внутри

Первое, что Чонгук услышал от своего нового (читать как очередного) репетитора по английскому, которого ему наняла неугомонная мать, было следующее: — Привет, я Тэхен. Ким Тэхен. Буду заниматься с тобой английским. Можешь обращаться ко мне на «ты» и называть хеном, можно и просто по имени. Странный Тэхен улыбался, и он вообще мало был похож на тех, кого обычно мама нанимала Чонгуку для занятий. Никаких скучных галстуков, строгих брюк и педантичной укладки. Обычный парень, ненамного старше самого Чонгука, в оверсайз свитере с горлом и черных узких джинсах. Он не выглядел серьезным, занудным и, на удивление, конкретно от него Чонгук не испытал дискомфорта, однако, косился все равно с недоверием. И первое, что Чонгук ему сказал, было: — Закрой, пожалуйста, дверь. А потом удивился. Потому что Тэхен действительно ее закрыл. Он не счел это странным, не кривил недовольно губы, не поднимал вопросительно бровь. Он просто закрыл дверь. Странно? Определенно. Еще страннее было то, что Тэхен не удивился плотно задернутым шторам, его не напрягало хмурое чонгуково лицо и немногословность. И его абсолютно точно не смутило, когда Чонгук попросил, чтобы они не сидели слишком близко. Чонгук подумал, что Тэхен уже тогда все знал. И пусть это не отличало его от предыдущих репетиторов, было другое — он не задавал неудобных вопросов, вел себя так, словно чонгуково поведение в порядке вещей, и нет ничего странного в том, что даже маленькая щель между косяком и дверью его, скажем так, пугала. Что ж, была у Чонгука небольшая проблемка. Ему было девятнадцать, он обучался на последнем году школы, но в школу не ходил, потому что в амбулаторной карте стояло унылое «агорафобия». Говоря простым языком, Чонгук почти не выходил из дома, никогда — в одиночестве. У него не было друзей, ему не нравилось открытое пространство, открытые двери и окна, и было удивительным, что врач говорила, будто его депрессия не прогрессировала. То есть ее вроде как даже и не было, если верить диагнозам. Однако Чонгук ощущал себя иначе. Нет, он не жаловался на жизнь, на самом-то деле. У него все было нормально. Ну, для него нормально. Он мирно существовал в своей комнате, учился дистанционно, занимался самостоятельно, слушал музыку, рисовал и иногда выходил погулять в сад. Ему вполне хватало общения с родителями и старшей сестрой, своих увлечений и кипы книг, которые уже не умещались в шкаф. Просто на улице и других людных местах он не чувствовал себя безопасно. И, может быть, самую малость в глубине души себя за это ненавидел. Но не страдал. Ему хотелось так думать. А потом появился Тэхен. Он был таким странным, удивительно спокойным, мягко улыбался и соглашался на все чонгуковы условия. Поразительно, как он располагал к себе. В первое занятие они немного поговорили. Точнее сказать, говорил только Тэхен. Потом дал какой-то незамысловатый тест, который Чонгук с легкостью прошел, проставив ответы практически не думая. Через положенные два часа Тэхен ушел. Чонгук потом перебирал в голове факты, которые узнал. Тэхену было двадцать три года, он заканчивал факультет иностранных языков. Мечтал о путешествиях, но не мог себе этого позволить. Не так давно подрабатывал репетитором, а маму Чонгука встретил в очереди, подумать только, в «Старбакс», и там они разговорились. Тогда чонгукова мама подумала, что, наверное, стоило бы ее сыну попробовать позаниматься с кем-то, кто хотя бы немного близок ему — по возрасту, увлечениям, интересам. Все же была разница между двадцатитрехлетним парнем и сорокалетними мужчинами, которые приходили прежде. И мама не прогадала. Через месяц и восемь прошедших занятий Чонгук, кто бы мог вообще о таком подумать, влюбился. Правильнее будет сказать, конечно, иначе, потому что сам Чонгук о зарождающихся у него внутри чувствах не имел никакого понятия. Он никогда не влюблялся (краш на Капитана Америка в расчет можно было не брать), да и в кого ему, когда из окружения только постеры с идеально вылизанными лицами популярных певцов и актеров? Он вообще ничего о любви не знал. Как и о других земных отношениях вроде дружбы или хотя бы простого приятельства. Немного он помнил из своей жизни «до». До болезни. До диагноза, поставленного врачом пять лет назад. Чуть-чуть помнил о дружбе, потому что, когда еще ходил в школу, у него были друзья. Немного помнил и о приятельстве, потому что приятелей было предостаточно — Чонгук был открытым и общительным ребёнком. О влюбленности он не имел понятия, потому что до своих четырнадцати влюблиться не успел (краш на учительницу математики в начальной школе в расчет можно было не брать). Утверждать было нечего. Ему, по крайней мере. Просто Тэхен отличался. Чонгуку не с чем было сравнить, кроме сорокалетних мужчин в скучных галстуках, но этого с лихвой хватило, чтобы проникнуться. Сначала он осторожно присматривался. Тэхен имел привычку крутить карандаш между пальцев, и этим же карандашом он поправлял выбившиеся пряди волос из-под челки. Когда Чонгук впервые это заметил, ему стало вдруг интересно, какие его волосы наощупь. Тэхен широко расставлял ноги, когда сидел. Он никогда не садился слишком близко, чтобы не доставить Чонгуку дискомфорт, помнил обо всех его пожеланиях, закрывал дверь в комнату и не настаивал на том, чтобы отодвинуть шторы и впустить в полумрак комнаты немного солнечного света с улицы. Тэхен носил бежевые и коричневые оттенки, и Чонгук думал, что они идеально подходят к янтарному цвету его глаз. У Тэхёна была забавная родинка на кончике носа, в которую иногда хотелось ткнуть указательным пальцем — просто так, без причины. Чонгук думал, что это просто… Просто так. Потому что впервые с ним занимался человек, который вел себя на равных, относился ко всему с понимаем, не кривил полных губ и добродушно улыбался. Потому что Тэхен не был чересчур серьезным и душным, он позволял Чонгуку ошибки и не корил за них, он мягко поправлял и направлял. Чонгуку впервые в жизни нравилось заниматься. Это было так удивительно, черт. — Ты когда-нибудь смотрел «Мстителей» в оригинале? — спросил Тэхен однажды, когда они уже заканчивали очередное занятие. Они сидели все так же далеко друг от друга, а Чонгук ловил себя на мысли, что в принципе он не против подсесть ближе. Но он не решался. — Нет, — отозвался Чонгук негромко, даже не подняв взгляда от тетради. Он вообще боялся на Тэхёна лишний раз взглянуть, пусть и очень хотелось. Чонгук был слишком закрытым, потому что он только так не чувствовал собственной уязвимости. Казалось, откройся он хотя бы немного, и его обязательно сожрут, даже косточек не оставят. Он панически боялся всего, что значило «открытый» — открытое пространство, открытые люди, открытая дверь. Тогда Тэхен предложил: — Давай посмотрим. У тебя много постеров с ними, — он кивнул на стены, увешанные плакатами. — Какую часть хочешь посмотреть? Устроим практическое занятие, посмотрим фильм без субтитров. — Это не даст эффекта, — пожал Чонгук плечами, — я знаю все реплики наизусть. Тэхен улыбнулся, когда Чонгук поднял на него взгляд. Этой улыбкой можно было вскрывать вены. Чонгук представил, что Тэхен улыбался бы ему так всегда, и его почему-то окутало невероятное тепло. — И ты будешь знать, как они произносятся на английском, — резонно заметил Тэхен, собирая свои вещи в рюкзак. — Так ты выберешь фильм или мне самому? — А ты смотрел? — Четыре раза. — Тогда выбери сам. — Хорошо, — Тэхен снова улыбнулся. Он уже собрался и стоял у двери. — Тогда до четверга? — До четверга, — Чонгук не мог позволить себе улыбок, пусть и очень хотелось. Он не помнил, когда искренне последний раз улыбался кому-то, кроме дурацких плакатов. В четверг Чонгук подумал, что смотреть кино на его ноутбуке будет не слишком удобно. Тогда он спустился вниз, и удивленно вздернутые брови его матери совсем не успокаивали. Он чувствовал себя безопасно в любой точке дома, но все же большую часть времени проводил в комнате. Порой он даже не знал, что за лето в гостиной сменились шторы, а отец установил новое ограждение на веранде. Мама смотрела на него с изумлением. Все было где-то на грани. Ее взгляд, Чонгук, застопорившийся посреди гостиной, залаявшая за окном соседская собака. — Тэхен сейчас придет, — Чонгук с усилием разомкнул пересохшие губы. Почему он волновался перед встречей? — Ты вышел его встретить? — мама все еще не понимала. — Нет. То есть да… Нет, не так, — он глубоко вдохнул. Не понимал, что с ним творилось. Стены собственного дома казались акулами с острыми зубами. — Мы сегодня смотрим фильм на английском, я… мы займем вторую гостиную, ладно? — Конечно, — мама улыбалась тепло. И все же не так тепло, как это делал Тэхен. И почему все сводилось к нему? Через пару секунд, словно по заказу, по дому разлилась трель дверного звонка. Чонгук дернулся. — Тэхен пришел, — он почти это прошептал. И чувствовал себя так глупо от того, что все его существо тут же отзывалось на новую встречу. Боже, каким идиотом он себя ощущал. — Хочешь сам открыть ему дверь? — мама спрашивала осторожно. Ответ она знала заранеее, но каждый раз на что-то надеялась. Чонгук лишний раз не подходил к входной двери на пушечный выстрел. — Нет, я подожду его в гостиной, — Чонгук тут же ретировался, словно его могли схватить за руку и насильно потащить к двери. Он сидел в полумраке гостиной, предварительно задернув шторы. Вспотевшие ладони зажал между бедер и продолжал корить себя. Почему он не может быть нормальным? Почему все, что требует элементарного, дается ему так сложно? Почему он так ждёт Тэхена? И почему одновременно совсем его не ждёт? Почему покалывает кончики пальцев? Господи. Отражение в зеркале сказало бы ему, что Чонгук — самое жалкое существо из всех ныне живущих и давно почивших. Хорошо, что в гостиной не было зеркала. — Я немного удивлен, — низкий голос раздался в комнате так внезапно, что Чонгук тут же встрепенулся. Ему казалось, что он выглядел невероятно глупым, но Тэхен даже вида не подал. — Привет, Чонгук. — Привет, — снова шепотом. Почему? Куда пропал голос? Боже, Чонгуку было так волнительно, это граничило с настоящим безумием. — Классно, что ты позаботился о комфорте просмотра, — Тэхен кивнул на плазму на стене, выуживая из кармана флешку, видимо, с фильмом. — Я скачал «Первого мстителя», ты не против? — Нет. — Отлично, — Тэхен хлопнул в ладоши и воткнул флешку в разъем сбоку. — Твоя мама сказала, что принесёт попить и закуски. Чонгук на это только кивнул. Он ругал себя: дурак, неспособный даже разговор поддержать. Идиот, не умеющий разговаривать с людьми. Трус, боящийся сунуть нос дальше собственного дома и своего одиночества. А вместе с тем страшно было показаться беспомощным. Потому что таким он и был. Беззащитным, беспомощным, слабым и очень-очень одиноким. Поэтому боялся всего, что подразумевало открытость, и существовал в своем собственном мире, где его никто никогда не осудит — потому что там никогда и никого не было. Мама действительно принесла напитки и закуски. Ей хватило такта ничего не спрашивать и просто покинуть гостиную. Еще через минуту по комнате разнесся звук начальных титров. Чонгук сидел прямо перед экраном, Тэхен сел сбоку, где просторный диван образовывал угол. Наверное, ему было не очень удобно, но он едва ли что-то сказал. Главное, чтобы было удобно Чонгуку. В каком-то смысле эта забота располагала, даже если Чонгук понимал, что Тэхену хорошо платят за то, что он с ним возится. Никто не мешал ему мечтать, так ведь? Хотя бы где-то (пусть даже в своих фантазиях) Чонгуку хотелось быть куда счастливее и немного смелее. Половину фильма они так и сидели на расстоянии друг от друга. Тэхен периодически просил перевести реплики — в целях обучения, конечно. Чонгук почти без запинок отвечал, слету. Он и правда знал все фразы из фильма наизусть и, кажется, даже шевелил губами вместе с персонажами. К середине фильма Чонгук, бросив на Тэхена очередной робкий взгляд, заметил, что тот трет шею. Вероятно, сложно сидеть вот так, сбоку, когда приходится все время поворачивать голову, чтобы видеть происходящее на экране. Чонгук закусил губу. Задумался. Вроде не было ничего страшного в том, чтобы предложить Тэхену пересесть. Головой Чонгук это понимал. Но липкий страх все равно сковывал все его тело, заставляя ладони потеть. Он кусал губу, метался в нерешительности, уже не обращая внимания на фильм. Он чувствовал себя так убого, потому что не мог сделать элементарного. Потому что от мысли о том, что Тэхен будет сидеть рядом с ним, все внутри переворачивалось и холодело. И одновременно сжималось от приятного предвкушения. — Что-то не так? — Тэхен спросил первым. Он был удивительно проницательным, и, наверное, Чонгуку это было не на руку. В горле моментально пересохло. Стоило ли говорить о том, что Чонгук ненавидел себя и свой диагноз в тот момент? И в то же время, несмотря на страх, желание было куда сильнее. Он понятия не имел, в чем дело, и почему все его существо так отзывается на этого парня. Это было слишком необычно, но Чонгук едва ли успевал думать об этом, разрываясь в терзающих душу метаниях. Он сглотнул и постарался сделать взгляд менее испуганным. Судя по обеспокоенности Тэхена, ему это не удавалось. — Все нормально, — ответил он тихо и несмело, его голос почти утонул в шуме из телевизора. — Ты… тебе неудобно там, кажется. Ты можешь сесть сюда… Если хочешь! Если Тэхен и удивился внезапному предложению, то виду не подал. Точнее, Чонгук этого не заметил, снедаемый неловкостью. Кажется, у него покраснели щеки и кончики ушей, и хорошо, что в гостиной царил полумрак, а свет падал только от экрана. — Ты уверен? — уточнил Тэхен. — Это не доставит тебе дискомфорт? — Все в порядке, — Чонгуку стоило огромных усилий вот так держаться. Он готов был вскочить и выбежать из комнаты, но держался. Возможно, в этот момент он был сильнее, чем когда-либо. — Ты можешь сесть сюда. — Хорошо, но если что-то не так, обязательно скажи, ладно? Чонгука хватило только на короткий кивок. Когда Тэхен сел рядом с ним, сердце в груди затрепетало. Он вновь закусил губу — наверное, на ней уже образовалось достаточно ранок от покусываний, но его это не волновало. Его волновал Тэхен. Во всех смыслах. От него пахло мылом и слабым парфюмом с нотками цитрусов. А еще Чонгук поймал себя на мысли, что этот парень был чертовски красивым. Его профиль был почти идеальным, и Чонгук с удовольствием изобразил бы его в одном из своих скетчбуков, но… Это было странным. Самым странным из всего, что происходило за его скучную жизнь. И что было удивительнее всего, пока Тэхен сидел рядом с ним, Чонгук чувствовал себя… нормально. Даже если его сердце громыхало, как умалишенное, он не испытывал привычной тревожности, не было чувства опасности и желания отодвинуться. Чонгук не знал, что так бывает. Чонгук не знал, что его сердце уже тогда выбрало Ким Тэхёна своим безопасным местом, куда не страшно было возвращаться. Они так и сидели до конца фильма, а после уже обсуждали его — преимущественно на английском. И сидели друг напротив друга, так близко, что Чонгук мог рассмотреть родинки на красивом тэхеновом лице, неровности кожи, едва заметную щетину на подбородке и то, как забавно растягивались его губы, когда он улыбался. Чонгук пропускал слова мимо ушей, а потом неловко мялся, пытаясь понять, о чем разговор. Он был таким стеснительным, боже. И таким влюблённым, пусть сам этого не понимал. С тех пор на занятиях они сидели рядом, почти касались плечами друг друга, и Чонгук быстро привык. Он быстро привык к разговорам, пусть сам был немногословным, но ему нравилось слушать Тэхёна. Он привык к тому, что парень оставался у него чуть дольше положенного, и они могли обсудить что-то, кроме скучных артиклей и разницы между британским и американским вариантами языка. Они обсуждали фильмы, слушали музыку, говорили о книгах, Чонгук показывал свои наброски в скетчбуке. Это было комфортно. Кажется, у Чонгука впервые за долгое время появился друг. Пусть даже думать об этом было странно и страшно. И Чонгук разрывался: с одной стороны хотелось считать Тэхёна другом, с другой — ему платили за это время. Сомнений было много. Не в нем, конечно, в самом себе. — Тебе не нужно идти? — Чонгук спросил однажды, словно между делом. — Время занятия давно вышло. — А, — Тэхен откинулся тогда на спинку стула и взглянул на часы, — да, точно. Просто с тобой интересно разговаривать, но если я тебе уже надоел, то я пойду. Потом Тэхен улыбнулся, а Чонгук почувствовал себя настоящим идиотом. Разве мог Тэхен ему надоесть? Да Чонгук мечтал, чтобы тот приходил чаще и оставался дольше. Просто озвучить это не решался. Поэтому тогда только кивнул. А чуть позже, лежа в кровати с наушниками в ушах и заунывной песней, все осознал. И, найдя в телефоне номер Тэхёна, торопливо (чтобы не передумать) написал: Ты не надоедаешь мне. Я люблю, когда ты приходишь, тогда кажется, будто я не так одинок. И вдогонку: Не говори ничего об этом сообщении, когда снова приедешь. Я сгорю от неловкости. А потом зажмурился. Боже, он действительно сделал это? А когда рука дернулась удалить сообщения и у себя, и у Тэхёна, все внутри похолодело: он уже прочитал и печатал ответ. Пришло короткое: Хорошо:) Чонгук надеялся, что Тэхен ничего больше не напишет. Он и не написал. И если надежды оправдались, то почему Чонгук чувствовал себя преданным? Почему хотелось продолжить переписку? Почему хотелось разговаривать всю ночь напролет, а утром даже не пожалеть о том, что не выспался? Тэхен вызывал в нем много чувств. Еще больше — противоречий. Время текло само собой, наступила весна. Чонгук об этом знал лишь потому, что изредка выглядывал за окно и видел там теплое солнце, а Тэхен сменил уютные джемпера на хлопковые рубашки. Они продолжали заниматься, иногда разговаривать, смотреть фильмы и читать книги на английском. Чонгук в каком-то смысла обрел свою тихую гавань, даже если между ними по-прежнему были только приятельские отношения и не более того. Следующий шаг они сделали только к концу марта. Тэхен никогда ни на чем не настаивал, а Чонгук не то чтобы хотел открываться — все еще боялся. Но тогда, в предпоследний мартовский день, они сидели на чонгуковой кровати, смотрели на ноутбуке «Дневники памяти» в оригинале — Чонгуку, кроме супергеройских фильмов, нравились и романтические — и негромко переговаривались, обсуждая те или иные фразы. Потом взгляд Тэхена упал на чонгуково запястье. Затем туда потянулась его рука. Чонгук даже не дернулся, когда длинные пальцы Тэхена коснулись браслета-фенечки на его запястье, задев немного кожи. Он не любил, когда его трогали, но в тот момент почувствовал что-то необычное — тепло, разлившееся по телу. Чонгук замер. Тэхен, заметив это, все осознал и отдернул пальцы. — Прости! — он извинялся слишком громко, заглушая монолог Райана Гослинга. — Просто браслет красивый, я не удержался. На секунду Чонгук замер. Тэхен тоже был красивым. Слишком красивым. Пожалуй, самым красивым из всех, кого Чонгук когда-либо видел. Возможно, даже красивее, чем пресловутый Капитан Америка. Но Чонгук держался. А потом, едва сдержав порыв зажмурить глаза, протянул руку Тэхену. — Все нормально, — почти шепотом. — Тебе можно. Наверное, это было чем-то вроде откровения. То, как Чонгук протягивал руку и то, как он весь поджался, ожидая, что его оттолкнут. Было откровением то, что он вообще первым протянул кому-то руку. Он едва мог вспомнить, когда его в последний раз касался кто-то, кроме родителей. По правде, он не помнил, когда в последний раз хотел, чтобы к нему прикоснулись. Но сейчас хотел. И, может быть, будь у него чуть больше смелости, он бы даже отважился на что-то большее. Больше говорил бы, больше открылся. Может быть, позволил бы утянуть себя на улицу или даже… объятия? Такие простые вещи, на самом деле, но для него они были настоящим подвигом. Однако Чонгук героем никогда не был. Тэхен в удивлении приподнял брови. Чонгук понятия не имел, что творилось в его кудрявой голове. Да что там, он не знал, что творилось в его собственной, пока сердце отстукивало бешеный ритм, а ноги сводило предвкушением. Тэхен коснулся его осторожно, почти невесомо, едва задев кожу. Но это все равно заставило мурашки бежать по рукам, поднимаясь к затылку. Чонгук даже не дернулся. Только завороженно следил за тонкими пальцами, касающимися бусин на его запястье. — Ты сам их плетешь? — негромко спросил Тэхен. Голоса из фильма стихли. В этом моменте был только бархатный голос Тэхёна, его пальцы на чонгуковом запястье, и сбившееся дыхание. — Да, — Чонгук кивнул, не в силах поднять взгляд. Глаза прятались за отросшей челкой. — Красиво. А мне сплетешь? Чонгук чувствовал, что Тэхен на него смотрел, но боялся поднять взгляд. Пальцы старшего блуждали по его запястью, и он не мог ни на чем больше сосредоточиться. Он бы пропустил вопрос мимо ушей, если бы не был так увлечен Тэхеном. Всем его существованием и всей его сутью. — Конечно. — Спасибо. Чонгук слышал, что Тэхен улыбался. Они досматривали фильм, и пальцы Тэхена все еще лежали на чонгуковом запястье, и это… Пожалуй, это было слишком приятно, так что Чонгук не мог уснуть потом ночью, трогая кожу теперь уже своими пальцами. Казалось, там, где Тэхен ее касался, она пылала теплом. И может быть нежностью. Постепенно они сближались. Медленно и достаточно робко. По-другому Чонгук не умел. Он вообще никак не умел, на самом деле, но впервые за долгое время очень хотел. Они с Тэхеном стали больше разговаривать. Много переписывались. Чонгук не позволял себе думать о том, что он Тэхену интересен, но больше никак не мог объяснить его частые сообщения в дни, когда они не виделись. Он отправлял Чонгуку фото, забавные стикеры, рассказывал истории и жаловался на тяжелую студенческую жизнь. Чонгук коротко ему отвечал и ловил себя на улыбках, адресованных человеку по ту сторону экрана. Было волнующе, тепло и сладко. Тэхен казался фантазией, на которые у Чонгука никогда не хватало смелости. Да он и поверить не мог, что вот так бывает. Ну, то есть, с кем-то такое могло произойти, но с ним… Он не верил. Но Тэхен был настоящим. Он приходил, искренне улыбался, разговаривал — много. Ему будто бы не требовалось больше, чем просто чтобы его слушали. Чонгука это устраивало, потому что он не был многословным. А Тэхен был, и он мог долго рассказывать о разных вещах, и Чонгуку нравилось его слушать, следить за тем, как двигались его губы и трепетали ресницы, когда он моргал. Тогда же, весной, в скетчбуке стали появляться наброски с тэхеновым лицом. Чонгук изображал его по-разному: задумчивым, улыбчивым, хмурым или серьезным. Чонгук рисовал его с цветами в волосах и книгой в руках. Немного было неловко, рисовать кого-то — достаточно интимная для Чонгука вещь, но он просто не мог остановиться. Тэхен селил у него внутри какое-то странное воодушевление, и Чонгук ждал каждой встречи с нетерпением. Ближе к лету, когда установилась стабильно теплая погода, сидеть в закрытом помещении стало не то чтобы приятно. Для Тэхена, конечно. Чонгуку внутри своей комнаты, из которой он почти не выбирался, было привычно. Однако, когда Тэхен мягко спросил: — Давай позанимаемся на улице? Там отличная погода. Чонгук не смог ему отказать. Теперь они сидели в саду, за столиком под зеленым деревом, с холодным лимонадом и книгами. Говорили на английском, обсуждали книги и фильмы. И хотя Чонгук все еще чувствовал себя несколько неуютно, рядом с Тэхёном это напрочь забывалось. Было спокойно и хорошо, и он бы, наверное, хотел сидеть вот так вечность. Тэхен все чаще задерживался после занятий. Ему нравилось просто общаться с Чонгуком, и он, совсем не стесняясь, открыто об этом говорил, а потом обязательно уточнял: — Ты же не против, что я тебя достаю? Если это приносит неудобства… — Нет! — Чонгук в ответ на это почему-то так громко воскликнул, что сам засмущался и невольно покраснел. — Мне… мне тоже нравится проводить с тобой время, — добавил уже тише. Тэхен тогда широко улыбнулся и продолжил увлеченно о чем-то рассказывать. Чонгук прятал улыбку за пальцами, прижатым к губам. В один из таких вечеров к Чонгуку все же пришло понимание того, что с ним происходило. Они сидели за тем же столиком в саду, светило солнце, дул слабый теплый ветер. Тэхен сидел напротив Чонгука, слишком красивый, чтобы вообще казаться настоящим. Темные волосы были растрёпаны, на нем была бежевая футболка с закатанными рукавами, коричневые легкие брюки. Он сидел, широко расставив ноги, облокачивался локтями о стол, а голова была запрокинута вверх, глаза прикрыты. Тэхен наслаждался солнцем, а солнце, будто бы наслаждаясь им в ответ, ласкало красивое лицо своими лучами. Тогда в чонгуковом сердце что-то окончательно екнуло, и ритм сбился всего на несколько секунд. В следующее мгновение Чонгук уже водил карандашом по листу в скетчбуке. Тэхен, уловив звук, опустил голову и посмотрел на Чонгука. — Что ты… — Не двигайся, пожалуйста, — попросил Чонгук, забыв о стеснении. Когда он рисовал, то сосредотачивался так сильно, что до внешнего мира ему не было никакого дела. А когда это еще и был Тэхен, то он и вовсе словно отключался. — Можешь закинуть голову обратно, как было? Тэхен улыбнулся и кивнул. Вновь поднял голову и прикрыл глаза. Чонгук выдохнул и продолжил рисовать. В такие моменты его голова отключалась. Не было больше этой закрытости, Чонгук не ощущал ни ветра, ни солнца. Были только он, карандаш в его руках, плотная бумага, на которой он выводил штрихи, и, конечно, Тэхен. Безумно красивый Тэхен, от вида которого перехватывало дыхание и часто-часто билось сердце. И тогда, заштриховывая последнюю ромашку в тэхеновых волосах на наброске, Чонгук вдруг подумал: «Я влюбился». И это осознание почему-то в том моменте было легким. Правда через секунду, когда он закончил, легкость рассеялась. Чонгук поднял голову, взглянул на Тэхена: тот сидел в той же позе, наслаждался солнечными лучами, прикрыв глаза, о чем-то думал. Чонгук же мог думать лишь об этой внезапной мысли и о том, как громко стучало в груди его сердце. Его тут же бросило в жар, щеки налились румянцем, а глаза удивлено распахнулись, и он лишь тихо радовался, что у него есть это короткое мгновение, прежде чем Тэхен откроет глаза и посмотрит на него. Взять себя в руки стоило усилий. Но Чонгук сумел, внезапно даже для самого себя. У него дрожали пальцы, которыми он слишком сильно сжимал блокнот и, вероятно, его щеки все еще были покрыты румянцем, но, по крайней мере, ему удалось привести дыхание в норму и унять биение сердца, хотя бы немного успокоиться. Он негромко кашлянул, привлекая к себе внимание. — Извини, я, — Чонгук замялся, когда Тэхен взглянул на него все с той же теплой улыбкой. — Я немного увлекся. — Я понял, — добрая усмешка не исключала любопытного взгляда, от которого хотелось провалиться под землю. — Покажи мне. Тэхен двинулся ближе, словно пытался заглянуть через стол в чонгуков блокнот. Чонгук тут же закрыл ладонью лист, словно защищая, хотя его и так не было видно. — О, лучше не стоит, — произнес он. — Ничего такого. — Там мое лицо, — справедливо заметил Тэхен. — Ну же, Чонгук, я уверен, что получилось потрясающе. Сделай мне подарок. — По… подарок? Чонгук поднял взгляд и наткнулся на тэхеново лицо — почти умоляющее. И разве мог он ему отказать? В тот момент, когда он уже осознавал свои чувства, пусть и не мог быть уверен на сто процентов, Чонгук уже едва ли мог устоять перед этим просящим взглядом. Словно в какой-то момент вся Вселенная просто схлопнулась, не оставив ничего, кроме этих янтарных глаз. — Ага, — кивнул Тэхен. — Меня никогда не рисовали. — Что? Почему? Ты же… Чонгук не мог договорить. Выражать подобные мысли было сложно. — Что я? — Ну… — Чонгук? — Не тяни из меня слова! — воскликнул он, вновь покрываясь румянцем. — Это неловко. С точки зрения искусства ты красивый. У тебя… идеальные пропорции лица. «Чертчертчерт!» Все, о чем мог думать Чонгук, это тэхенова улыбка и вздернутая, словно в недоверии, бровь. И, конечно, то, каким красивым он был, когда на его лице отражалось столько эмоций. — С точки зрения искусства? — Тэхен протянул недоверчиво. Господи, конечно, Чонгук считал Тэхена красивым с любой точки зрения, но… Он так сильно паниковал внутри, что никогда бы не осмелился произнести нечто подобное вслух. Правда, если Чонгук думал, что на его лице это не отражается, он, конечно, глубоко ошибался. Тэхен почти безошибочно мог определить его состояние. Каким бы закрытым ни был Чонгук, он все еще был слишком непосредственным, чтобы умело прятать эмоции. — Да, — все, что досталось Тэхену в ответ. — Ладно, — он снова мягко улыбнулся, а потом протянул руку, положив ее на стол раскрытой ладонью вверх. — Что насчет подарка? Чонгук вздохнул и все же вырвал лист из блокнота. И только он протянул его Тэхену, как тот положил на стол другую руку, тут же перехватив лист. — Этот сюда, — сказал он. — А сюда, — кивнул на все еще свободную ладонь, — другой. Чонгук непонимающе уставился на него, продолжая сжимать дрожащими пальцами блокнот. — Другой? — Руку. Дай мне свою руку. Что ж. Руку. Чонгук несколько секунд вообще не двигался. То есть, уже не было ничего страшного в том, чтобы коснуться Тэхёна, хотя сердце все еще и ходило ходуном всякий раз, стоило этому произойти. Но это уже случалось, и это было приятно. Недолго подумав, Чонгук все же протянул дрожащую ладонь, положив ее поверх тэхеновой. Его пальцы коснулись чонгуковой ладони внутри, мягко провели, вызывая щекотку. Чонгук завороженно смотрел на их руки и… улыбался. Потому что это было так приятно, что хотелось задержаться в этом мгновении подольше. Тэхен улыбался тоже. Правда смотрел он на Чонгука, следил за его эмоциями, за тем, как менялось лицо и как улыбка все же коснулась губ — слабая и неловкая, но настоящая, такая, какой улыбаются, когда действительно хорошо. И на сердце вдруг стало спокойно. Тэхен касался пальцами кожи и тихо говорил о какой-то очередной книге. А Чонгук его слушал и не смел шевелиться, потому что разорвать сплетение рук казалось смерти подобным. Это были новые ощущения, но они были слишком приятными, чтобы так просто от них отказаться. Чонгук попросту не мог позволить себе такого. Они сидели в саду до самого вечера. И, в конце концов, их руки сплелись друг с другом. А потом наступило лето. Чонгук думал, что на этом они с Тэхёном и разойдутся, но… он стал приходить чаще. Внезапно для самого Чонгука Тэхен вдруг стал занимать много места в его жизни, в комнате, повсюду. Английским они больше, конечно, не занимались: общались, гуляли в саду, держались за руки. Чонгук с ума сходил из-за этого, он чувствовал себя неоправданно счастливым, чаще улыбался, и даже солнце вдруг словно стало светить ярче. Он никогда не думал, что может влюбиться. Это не казалось чем-то возможным, потому что он всегда сидел в четырех стенах и никуда не выходил. Однако Тэхен каким-то образом умудрялся его менять с каждой секундой, что они проводили вместе. Было ли это из-за влюбленности или из-за особенно удивительной и мягкой ауры Тэхёна, Чонгук понятия не имел. Но и не возражал. В один из таких летних дней Чонгук спускался вниз, чтобы встретиться там с Тэхёном и пойти в сад. Он не успел войти в холл, как услышал голос собственной матери. Она говорила: — Спасибо, что приходишь к нему. Чонгуку одиноко, у него совсем никого нет, а с нами-то ему и поговорить особо нечем. — Бросьте, госпожа Чон, — мягко отвечал Тэхен. Судя по голосу, он улыбался. — Мне не в тягость. Тогда Чонгук и задумался. Зачем Тэхен вообще к нему ходит? Ему больше не платят за занятия (если только мать не настолько сошла с ума, чтобы платить ему за дружбу) и, казалось бы, ничего больше его здесь не держало. Кроме, разумеется, самого Чонгука, но в тот момент его собственная голова отключилась, дав волю сомнениям. Чонгук не мог его интересовать, он был уверен в этом. Он скучная личность, неполноценная, запертая в стенах собственного дома своими же страхами. Однако Тэхен все еще приходил. И тогда он ждал Чонгука возле двери, а когда тот наконец появился, то Тэхен ласково улыбнулся и протянул руку. Чонгук, почти не раздумывая, протянул ему свою. На улице было тепло, по летнему уютно, солнце медленно опускалось, окрашивало небо в розовый. Чонгук остановился, не дойдя до беседки. Тэхен остановился тоже и обернулся, начал говорить первым: — Предложение покажется тебе диким, но… давай сходим на пляж? — Я… — Знаю, просто подумай. Можно не сегодня, а, например, завтра или когда ты будешь готов, — Тэхен мягко улыбнулся, сжав чонгукову ладонь крепче. — Главное, до конца лета успеть. Чонгук смотрел на него так, словно видел впервые — распахнул глаза, рот тоже приоткрылся, выдавая удивление. В горле отчего-то пересохло, и Чонгук сглотнул, делая над собой усилие. Наверное, одно небо знало, как сложно ему было в тот момент. Однако он пересилил себя и спросил: — Ты собираешься снова приходить? Зачем? — Как это зачем? — Тэхен вскинул брови. Он шагнул ближе, оказываясь слишком близко к Чонгуку, но тот не смел отступать назад, просто не мог почему-то, рефлексы больше не срабатывали как надо. Не с Тэхеном. — К тебе. — Но… лето же, — проговорил Чонгук. — Нам больше не нужно заниматься. Тэхен остановился так резко, что Чонгук едва в него не врезался. Потом он развернулся и посмотрел в чонгуковы глаза так серьезно, что захотелось спрятаться. — Ты же не думаешь, что дело только в занятиях? — спросил Ким. Чонгук неопределенно пожал плечами. Вообще-то, именно так он и думал. — Ты же не серьезно? — вопрос сквозил разочарованием. — А в чем еще? Тэхен тяжело вздохнул. Он все еще не выпускал чонгуковой ладони из своей, только сжал крепче и сказал: — В тебе. Мне нравится проводить с тобой время. И не думай больше о глупостях, пожалуйста. Чонгука хватило только на то, чтобы робко улыбнуться и кивнуть. У него не было ни одной причины не доверять Тэхену. А потом они все лето провели вместе. Для Чонгука это было каким-то чудом, и он понемногу вспоминал, каково это — иметь друга, делиться с ним новостями и просто проводить время вместе. Конечно, за дружбой было и что-то другое, куда более глубокое и важное, но Чонгук старался не думать об этом, несмотря на растущее в груди чувство. Тэхен часто держал его руку. Было уже слишком привычно так делать, Чонгук едва ли мог представить свою ладонь без чужой. Часто они сидели слишком близко, касались друг друга плечами, смеялись о чем-то, и Чонгук любовался профилем Тэхёна, но прятал взгляд, стоило парню повернуться к нему. Иногда Чонгук его рисовал: в саду, в своей комнате, на фоне закатного неба или восходящего солнца. Они много переписывались, порой не спали ночами, говорили по телефону, и Чонгук спал потом до обеда с самой счастливой улыбкой на лице. И к середине августа в голове Чонгука что-то все же щелкнуло. Тогда ночью, лежа в своей постели, он листал профиль Тэхена в инстаграме, любовался фотографиями, изучал. А потом наткнулся на снимок, сделанный на пляже еще в начале лета. Тэхен тогда был там с друзьями, Чонгук об этом знал. На той фотографии Ким был слишком красивым, чтобы вообще быть настоящим и, на самом деле, даже следующее за этим фото закатного неба над морем не могли сравниться с тэхеновой красотой. Так что на следующий день Чонгук готовился к чему-то, на что не решался последние пять лет своей жизни. Тэхен, конечно же, удивился, когда увидел на пороге Чонгука с корзинкой в руках. — У нас пикник? — он спрашивал со свойственной ему мягкой улыбкой, пока забирал корзинку у Чонгука из рук. Младшему пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем сказать то, что он собирался сказать: — Ты как-то предлагал съездить на пляж. Лето скоро кончится, и я подумал, что… Я очень хочу посмотреть на море. С тобой, — последние слова Чонгук произнес совсем тихо. Их едва ли вообще можно было расслышать, но Тэхен, к счастью или сожалению, умел слушать. И он улыбнулся. Широко. Так радостно, словно Чонгук сказал ему нечто совсем потрясающее. Может быть, конечно, так и было. И, определено, это было внезапно. — Ты серьезно? — Тэхен, конечно же, не поверил, хотя радости на лице скрыть не мог. — Ну… наверное? — Ты не уверен? Улыбка на лице Тэхена померкла. Чонгука это ожидаемо расстроило, и он вдруг поймал себя на мысли, что ради этой улыбки он готов, пожалуй, если не на все, то на многое. И почему-то тогда показалось, что выйти за пределы дома — не такая уж страшная вещь. Удивительно, как всего лишь один человек мог так на него влиять. Не помогали врачи и таблетки, никакие терапии не могли справиться, но… Тэхен сумел. И это было удивительно, но вместе с тем и страшно. — Я просто, — Чонгук задумался. — Я не выходил из дома пять лет, понимаешь? Мне все еще страшно, но я хочу хотя бы попытаться. Не знаю, что из этого получится. Он робко улыбнулся, по привычке цепляясь пальцами за браслет на запястье. — Эй, — Тэхен вновь улыбнулся, — все будет хорошо. Я же буду с тобой, да? Чонгука хватило лишь на то, чтобы кивнуть. Нельзя сказать, что путь до пляжа был легким. Чонгука колотило глубоко внутри, хотя внешне он и старался держать лицо. Не то чтобы у него это вообще получалось, но он хотя бы пытался. Они ехали в тэхеновой машине, Чонгук почти не смотрел в окно. Улицы его пугали, проходящие мимо люди — тоже. Он впервые оказался в открытом пространстве и всюду видел опасность. Ему казалось, вот-вот что-то произойдет, но… Не происходило ничего. Тэхен спокойно вел автомобиль, играла музыка, ветер из открытого окна трепал их волосы. На них не собирался свалиться метеорит, и пришельцы не планировали захватывать планету. То есть… все было нормально. Однако Чонгука потряхивало, и, если он думал, что это совсем незаметно, он, конечно, сильно ошибался. В какой-то момент Тэхен не выдержал. Он взглянул на Чонгука, затем на его пальцы, нервно постукивающие по колену, а после накрыл их своей ладонью. Так легко, словно это ничего не значило. Однако Чонгука это заставило замереть. Он повернулся и взглянул на Тэхена, но тот выглядел так, словно вообще ничего не происходило. И, если бы он только знал, как много всего творилось в беспокойной голове Чонгука прямо сейчас, он наверняка сошел бы с ума. Но… Тэхен улыбался, а Чонгук… Чонгук просто пытался совладать с собой и не умереть от сердечного приступа прямо на месте. Они добрались до пляжа, когда уже вечерело. Небо красилось розовым. К берегу шли, крепко держась за руки, и Чонгук ощущал себя каким-то беспомощным, потому что как раз он был тем, кто отчаянно цеплялся за чужую ладонь, словно это могло спасти его от любой катастрофы. Вообще-то, оно так и было. Выйти из дома — это настоящая катастрофа, но теплая ладонь Тэхена стала настоящим спасением. Конечно, страх никуда не испарился. Чонгук испуганно озирался по сторонам и несколько раз порывался уйти. Когда в очередной раз он попросил: — Может, вернемся? Тэхен вздохнул и тепло улыбнулся в ответ: — Давай доведём дело до конца, ладно? И Чонгук не мог отказаться. Они расположились вдали от людей. Это было конечно куда комфортнее, если бы только мысли Чонгука не были бы такими хаотичными и тревожными. Все было бы куда лучше, будь он немного смелее. Пока он стоял в оцепенении, не зная, куда себя деть, Тэхен расстелил на песке плед, достал из корзинки лимонад и закуски, а потом уже предложил Чонгуку сесть. Стоило ли говорил, что Чонгук и с места не двинулся? Никому, наверное, не хотелось бы возиться с таким, как он. Чонгук так искренне считал. И в тот же самый момент, находясь в этом ступоре, не желая сделать даже попытки, он думал лишь о том, что все это было одной огромной ошибкой. Вряд ли он вообще создан для того, чтобы выходить за пределы дома и, конечно, он совсем не был создан для кого-то, кто хотя бы немного был похож на Тэхена. И поэтому Чонгук снова и снова задавался вопросом: зачем это все? Вслух он ничего не говорил. Да попросту даже и не успел. Тэхен подошел к нему, встал напротив. С его губ не сходила спокойная улыбка, волосы красило солнце, ветер их укладывал. Мысли об этом почему-то перекрыли часть страха, что таилась глубоко внутри. — Закрой глаза, Чонгук, — мягко попросил Тэхен. Он снова взял ладонь младшего в свою, ласково погладил кожу большим пальцем. Чонгук выполнять просьбу не спешил. Спросил: — Зачем? — Закрой, — Тэхен настаивал. Закрывать глаза не хотелось. Однако Чонгук сдался. В очередной раз сдался этому парню, который внезапно появился в его жизни и решил, видимо, все-все перевернуть вверх дном. Веки сомкнулись, с губ сорвался выдох, полный осточертевшей тревожности. Несколько секунд Тэхен молчал. Затем его голос звучал словно громче и как-то ближе. — Сосредоточься на ощущениях и не думай ни о чем. Ни о чем не думать было, конечно, той еще задачкой. Как вообще можно было просто выбросить из головы все мысли, когда они заполняли разум с такой силой и громкостью, что вытесняли все остальное? Это требовало огромных усилий. Слишком больших, чтобы Чонгук был на это способен. Но… он старался. Ему понадобилось время. Тэхен его не торопил. Они так и стояли, держали руки друг друга, а Чонгук пытался дышать — не сбивчиво, как было до этого, а ровно. Он старался не думать, старался чувствовать, пытался слышать мир вокруг, а не ту часть себя, что не желала вырваться из закрытой клетки и кричала о том, что ему нужно срочно попасть домой, потому что мир снаружи — опасное место. Чонгук слушал море, слушал тэхеново дыхание, чувствовал кожей ветер и заходящее солнце. Может быть, все это звучало тише, чем он сам, запертый внутри себя, но он действительно старался. Изо всех сил. Из тех немногих, что у него еще, оказывается, были. Узнал бы он об этом, не будь рядом Тэхена? Едва ли. Бороться сам Чонгук не стал бы. Но вдвоём было отчего-то проще. Они стояли так несколько долгих минут до тех пор, пока дыхание Чонгука не успокоилось. Тэхен наблюдал за тем, как парень перед ним медленно успокаивался: прекратил кусать губы, разгладилась складка на лбу, руки перестали быть обжигающе холодными от страха. Как будто бы все становилось нормальным. И Чонгук, кажется, это чувствовал. И Тэхен потом спросил: — Легче? А Чонгук, открыв глаза, улыбнулся и, кивнув, поинтересовался: — А ты точно просто студент, а не… ну, не знаю, психотерапевт. Тэхен негромко рассмеялся. Чонгуковой ладони он все еще не отпускал. Они так друг напротив друга и стояли, и Чонгуку, честное слово, вот так хотелось стоять целую вечность. И смотреть. Следить. Изучать. Оценивать. — Точно, — ответил старший. — И я тоже боюсь. — Чего? — Навредить тебе. Это негромкое признание отчего-то будоражило. И Чонгук вдруг ощутил то, чего в его жизни давно уже не было — доверие. Чувство было невероятным, кружило голову. Он, кажется, впервые действительно что-то чувствовал к другому человеку, и это был не страх и не опасение. Что-то такое новое, но неумолимо притягательное. И ему впервые в жизни захотелось по-настоящему довериться. Тогда у него внутри и поселилось это ощущение безопасности. Почему так безоговорочно, он понятия не имел, но чувствовалось это на каком-то совершенно ином уровне. Может быть, это была судьба. Чонгук не знал, да и скорее всего высмеял бы эту мысль, однако, все это было и отрицать происходящее казалось отвратительно глупым и неправильным. — Мне кажется, у тебя не получится мне навредить, — Чонгук робко улыбнулся. Страх внутри него пусть и не исчез, но притих. Сердце колотилось теперь не из-за боязни открытого пространства, а из-за Тэхена. И все же с ним было куда спокойнее. — А я все равно боюсь, — голос Тэхена сошел на полушепот. Шум волн и ветер его перебивали, но Чонгук все равно расслышал. И то, что было сказано дальше, расслышал тоже. — Потому что мне мало просто держать тебя за руку. Мало просто на тебя смотреть, любоваться тобой, разговаривать. Тебя почему-то стало не хватать, и я… Я так много всего хотел бы сделать вместе с тобой, но мне страшно окончательно тебя доломать. Тэхен замолчал, но глаз не отводил. Улыбка его стала грустной. А Чонгук понятия не имел, как все сказанное переварить. А потом все вдруг стало куда легче. Чонгук следил за тэхеновым взглядом, видел, как он опустил глаза, посмотрел на губы. И абсолютно все стало понятно, Чонгук ведь не был дураком, пусть совершенно ничего и не смыслил в человеческих отношениях в реальной жизни. Судить он мог только по фильмам, а теперь вдруг и сам чувствовал себя героем кино. И он, на самом деле, хотел того же. Тэхена в свою жизнь пустить отчаянно хотелось, даже если это означало риск. Рядом с ним чувство опасности растворялось, подобно морской пене, сменялось абсолютным спокойствием, какого Чонгук, пожалуй, никогда и ни с кем не испытывал. Он не знал, что сказать. Только кивнул и тихо произнес: — Не бойся, просто… попробуй. А потом Чонгук улыбнулся. И уже через пару секунд Тэхен шагнул ближе и прижался своими губами к его. Они целовались неспешно, совсем осторожно, изучая друг друга. В первые секунды Чонгук замер, а потом расслабился. Отдался ощущениям. Это не длилось долго, но Чонгук, чувствуя этот поцелуй не столько губами, сколько всем своим существом, вдруг поймал себя на мысли, что улыбается. Ему это нравилось. Все происходящее ему до безумия нравилось. Не было ни страха, ни желания спрятаться где-то в темноте своей комнаты. Чонгук прятался и терялся в человеке напротив, и это, наверное, было лучшее из всего, что он когда-либо чувствовал. И в этом моменте ему хотелось оставаться целую вечность. И вот так, шаг за шагом, начав с этого осторожного поцелуя, они становились друг для друга тем безопасным местом, в которое всегда хотелось возвращаться. Диагноз в амбулаторной карте с тех пор стал казаться не таким уж важным. Улицы постепенно перестали так сильно пугать. Чонгук по утрам стал открывать шторы, впуская в комнату солнечный свет. И даже если страх порой возвращался, Чонгук всегда знал, в чьих объятиях можно спрятаться. Домашние стены, которые всегда дарили чувство защищенности, сменились теплыми руками, глазами янтарного цвета и забавной квадратной улыбкой. С Тэхеном не было страшно. С ним было по-настоящему. Чонгук не мечтал о чем-то подобном и никогда не думал, что со своей болезнью сумеет найти человека, с которым все будет вот так. Но этот человек нашел его сам. И внезапно сделал счастливым. Чонгук заново по крупицам обрел свободу. Даже если это было долго и тяжело, оно, пожалуй, того стоило. Он лишь надеялся, что и для Тэхена все было так же. А Тэхен, на самом деле, не уставал показывать, что действительно было. Ну, а что до Чонгука? Чонгуку оставалось лишь осознавать, что иногда для того, чтобы бороться с собственными демонами, нужно просто впустить в свою жизнь кого-то, кто в этой борьбе станет ему союзником. И осознание это было настолько же поразительным, насколько и прекрасным.

***

спустя год

Чонгук неспешно шел по тротуару. Он все еще избегал большого скопления людей и держался поближе к зданиям, но выйти на улицу и пройтись под солнцем было достаточно приятно. Он нечасто делал это в одиночку, но с чего-то все же следовало начинать. Остановившись перед небоскребом, Чонгук сверился со временем и открыл диалог с Тэхеном: По моим подсчётам ты заканчиваешь через десять минут. Жду тебя на улице. Сюрприз :) Ответное сообщение пришло только через пару минут. Тэхен заканчивал рабочий день, а это означало, что он скорее всего носится по офису, доделывая работу. И все же приятно было знать, что ему всегда удавалось найти время, чтобы ответить Чонгуку. Ты удивительный. Это все, что было в сообщении. И этих пары слов хватило, чтобы на лице Чонгука расцвела широкая улыбка. Тэхен появился на улице спустя те самые десять минут. В рубашке и брюках он выглядел куда строже, чем обычно, но Чонгук соврал бы, если бы сказал, что ему это не нравилось. Они встретили друг друга широкими улыбками и привычным коротким поцелуем. Этого, конечно, было мало, так что Чонгук первым переплел свои пальцы с тэхеновыми. Потребность в прикосновениях была почти невыносимой, и Чонгук все еще привыкал к тем изменениям, которые произошли в нем за последний год. Прежде он и подумать не мог, что когда-то ему действительно будет не хватать чьих-то прикосновений. — Так ты проделал весь этот путь от дома до сюда сам? — спросил Тэхен, когда они неспешно двинулись по улице. — Ну, — Чонгук улыбнулся, — я доехал на такси, но вышел немного раньше и прошелся по улице. Делаю успехи, да? — Определенно, — Тэхен остановился и, повернувшись к Чонгуку, погладил того по щеке. — Я тобой горжусь, Чонгук. Младший расплылся в улыбке. Такие простые слова значили для него слишком много. Было приятно осознавать, как много поменялось в его жизни. Вряд ли он смог бы провернуть все это в одиночку, так что ему определенно повезло, что рядом с ним был самый лучший человек в мире. — Это благодаря тебе, — улыбнулся Чонгук в ответ. — Ты сам все это сделал, я только немного помог. — Не начинай, этот спор опять не закончится. — Но я все равно прав. — Слышать ничего не хочу. Они одновременно рассмеялись. Такие простые моменты всегда ощущались особенно. Было в этом что-то такое, что всегда заставляло Чонгука чувствовать себя иначе — легче и свободнее. — Я люблю тебя, — Тэхен сказал это невпопад, Чонгук, конечно, покраснел. Не то чтобы он слышал это впервые, но почему-то каждый раз это вызывало волну необъяснимых эмоций. — И я тебя люблю, — он ответил совсем тихо. Порой выражать собственные чувства было той еще задачкой, но… Чонгук учился. И он действительно делал успехи: маленькие или большие, они всегда приносили ему детскую неподдельную радость. Спустя целый год Чонгук действительно изменился. Он не запирался дома и на сидел целыми днями в своей комнате. Они с Тэхеном часто куда-то выбирались, Чонгук познакомился с его друзьями и по-настоящему начал любить жизнь. Еще больше с каждым днём он влюблялся в самого Тэхена, и дело было не только в том, что Ким помог ему выйти из заточения. Просто он был, и этого хватало для того, чтобы безоговорочно и безосновательно его любить. Чонгук знал, что у него в жизни все будет хорошо. Рядом с ним был человек, готовый пройти сложный путь вместе, и все остальное казалось слишком неважным, чтобы обращать на это внимание. Тэхен стал для него домом, а жизнь шла своим чередом. Чонгук собирался поступать в университет, он все еще рисовал и смотрел много фильмов, завел отдельные скетчбуки для портретов Тэхена, читал книги, учился новому. Он продолжал учить английский, в довесок взялся за китайский. Они с Тэхеном ходили на свидания, проводили вместе выходные и пару раз выбирались на природу в компании друзей. Приходилось переступать через себя, но это стоило того. Трудности, когда их преодолеваешь, уже не тяготят так сильно. Мог ли Чонгук подумать, что в его жизни будет что-то кроме стен его комнаты? Конечно, нет. Но он впустил в свою жизнь человека, рискнул один раз. И этот риск сделал его пожалуй самым счастливым человеком на планете Земля.