Генератор почти починен, осталось соединить последние провода, сердце начинает учащать ритм.
Тишина.
– Один, остался один... – почти шепотом, лишь шевеля губами, бормочет Эйлин.
Тишина. Она пугает, заставляет сидеть в напряжении, навострив уши. Иногда тишина ещё страшнее, чем сама смерть.
Эйлин Браур ненавидит тишину.
Она осталась одна. Все истекают кровью на грязных крюках. Они ещё надеются на спасение? Хватит ли ей смелости спасти хоть кого-то?
В горле пересохло, девушка старается дышать как можно тише. Нервно оглядывается назад – но там никого. И ни единого движения, ни звука. Даже сухая трава не шелестит.
Хотя они же играют против Призрака, который за несколько минут незаметно подкрался и к Биллу, прямо у генератора, настиг из-за спины Фенг и Дуайта. Он опасен ничуть не меньше, чем другие. И если такие как Охотник, заметный издалека, Деревенщину, чья бензопила слышна по всей округе, то он – буквально твоя тень, преследующая повсюду, но выдающая момент, чтобы напасть. И тем, что ты не чувствуешь себя в безопасности, он сильно давит на сознание.
Ядовитое, искусственное солнце начало припекать, или ей так кажется.
"
Фенг на крюке поблизости, за амбаром, я смогу ее спасти, а затем мы разделимся к разным воротам... Нужно попытаться."
Пока ещё совесть Эйлин не стала ее упрекать о бесчестном побеге в одиночку, раздался ужасный звон бубна позади.
"
Твою мать!"
Для полной починки генератора оставалось совсем немного, столько же, сколько шустрому убийце до нее. Она не успеет, она больше не успеет никак.
"
НЕТ, НЕТ!" – мысли безумно вопили, страх затравлял душу, уже заграбастывая ее паучьими лапами.
"
Почему, почему именно на волоске от надежды! Почему ты выжидал, черт тебя дери, а?!"
Обидно и досадно, а затем накрыла злость, перекрывая другие чувства, и страх в том числе. Так было всегда. В ярости для Эйлин не было преград. Эмоционально-неустойчивая, это её пожизненная тяжесть, бессмертная часть её.
Они – просто никчемные куклы не просто сущности, но и самих охотников, которые... Просто меньшие пешки, не умеющие практически ничего. Кроме как: убегать, кричать от призрачной боли в, истекающих обиблием крови, ран, которые как настоящие, но на следующий раунд вновь затянутся, словно их и не было. Но раны в душе остаются, и когда живого места на ней не останется, и они сломаются, станут просто...
С неистовым рыком она оборачивается в сторону звука, с желанием выплеснуть напросто накатившие эмоции, но свирепые слова застряют в горле.
– Ну что, убьешь меня, ублюдок?! Давай, черт возьми, мне уже плевать!
Он пугает одним видом, высокий и почти незаметный. Даже сейчас, когда уже бубен прозвенел в его руках. Его глаза сквозь маску с непонятными наростами сияют белым безумным, способные пронзить искусственную ночь Сущности и прямо сейчас
именно они жалят душу. Они, практически никакие, истлевшие зеркала сгоревшей души. Топор Азарова в виде отровратительного человеческого позвоночника истекает черной, кровью, которая отливает на фермерском солнце некой ржавчиной.
Темная старая маска с белыми полосами замаскировывает мертвое лицо когда-то человека, теперь уже не имеющего души.
За ней скрывается мертвое пожелтевшее лицо, которое никто никогда не любил. Но однажды, возможно...
Как сущность выбирает убийц?
Просто берет грешников с изувенными душами и растерзает их полностью, изувечевает, оставляя лишь какие-нибудь прежние части тела, давая новый облик прежде чем выпустить на арену как гончих псов.
Страх. Такой липкий и действительно призрачный, просто навеела жуть при взгляде на этого несчастного, нет, маньяка.
И она стоит, такая же недвижимая, как и он. И времени ещё полно. Генератор уж стоит сзади, позабытый и ненужный. Он отсутствует в мыслях.
Лёгкий шорох, шелест одежды, который убегающая жертва вряд-ли уловила – просто не до этого. Мелкие, неспешные шаги в сторону ожидающей девушки.
Не жертвы.
Вместе со светом именно сейчас, Прошла ярость и жестокость, направленная на убийство. След от него – это лишь кровь. Но даже тогда не билось под действием адреналина от погони, изувеченное сердце. Оно всегда слабо, просто как старый и древний механизм, билось в просторной, высохшей грудной клетке. Не знающей тепла и света. Холодной, словно пустая и отсыревшая камера вечной зимой.
Под маской не слышно его дыхание, и даже от визави убийцы не доносится ни звука. В безмолвии ожидает, медленно вдыхают лёгкие кислород по старой памяти. Он здесь никакой и это попытка сущности сделать свои измерения похожими на реальные.
Где-то на краю сознания Оджомо ютились блеклые видения прошлого. Нет, не те, когда он чинил автомобили и обрабатывал металлолом, а немного другого времени. Новое начало, в котором надежда засияла чистым, ярким светом.
И теперь агония и ярость все улетучиваются. Словно она лимон, который выжали до последней капли. И словно нет той алчности, присущей ей по жизни, словно осталась лишь её оболочка с малой долей разума.
Чистая она, невинная душа.
Касания отзывались в разуме, подсознании яркой вспышкой дежавю, которое также резко померкло, не давая возможности себя разглядеть.
Прошлое. Его также лишили, насильно отобрали тебя от него, самой значительной части человека. У жертв лишь приросшие к их сущности черты темперамента, их человеческие пороки и грехи, а может, отголоски мучительных событий, повлиявших, те самые привычки. Ну, и, специальность, как Клодетт, которая всю жизнь посвятила науке. Иногда они идут на руку. Билл, когда бывавший во Вьетнаме, самолюбие Ли...
Эти эпизоды не могли быть промнезией, нет. Ни за что. Тот кусочек прошлого Эйлин не может упустить, нет. Эпизоды, если осознать, что второй участник их – убийца, покрываются коркой противного мха, источают мрачный ужас.
Но она не собирается его бояться, не собирается воспринимать его за кровожадного охотника, глупую игрушку Сущности.
И нет, она не пожалеет об этом.
Сильнее вжимается в ткань обрванную плаща, помученную временем. В её движениях напор остаться здесь подольше. Им обоим.
Фрагменты прошлого проре́зали затуманенное сознание охотника, возвращая к нему долю света прошлой жизни, возвратили к нему человечность.
Безмолвие убийцы оканчивается, когда в реалии Паучихи, а не в его воспоминаниях он ощущает рядом чье-то тепло. Человеческое. Приятное. Поневоле, он вздрагивает, уж никак не привыкший к этому.
Это благовение, эта немая радость, что в жестоком мире Сущности ты понял все, как будто осознал сон, хотя ещё не знаешь, как
из него выбраться, как очнуться.
Но верное оружие, преследующее его из темной части прошлого, все ещё в его руках. Призрак косится на него, внутри испытывая жуткую ненависть, и в следующие секунды он откидывает его куда-то в сторону, туда, где тот затеряется в сухой траве.
Но не исчезнет. Хотя бы ненадолго, пока, довольная, насытившая владычица этого мира не заберёт третьего не выжившего человека и пока не откроется люк, не поддается питание на Ворота...
Вновь возращается взглядом к Браур, вошедшей в его жизнь так же неожиданно,
как тогда, а точнее, вернувшейся. В ее глазах толика надежды, а теперь засветилось ликование, когда она увидела, что он безоружен. Филипп, обойдя ее, поднимает ногу и несколько раз ударяет по генератору, вызывая у Выжившей некое удивление. Теперь прибор бездвижен и безвучен.
Тишь.
Он обернулся и аккуратно, неспеша схватил ее чуть ниже ребер, поднял на руки. Пока ещё есть время... И посадил на генератор, теперь их лица были на одном уровне. Ее глаза – выразительные зелёные, сейчас прямо смотрели в его белые бездны. Она пыталась вспомнить, какие они были у того человека из воспоминаний, какие они были у него раньше, но безрезультатно. И тогда Эйлин стала рассматривать изувеченное и темное, как сама мгла, лицо. Неровности, тонкие, еле заметные губы и аккуратный нос. Белые полосы пересекали его, словно по нему нанесли неровные мазки краской. А выше – на лбу возносились вверх странные наросты, словно с телом слился настоящий воск. Это не пугало, как и все остальное. Лишь вызывало скорбь и печаль. Девушке лишь сильнее хотелось вжаться в него, захватить в объятие, почувствовать
то родное тепло
вновь, унять и забрать его боль.
Забыть о собственной.
Как прочитав её мысли, Оджомо прикасается первый. Его руки заскользили выше по лопаткам, неуверенно и неторопливо. Он не осмелился прикоснуться к другим местам, особенно к бёдрам, он решил, что этот жест будет грубым и...
Словно получив новый глоток воздуха, девушка прижалась к нему, сама обхватив его руками, ощутив под пальцами ветхкую ткань плаща, притягивая его ближе к себе. Прижалась грудью, словно найдя свое спасение. Не о чем не думая, она отчётливо ощутила гулкие удары в груди. Участившееся сердцебиение.
– Как твое имя? – доносится её голос, все таки сорвавшийся за пределы бледных уст.
Прохлада исходит от него, такая приятная, и ещё какая-то сумбурная смесь запахов: вроде бы это машинное масло и что-то еще – отголосок прошлого.
В отличии от всех аспектов мира сущности, все помнили свои имена.
И да, он ответил, прямо на ухо, не думая долго. На выдохе, слегка хриплым голосом, прерывистым, таким знакомым.
"
Оджомо... Да. Точно. Там, в старом районе Ист Сент-Луиса, возле Автосвалки Рэкеров."
Воспоминания полезли в сознание так бурно, словно прокручивалась кинопленка, демонстрируя фильм на белом полотне. Уже не такой размытый.
Непривычно жаркий день для мрачного города. Лёгкий ветерок. В центральном районе немного шума, несколько людей попадаются на пути по узкой дороге из старого серого кирпича, уже потрескавшегося от времени. Яркая вывеска Domino's Pizza – одного из самых приятных и хороших кафе в округе. Внутри было не мало весёлых и радостных людей, походу, какой-то праздник. Но девушке было как-то не до них, для нее был важен лишь один человек, который завлекал все ее внимание уже несколько дней. Который занимал все ее мысли.
– Фил, Чикен Ранч или Мясную?
– Выбирай, какую хочешь. – С лёгкой улыбкой сказал он, не отводя взгляда от Браур.
Из хрипящей колонки, что было единственный минусом в этом заведении, исходил приятный и мелодичный голос Фредди Меркьюри.
Песня Queen была последним, что сделало день просто безупречным.
The sun was always shinin' — we just lived for fun
Sometimes it seems like lately — I just don't know
The rest of my life's been just a show
Those were the days of our lives
The bad things in life were so few
Those days are all gone now but one thing is true
When I look and I find I still love you
Только она зашла слишком далеко, увидела слишком много. Все совсем против правил Сущности. Ее настигла жуткая головная боль, резко и внезапно.
Словно пленка была поцарапана, изрезана, все повредилось помехами, происходящее исказилось. Сущность хотела испортить и мир прошлого. Создать из этого сумасшедшую психоделику. Уничтожить окончательно.
Голос стал сиплым, постепенно менялся. Извращался, становился безобразным.
You can't turn back the clock
You can't turn back the tide
Ain't that a shame
I'd like to go back one time on a roller coaster
ride
Совсем незнакомый, все меньше походивший на человеческий, голос любимого солиста родной сердцу песни становится отвратительным. И этим приносил ещё больше боли, чем головной. Вдвоейне налил яда в душу, переживающей сумасшествие. Он утверждал,
что выбраться обратно не получится.
When life was just a ga-
– Эй? Эй?!
Когда она услышала обеспокоенного Филиппа, пытающегося до неё достучаться, то поняла, что последние секунды жутко вопила, заставляя и моля прекратить. Её ещё трусило и лихорадило, а сердце билось так, как при терроре. Она кричала сильно, так как в горле пересохло.
Эйлин будто проснулась от кошмара, последствия пережитого не выходили из головы, она была под впечатлением, сложно было отойти от шока. И хотя она была в мире Сущности, чувствуя возле себя Филиппа, она смогла вздохнуть спокойно, расслабить плечи...
Её хорошо так помучали, она поняла, что жутко потрепалась, когда мужские руки прикоснулись к щеке, чтобы стиреть мокрые дорожки. Она давно не плакала. Все держала в себе.
Она загорелась надеждой обрести умиротворение, пролить свет на свое существование, подобное уроборосу, и потерпела попытку безумия. Чуть не могла с ума. А возможно ли это здесь? Или Паучиха будет только прикасаться к свои куклам, сравнимо с отрыванием им конечностостей и их прикручиванием обратно?
"
Что я могу сделать для тебя, как я могу унять твою боль?" – Призрак же не находил себе покоя, желая облегчить боль, но не зная, как это сделать. Он был бессилен.
В последнее время он только приносил боль, не задумываясь об этом, специально огородив себя, спрятав душу от всего.
Единственное, что он мог сделать и хотел этого – наклонится, стать ближе и, стерев мучительные следы слез, выразить свою любовь. Так он и сделал. Неуверенно, опаляя кожу холодным дыханием, он коснулся такими же ледяными устами других девичьих. Приятно ли ей это? Он почти позабыл, что такое нежность и ласка, насколько неаккуратен и против он?
Кажется, чувства девушки сильнее всего, так как она пылко ответила на его поцелуй, углубля его, распаляя и придавая Филиппу смелости. В эти мгновения он будто становится другим, не изувеченным Убийцей.
До тех пор, пока не раздался в округе пронзительный крик, напоминая о жертве, поверженной огромными паучьими лапами. Времени ещё меньше...
– Ты должна идти.
– Нет, нет, время есть. – Осипло молит она, хватаясь за него, прижимаясь и только тогда находя покой.
Он тоже не хочет покидать ее.
Питание подано, люк возле здания. В мозгу бьёт мысль, что по истечению времени Эйлин повредит сущность, сама – пробьет её хрупкое тело когтистыми лапами. Пронзая самое сердце.
Филипп хватает ее под бедра и, словно куклу, поднимает с генератора. Она надёжно держится за его плечи. Хотелось спросить на порыве: куда и зачем, но не стала. Не к крюку же...
Не к крюку ведь?
Но паники не было. Не хотелось ничего. Только остаться рядом.
Пройдя несколько метров и обойдя хижину, убийца поставил девушку на ноги. Опустив взгляд, Эйлин заметила черную пропасть люка.
Ещё пара секунд... Всего лишь пара секунд... За которые она вновь притягивается к Оджомо, глядит в его лицо без страха и ужаса, а с совсем иным, старым и почти забытым, но знакомым ему, в своих глазах.
– До встречи, Филипп.
Приятное тепло колит где-то под грудью, но совсем не болезненно. Это тепло прежней жизни, светлых чувств, которые теперь будет согревать его в холодные, как и прежде, ночи Сущности. Ночи близ других Охотников. Но он не будет подавать виду. Он умеет... Он делает это лучше всего.
– Aun te amo mucho.
Вновь что-то вырвалось из глубины воскресшей души. Лёгкий движения рукой – «до свидания», но на последок, за секунду до "побега" жертвы, хватает ее за кисть и переплетает пальцы.
Теперь уже все.
