Красная шапочка

Олег знал, что у Серёжи недотрах, вследствие чего его развратность близилась к бесконечности, но, когда мальчишка вдруг решил встретить его с работы в пошлейшем костюме красной шапочки, Волков немало удивился. Присвистнув, он с ухмылкой шлёпнул омегу по выставленной напоказ ягодице, едва ли прикрытой коротенькой алой юбчонкой, и притянул Серёжу за задницу к своему паху, принимаясь потираться о неё. — Кто-то решил подразнить волка? — хриплым от возбуждения голосом спросил он и вплёл в волосы омеги пальцы, натягивая их и с рычанием наблюдая за тем, как спина юноши податливо изгибается. — Чревато, малыш. Хочешь, чтоб нагнул, да? Хочешь, чтоб выебал? Серёжа скулит ответно, пытается качнуть головой, но хватка в волосах не даёт. Грубая ткань джинсов натирает чувствительную кожу ягодиц, отчего та краснеет, и Олег вдобавок от души шлёпает по одной, едва не облизываясь, наслаждаясь тем, какой открытый и податливый омега ему достался. — Хорошо, лисёнок. Но перед этим покажи, что ты заслуживаешь. Я сейчас вымою руки и поужинаю, а ты пока возьмёшь одну из своих игрушек, ляжешь на подоконник и покажешь, как ты хочешь, чтобы я тебя трахнул. Отпустив омегу, Олег напоследок мягко шлёпнул его по заднице, погладил покрасневшую нежную кожу и зашёл в ванную. Из зеркала на него взглянул взбудораженный альфа с потемневшими глазами, и Олег сжал член через одежду, чтобы немного утихомирить себя. Всему своё время. На кухне его глазам предстала самая сладкая картина, которую только можно было представить. Как ему и велели, Серёжа грудью лёг на подоконник, приподняв задницу, чтобы Волкову было прекрасно видно, как он течёт, как своими нежными ладонями вставляет в себя огромный член с имитацией узла. — Развратник, — довольно ухмыльнулся Олег и, словно ничего не происходит, принялся заниматься своим ужином. Пока нарезал овощной салат, пока разогревал суп на плите, лишь любовался своим игривым лисёнком. А тот, чертец, знал, как влияет на Олега, потому специально громче постанывал, подмахивал в такт своим движениям, поглаживал себя свободной рукой по мягкому бедру. Покусать бы эти бёдра, оставляя красноватые отметки, что позже расцветут потрясающими пятнышками, раздвинуть ножки пошире, да прижаться между сочных ягодиц языком, слизывая густую смазку. Но делу время, потехе час. После работы сначала следует поесть, а уже потом заниматься своим ебливым омегой. — Медленнее, — велит он, опуская ладонь на ширинку и принимаясь поглаживать себя, пока жуёт. — Вот так, умница мой. Какой же ты сладкий. Давай, сделай себе хорошо, малыш. Сквозь стоны было слышно, как Серёжа нашёптывает что-то в ответ, как выстанывает имя Олега, умоляет позволить ускориться. Но Волков запрещает: он хочет для начала поесть, а не кончить прямо за столом. Зрелище поистине незабываемое. Сочные, порозовевшие от шлепков ягодицы, вымазанные густой блестящей смазкой, и фиолетовый член, что послушно неторопливо трахает омегу. Пожалуй, как-нибудь они обязательно запишут парочку хоум-видео, чтобы в командировках Олег мог нормально подрочить, глядя на своего любимого омегу, а не представляя его. Всё же в их паре за фантазию отвечал Серёжа. Вставь омега в себя вибратор с регулируемыми режимами, Олег бы сам переключал их так, как ему вздумается, но так как такой возможности нет, доев, он хрипло велит: — Можешь ускориться. Кончать запрещаю. Приходится вновь сжать член в кулак, чтобы самому не кончить от одного лишь этого прекрасного зрелища. И пока моет посуду, Волков почти неотрывно глядит за тем, как Серёжа в рваном темпе трахает себя игрушкой, и мечтает заменить эту игрушку в омеге своим членом. Заткнуть бы его скорее узлом, чтобы только скулить мог, а не нашёптывать какие-то невообразимые пошлости, провоцируя. — Нет уж, милый, терпи, — уже плохо контролируя рычание, прорывающееся в разговор, осадил Волков. После мытья посуды он уже мог полностью посвятить себя Серёже, но не стал так сразу к нему приближаться. Велел вновь замедлиться, прикрыл глаза и вдохнул его аромат полной грудью. Возбуждённый донельзя, текущий омега и всё это лишь для него. — Пошли, — приказал он и сам направился в спальню, на ходу стягивая рабочую одежду. — Ложись на кровать, ноги раздвинь и жди. Пока Серёжа, едва соображая и двигая перевозбуждённым телом, послушно выполняет его приказы, Волков складывает всю одежду в стопочку и убирает в шкаф, трусы убирает в корзину для грязного белья. С ухмылкой глядит на распластанного по постели омегу, что уже извивается, пытаясь подмахивать, чтобы ощутить наконец-то оргазм, но не получая и доли того удовольствия, какое получал, пока член двигался внутри него. Сглотнув, Олег достаёт из тумбочки презервативы и бросает рядом, чтобы не тянуться далеко, приглушает свет и только тогда, наконец, накрывает Серёжу собой. Врезается в его губы кусачим поцелуем, подтягивая к себе и заставляя ещё шире раздвинуть ноги, сгибает их в коленях, открывая омегу для себя полностью. Рычит, жадно вылизывая его и берётся за основание игрушки, уже сам принимаясь медленно потрахивать Серёжу, едва ли вводя член до конца. А сам пока натягивает на свой член презерватив, отвлекая омегу игрушкой. — Проверим, насколько ты готов принять меня, — абсолютно звериным голосом довольно тянет Волков и растягивает дырочку посильнее, вставляя к игрушке два пальца. — Хочешь трахну тебя двумя членами? Хочешь, я знаю. Серёжа всхлипывает, кивает, уже плохо соображая, извивается, подмахивая и отчаянно цепляется за плечи Олега, оцарапывая их. Волкову нет до царапин дела, сколько ранений он получил на службе, сколько ещё получит? Царапины от пальцев любимого омеги это приятная боль, желанная боль. Вскоре к двум пальцам присоединяется ещё один. Туго, узко так, что член пока вряд ли поместится, будто Олег девственника разрабатывает. Но Волков не останавливается, двигает членом и пальцами внутри, изводя Серёжу. Целует его лицо, извиняясь за некоторые неудобства и возможную боль. И вскоре их общие усилия не проходят даром. Член входит с чуть большим трудом, чем пальцы, и Олег несдержанно стонет в унисон с Серёжей, которого начинает трясти в экстазе. Ему и самому много не нужно, чтобы кончить, потому он поднимается над омегой, вцепившись в изголовье кровати пальцами, и входит до конца, ощущая одновременно шёлковую нежность Серёжиного лона и твёрдость игрушки. Необычные ощущения, но от того не менее приятные. Дав омеге минутную передышку, Олег на пробу толкается бёдрами, входя в омегу глубже, срывая с его губ измождённый стон. После оргазма он становится ещё мягче и нежнее, и податливые стеночки расходятся куда охотнее. Потому Волков сразу же начинает двигаться быстро, резко, вместе со своим членом трахая омегу игрушкой. Темп разный, отчего Серёжу гнёт в спине, он скользит по постели от силы толчков, вцепляется в изголовье кровати и кричит от удовольствия. Как же он красив, как сладок. — Малыш... Люблю, — рычит альфа, втрахивая омегу в постель безжалостно, не сдерживаясь. Двигает рукой между его ног, но сам до трясучки мечтает впиться в его сочные бёдра пальцами, оставить на них свои метки. — Давай, р-р-родной. Кончи для меня. И Серёжа, как послушный омежка, кончает под ним второй раз, прелестно выдерживая напор двух членов, двигающихся внутри. Олег удовлетворенно ухмыляется и отпускает игрушку, втолкнув до узла, и кончает сам, тоже толкнувшись как можно глубже. После оргазма падает на постель рядом, вынув член, и отходит от крышесносного удовольствия. Весь влажный от пота, спермы и смазки Серёжи. Но оба они довольны донельзя и опробованным новым способом секса, и друг другом. Чуть передохнув, Волков поворачивается к затраханному, отдыхающему Серёже, осторожно вынимает из него игрушку и целует в плоский животик. Гладит между разведенных ног и сжимает его бедро, наконец. — Мы ведь так и не поиграли, моя Красная Шапочка...