любовь

      чудо, не меньше. столько прекрасное чувство поглощает мой разум в этот день. или то, что от него осталось. ты смотришь на меня прищурившись, чуть улыбаясь, но в твоих холодных глазах, таких манящих и прекрасных, я не вижу ничего кроме безразличия. в этом нет ничего страшного. в конце концов, я способен любить за двоих, верно? ты так прекрасен. ты точно свет с небес, исходящий от самого господа бога, которому люди поклоняются, в которого так верят, но никогда не поймут истину. и лишь тебе она была понятна, лишь ты мог вести за собой людей. ты зовёшь себя рабом божьим, но для меня ты и есть бог. было бы так приятно умереть ради тебя. я буду готов бросится под машину, оттолкнув тебя на тротуар, лишь бы ты остался цел. лишь бы на твоей изящной, такой бледной коже ни царапинки не было, помимо моей крови, что разлетится по дороге как чашка, упавшая со стола вчерашним утром, разбившись, заставив убирать осколки и остатки чая. ещё более приятно было бы умереть от твоих рук. от этих прекрасных, холодных рук, крепко держащих пистолет. кожа вокруг ногтей искусана, ранки ни делают тебя отвратительным, наоборот, они притягивают. я помню, как ты позволял мне слизывать эту кровь с твоих пальцев, когда ты кусал слишком сильно. этот металлический вкус, которой навсегда останется в моём сознании.. доведётся ли мне ощутить его снова? умереть от твоих рук. только на такой поворот событий я буду готов, только так я буду счастлив. сидя на коленях, смотря чуть выше своего носа, прямо в дуло пистолета. твой любимый. ты подарил его мне в начале нашего с тобой пути. ты перебирал мои светлые волосы, заплетал косы и целовал, говоря, что будет жалко запачкать их кровью в будущем. неужели ты так пёкся об этом в тот момент? — ты так прекрасен. — я не могу держать восхищённого вздоха. ты снял мои бинты с головы около получаса назад, аккуратно складывая их на столе, где совсем недавно разделил со мной приготовленный лично мной чай. моя любовь бесконечна. ты расчёсывал светлые пряди, прямо как несколько лет назад, целовал корни и концы, будто это что-то значило для тебя. значило ли оно? наверное, нет. — ты прекрасен. – отвечаешь мне взаимностью, улыбаясь своей обычной, безразличной улыбкой. будешь ли ты жалеть о своём действии? нет. но ничего страшного. я пожертвую собой ради твоего плана. ведь сейчас я лишь помеха, да? — это так невероятно. господин. – я закрываю глаза, улыбаясь столь приятному чувству в животе. оно растёт, расплывается по внутренним органам, а потом заплывает прямо в сердце, заставляя кровь остановиться, а через секунду хлынуть огромным потоком по венам. эта любовь бесконечна. — я так люблю вас, господин. — я знаю. – верно, вам известно всё. вероятно, вам это и нужно было, верно? ничего страшного, ведь это были чудные мгновения. так приятно было избавиться от стольких сожалениях и боли от жизни, так приятно забыть все страдания. самый настоящий ангел. посланник божий. — я дарую тебе свободу, счастье, о котором ты грезил столько долгое время. – пистолет становится выше. целится прямо в лоб, в середину. это убьёт меня мгновенно, не счастье ли? я улыбаюсь. чувство скорой смерти, сердце колотится как бешеное. протянешь ли руку к моим волосам в последний раз? что ты скажешь, когда я упаду без жизни в глазах, больше не в силах произнести хоть слово, издать хотя бы звук? нет, мне не жаль, я лишь переполнен любопытством. ведь человек, который любит невзаимно может мечтать о подобном, я верно говорю? закрываю глаза. блаженно улыбаюсь. я так устал, окончи же мои страдания поскорее, пока я не утонул в грехе этого мира с головой. я верю, что ты сможешь его изменить. Фёдор. — прощай, мой свет. выстрел. брызги крови. на руки Достоевского она не попала, но всё таки запятнала. тело Ивана упало, он больше не дышал, глаза его закрыты, а мышцы лица расслабились, из-за чего и улыбка пропала. выглядел он спокойно, так умиротворённо, будто спит сладким сном. можно было бы в этом поверить, если бы не дыра во лбу. как жаль, как жаль. — ты больше не страдаешь от существования в этом грешном мире. душа твоя чиста. – мерные шаги, тонкие пальцы расчёсывают светлые пряди, пачкаясь в крови, как и губы, коими в последний раз прикоснулся к своему любимому Фёдор.