Хороший мальчик

       «Тот факт, что она феминистка, Доминантка и твоя Верхняя, вовсе не значит, что ты перестаëшь быть мужчиной и забываешь про галантное отношение к женщинам», — как-то сказал Денис Игоревич.        Алексей очень долго думал над этой фразой, но при всей своей простоте она таила в себе значительную сложность. Как отделить мужскую галантность от сабмиссивности? Открывать двери и подавать одежду? Носить тяжести, протягивать руку, когда она выходит из автобуса? Дарить цветы и защищать от хулиганов в подворотне? Платить за неё в кафе?        — О чëм задумался? — Лиза мягко накрывает его ладонь своей и чуть склоняет голову к плечу. Её блестящие волосы рассыпаны по плечам, на кончиках они загибаются в изящные крупные кольца. Алексей видел, как она каждый вечер накручивает их на какую-то тканево-гибкую палку, а потом завязывает этот забавный бублик на макушке. Каждый раз глядя на эти напряжëнно-натянутые пряди, ему хочется запустить пальцы в её волосы так же, как это делает для него она. Иногда Алексею кажется, что этот невообразимо приятный массаж головы, которым она его балует, — своеобразное отражение её собственного желания.        — Как отличить галантность от сабмиссивности, — честно отвечает он. Они договорились друг другу не врать. И Алексею очень нравится это ёкающее чувство внутри, когда часть его требует промолчать или сказать неправду, но он всё равно идёт наперекор. Потому что они так договорились. Жаль только, что сюрпризы — не являются оправданием для этого.        Лиза вскидывает брови и тихо смеётся.        — Это же легко, — говорит она, — вот ты сейчас допьëшь кофе и пойдёшь относить наш поднос, а потом долго будешь ждать меня с сумкой, пока я буду обновлять макияж у зеркала в туалете. И даже почти не будешь бурчать. Это будет сабмиссивность. А когда мы опять поедем вдвоём на одном самокате и ты снова встанешь позади меня, чтобы я не упала, это уже будет твоя галантность.        Алексей понимает намёк и поднимается, чтобы убрать со стола. Запоздало ему приходит в голову мысль, что фастфудные кафешки — не самое лучшее место, куда стоит водить свою девушку. В такие моменты он немного жалеет, что у него нет привычной папиной кредитки, с которой можно было поразить Лизу рестораном или чем-то более изысканным. Месяц жизни с Ильёй и Денисом Игоревичем немного приучили его более внимательно относиться к своим финансам. А тут ещё добавилась статья расходов в виде оплаты за квартиру… Алексей даже пару раз думал о том, что возможно имеет смысл сменить работу на такую, где о нём не знают и где можно вписаться во всеобщую борьбу за чаевые. Иногда от репутации одни неприятности.        — Ты не хочешь сегодня потренироваться ну… — мимо них проходит солидный мужчина, и Алексей запинается на полуслове. Лиза оборачивается к нему и улыбается.        — Словами, Кудряшка, словами, — дразнит она, — в чëм я должна хотеть потренироваться сегодня?        Чёртов Денис со своей грёбанной философией! Алексей раздражённо закатывает глаза и слишком поздно вспоминает о том, что Лиза очень наблюдательна. Каждый раз, когда она ловит его за такими гримасами, демонстративными вздохами или ядовито-колючими фразочками, она искренне забавляется, потому что про их сделку-отсчëт знают только они вдвоём. И ей нравится эта маленькая общая тайна. Одна из.        — Сколько? — обречённо спрашивает Алексей, понимая, что такая победная улыбка может означать только круглое число.        — Тридцатый раз за сегодня, — невинно отвечает Лиза, — это если не считать тот разговор в автобусе. Но тот придурок — действительно придурок, поэтому я не считаю.        — Полчаса это жестоко! — тут же выпаливает Алексей, даже не подумав, что подобную реплику вполне можно тоже засчитать в общий список.        — Я подумаю, как сократить время, — покладисто соглашается Лиза, — но легче тебе не станет, к сожалению. Так о чём ты хотел попросить?        Май наконец вспомнил, что он май, поэтому погода на улице просто шикарная. Тот самый период, когда уже тепло для шорт и юбок, но ещё не так жарко, чтобы при этом потеть как в сауне. Лиза сегодня в очень красивом полосатом платье с юбкой-колокольчиком, широким поясом и кружевом по подолу. Она оборачивается и идёт по улице спиной вперёд, не сводя с лица Кудряшки лукавого и весёлого взгляда. Он вздыхает, снова ловит это странное тянущее ощущение в животе и признаëтся:        — Выпори меня, пожалуйста, — и тут главное не отводить глаза, потому что тогда Лиза может сделать вид, что не услышала.        — Сегодня, если честно, у меня были другие планы, — она снова разворачивается и берёт его за руку, переплетая их пальцы, — поэтому права выбора на сегодняшний вечер ты лишаешься.        Несколько секунд на внутренних весах Алексея взвешиваются разочарование и предвкушение. Предвкушение побеждает.        — Какие планы? — он машинально притормаживает возле перехода, удерживая Лизу от стремления побежать на последних секундах зелёного света.        — Прогулка по старой набережной, — охотно отвечает Лиза, и разочарование снова перевешивает.        Ходить по раздолбанным дорожкам, слушать кваканье лягушек и отмахиваться от речного комарья — капец, как весело и интересно. Если уж ходить гулять, то хотя бы по новой набережной: там фонари и нормальный тротуар, а не старые советские плиты, которые вздыбили корни разросшихся речных ив. А ещё кофейные автоматы, и река не воняет тиной.        — А это обязательно? — осторожно спрашивает Алексей, очень надеясь, что его нежелание достаточно заметно, чтобы никуда не идти, но при этом выглядит не слишком нагло. Лиза в ответ чуть склоняет голову к плечу.        — Можешь остаться дома и я пойду гулять одна, хочешь?        — Нет, — поспешно отвечает Алексей. Старая набережная — излюбленное место для прогулок собачников, а ещё там часто собирается быдловато-маргинальная публика. Особенно под мостами. Если Лизе так хочется пошататься вдоль реки, то лучше она хотя бы будет не одна. Дома их с головой накрывает привычная рутина: Лиза усаживается по-турецки на диван, раскладывает вокруг себя таблицы с синтаксисом и временно выпадает из реальности. Алексею места на диване не достаётся, поэтому он устраивается на ковре, раскладывает контурные карты, учебник и методичку. Он никогда не жалеет о том, что в своё время настоял на своём и пошёл на исторический, ему нравится там учиться, и он даже на хорошем счету у себя на курсе, но время учёбы подходит к концу, и Алексей понятия не имеет, что делать дальше. Они занимаются почти до девяти вечера, прервавшись только на бутерброды с чаем. Лиза — человек-часы, она привыкла организовывать и жить в чётком ритме стабильного расписания: подъëм, завтрак, пары и так далее. Алексею со своими ночными сменами очень сложно было подстраиваться под её ритм, но он уже почти втянулся. По-своему, это даже удобно.        После девяти вечера, а точнее, когда темнеет, а в мае темнеет поздно, Лиза предпочитает отбрасывать приличия так же, как змеи сбрасывают кожу. Становится чуть более раскованной, более жёсткой и категоричной.        — Подведём итоги, Кудряшка? — с предвкушением предлагает она, затягивая волосы в высокий хвост. Алексей послушно кивает, наблюдая за этой её метаморфозой. Он собирает учебники и карты в аккуратную стопку, затем опускается на колени перед её стулом у стола с зеркалом, где она обычно красится.        Подводить итоги ему не очень нравится, потому что за этим обычно следует очень нудное и долгое стояние на коленях, а вот сидеть перед ней вот так — нравится. Особенно когда она дразняще закидывает ногу на ногу, как сейчас, и кончики её пальцев оказываются недосягаемо близко.        — Полчаса, я помню, Госпожа, — грустно кивает он. Каждая ошибка — это одна минута, первое время их было непозволительно много. Как-то он всё свидание вот так простоял на коленях, а потом был безжалостно отправлен домой. Это оказалось очень хорошим мотиватором, поэтому полчаса сейчас — это уже досадно много.        — Учитывая, что у меня на сегодня есть ещё планы, поэтому могу предложить альтернативу, — Лиза чуть вытягивает ногу и приподнимает кончиком большого пальца его лицо за подбородок. Руки буквально сами тянутся поймать её за лодыжку, ужасно хочется коснуться губами щиколотки — чуть выше трогательного бугорка выпирающей косточки, но Алексей силой воли удерживает себя от этого самовольства. Нельзя. И от этого «нельзя» становится особенно сладко. — Выбирай: рис — и делим время на два, гречка — на три.        Алексей как-то уже стоял на гречке. Ещё у Родиона, благо, что тому быстро надоело. И тогда это было очень неприятно. Причём, если сначала ещё более-менее терпимо, то с каждой минутой становилось всё хуже и хуже. Мерзкие острые грани впивались в кожу, вынуждая постоянно перераспределять вес с ноги на ногу, но от этого боль в коленях становилась лишь ярче и насыщеннее. Вдобавок ещё пару дней после она напоминала о себе каждый раз, когда он привычно опускался на колени. При всей его любви к боли, эта оставалась за скобками. Возможно, потому, что она не заменяла нудное наказание, а только обостряла его.        — Рис, Госпожа, — осторожно отвечает он. Рис гладкий, наверное, это будет не так мучительно.        — Значит пятнадцать минут, — соглашается Лиза и встаёт, — оставайся на месте.        Она уходит на кухню, чем-то шуршит там, хлопает дверцами шкафов. Вообще Лиза довольно быстро освоилась в его квартире. Как будто всегда тут жила. Учитывая, что раньше Алексей здесь почти не жил, это совместное разделение территории пришлось ему по вкусу. Её вещи вместе с его, одежда, учебники, даже зубные щетки в стаканчике и чашки на кухне. Было в этом что-то такое вот тепло-приятное. А ещё можно не бояться, что сделаешь что-то не так, сломаешь или получишь укоризненный взгляд, если оставишь тарелку не там. Потому что в своём доме можно не опасаться, что тебя выгонят.        Она возвращается, аккуратно расстилает возле своего стула белое вафельное полотенце, а затем рассыпает по нему полстакана риса, разравнивает и коротко кивает на него Алексею.        — Вставай. Спину прямо, руки назад, — приказывает она, — эти пятнадцать минут я не хочу слышать от тебя ни звука. Я хочу, чтобы ты поразмышлял над тем, как ты вёл себя сегодня днём.        — Да, Госпожа, — Алексей послушно склоняет голову, чуть подкатывает шорты и становится туда, куда сказано. Первые несколько минут этого наказания всегда немного волнительны: здесь и подчинение, и стыд, и досада, и возмущение. Всё смешивается в терпкий, головокружительный коктейль, где от самой мысли, что вот он, Алексей, сейчас стоит на коленях и вынужден думать о «своём поведении», пока его девушка буквально в шаге от него аккуратно подкрашивает ресницы, невольно накатывает возбуждение. Особенно, когда он отвечает для себя на вопрос «почему?». Потому что ей этого захотелось. Впрочем, уже минут через пять колени начинают ныть всё более ощутимо, спина деревенеет, становится скучно, и наказание действительно становится наказанием.        — Люблю, когда ты у меня послушный мальчик, — говорит Лиза, выключая свет лампы над зеркалом. Она утешающе запускает пальцы в его волосы, и Кудряшке очень хочется поднырнуть ей под руку, застонать от короткой вспышки удовольствия, но он помнит про приказ «ни звука», а пошевелиться сейчас — доставить себе дополнительные мучения. Она отходит в сторону шкафа и начинает переодеваться. Алексей машинально провожает её взглядом, чувствуя, как во рту пересыхает оттого, как по её спине соскальзывает ткань тёмно-синего платья. К платьям Лиза относится очень двояко. Не любит надевать их на учебу и избегала носить на работе, но надевает их для него.        — Я разрешала на меня смотреть?        Чëрт. Алексей поспешно переводит взгляд в стену. Как назло, шкаф расположен так, что краем глаза всё равно видно, как Лиза ставит ногу на одну из полок, расправляя полупрозрачную ткань колготок. Её пальцы скользят по ноге вверх, оглаживают колено, поднимаются выше…        — Косоглазие заработаешь, — негромко замечает она и, перестав его дразнить, исчезает из поля зрения. Алексей слышит, как она чем-то шуршит и достаёт что-то с верхних полок шкафа в коридоре. Последние минуты наказания становятся самыми невыносимыми. Уже не в силах стоять спокойно, он постоянно переставляет колени, мысленно умоляя Лизу поторопиться или сжалиться. Даже закрадывается подлая мыслишка, что надо было соглашаться на гречку — пусть больнее, но мучение кончилось бы на пять минут раньше.        Лиза подходит к нему со спины, приобнимает, окутывая сладко-свежим ароматом своих духов, и оставляет короткий утешительный поцелуй на шее.        — Устал?        Алексей кивает. Стрелка на его внутренней шкале уже уверенно пересекла салатовый отсек и подбирается к жёлтому.        — Хорошо, — выдыхает она и аккуратно тянет его за плечи на себя. Удержать равновесие не получается, и Алексей неловко падает на задницу. Рисинки, кроме тех, которые безжалостно впились в кожу коленей, разлетаются по полу. Лиза присаживается рядом и начинает аккуратно счищать их с его кожи. От этого становится особенно больно и одновременно приятно. — Какой цвет, Кудряшка?        Иногда ему кажется, что она спрашивает его про цвет вовсе не для того, чтобы, как советовал Денис Игоревич, научиться понимать и чувствовать его потребности, а из каких-то собственных соображений. Например, чтобы удостовериться, что её задумка удалась.        — Почти жёлтый, Госпожа, — обиженно отвечает Алексей, которого буквально с головой затапливает удовлетворение и облегчение. Если она спросила про цвет, значит наказание окончено и теперь его будут жалеть. В этот раз ему это особенно нужно.        — Да что ты? — передразнивает она его надутую рожицу. — Какое полезное и эффективное нововведение. Надо почаще его использовать.        Её пальцы мягко массируют его покрасневшие в продолговатую крапинку колени. Алексей одновременно морщится от боли и наслаждается каждой её вспышкой. Нет, лучше, конечно, ремень, а не вот это вот всё.        — Вставай, Кудряшка, — Лиза утешающе чмокает его в нос и поднимается. — Ты купил то, что я сказала в понедельник?        В животе сладко тянет предвкушением. С понедельника прошло три дня, и все эти три дня Алексей с беспокойством и со всеусиливающимся разочарованием ждал этого вопроса.        — Да, Госпожа.        Он поспешно поднимается, игнорируя тянущую боль, и приносит фирменный пятнистый пакет из ближайшей «Багиры». Когда Лиза достаёт из него собачий поводок и широкий ошейник из парашютной стропы, её фраза про «гулять» приобретает новые оттенки.        — Ну вот, посылай тебя в следующий раз, — ворчит она, — не мог выбрать что-то посимпатичнее?        — Там были розовые ошейники со стразиками для чихуахуа, Госпожа, мне следовало выбрать что-то подобное? — невинно спрашивает Алексей. У него был соблазн ради хохмы купить именно такой, но он не исключал, что Лиза нацепит его на него из принципа, а игры в удушение его никогда не прельщали.        — Мне кажется, тебе следовало бы ещё немного подумать о своём поведении, а я пока бы сходила гулять без тебя, — Лиза угрожающе сужает глаза, и Алексей поспешно, игнорируя вновь всколыхнувшуюся боль, опускается на пол у её ног.        — Простите, Госпожа, я больше не буду, — он не решается поднять на неё глаза и несколько секунд томится в пугающем ожидании: а вдруг действительно уйдёт? Наконец, его макушки утешающе касаются её пальцы, а затем она наклоняется и аккуратно затягивает собачий аксессуар на его шее. Алексей еле слышно выдыхает.        — Одевайся, — говорит Лиза и кидает что-то на кровать. Алексей поднимает голову и несколько секунд непонимающе смотрит на бесформенную тёмно-зелёную ветровку для походов, которую он давным давно забросил в шкаф, потому что она ему разонравилась буквально на второй день, как он её купил. Лёгкая, вполне подходящая для ночной майской погоды, она была оверсайз — слишком длинная, буквально на ладонь выше колена. Впрочем, в походах её длина вполне была обоснована — можно было спокойно садиться на мокрое и холодное, не беспокоясь за сохранность самого ценного.        — А почему нельзя мою куртку? — осторожно уточняет он, начиная натягивать это бесформенное уродство на футболку.        — Потому что она короткая.        Алексей выходит в коридор и скептически смотрит на своё отражение — из-под полы виднеется краешек его шорт, выглядит это очень сомнительно. Вместе с Лизой, стоящей рядом в своём платье с коротким жакетом и с лёгким рюкзачком на плече, они смотрятся как олицетворение картинки «Леди и Бродяга». Благо, уже почти ночь, вряд ли кто будет их пристально разглядывать…        — Хорошо, — одобрительно кивает Лиза, оценивающе глядя на его отражение, — шорты снимай. И трусы тоже.        — Что? — Алексею в первый момент кажется, что он ослышался.        — Ты меня слышал. Снимай, — она поднимает на него свой абсолютно спокойный взгляд, и Алексей понимает, что она говорила это серьёзно.        — Я не пойду так!        — Пойдёшь, — безжалостно обрубает Лиза, — послушание, Кудряшка. Ты либо делаешь то, что я говорю, либо не надо было это начинать. Я не собираюсь с тобой воевать каждый раз. Моё требование нарушает какое-то из тех условий, о которых мы договаривались ранее?        Алексей ошарашенно моргает, силясь выцепить из памяти хоть что-то из того списка «не», что подходило бы под эту ситуацию.        — Нет, Госпожа, — обречённо выдыхает он, — но…        — «Нокать» будешь кому-нибудь другому, — жёстко прерывает его Лиза, — ты идëшь со мной или нет?        Она совершенно не похожа сейчас ни на Дениса Игоревича, ни на Родиона, но противоречить ей категорически не хочется. Её требовательный взгляд снизу вверх подавляет и сбивает с толку. Тихий, вкрадчивый сабмиссивный инстинкт намекает, что ответная реакция его Верхней на послушание куда более предпочтительнее, чем на открытое неповиновение.        — Иду, — сдаётся под её взглядом Кудряшка и опускает глаза.        — Тогда, руки за спину! — командует Лиза и сама запускает ладони под его ветровку. Расстёгивает пуговицу, вжикает молнией и спускает шорты вместе с трусами вниз. Кудряшка невольно ловит своё отражение в зеркале и понимает, что он красный, как помидор. — Обувайся.        Сначала он привычно наклоняется, но ветровка ползёт вверх, открывая голую задницу, и Кудряшка под насмешливое хмыканье Лизы поспешно опускается на корточки.        — Нет, вернись в предыдущую позу, — командует она, отходя к одежному шкафу. Из нижнего ящика она достаёт тяжелые тапочки с прорезиненной подошвой, берёт одну и звонко опускает на выставленные ягодицы. Кудряшка охает. Тапочком его ещё не шлëпали, чем-то это напоминает паддл, но тот тяжелее и не такой звонкий. Лиза методично обрабатывает шлепками его задницу, в очередной раз подтверждая комплимент Дениса Игоревича, что она быстро учится.        — Вот так, — удовлетворённо заканчивает она, поворачивая его за локоть боком к зеркалу. Алексей видит свои раскрашенные в умеренно-малиновый цвет ягодицы и мысленно клянëт себя за настолько жалкий вид.        — Пожалуйста, можно я опущу куртку? — оттого, насколько умоляюще звучит его собственный голос, ему хочется провалиться под землю. Пусть она разрешит, пожалуйста, пусть разрешит!        — Можно, — разрешает Лиза и демонстративно засовывает тапочку в рюкзак, — посмеешь хоть раз ещё возразить мне до конца дня, и следующая порка ждёт тебя прямо на лавочке в парке, это ясно?        Едва Алексей мысленно проецирует себе это в голове, его член неожиданно напоминает о себе, начиная наливаться кровью, и он понимает, что ситуация может стать ещё более унизительной, чем она есть сейчас.        — Да, Госпожа, — еле слышно говорит он, натягивая куртку ниже.        — Вот и умница, идём, — Лиза снимает с крючка ключи и выходит в тамбур. Алексей послушно ждёт, опустив голову, пока она закрывает двери и вызывает лифт. Он умоляет сейчас всех существующих богов, чтобы никому из соседей не пришло в голову посмотреть в глазок, а по дороге через двор они не встретили никого из знакомых. То, что раньше казалось ему отвратительно длинной и бесформенной ветровкой, теперь ощущается как нечто слишком короткое и ненадёжное.        Они выходят на улицу, и Лиза сразу сворачивает с освещённых фонарями маршрутов.        — Наклонись, — командует она. Вытащенный из рюкзака поводок щёлкает карабином на кольце ошейника, — всегда мечтала завести щенка, но сначала родители не разрешали, потом хозяйка квартиры. У кого там дама с собачкой гуляла по набережной?        — У Чехова, — тихо отвечает Кудряшка. По ногам ползут мурашки, но прохладно ему только до колен. Задница всё ещё горит, а полувозбуждëнному пенису как-то глубоко пофиг на внешнюю температуру. — Только там они гуляли по морской набережной. В Ялте.        — Ничего, меня устроит и такая, — деловито отзывается Лиза, сворачивая к реке, — какой цвет, Кудряшка?        Ох, чëрт, ну зачем она спросила?        — Зелёный, — признаëтся Алексей, понимая, что ещё немного и он падёт окончательно.        В темноте не видно, но он понимает, что Лиза довольно улыбается.        — Какой ты испорченный, — от самодовольства в ее голосе почему-то и хорошо и немного обидно, — спорил со мной, протестовал, а самому нравится. Что именно? Гулять на поводке, обнаженность или риск быть увиденным кем-то в таком виде?       — Не знаю, все вместе, — Алексей машинально оборачивается, чтобы убедиться, что рядом никого нет, потому что Лиза не скрываясь говорит в полный голос. Они не так далеко отошли — эту часть набережной видно из окон их дома. Когда Кудряшка оглядывается назад, на ту освещенную фонарями часть улицы и домов, ему сразу же начинает казаться, что они здесь как на ладони. И если кто-то увидит их из окна или просто… Он рефлекторно делает шаг к Лизе, ему хочется попросить ее вернуться назад, но он опасается, что его желание можно интерпретировать как возражение и тогда она реализует свою угрозу.       — Что такое, Кудряшка? — Лиза останавливается и требовательно натягивает поводок.       — Мне неудобно, я боюсь, что на нас смотрят, — выпаливает Алексей.       — В этом-то и была задумка, — Лиза утешающе обнимает его, — не бойся, о том, что у тебя под курткой, знаем только мы двое.       Ее пальцы легко проскальзывают под край и Алексей вздрагивает от ее прикосновения на члене.       — Нет, не надо! — поспешно просит он и слишком поздно понимает, что лучше бы он с самого начала молчал.       — Ты противоречишь мне, — вкрадчивым тоном говорит она. Ее ладонь, следуя за голосом, мягко скользит по напряженному стволу вверх вниз. Алексей машинально делает шаг назад и упирается спиной в высокие перила над речкой. Со стороны, наверное, они выглядят как обнимающаяся парочка, но на деле обе руки Лизы совершенно не там, где надо.       — Это не было противоречием, — торопливо говорит Кудряшка, невольно сжимая холодный металл чугунного ограждения. Ему кажется, что если он сейчас не займет чем-то руки, он рефлекторно ее оттолкнет, а Лиза этого не простит, — я неправильно выразился!              — Ты делаешь это снова, — другой рукой она жестко сжимает его ягодицу и Алексей обреченно понимает, что Лизу эта ситуация заводит не меньше, чем его самого, а значит ее уже не остановить. От этой мысли у него пересыхает во рту, а колени сами подгибаются. Так было и с Родионом, когда он понимал, что тот уже вошел в раж и не остановится, сколько бы Алекс не просил и не умолял. В такой момент имело значение желание только одного человека, единственное, что оставалось ему — сдаться и подчиниться. Лиза убирает руку с его члена, жестко наматывает поводок на запястье, вынуждая его наклониться, а затем целует. Очень чувственно и нежно. Ее губы будто бы противоречат ее рукам и действиям. Она чуть отстраняется и вкрадчиво шепчет, — Ты будешь наказан.       Наверное, будь Алексей настоящим щенком, он бы завилял хвостом. Банально от того, как многообещающе прозвучали эти слова.       — Да, Госпожа, — отвечает он, ощущая, как все его естество с удовлетворением окончательно принимает указанное Лизой место.       Она разворачивается и решительно идет вдоль берега дальше, подсвечивая себе фонариком на телефоне. Кудряшке остается только подчиниться и послушно следовать за ней, надеясь, что в темноте случайный зритель не разберет, что он на поводке. Внезапно Лиза тормозит, хотя они отошли не очень далеко.       — Ага, здесь…       Алексей знает это место. Когда-то тут было что-то типа самодельного скверика: стол и парочка скамеек, чтобы на майские устраиваться с видом на реку. Пенсионеры играли в домино, алкаши распивали алкоголь. Но благодаря местному хулиганью, от столика и одной из лавочек остались только штырьки. Лиза сбрасывает рюкзак на уцелевшую скамейку и подсвечивает фонарем пышные заросли каких-то кустов.       — Как-то лет в двенадцать, мы с подружкой возвращались домой с музыки этим маршрутом, — говорит она, — и ей очень приспичило отойти в кустики. Эти показались самыми подходящими. Мы никогда еще так не ошибались.       — Крапива? — с опаской уточняет Алексей. Крапиву ему еще видеть не доводилось, но это самый логичный вариант.       — Она самая, — Лиза аккуратно отстегивает поводок от его ошейника, — нарви мне хороший пучок.       Алексей делает шаг к зарослям и едва не падает перецепившись за какой-то корень. Лиза успевает подхватить его под локоть.       — Под ноги смотри, бестолочь, — ворчит она и снова включает фонарик, подсвечивая направление, — ты бы знал, какой шикарный вид мне открывается, когда ты наклоняешься.       Никогда еще Кудряшка не ощущал такого стыда пополам с предвкушением как в этот момент, обжигая руки и голые ноги. Она действительно сделает это. Выпорет его. Более того, он сам сейчас рвет для нее крапиву, как послушный правильный саб. Осознающий и признающий свою испорченность. Позже, когда он вспоминал эту полную унижения прогулку, он понял, что именно тогда окончательно поверил и принял тот факт, что Лиза действительно стала его Верхней. Стала его Госпожой.       Руки горели и чесались. Кожа мгновенно покрылась шершавыми пупырышками. Алексей боялся даже представить, во что превратится его задница, после того, как Лиза выполнит свою угрозу. Стараясь не задевать себя жгучими листьями, он выбрался из кустов к ожидающей на скамейке Лизе.       — А… — он сделал шаг назад, когда она протянула руку за букетом, — ваши руки, Госпожа… Может лучше дома, там есть перчатки?       — Не переживай, — Лиза даже не поморщившись забрала у него жгучие стебли, — Такие моменты — как секс. Их приятно делить на двоих. Встань к перилам и подними куртку. Ноги шире, в спине прогнись. Еще! Я хочу видеть тебя. Покажи мне как ты готов и ждешь того, чтобы тебя хорошенько выдрали.       От ее слов перехватывает дыхание и голова начинает кружиться. Звуки вокруг теряют свой объем, на второй план отходит журчание воды, писк комарья и далекое кваканье лягушек.       — Непослушный испорченный мальчишка, — с удовольствием произносит позади Лиза, а затем резко обжигает его первым ударом. В первый момент Алексей задыхается от шока. Это похоже на кипяток. Но тут следует второй удар, и он рефлекторно выдыхает остатки воздуха из легких и с шумом втягивает свежий ночной воздух. Следующие удары уже не такие оглушающие, но не менее жгучие. Кудряшка невольно танцует на месте, вертя задом под ехидные комментарии Верхней:       — Прогнись! Я сказала — прогнись! Ноги расставь, хватит вертеться или сейчас попаду туда, куда не надо!       Алексей послушно выпячивает попу, чтобы тут же выгнуться обратно после очередного обжигающего удара. Лиза отбрасывает крапиву и накрывает его ягодицы прохладными ладонями. Кудряшка всхлипывает, а в голове проносится мысль, что ей, наверное, сейчас тоже больно.       — Какой ты горячий, — выдыхает она ему куда-то в спину, но вместо ожидаемого объятия, решительно тянет за собой, — сюда, мы еще не закончили.       — Госпожа, пожалуйста… — Алексей осекается, когда видит, что она достает тапочек из рюкзака. Только не это. Но он не смеет попросить о снисхождении, потому что это опять будет противоречием. Лиза садится на лавочку и приглашающе хлопает себя по коленям.       — Иди сюда, давай, ты знал, что так будет, я тебя предупреждала. Будь послушным, Кудряшка, не разочаровывай меня.       Алексею остается только всхлипывать от жалости к себе и выполнять приказ. Он перегибается через ее колени в очередной раз кляня себя за слишком высокий рост. Это не диван, здесь устроиться поудобнее не выйдет, остается только опираться на руки и мысленно надеяться, что Госпожа будет снисходительна. Лиза гладит его по обожженным ягодицам и мягко спрашивает:       — Какой цвет, Кудряшка?       Его ответ опять будет своеобразным подтверждением, что он хочет и ждет продолжения.       — Зеленый.       — Хорошо, — говорит она и жесткая резиновая подошва оглушающе громко хлопает в ночной тишине. Четыре удара спустя, Алексей понимает, что долго не продержится. Напряженные руки, боль, стояк, опасность привлечь к себе внимание и жесткие шлепки.       — Пожалуйста… Пожалуйста, Госпожа! — он старается говорить тихо, — я все понял, я больше не буду, не надо больше!       — Что не будешь? — Лиза не трудится понижать голос, а еще не прекращает равномерно отмерять удар за ударом.       — Не буду спорить, не буду возражать, я… Пожалуйста!       — Будешь, Кудряшка, мы оба знаем, что ты будешь, — Лиза неумолима, — вот ради этого и будешь. Поэтому терпи. Ведь ты этого хотел? Этого добивался, а?       А ведь и правда, этого. Причем не чего-то отдельного, а всего этого: порки, Лизиной жесткости, столь явного и бескомпромиссного проявления ее власти. Алексей уже не может сдерживать слезы, но после очередного шлепка не выдерживает и признается.       — Да! Да, этого. Я этого хотел, спас… спасибо, Госпожа!              Лиза, словно все это время ожидавшая этого момента, опускает руку и мягко спускает его со своих колен. Алексея с головой накрывает облегчением, природу которого он не может для себя объяснить.       — Ну тихо-тихо, все, мой хороший, ты молодец, — она решительно обнимает его и прижимает к себе, окутывает своим запахом, делится своим теплом, гладит по спине, шепчет какие-то глупости, — ты самый лучший, самый прекрасный на свете, моя Кудряшка, мое сокровище. Ты даже не представляешь себе, как мне повезло, что ты достался именно мне.       Это окончательно разжимает пружину где-то внутри, и Алексей вцепляется в нее словно клещ, переживая упоительное ощущение собственной принадлежности и нужности. Пожалуй, он готов вытерпеть еще с сотню таких же жестоко-унизительных порок как эта, только бы Госпожа говорила ему эти слова снова и снова.              Назад они идут за руку. Ноги у Алексея немного заплетаются, поэтому Лиза мягко поддерживает его, позволяя облокотится на себя. Ему стыдно за это, но он почему-то так сильно устал и выдохся, что на возражения не хватает сил.       — Ты доволен? — неожиданно спрашивает она и Алексей удивляется волнению в ее голосе.       — Очень, — честно отвечает он, — а вы?       — «Ты», — поправляет Лиза, — и я. Мне понравилось. Не могу теперь определиться, что мне нравится больше, когда ты такой послушный или все-таки, когда споришь?       Алексей пытается вспомнить, где в этой мешанине их прогулки она увидела послушание.       — Прости меня, — тихо говорит он, останавливаясь, ловя ее пальцы и с каким-то внутренним трепетом поднося к губам. Она сказала «ты», а значит уже можно самовольничать. Можно обнимать ее, смотреть на нее и трогать в любой момент, когда ему этого захочется.       — За что? — Лиза не спешит отбирать ладони, похоже искренне наслаждаясь его неловкими поцелуями.       — За все, за нервы, за обожженные руки, — за это ему особенно стыдно, — за то, что сегодня я уже больше ни на что не способен.       Вот да. Дойти бы до кровати, что уж тут говорить о сексе.       — Ой, ну какой ты глупый! Алексей, если я чего-то хочу, я всегда это получаю. Отработаешь завтра, — тихо смеется она и решительно тянет его за рукав, — идем, мы оба устали. А мне еще нужно тебя выкупать перед сном. Мало ли что ты там мог подцепить в тех кустах, сейчас как раз клещи повыползали.       — Я слишком устал, я не хочу купаться, я хочу спать, — капризно тянет Алексей.       — Кудряшка, мне кажется, я ясно выразилась, что сегодня вечером ты лишен права выбора. Разве хоть где-нибудь в моих словах прозвучало что-то о твоих желаниях?       — Нет, Госпожа. Простите. Сначала ванна, а потом спать. А завтра секс.       Они медленно идут вдоль набережной к дому и к Кудряшке неожиданно приходит мысль, что будет очень обидно, если Лиза не будет его так выгуливать хотя бы раз в неделю. Именно вот так. На собачьем поводке и полуголым. Он, конечно, каждый раз будет сопротивляться перед выходом, но Лиза определенно сможет найти способ заставить его подчиниться. Можно даже снова этой самой тапкой.       — Хороший мальчик, — тихо смеется в ответ его Верхняя.