Тепло с её стороны

Завораживает. Завораживает когда нечто идеальное, то, что никогда не показывало слабины предстаёт в испорченном ввиде. Цвет тепла и любви, объединяет двух девушек, вечно белоснежно чистая Лотта сейчас источает кровь, из собственного лба. Кровавые волосы Скарлетт не источают кровь, они источают личность, храбрую и строгую, уверенную и сильную. Завораживает. Как же красиво, когда такая идеальная староста дрожит, при виде травмированной Уилтшир. Ноги бедняжки так красиво, но неестественно изогнуты. Коленки измучены и буду вымазаны в мёде, настолько сладка была она, — идеальная Шарлотта, что пырнули и скинули будто мешок картошки. Почему же безупречные ладони виновницы чужих травм дрожат? Потеют… Кто вообще вершит любовь? Может быть это очередной бог с луком и стрелами? Может всё гораздо проще и всё вершит автор сея мира? Какая разница… Эйлер опускается на колени, холод пронизывает девушку. Что, если вдруг Уилтшир не дышит? Как же прекрасно… Прекрасно найти для себя оправдание, чтобы судорожно, будто бы у них совсем нет времени подползти к Лотте и жадно хватая воздух ртом, касаться чужой шеи. Скарлетт, опираясь одной рукой на металлический пол, а другой прощупывая пульс, с неким облегчением чувствует вибрации в артерии своеобразной белоснежки. Почему она не хочет отползать? Шарлотта Уилтшир открывает ей себя. Она будто блестит, каждый сантиметр её тело, слабое дыхание, слабые, изогнутые ручки. Тело, ещё живое лежит перед Скарлетт, красота которого неизмерима, любовь к которому так же безумна, как и алые волосы Эйлер. Они вдвоём, они одни, староста пришла не для того чтобы рассматривать, касаться взглядом Лотты. Она пришла сюда не для того чтобы одним взглядом извратить девочку, одним взглядом ощупать её всю, при этом даже не двинувшись с места. Кто сейчас осудит Эйлер если трогать свою любовь она станет не голодными глазами, а дрожащими руками? Всему виной Шарлотта, это из-за неё Эйлер такая, из-за неё сейчас пальцы старосты стремятся вперёд, лишь бы коснуться ещё, лишь бы ощутить хоть что-то помимо холода и боли... Сердцу не прикажешь. «Бред.» Отрежет в мыслях Эйлер, смотря на восхитительные волосы. Любовь всегда можно всунуть глубоко в себя, забыть и закрыть глаза, игнорировать… Она сильна, Скарлетт действительно сильная личность. Но… Может ли она сдерживать чувства сейчас? Такие неправильные и совершено отвратительные ей, как и сама Лотта, что кажется начинает пищать свои первые, противные слова. — Больно… Больно, больно, больно! Раз за разом. Старосте больно слышать её страдания, ей приятно ощущать её страдания. Она ненавидит Шарлотту, та не может тем быть тем, кого любит Скарлетт. Лотта ужасный человек, мерзка. Она причинила боль, страдания многим, она причинила мучения даже не тронув старосту. Такая сильная боль, ужасная, лучше уж казнила бы. Страдает душа, разбивается сердце, пожирает пустота… Пустота подобна иглам, что втыкают в твоё сердце, а после забирают его кусочки, разбивая его раз за разом, снова и снова. Тянет блевать. Скарлетт хочет выблевать свою любовь, хочется испытать как можно больше, как можно больше ненависти к Лотте, за её существования, она обожает Кью просто за существование. — Какого хрена Эйлер? Ну конечно, что же ещё может спросить Уилтшир кроме этого? Что же ожидает услышать? Похоже, что этой несносной принцессе всё равно на ответ добросовестной старосты. Эйлер, лишь захлёбываясь собственным мыслями, говорит, сдерживая ком внутренних терзаний в горле. — Ненавижу. Кью, улыбается своей кривой улыбкой, отвечая почти сразу. — Ненавидь дальше, на большее ты не способна, мисс Эйлер. Молчания между ними вовсе не возникало, но для Скарлетт подобный ответ, будто удар в самую грудь. Грубость что была раньше строгостью даёт пощёчину от лица Эйлер, оставляя красный след на бледных щеках. Тихий вскрик, боль в глазах, Лотта действительно страдает, ей правда больно, старосте не по душе от этого. Зачем? Зачем она ударила Шарлотту? Хочется извиниться, хочется кинуться в объятия, расцеловать, расплакаться, разорвать, разодрать, убить, съесть это белое тельце. Как жаль, что Скарлетт лишь встаёт с пола, и глядит куда-то в сторону, пытаясь будто вспомнить, для чего она здесь, почему Шарлотта всё ещё живая, лежит здесь и смотрит на неё? Столько вопросов... — Зачем всё это? Ты возомнила себя главной героиней? Вопросы не прекратились, лишь продолжили сочиться. "Ты никто в этом мире." Слова отдаются эхом, Лотта ещё смеет со своей кривой до невозможности улыбкой болтать что-либо, но... Эйлер дурочка, Эйлер не слышит ничего, кроме собственных мыслей, мыслей о том что у них с Кью тут... Бесконечность времени. Лишь она, и Скарлетт. Такое безумие, такое извращение, такая грязь… Старосте плохо физически от своих мыслей, от своих желаний, от своих чувств, она хватается за голову, раздирая спутанные волокна огня, и скулит точно пёс, порезанный лисой. Балаган не долг, лишь секунды перед криком Скарлетт. — ЗАТКНИСЬ! Ох, снова чувство вины, Эйлер так и заплакать может от того, как же она пропитывается сочувствием к белоснежному демону. Нужно исправить, нужно показать самой себе, что — Скарлетт Эйлер, безжалостна по отношению к уродам вроде Уилтшир. Скрипя осколками сердца, каблук старосты точно вбивает голову Лотты к полу, ставит её на место. Крик боли слышен, крик боли гладит уши, крик боли царапает внутренности. Нет времени искать предлог, нет времени искать оправдания себя, нога быстро освобождает чужую голову, Скарлетт быстро падает на колени. Взгляд не в этом мире, он отстранён, он не хочет увидать страданий собственной любви, собственного несчастья. Руки, дрожа, тянуться к ней, руки хватают плечи, руки притягивают сломанное тельце, живое, теплое, любимое. Так близко… Неудобно. Эйлер быстро перебирает собственными конечностями, заставляя Лотту оказаться в таком положении, что Скарлетт нависает над ней, почти сидит на её сломанных костях. Плечи в белой, грязной рубашке держат сильные, вспотевшие руки. Так мало. Так мало между ними расстояние, сантиметров двадцать. Взгляд Эйлер строг, направлен чётко на лицо Уилтшир. Она же, скривила гримасу отвращения и презрение, то бегая глазами вниз, то останавливаюсь и встречаясь со строгим взглядом. — Больно? Голос строг, но тих. Странно слышать тишину от вечно недовольной мисс Эйлер, странно слышать такие вопросы, ответы на которые заранее известны. — Ты чудовище, не меньше меня. На большее не хватает сил, Шарлотта устала, но что та думает Скарлетт прочитать не может, она просто продолжает крепко держать её, крепко держать и бояться, что это может перерасти в объятия. Что румянец на щеках старосты выступит, что это превратится в романтику. Противно, снова блевать хочется, лицо снова наполнено болью. Тишины не последовало, Уилтшир явно не устраивает своё положение. — Прекрати, хватит, ты заигралась, Эйлер. Голос так ранит, почему Скарлетт вообще ожидала услышать что либо другое, кроме злости и непонимания со стороны Кью? Почему ожидала ответного тепла? Почему Эйлер такая дура? «Прекрати, хватит, ты заигралась, Эйлер.» Слова так могут быть такими правильными, слова легко сказать. Скарлетт действительно заигралась, переборщила со своей любовью, перестаралась, пере-… Нет, нет, нет! Объятия так страшны, но так сладки. Зачем руки обвили шею Лотты? Зачем сжались сильнее? Для чего староста поддалась вперёд, для чего прижала Уилтшир к себе? Лицо всегда строго, лицо всегда походит на камень. И даже сейчас, когда Эйлер так крепко обнимается с такой персоной, единственное что дрогнуло, так это глаза, который закрылись сразу после удивлённых и недовольных вздохов со стороны Шарлотты. А что та сделает, оттолкнёт? — Какой бред, это жалко. Так больно. Чувства не приняты, бедная Скарлетт разбита. Чего она ждала? Ответного тепла? Как вообще можно разбить то, что уже разбито? Чувства, не то что можно объяснить логикой, Шарлотта не понимает. Чувства, не то что можно забыть навсегда, Шарлотта не понимает. Любовь сводит людей с ума, Уилтшир понимает. Она понимает свою беспомощность, когда противный металл к которому её сейчас прижали, оказывается единственным другом в этом мире. Так мерзко, мерзко от Скарлетт что опустилась до этого, мерзко от себя, что даже сделать ничего не может. Каждое прикосновение старосты оставляет такое отвратное пятно, такое, которое не отмыть. Теперь и губы заляпаны. Заляпаны грязью. Поцелуй мерзок и отвратителен, и не только для Лотты. Скарлетт чувствует себя отвратительно когда своей силой прижимает беспомощную девочку к полу и впивается в её губы. Хочется выблевать ей в рот, разделить с ней вкус рвоты, хочется чтобы она выблевала ей в рот, порыв мерзости смешивается со страстью, той страстью с которой Эйлер взимается в её губы, проникает языком, ощущает болезненные укусы с её стороны. Огонь от поцелуя горит на отвращение, они обе не просто не умеют целоваться, они обе в действительности этого не хотят. Рука держит её не сломанную руку, другая опирается об её плечо, да бы сохранить равновесие. Поцелуй не нежный, он никакой. Шарлотта не сопротивляется, она отторгает. Она кусает язык, она пытается отвернуться, она гневно мычит в поцелуй, она лишь молча ждёт окончания, чувствуя как Скарлетт с каждой секундой пачкает её всё сильнее. Так мерзко обоим. Они устали друг от друга, особенно Уилтшир. Эйлер разрывает поцелуй медленно, она сразу падает на Кью. Дыхание обоих участилось, Лотта старается не дышать, Скарлетт согревает её своим дыханием. Их головы и тела уже соприкоснулись, лицо Лотты смотрит на небо, Эйлер без стыда выдыхает теплый воздух прямо на чужую щёку. — Ты ужасная. Озвучивает мысль староста. Поцелуй ей, понравился. Что дальше? Что Скарлетт нужно испытать сейчас? Очередной приступ неприязни? Тепло в душе? Нет, нет, нет, от Лотты никогда не бывает тепло, эта девица своим чёрным сердцем истощает лишь лёд. — Прекрати это издевательство. Голос тих, нет смысла кричать когда Скарлетт и так рядом. Шарлотта даже не смотрит на неё, не видит смысла заглядывать в серые глаза. Эйлер думает, Лотта ведь и вправду права. Эйлер заигралась в любовь, пора бы спрятать это чувство вновь, глубоко внутрь, вновь забыть об своих сладких, уродливых мечтах. — Люблю. Шарлотте абсолютно всё равно на слова, уже вставшей с её тела Скарлетт. Она смотрит на Кью, взгляд безразличен, но слова искренни. Чего она ждёт? Лотта смотрит без энтузиазма, она только без остроты говорит. — Мне без разницы. Коротки ли слова от усталости, или же от унижения неясно, да и не так важно, мысли Скарлетт заняты другим. Кажется ей вновь придётся унизить себя, унизить свои принципы, сдаться перед ней, беззащитной Шарлоттой, спуститься, обхватить её тельце руками. Лёгкое, красивое, раненое. Не увидеть ни намёка на благодарность, ни намёка хотя бы на что-то… Хочется разрезать ей плоть, чтобы ощутить тепло, хочется… Скарлетт просыпается. Она держит Кью на руках, нужно положить беднягу на больничную койку. Что? Как она тут оказалась? Очевидно пришла, очевидно холод со стороны Лотты убьёт Скарлетт, очевидно заставит ту забыть свой путь сюда, забыть кто она, лишь Шарлотта, лишь её волосы, лишь снова её губы. Уилтшир устала от этого, она снова попытается оттолкнуть, но Шарлотта слаба. Ей показали любовь и заботу, Уилтшир показали настоящую любовь. Нежные губы касаются разбитых и побитых, руки уверенно держат её тело. Что внутри Шарлотты? Откуда там место вообще для тепла? Почему рвотный позыв сменился на панику, а дыхание сменилось его отсутствием? Так страшно, так страшно. Шарлотте страшно. О чём сейчас думает Скарлетт? И почему Уилтшир не помнит как оказалась на кровати? Почему не помнит как разорвался поцелуй? Почему, почему, почему?.. Тепло с её стороны убьёт, заставит забыть как она оказалась на кровати, заставить забыть как разорвался поцелуй, заставит забыть себя. Лишь Скарлетт, лишь её огненные волосы и в очередной раз её губы.