу «Моржа» затягивает всё сильнее. Пара матросов с хихикающими девицами поднимается с мест, и тут Крис, выпившая явно больше, чем собиралась, чтобы только не выпадать из компании, спохватывается и порывается уйти. Оружейные лавки уже точно заперты, но, быть может, она хотя бы успеет ещё найти ночлег подешевле и не спустить в «Якоре» всё выручку. — Куда ты? — хватает её за руку щербатый Пью. — Сейчас же самое веселье начнётся. — Да, да! — кивает дружно вся захмелевшая команда. — Крис, для тебя специально Бетти застолбили. Она умеет с молодыми обращаться. Да чтоб вас!.. Из двери в конце зала показывается недурная собой, молодая проститутка и, доверительно улыбаясь, манит затиснутого пиратским гоготом юнгу рукой. Крис едва сдерживается, чтобы не сплюнуть. Вот куда теперь деваться? Раньше удавалось вовремя улизнуть или, по крайней мере, придумать отговорку. Наверное, отбрехаться и сейчас бы получилось, да только девчонка уже прямо перед ней, подмигивает, кивает на открытую дверь своей комнатки, а товарищи по команде подбивают локтями, чуть ли не толкают на полуголую продажную грудь. — Да ты чего кислый такой? Посмотри на неё! — Ты струсил, что ли? Против трёх солдат с мушкетами с одним ножом лезешь, а тут девчонки испугался? — Давай, смелей! Все там были. Джентльмену удачи тоже иногда нужна леди. Тебе понравится. Они топают, хлопают в грязные ладоши, свистят, пьяные, весёлые и злые, и Крис понимает, что в этот раз дело полная дрянь. Выдыхает крепкий ветер. Что ей остаётся? Проклятые сиськи приходится утягивать с каждым годом всё плотнее. Как она до сих пор никому без штанов не попалась, как ни разу не посадила странное пятно крови на гамак — вообще загадка. В экипаже «Моржа», к счастью, всё больше тупицы, и Крис, в тринадцать лет перерезавшая первую глотку и с тех пор безудержная в бою, как сам чёрт, прослыв храбрецом, долго отводила все подозрения. Но ведь и Сильвер есть. Тот точно не дурак и, в последнее время, всё чаще к ней приглядывается. А учитывая, что сам капитан Флинт, скаля обезьяньи клыки, сегодня присоединился вдруг к общему веселью и смотрит сейчас на юнгу своим недобрым единственным глазом выжидательно, у того тоже явно начали возникать вопросы. В полоске мягкого света, что медвится в дверном проёме шлюхиной комнаты, видна пышная кровать… Чёрт, а ведь перед таким соблазном и вправду не устоять! Крис решается. Оно и к лучшему, видать сама судьба вмешалась. Пираты хотят доказательств, что их юнга — настоящий мужчина? Да пожалуйста! Заплатить, конечно, придётся подороже, зато сколько счастья после вечного гамака принесёт такая перина! Крис за целый год отоспится. Юнга «Моржа» делает ещё глоток рома, ударяет кружкой по столу, и, растянув рот в самой лихой улыбке, кричит: — Беру всю ночь! — Вот это дело! Пираты хватают свой недопитый ром, от души чокаются, вопят что есть силы: — Крис! Крис! Крис! Сделай это! Не посрами «Морж». За нашего юнгу! Крис обхватывает зауженную корсетом, раза, наверное, в полтора тоньше, чем у неё самой, талию и шагает к двери комнатки Бетти вымученно вальяжно, лишь усилием воли не срываясь на бег. Скорее бы не слышать и не видеть больше этот спектакль. Какие они мерзкие, морской чёрт бы их всех побрал!.. Она же не вслух это сказала? Вроде бы нет.***
Смазанная дверь закрывается так мягко, что Крис дёргается от неожиданности. На борту всё время что-нибудь да скрипит. Юнга осматривается, тянет время. Рыжая хозяйка того борделя, в котором окончила путь блуда, так его и не начав, сама тринадцатилетняя Кристина, не врала: заработать телом можно и впрямь неплохо. У этой вон и обои модные, и куча флаконов с духами у зеркала, и платье богатое. Нет, ко двору в таком не явишься — оно обнажает больше, чем прикрывает — но ткань явно недешёвая… И, тем не менее, Крис всё сделала правильно: даже останься она в публичном доме, какой бы из неё вышел прок? Многие бы её, страшненькую такую, покупали? Вот эта девица перед ней — совсем другое дело: бёдрами крутит, глазами улыбается, да и просто краше самой Крис раз в десять. Одетая юнгой клиентка Бетти в который раз не жалеет о сделанном в тот вечер выборе: грабя корабли, она выручает теперь несравнимо больше, чем самая востребованная шлюха на всей Тортуге. А что резать самодовольных моряков не в пример приятнее, чем под них ложиться, — так это даже не обсуждается. — Я смотрю, тебе всё нравится? — смех проститутки щекочуще приятный. Юнга «Моржа», нырнувшая мыслями на три с половиной года назад, когда дрожа стояла, нарумяненная, вот в таком же полуголом наряде перед омерзительно похотливым, уродливым, как каракатица, пиратом и когда заставила его кровь забулькать на его же кинжале, не сразу соображает, что уже некоторое время пялится Бетти на грудь. По-отрочески смутившись, встряхивает головой, прочищает горло. — Ты не стесняйся, — ласкает непосаженный табаком и ором голос, — чувствуй себя как дома. Ты же за целую ночь уплатил — значит ты тут теперь всему и хозяин. Скажи, чего хочешь. Я всё сделаю… За такие деньги нужно как следует выслужиться. Чтобы вернулся. И чтобы другим рассказал. Сладко пахнущая девица делает к просоленной морем красивый в своей лености шаг, и Крис едва успевает остановить её жестом: — Ты права, я всё оплатил. И я смертельно устал. Поэтому мы сделаем следующее: я хорошенько высплюсь на вон той вот замечательной, мягкой, как пух, кроватке, в которой, наверное, пол-экипажа бы улеглось, а ты не будешь мне мешать. Отчеканив это, Крис как ни в чём не бывало шагает прямо к вожделенной перине. Усевшись на краю, стягивая сапоги, чувствует на себе взгляд. Бетти стоит всё там же, и её недоверчиво прищуренные глаза спрашивают. Крис тяжко вздыхает: — Да иди сюда. Не на полу же тебе спать. Я же не зверь какой. Здесь вон сколько места! Просто ляг на другой край и не шуми. Бетти тихо, совсем не похоже на Крис, ступает к намывающей ей золото кровати, аккуратно раскладывает шуршащие юбки по своей стороне перины. Юноша, уже разметавший руки и ноги в ссадинах по её простыне, закрывает глаза и блаженно выдыхает. Гром и молния, этот ночлег стоит всех издёвок команды! Так мягко Крис не было ещё никогда. Глядишь, так и гудящая во всех мышцах боль до утра пройдёт. Лишь бы только эта красотка ни звука не издавала… Глаза разбитого усталостью мальчугана распахиваются так резко, что Бетти вздрагивает от неожиданности. Крис вскидывается. Да как же она сразу не подумала? Слава Богу, хоть не уснула, не предупредив. Опёршись на локоть, она поворачивается к той, которой чуть сама не стала, и говорит низко-низко: — Да, вот ещё что. Я просил не шуметь, но ты, всё же, через какое-то время постони, на кровати попрыгай, по изголовью постучи… Ну что там полагается? Я ещё дублон накину. Сделаешь? Бетти, хоть и молодая, видела уже немало причуд, особенно от юнцов, но это… Видать, стеснительный до жути. В последний миг испугался первой близости и пошёл на попятную. А перед товарищами стыдно. Что же, бывает. Она, сглотнув, кивает нажиму слишком уж хорошенького как для пирата парня, и тот вновь переворачивается на спину. Крис, теперь вроде бы всё уже учтя, вновь закрывает глаза. Бетти спать совсем не хочется — рано ещё. Со скуки она разглядывает безбородое лицо прибившегося Бог знает какими судьбами к пиратам мальчика и вдруг дёргается от воспоминания. С полгода назад был у неё похожий случай. Тот клиент тоже сказал, что устал и хочет просто полежать. Но когда наступило утро, поднял крик, что ни гроша не заплатит, так как ничего не получил. Ведь он рассчитывал, что «твои шлюхи, Роза, сообразительнее и понимают: если я оплатил ночь, то пусть девчонка сама всё сделает, пока я лежу». Денег Бетти тогда так и не увидела, а уж как ей досталось от мадам — это и вспоминать не хочется. Если бы не постоянный спрос на её тело, точно бы вышвырнули. Второй раз так рисковать она не станет. Бетти придвигается ближе к молоденькому матросу. Его глаза закрыты, но черты напряжены какой-то мучительной думой, а выдохи тяжёлые. Ещё не уснул. Будто в подтверждение, клиент медленно разлепляет веки. Крис так неописуемо обидно: разыграв перед командой спектакль и отдав за это немалую часть своей доли, она рассчитывала хотя бы отдохнуть, а сон в комнате проститутки не идёт. Слишком многое здесь напоминает о её собственной судьбе. Ободрённая тем, что не разбудила, Бетти склоняется над парнем, щекочет пересушенную ветром щёку выбившимся локоном: — Не спится? — Пока нет. Но мы можем просто помолчать. Это же надо какой невинный попался. Но если Бетти права и здесь такая же подстава, как шесть месяцев назад, он просто корчит из себя холодного недотрогу, а сам ждёт, чтобы она взяла дело в свои руки. Нужно попробовать, чтобы наверняка. Если уж сам оттолкнёт её приставания, тогда точно не заинтересован. Она наклоняется ещё ниже, пышной грудью прижимается к плоской, ниспадает на юного пирата головокружительным шёпотом: — Или я могу сделать тебе приятно по-настоящему, так что ты сам застонешь. Я понимаю, ты устал, но это недолго. И от тебя не потребуется никаких усилий — я всё сделаю сама. Поверь, после этого куда легче уснуть… Вообще, что ли, рехнулась эта дура? Ещё не хватало! Крис дёргается, как ужаленная, хочет выползти из-под так некстати настойчивой шлюхи, но слишком мало смыслит в любовном ремесле и оттого не угадывает следующий манёвр. Прежде чем Крис успевает сообразить, пальцы Бетти одним ловким движением проскальзывают к ней в штаны. Вскрик проститутки замирает, разбившись о потолок. Прижав к губам ладони, она смотрит на Крис с пронзающим ужасом осознания. Вместо того, что искала, Бетти обнаружила в брюках странного своего клиента скрученный жгутом кусок парусины, а под ним, между ног, то же, что у неё самой. Неизвестность держится в воздухе секунды три — и в следующий миг рот Бетти душит неумолимая рука, а в горло упирается нож. Даже когда гвардеец выбил у Крис из рук её любимый кинжал и тот упал за борт, оставив её безоружной против троих, её не распирала, не заливала ей лицо красным такая злость. Крис держит тупоголовую шлюху в тисках и шипит, выкипая яростью через край: — Слушай внимательно, Мэгги… Бекки… Как там тебя?.. Не знаю, умеешь ли ты хранить секреты, но если жить хочешь, научишься!.. Бетти мычит, барабанит ладонями по глодающей все звуки перине. Крис делает ещё больнее пальцами и сталью и продолжает: — Ты всё забудешь. Ты не будешь трепаться подружкам. Ты пробудешь здесь до утра, получишь свои деньги и пустишь слух по всей Тортуге, какой могучий был Крис с «Моржа». А если меня в следующий раз встретят в порту шутками про мой пол, я тебя даже в Амазонии найду и покромсаю. Ясно? Бетти, чувствуя под подбородком остриё ножа, боится кивнуть. Крис, не помня себя от свирепости, рычит: — Ясно?! Затем соображает, убирает лезвие, и родившаяся под неправильной звездой проститутка горячо кивает. — Так-то лучше. Крис отталкивает злополучную Бетти, и чувствует теперь, что её руки дрожат, как у спившегося отца. Едва не выронив нож, она вешает его обратно на пояс и выплёвывает с огнестрельным презрением: — Дура! Несчастная шлюха, у которой на всей открытой коже блестит теперь пот, мямлит: — Прости… Крис будто не слышит её. Глядя не на Бетти, а на свои ходящие ходуном пальцы, она повторяет: — Какая же я дура!.. В углах глаз елозит противное женское. Нет, нет, нельзя, только не это… Но слёзы вырываются хлестнувшей через борт волной. Пытаясь их спрятать, Крис отворачивается спиной, силится их унять, но льющаяся из неё боль настолько сильнее, что мгновенье спустя та, кому ничего не стоило проткнуть неугодную шею, теперь, свернувшись калачиком, сотрясается от рыданий. Идиотка ты, Кристина! Жалкая идиотка! За что, за что ты так девчонку? Ты же сама такой была. Неужели не помнишь, как страшно безоружной наедине с озверевшим от злости или похоти головорезом, с которого на этом острове никто не спросит, даже если твоя кровь намертво въестся в дощатый пол?.. Но как же было не кинуться, не осатанеть, не запугать, когда на весах в один миг оказалась твоя собственная судьба, вся та душащая грудь бинтами, запёкшаяся в крови, но бесценная свобода, которую ты, рискуя жизнью, выбарываешь себе изо дня в день уже несколько лет? Нет, Бетти и в страшном сне не приснится, что могут сделать пираты, если решат, что юнга-девочка им не нужна. Будь ты проклят, Господи, что создал Кристину женщиной! Что ей нельзя даже в самое пекло снять рубаху. И что в минуты самой мерзкой, душевной, боли, она превращается вот в такой комок водорослей и вынуждена прятаться в трюме за пенькой. — Эй… Видимо, переодетая мальчишкой пиратка её не слышит за собственным плачем, и Бетти, поколебавшись, кладёт руку на вздрагивающее плечо. — Эй, всё хорошо. Я никому не скажу, правда. Но ты поплачь. Оно, знаешь, полегче становится. Когда парень оказался девчонкой, и девчонка эта совсем не по-девичьи угрожала ей расправой, сердце Бетти от страха чуть не выбило ей рёбра. Когда назвавшаяся Крисом её оттолкнула, даруя жизнь, горло Бетти наполнилось презрением: ну против своих же воюет… Но когда, похоже, сам сатана оставил тело этой ненормальной, и вымачивать слезами свои блёклые ресницы и её подушку стала самая обычная обиженная жизнью женщина, черты Бетти смягчились сами по себе. Да, лихая посетительница напугала её знатно. Но сколько ей пришлось пережить, чтобы сделаться такой? Бетти не знает историю Крис, но знает порядки Тортуги. Наверное, вырвись она сама на волю, тоже бы держалась за неё зубами. Бедная девочка… Бетти ловит себя на том, что думает именно такие слова. Сострадаешь той, что грозилась тебя убить? А как не сострадать? Ведь она не от хорошей жизни. И желание прильнуть, пошептать, возможно, первые в жизни этого горе-юнги слова утешения оказывается сильнее всех обид. Крис всё слышит. И чувствует обнажённой уязвимостью, как тепло прижалась красивая Бетти к её ноющей спине. И от прощения, которое исходит от негромких слов той, плечи Крис перестают дрожать. Бетти развязывает красную косынку на пиратской голове, осторожно гладит по русым волосам и немного по уху, почти баюкает. И когда рука проститутки обнимает Крис сзади, та переплетает изрезанные пальцы с холёными на своей сдавленной груди. Бетти бормочет ей на ухо что-то ещё, бессмысленное, но почти невыносимо ласковое. И в этом сострадающем объятии едва не поплатившаяся жизнью за ошибку целует ещё мокрые щёки державшей у её горла лезвие ножа и замирает губами на губах. Крис боится шелохнуться. От окутавшей её впервые в жизни нежности она не помнит, выдох сейчас или вдох. Бетти отстраняется, ровно настолько, чтобы смочь говорить, и гладит бедовую пиратку самыми добрыми на свете глазами. Самые красивые губы шепчут: — Твой секрет останется со мной, обещаю. Я, как минимум, жить хочу. И ещё хочу, чтобы ты больше не грустила. Давай я, всё же, попробую сделать тебе приятно. Ведь всё оплачено уже. Будешь лучше спать. Крис, всё ещё гадающая, уж не ангела ли ей послал обычно жестокий Бог, и не совсем понимающая, о чём говорит Бетти, кивает. Потому что не говорить «да» этой удивительной девушке, которая, не помня зла, уняла в ней столько боли, не получается. В гул «Большого якоря» врываются по временам обычные для этой поры неискренние женские стоны. Слышна этажом выше чья-та брань, слышна мольба извинений. Крис успокаивается: ни визг Бетти, ни её собственные рыдания в борделе, где каждый второй — убийца, явно никого не удивили. Свеча в углу на столике сеет мягко. Расстёгнутые брюки показывают потолку белый треугольник живота Крис, и с влажных пальцев Бетти у неё между ног соскальзывают все страхи. Крис задирает подбородок — голова запрокидывается сама — и ей неодолимо хочется стонать. Не в угоду, как её однажды учили, а во всё освобождение. И не думая, но чувствуя кожей, что среди всех возможных звуков именно этот её и сдаст, она хватает подушку и вжимает её себе в лицо. Бетти всё понимает, не останавливается, знающими касаниями доводит пиратку до изнеможения. Крис хнычет, скулит от наслаждения, мнёт подушку, глушащую самый женский в ней голос, и хочет одинаково сильно, чтобы это скорее прекратилось и чтобы не прекращалось никогда. Когда наутро вновь распахнутся громкие ставни оружейников, идти к ним будет уже бессмысленно — даже не сторгуешься. Но это не беда. Будут ещё грабежи, ещё дублоны, ещё остановки на Тортуге. И юнга Крис с «Моржа» точно знает, куда в следующий раз надо будет зайти обязательно.