Любовь ли это?

Я Вас люблю. — Как грозовая туча Над Вами — грех — За то, что Вы язвительны и жгучи И лучше всех, За то, что мы, что наши жизни — разны Во тьме дорог, За Ваши вдохновенные соблазны И тёмный рок. О них, безусловно, нельзя вульгарно думать, ведь эти личности прежде всего — поэты. А поэт, в странном его виде, получается имеет право на абсолютно неоднозначные и нетрадиционные мысли. Мысли о том, что Марина имеет право любить женщину, пришла к ней на днях, после встречи с Софией Парнок. Цветаева, в самом прямом смысле, смотрела на новую знакомую, как смотрят влюбленные в первый вечер свидания. И более того — ей казалось, что этот взгляд взаимный — то есть, София, статная женщина, кажется старше поэтессы на несколько лет, с суровым, но манящим взглядом, тоже была заинтересована в их связи. «Нет, нельзя ведь, что-то надумав, влюбиться в человека. ” — Рассуждала Цветаева в тот вечер. Но ее мысли прерывались так же часто, как и взгляды с этой таинственной особой. — Вы тоже поэтесса? — Спрашивала в чарующий вечер Марина у Софии, прикуривая сигарету. — Скорее, — Томным голосом говорила спутница. — литературный критик. — И садилась ближе к Цветаевой, пока сад шумел и нагибался яблонями к ним, будто подслушивая тайный разговор. — Но стихи вы тоже сочиняете? — Конечно, как же. — Перебивала София. — Это у нас в резоне. — То есть? — Робко отсаживалась Марина, думая, что сейчас прозвучит что-нибудь, что ее оттолкнет. Почему-то тогда она этого боялась сильнее, чем любую свою фобию. — То есть, каждый литературный критик — поэт. Но не каждый из нас печатается. — Этими словами Марина смогла только проникнуться и влюбленно посмотреть, но не более. Она еще такая юная, что прикасаться к ее юности — это как надкусить сладкое яблоко на серебряном столе до начала мероприятия. Софии именно это представилось в сравнении с юностью, невинностью, неприкосновенностью девушки напротив. Парнок заинтересованно взглянула поэтессе в глаза, разглядывая целый океан чувств. Взять бы за руку — да не поймет ведь. И обе оставались молчаливы к своей внутренней любви. Какой азарт, черт побери, какой страшный обман чувств бушует в их сердцах и морским ветром пробегают мурашки от переизбытка эмоций. «Может, надо было ей намекнуть?» — В сегодняшний вечер думает Цветаева, выпивая стабильно чашку кофе. Спать не хотелось, бессонница нагло ворвалась в жизнь поэтессы после этой встречи. Она бы сейчас не вспоминала тот роковой вечер, если бы не одна деталь. Когда яблони склонились над их умопомрачительной беседой, София предалась навязанной паранойе и стала оглядываться. Марина заметила это и, вероятно из любопытства, спросила: — Почему вы все время оглядывайтесь? — Мне кажется, нас подслушивают. — Не унималась в Парнок, идейно решив, что это явно не ветер, а любопытство товарищей. — А мы разве делаем что-то предосудительное? — Уточняет Цветаева, застенчиво перебирая свои пряди. — А вы желаете? — Как мяч отскочил вопрос, поставивший обеих в неловкость. Что-то явно стало больше заметно именно в то самое мгновение. И объясниться, хоть и обе поэтессы, они не позволяли даже себе. Слова были излишни, поэтому София первая потянулась за сладостным поцелуем, руками трогая талию спутницы, которая, между тем, не прочь была ответить взаимно. Их уже не волновали шумящие яблони, качающиеся деревья, дымящие облака… Время застыло в момент их близости. «Ну, пóлно об этом. ” — Резко пробуждала себя от мыслей Марина, но тут же вспоминала, как нежно они смотрели друг на друга после, как тоскливо прощались. Докурив сигарету, поэтесса принялась писать письмо Парнок, не сдержав свою страсть. Любовь ли это или увлечение — ей было неважно, ей тогда казалось, что она весь мир готова объехать, чтобы найти ее снова на любом континенте. В тот вечер она пыталась отговорить себя от соблазна полюбить женщину — ведь как же муж, дети — но это чувство, словно растение, которое срочно нужно полить — увядало, если София не рядом. И обретало силу расти, если они снова виделись. Ответ пришел незамедлительно на признание в любви, хорошо, что взаимной. Теперь, когда Марина трепетно называла свою возлюбленную «Сонечка», когда они ходили вместе на поэтический вечер и шутили про независимость женщин — все начинали что-то подозревать. Яблони над ними точно кланялись, а не склонялись; ветер мелодично напевал серенаду любви, а не шумел над ухом. Сама природа, став соучастником тайного свидания двух женщин, создавала им романтичную обстановку, словно скрипач вечером на веранде, играющий для пары. И в один вечер в литературном салоне они сидели так близко друг к другу, без зазрения курив одну сигарету на двоих, что в газете так и было написано: «Ведут себя как влюбленные.» и читалось неописуемое осуждение в их сторону. — Ну и пусть. — Сжимая ладонь Марины тихо говорила София, отложив газету, в которой и был прочитан личный факт их отношений. — Мне без тебя ничего не имеет значения. И Цветаева, в самом прекрасном и поэтическом смысле, цитировала свое стихотворение и горячо целовала Соню, внимая эту влюбленную тишину.