Ложные надежды

Девин очнулась от мерной качки, которая, по идее, должна была убаюкивать, но вместо этого заставила сердце бешено заколотиться от страха. Её куда-то везли, и, судя по разбитым дорогам, на которых машину то и дело подбрасывало на кочках, — либо за город, либо в промзону. И то, и то повергало в ужас. Повязка сильно давила на голову. Ей хотели завязать глаза, но создавалось впечатление, что сжали мозг. Виски мучительно ныли от пульсирующей боли — Девин была на пороге панической атаки, но изо всех сил старалась успокоить себя и взять панику под контроль. Аслан найдёт её. Обязательно найдёт и спасёт из рук Ильяса Корузаде. Последнее, что Девин помнила, была спортивная бутылка для воды, из которой она пила в саду Сойканов. Что-то подмешали. Снотворное, скорее всего. Горничные. Или же Толга. А может кто-то ещё — сейчас она не доверяла ни единому человеку в том особняке, даже самой себе. Дышать, дышать, дышать… В данный момент у Девин есть только она сама, здоровье и благополучие её и ребёнка не зависит больше ни от кого. Машину тряхнуло особенно сильно, и Девин непроизвольно застонала. — Очнулась, — послышался незнакомый мужской голос, — она очнулась. — Езжай быстрее, — отдал приказ кто-то над головой. Значит, в салоне их четверо: водитель, охранник на пассажирском, охранник на заднем и связанная Девин. Сбежать не вариант. Даже если сейчас она разыграет приступ и заставит их остановиться, от троих избавиться не сможет. Не в её теперешнем состоянии. Времени у неё оказалось ещё меньше, чем она рассчитывала. Машина протряслась по колдобинам каких-то минут десять, а затем резко затормозила. Девин замутило. — Меня тошнит… — чуть слышно пробормотала она, не заметив какого-либо беспокойства от своих слов. — Тошнит, говорю. Сейчас вырвет! Её выволокли из салона, сняли с головы расстрельный мешок. От яркого солнца никак не получалось открыть глаза. Девин нащупала бампер машины и упала на колени, её тошнило прямо на колесо. — Твари, — прошептала она в сторону охранников, утираясь рукавом. Стало немного легче, Девин с упоением вдохнула чистый воздух, наполненный ароматом луговых цветов. Всё-таки загород. Не сказать, что это сильно обрадовало, но показалось вариантом чуть получше, чем промзона. В огромных бетонных помещениях складов обычно привязывают к стулу и пытают. Да-да, она в кино видела. — Добро пожаловать, госпожа невестка. От сиплого старческого голоса Ильяса Корузаде по спине Девин пробежал холодок. Ей всё же удалось раскрыть глаза и, щурясь от яркого света, посмотреть на своего похитителя. Он стоял, опираясь двумя руками на трость, и спокойно смотрел на неё, щуплый, сутулый, в окружении толпы охранников, как будто Девин могла наброситься на него и причинить хоть малейший вред. Вновь почувствовав приступ тошноты, она отвернулась. — Проводите гостью в дом. «Гостью». Ещё и издевается. Те двое, что везли её в машине, бросились поднимать Девин с земли. — Не прикасайтесь! — рявкнула она, самостоятельно вставая. — Я не хочу идти в твой дом, господин Ильяс! Он криво усмехнулся: — Боюсь, у тебя нет выбора, госпожа невестка. Участок вокруг дома был заросший, можно даже сказать, заброшенный, а сам домик, одноэтажный, неказистый, утопал в зелени апельсиновых деревьев так, что даже крыши не было видно. На пороге дома стояла женщина в больших квадратных очках и тёмно-коричневом платке. Её пристальный, но совершенно безумный взгляд бесцветных глаз пронзил Девин, заставив поёжиться. Женщина изучала «гостью» с минуту, а затем ушла в дом, ничего не сказав. — Ты голодна, госпожа невестка? Девин резко обернулась, встретившись глазами с Ильясом. — Меня похитили, чтобы накормить? — Не хочу, чтобы меня упрекнули в негостеприимстве. — Тогда отпусти меня! Голос Девин эхом разнёсся по округе, спугнув с ближайшего кустарника стайку мелких птиц. Ильяс поморщился. — Заходи в дом, — он провёл тростью по её икрам. — Не будешь есть — накормим насильно. Не в твоём положении играть в голодовку. «Он знает, — пронеслась в голове Девин ужасная догадка. — Он всё знает! Но откуда?». Её усадили за небольшой стол, накрытый дешёвой клеёнкой. Женщина в очках — мать Ильяса, такая же пугающая и отвратительная, как и он сам, — поставила перед Девин огромную алюминиевую кастрюлю с непонятным, но очень неаппетитно пахнущим содержимым. В неглубокой тарелке образовалась бобовая подлива в томатном соусе, на которую сверху госпожа Кыймет плюхнула ложку слипшегося в комок риса. Желудок Девин сжался от ужаса и голода. После тошноты в нём словно образовалась чёрная дыра, готовая засосать в себя всё живое, встретившееся на пути. Она с сомнением покосилась на Ильяса, стоявшего у стола и молча наблюдающего за странной картиной. Девин поняла, что они с матерью не сядут за стол, а будут только таращиться на то, как она ест. Ей нужно поесть. Чтобы были силы. Чтобы не отключиться в самый неподходящий момент. Чтобы эта дыра перестала жечь её изнутри. С трудом пересилив себя, Девин зачерпнула рис с подливой и отправила в рот. Не так плохо, как ожидалось. Она смогла осилить три ложки прежде, чем желудок отозвался болезненным спазмом. — Спасибо, — прошептала Девин, — я наелась. — На здоровье, — впервые подала голос госпожа Кыймет. Охранники отвели пленницу в небольшую комнатку, больше похожую на конуру, с грязными обоями, усеянными подозрительными разводами бурого цвета, и привинченной к полу железной кроватью. Тяжело опустившись на жёсткий матрас, Девин положила голову на подушку и тут же уснула. Когда так же внезапно, как и начался, её сон прервался, комната уже погрузилась во мрак. С трудом раскрыв глаза, Девин увидела на своей постели тёмный силуэт. У неё даже вскрикнуть громко не получилось, из горла вырвался только сдавленный хрип. — Не бойся, госпожа невестка. Это я. Нам надо поговорить. — Что тебе нужно? — пробормотала Девин, прекрасно отдавая себе отчёт, что никак не может повлиять на эту вопиющую близость постороннего человека, даже больше — врага, к себе. — Не хочу, чтобы ты питала ложные надежды. Ни Аслан, ни кто-либо из твоей семьи не найдёт тебя здесь. «Да-да, рассказывай», — отвернувшись, она озлобленно уставилась в стену, такую же чёрную, как и всё остальное вокруг. — Я сделал это не для выкупа, угроз, шантажа… Моя цель — месть, но, я уже понял, смерть будет слишком лёгким наказанием для твоего мужа. Он должен лишиться того же, чего лишил меня… — Ты убьёшь… нас? Впервые, непроизвольно, а может даже намеренно манипулируя своим положением, Девин применила по отношению к себе и ребёнку множественное число. Послышался смешок. Она не могла видеть лицо Ильяса Корузаде, но в малейших деталях представила, как поднимается вверх уголок его рта, как кривятся губы в привычной ухмылке, как при этом его глаза утопают в паутине, сотканной из мелких морщинок. — Аслан отобрал у меня сына. Я отберу сына у него. Вопреки всякому здравому смыслу на ум Девин пришёл единственный показавшийся ей логичным аргумент: — Но ведь у нас будет девочка… В наступившей тишине Девин слышала лишь шум собственной крови в ушах. — Девочка? — переспросил Ильяс и мечтательно повторил. — Девочка… Пружинное основание кровати скрипнуло, когда он качнулся в сторону, заложив ногу на ногу. — Наш первенец, наша дочка… Мы с женой потеряли её при рождении. Моей горлице не суждено было увидеть этот прекрасный и жестокий мир. Тебе нравится имя Кумру, госпожа невестка? — Ч-что? — вырвался у Девин настороженный возглас. Слова Ильяса пугали с каждой минутой всё больше. И сколько бы она ни убеждала себя, что он просто несёт бред, чтобы заставить её паниковать, то, что он говорил, обретало всё новый и новый смысл. — Мы дали нашей дочери имя Кумру. Ты тоже назовёшь свою девочку так, в память о нашей малышке. — Хватит! — ему всё же удалось лишить Девин равновесия, и она сорвалась на крик. — Довольно этой чуши! Отпусти меня! Отпусти по-хорошему, слышишь, господин Ильяс? Потому что, когда Аслан найдёт меня здесь, он не пожалеет ни тебя, ни кого бы то ни было в этом доме! Ей показалось, что он должен опять рассмеяться, но Ильяс не издал ни звука. — Пусть попробует, — наконец, заговорил он. — Пусть поищет, понервничает, пострадает. Как страдал я, когда искал своего единственного ребёнка. Пусть будет засыпать и просыпаться в неведении. Знаешь ли ты, что самое страшное в этой жизни, госпожа невестка? Не знать, что случилось своим сыном. А потом, когда ты узнаёшь, наступает такое облегчение… Оно разбивает тебя на куски, перечёркивает всю жизнь, размазывает по земле, но снимает груз с души. Со знанием гораздо легче нащупать путь, по которому стоит идти дальше. Я вот нащупал. Уверен, Аслан тоже справится с обстоятельствами, которые свалились ему на голову. Ведь они — плод его собственных поступков… Затаив дыхание, Девин слушала Ильяса и пыталась понять, чего же именно он хочет от неё. Вдруг она почувствовала холодное чужое прикосновение к своей ноге, дёрнула ею, хотела заорать и не смогла — подавилась собственным криком. В ответ Ильяс ещё крепче сжал пальцы, наверняка оставляя отметины на белой коже, и сам наклонился ближе к Девин. — Этот дом — всего лишь временное пристанище, госпожа невестка, — зловеще проговорил он. — Скоро мы отправимся дальше, через границу, вернёмся в то место, которое я считаю своим домом. Ты и твой ребёнок отныне — моя компенсация за моральный ущерб. Аслан не увидит свою дочь. Никогда в жизни больше не увидит ни её, ни тебя. — Ты не сделаешь… Не сделаешь такого… У тебя не получится держать меня всю жизнь на цепи! — Вот и проверим. Его шершавая ладонь стала подниматься выше к колену, Девин встрепенулась, попыталась отстраниться и вдруг почувствовала твёрдость металла на своей щиколотке. Выкрикивая проклятия, она лягалась, а Ильяс спокойно поднялся с её постели и направился к двери. — Не надо, госпожа невестка. Так ты только себе навредишь. Я уже говорил — не стоит питать ложные надежды. Он вышел, а Девин, сдирая кожу, сбивая пальцы в кровь, всё пыталась снять железную цепь со своей ноги.