Риан О`Ши и дорога друидов

Я сидел под дверью полицейского инспектора и думал о том, что детективы весело смотреть. Еще лучше читать - а что, я люблю читать, чтоб настоящая книжка, со страницами, а не телефон. А вот участвовать в них та еще хрень. Особенно в качестве подозреваемого. Ни в одном детективе не написано, что подозреваемому жутко скучно, все время надо повторять одно и то же, и все планы накрываются самой плюшевой из плюшевых подушек. Вроде той задницы, которую продают в супермаркете на четырнадцатое февраля и называют сердцем. Прямо передо мной на стене висел плакат с витиеватой эмблемой и надписью «Стража мира». Некто с густыми усами и на лошади призывал вступать в ряды городской конной полиции. Лошади классные. Обычно я людей не бью. За все мои четырнадцать лет ну, может, третья драка. Ладно, вру, пятая. Все равно мало. Этого я только двинул по уху, а вот куда он после этого пропал - не знаю. Головой клянусь, гадом буду, чтоб меня папа в школу при университете записал на факультет алхимии, если вру! Эта незамысловатая история не стоила бы ничьего выеденного мозга. Но, во-первых, он пропал, во-вторых, оказался туристом из столицы и приехал с классом поглазеть на исторические достопримечательности старинного города Альбы и его магического университета. Такая вот профориентация. Тьфу. Все равно ему у нас не нравилось. Ехал бы себе назад. Я уже попробовал сказать инспектору, что драка, если подумать, тоже развлечение - погружение в эпоху, когда за тупые наезды можно было схлопотать мечом по шее. И я ведь его даже не мечом. Инспектор - зануда и не оценил. Теперь я жду, пока папа дочитает лекцию и приедет. Без него меня допросить не имеют права, а с ним не смогут. Не родился еще тот человек, который сможет вставить хотя бы слово, пока папа говорит. А говорить он может, как показала практика в универе, восемь часов подряд. Папа профессор истории магии в университете Дин Эйрин. Его у нас вообще все знают. Он рассказывает всякое по телеку и в интернете - про то, как правильно праздновать весеннее равноденствие, и как отличить коня от келпи. Вообще очень просто: конь тебя не съест, а келпи съест. Но лучше знать заранее. — Риан? Ты что здесь делаешь? — в дверь высунулась Фиона, которая мечтала попасть в конную полицию, но пока отвечала тут за всякие бумажки. — Подозреваюсь в убийстве, — ответил я. Из кабинета пахло кофе. — Хочешь пончик? — улыбнулась Фиона, облизнув с губ сахарную пудру. Не поверила. Мне стало обидно. — Нет. Я обдумываю план побега. — Ладно, когда обдумаешь, заходи, — махнула она рукой и куда-то понесла пачку серых папок. Вот все у нас так! Когда-то Альба была знаменитым городом, по тем временам большим. Здесь жили друиды, устраивал свои интриги великий злодей Галлахер, и вообще творились великие дела. А теперь мы большая деревня вокруг университета. И все у нас какое-то ненастоящее. Музей под открытым небом, тролли его побери - тьфу, обещал папе так не говорить. Но тут даже допросить нормально не могут! Чтобы хороший полицейский, плохой полицейский, пистолет у виска и крик: «А ну признавайся, где ты спрятал тело Дугала Горманстона?!». А я на это гордо… И тут вошел папа, так что я перестал придумывать, что я там гордо. Вслед за профессором О’Ши в полицейское управление ворвался порыв теплого ветра и истинно университетский дух сопротивления. От его широких жестов полы мантии взлетали, и казалось, что папа машет крыльями. Понятно, прибежал сразу с лекции. И громким преподавательским голосом папа заявил, что требует инспектора полиции к ответу. Хорошо еще, что дуэли сто лет назад запретили. Фиона провожала его восхищенным взглядом и так наклонила кофейник, что из него полилось на пол. У папы фан-клуб восторженных идиоток в университете, так что ей не светит. Инспектор хотел выйти из кабинета навстречу, но его внесло папой обратно. А как еще описать, когда профессор О’Ши наступает, а инспектор пятится, пока дверь за спиной не захлопывается? Я вошел следом. Не позволю портить мою судьбу без моего участия! Папа нависал над инспектором и, помогая себе жестами и взмахами рукавов, предлагал ему предъявить хотя бы одно доказательство моей причастности к исчезновению школьника из столицы. Инспектор, на полголовы ниже и в полтора раза толще, краснел, пыхтел и пытался вставить слово. — Я объясню, пап, — пришлось подать голос, чтобы они друг друга не запыхтели до смерти. — Этот Горманстон был такой говнюк, что последних друзей об меня растерял. — Риан, я запрещаю тебе ругаться при старших, — сказал папа, окинув меня суровым взглядом. — Как растерял? — вставил наконец-то два слова инспектор. — Они поругались сильно, когда я ему врезал. Этот Дугал, рукавом нос вытирая, кричал, что раз они за него не заступились, значит, не друзья. Он по другому сказал, но папа… — Понятно… — Видите, инспектор? Есть еще два обиженных пропавшим человека, с мотивом и… — Профессор О’Ши, вашего сына никто не обвиняет в преступлении, - слово “пока” читалось отчетливо, но неуверенно. - Но, пока не выяснено, что произошло, мы обязаны запретить ему выезжать из города. — Да лучше бы вы меня застрелили! — взвыл я, приземляясь с размаху на ближайший стул. Теперь папа с инспектором смотрели на меня одинаково. Если бы можно было поджигать взглядом, я бы уже полыхал, как майское чучело на Бельтайн. — Риан, уже собирается поисковая команда. Надеюсь, что к ночи мы точно этого маленького за… гостя нашего города найдем, — сказал инспектор. - И все прояснится. И если ты не виноват… — А если не найдете? Если он пешком в столицу пошел? Кубок Далриат, значит, мимо пролетит? Сейчас прямо пойти и сняться с соревнований по выездке, к которым полгода готовились? — Его найдут. Здесь сложно пропасть где-то, кроме паба. Но туда его не пустят, — нахмурился папа. — Давай поговорим об этом дома. И спокойно. — Спокойно?! Да я бы его… — я вовремя прикусил язык. Впрочем, мне было уже все равно. Хотелось убежать прямо отсюда на конюшню, вывести Рэйвена и скакать куда нибудь по полю, пока земля не кончится. Но даже здесь судьба меня обломала - я читал, что земля круглая. Когда папа только-только привез меня сюда, я никак не мог привыкнуть, что лошадей почти никто не держит. И у школы даже нет коновязи, представляете?! — Профессор, подпишите, пожалуйста, вот здесь, что вы обязуетесь не вывозить Риана из города… Я уже мрачно подумал, что вечером назло им всем попрошу папу отправить меня в какое-нибудь путешествие Ковчегом вечности. Это такая крутая штука вроде гроба - лежишь в ней и переносишься во времени. Инспектор же сказал, оставаться в городе, но не уточнил, в каком году. Но папа не согласится. Папа крайне зануден, когда дело касается прошлого. Он даже пытался доказать, что короля Артура не было, и потому стал изучать Ковчег вечности, чтобы подтвердить свою догадку, и теперь считается, что профессор О’Ши открыл эту штуку заново с новыми свойствами. Еще он говорит, что я не способен соблюдать правила и поэтому сломаю мир, но если бы он сам соблюдал правила, меня бы не было. Так что это семейное. Папа брезгливо глянул на общественную ручку, достал свое наградное золотое перо и размашисто подписался. Жаль, что он не король. На указах его подпись смотрелась бы отпадно, а в зачетке часто не помещается. Выходили из участка мы молча. Я плелся на шаг позади папы и казался себе пленником, которого ведут на казнь. Все провожали нас взглядом. Фиона. Пьяница Рори, который валялся на дощатой скамейке за решеткой. Вчера в пабе он подрался с тремя парнями из деревни и победил. Толстый Дикки, лабрадор Фионы, который в молодости искал нюхом разную дрянь, а теперь лежал у порога и оценивал посетителей на предмет печенья в карманах. Он поднимал голову и стучал хвостом по полу. Казалось, будто в коридоре пошел дождь. Уже на улице папа вздохнул и оттер пятно мела с манжеты. Он явно не просто молчал, а ждал моего слова. Мы шли к университетским воротам. По старинной традиции старшие преподаватели жили на его территории. Только ректор упрямо оставил неуютный каменный домишко на берегу пруда ради трехэтажного особняка в пригороде. Это бурно не одобрял ученый совет. — Правда не знаю пап, клянусь, — наконец не выдержал я. — Уверен, что больше ничего не хочешь мне сказать? Ты вырос там, где совсем другие законы… — Там герцоги Горманстоны скупили полстолицы и если бы я оторвал одному из них голову, меня бы просто по старинке повесили без всяких доказательств. — Риан. Это не шутки. Еще немного, и сюда прибудут журналисты, потом полицейские из столицы. Я всегда с тобой, но я хочу точно знать… И тут я задохнулся, как от удара. Он же мне не верит! Знаю, что он скорее вспомнит древние законы об убежище и прикажет построить у ворот университета баррикаду, чем отдаст меня на суд. Но не верит. И от этого в носу защипало. Реветь я себе позволить не мог, поэтому шмыгнул носом и молча пинал камни до самого дома. Точнее, до входа в большой лекционный зал, куда отправился папа беседовать со студентом-дипломником. А у меня были свои дела. Чтобы срезать путь, я пролез по клумбе между кустами гортензий, пробрался под стеной мужской коллегии, как по-правильному называется общежитие, и вынырнул у песчаной тропинки к медицинскому кабинету. Там обитает наша новая врач Сью Энджел и ее дочка Дорис Ди. Точнее, живут они в апартаментах над кабинетом. Я не сразу обнаружил себя, выглядывая из-за куста. Краснопопый толстый шмель гудел над ухом, медленно заходя на посадку. Тонкие цветы под ним прогибались. Надо было выяснить, в каком настроении Ди. Дорис Ди Энджел — отличный друг, хоть и девчонка. Там, где я жил раньше, дружить с девочками в таком возрасте было нельзя, точнее, пришлось бы обещать жениться. Здесь можно, и Ди классная. Но есть у нее один заскок, который не переделаешь. Иногда они с мамой скандалят. Тогда весь университет слышит, какая дурная у доктора Энджел дочь, которую никто не возьмет на работу, замуж и в путешествие. Последнее неправда — мы же всегда куда-нибудь вляпываемся, и без нее скучно, так что путешествовать только с Ди. Так вот, после того, как разбитые тарелки выметены, а мама накапала себе капель, Ди надевает белые гетры зимой или белые гольфы летом и ведет себя пару дней, как ангел. Это модус “Энджел”. Зануднейшее существо без чувства меры, юмора и жопы, которые и отличают нормального человека от заучки. Я пытался увидеть в открытое вдалеке окно, есть ли на Ди гетры. Но разобрать мог только ее руки и рыжую всклокоченную макушку. И тут мне в затылок что-то ударилось. Потом еще. Со второго этажа в меня пулял орешками кудрявый старшекурсник. — Кто ж так за девушками подглядывает, друг, ты бы хоть бинокль купил! — У меня зрение хорошее, — буркнул я и пулей выскочил из укрытия, краснея на ходу. Плевать на гетры. Сейчас я был готов убеждать в своей правоте даже Ди в модусе «Энджел». Наконец Ди заметила меня и по выражению ее лица я понял, что выгляжу так себе, потому что она расширила глаза и закричала матери, что пошла гулять, а вернется вечером. И мгновенно выскользнула в дверь - только ноги в кеды сунула. На ней были джинсовые рваные шорты, примерно как у меня. Никаких белых гетр. — Риан, ты правда туриста убил? — зашипела Ди, считая, что говорит очень тихо. — Да. Пошли закопаем, — мрачно буркнул я, но успел схватить ее за рукав, прежде, чем она куда-то рванулась. — С ума сошла? Этот придурок сам пропал, и я ни при чем. Но мне даже папа не верит. — Я смотрела такой сериал. Его могли украсть сектанты, чтобы принести в жертву темному… — Ди, я серьезно. Они запретили мне выезжать из города. Полгода тренировок! Чтобы кубок Далриат достался какому-нибудь столичному хмырю и его гнедой кобыле? Рэйвен со мной после этого разговаривать не будет! — Риан, он и так не разговаривает! Он конь! — Много ты понимаешь! — фыркнул я. — Надо что-то делать. Я не знаю, куда он мог деться. Полиция не знает. Должен же быть в этом городе хоть кто-то умный? — Самый умный — наш Флай, конечно? — ответила Ди, задумчиво почесывая затылок и еще больше запутывая мелкие кудряшки. И правда, что это я? Наш с Ди лучший друг Скай Флаэрти по прозвищу Флай живет на другом конце Альбы и просыпается на полчаса раньше, чтобы успевать в школу при университете. У него протестированные магические способности и страсть к механике. А его отец владеет домашней мастерской. Фактически это пристройка к дому, над которой висит вывеска «Чиню все». На нее мы с Флаем и Ди наклеивали шестеренки, Ди приклеилась, и часть ее белой гетры до сих пор видна, если присмотреться. Флай может разобраться в любой глупости. Он выслушивает тебя, хмыкает, задает пару вопросов, а потом предлагает такое, до чего ты бы не додумался. Он говорит, что любую ситуацию можно починить, кроме смерти. Так его отец научил. — Тогда идем. Ты же понимаешь, что если он не придумает, как найти Горманстона, мне придется скрываться долгие годы? Ты же будешь помнить обо мне, когда все забудут, и приносить котлеты из универской столовой? — спросил я, пытаясь представить жизнь беглого преступника. — В июле она не работает. А так буду, — подтвердила Ди, пыля рядом со мной по дороге. Вторую неделю стояла такая жара, что дорога истекала асфальтом и над ней поднималось зыбкое марево. Еще бы — летнее солнцестояние через два дня. Около мастерской было почти тихо, только деловито стучал молоток и доносилось “ммм, ммм, на-на-на” — старший Флаэрти возился с расшатанной табуреткой, напевая под нос фальшиво и успокаивающе. А вот младшего не было видно. Флай в такую погоду просто не мог сидеть дома. Сердце кольнуло страхом, вдруг он куда-нибудь уехал, но стоило поднять головы повыше - и мы увидели его. Наш приятель устроился на одной из веток большого дуба во дворе дома. Он покачивал ногой в пустоте, жевал травинку, и беспокойные тени листьев елозили по его лицу. — Флай! Слезай с неба на землю. Нам нужен мозг. — Спасать мир не буду, — ответил он, напряженно замирая. — Мир не надо, надо меня, — вздохнул я, и Флай открыл один глаз. — Папа говорит, что ты его не убивал, но Киран из рыбацкой лавки поставил десять к одному, что таки прикончил. — Я ему в морду дал полдня назад! В этом городе других сплетен, что ли, нет?! — возмутился я. — Есть. Но ты побил все рекорды. — Флай, они мне из города выезжать запретили. Но хоть ты мне веришь, что я не знаю, где этот Горманстон? Флаэрти открыл оба глаза и внимательно оглядел меня с головы до пят: — Да. Иначе бы мы думали о том, как его спрятать, а не как найти. Забирайтесь лучше вы ко мне. Здесь никто не подслушает. Мы забрались на ветку. Дуб роскошный, тут по ветвям весь Ученый Совет университета можно рассадить. В черных мантиях. Как стаю галок. Я смотрел вниз на город и думал, что где-то там притаился проклятый Дугал Горманстон и гнусно хохочет над моими злоключениями. Да, я понимаю, что он плевать на меня хотел и просто … не просто. Не отпускало меня какое-то дурное предчувствие. — Ну что, Флай, куда он мог пойти? Я придумала. Мы соберемся вокруг дома, где он спрятался, зажжем несколько куч сена около окон и дверей, и тогда он, кашляя, выбежит прямо нам в руки! — Ди аж подпрыгивала на ветке от нетерпения, я боялся, что она свалится. — Только не говори, что видела такой сериальчик, — проворчал я. Так и не смог привыкнуть, что здесь принято байки из телевизора считать правдой. Даже если точно известно, что это выдумка. — Это точно сработает, так мой любимый актер делал в Робин Гуде. Он вообще никогда не проигрывал! Я хлопнул себя рукой по лбу. Флай улыбнулся уголком губ: — Если бы Горманстон прятался в городе, его бы уже привели в участок. Здесь каждая собака знает, что случилось, и хочет стать героем, который нашел мальчика. Это ж про него до Самайна говорить будут. — Так что он, сквозь землю провалился? На газоне валялся полосатый кот, подставляя солнцу пушистое пузо. Он лениво дергал ушами, будто стряхивая с них мой крик. Хоть бы напугался для приличия… — У нас здесь слишком далеко до побережья, чтобы свалиться со скалы в море. А вот если он пошел в холмы и где-то там вывихнул ногу, то до сих пор сидит в кустах и оборался звать на помощь. — Надеюсь в терновых, — проворчал я, — значит, пошли в холмы? Поисковый отряд соберут и без нас, конечно. Но позже. Взрослые собираются долго. А так мы сможем найти его сами. Это мне нравилось намного больше, чем сидеть и слушать намеки отца и соседей. — Как думаешь, ши не соберутся к нам в гости на Литу? — тревожно вертел в пальцах монетку Флай. — Они уже лет пятьдесят не выходили. Или сто, не помню. Папа бы все уши об их встрече прожужжал, если бы их совет старейшин прислал ему ответ на письмо с просьбой о визите, написанное еще моим дедом! — Да чего вы испугались, ребята! Надо просто взять два железных ведра и проделать в них дырки для глаз… — Ди! — оба мы с Флаем порой побаивались ее воображения. — Мы не отправляемся на войну с ши, — продолжил Флай, — мы не полезем внутрь холма. Просто проверим, что этот столичный потеряшка не рыдает, вытаскивая из задницы колючки, где-то за деревней. — Но мне же нельзя покидать город… — вздохнул я. — Если я сбегу.. — Это не побег, а поисковая операция, — сказал Флай и первым спрыгнул с ветки на землю, — и надо успеть вернуться до заката. В холмах есть Та Сторона, и на ней живут ши. Это все знают. Это даже задокументировано, как говорит папа. Они прекрасные и умеют волшебство, но не всегда доброе. А между нашим и их миром есть особая дорога — ферн. И дуб, соединяющий миры. Великий дуб, найдешь его — найдешь ферн. Я этот дуб видел - мы бы втроем не обхватили его ствол. Девчонки даже сейчас вешают на него ленточки, желания загадывают. Может, не только девчонки. Туристам всяко давали карту. Я знаю эту карту, на ней всякие достопримечательности, ее каждый праздник раздают. Так вот, если он хоть как-то с ней сверился, то пошел либо в университет, и его бы уже нашли, либо к холмам, где пара деревушек по дороге и ферн. Там просто больше ничего не обозначено. Никогда еще я так не радовался, что человечество изобрело велосипед. Холмы от Альбы, прямо скажем, не близко. Когда мы докатились до первого, тени уже были безобразно длинными. Хотелось есть. И лежать в траве, и смотреть в небо. И купаться. Самое обидное - что нигде по пути на Горманстона мы не наткнулись. И криков его из гущи леса не слышали. Фото его у нас не было - еще не хватало мне с ним фотографироваться. Описать его немногим местным получилось не очень - описание “высокий такой, противный” в целом не слишком конкретное - и ни к чему не привело. Ни водитель пылившего грузовичка с канистрами воды, ни старушка, кормившая кур, ни две девицы в шортах и темных очках, тоже приезжие, на крылечке единственного в деревне кафе с магазинчиком, его не вспомнили. Старушка помахала в сторону леса и сказала: “Вон там тропки, можно до зимы блуждать”. Спасибо. Еще немного и я поверю, что он провалился под землю, и его будет уже не спасти. Меня тоже. И соревнования. — Может быть, он с дуба рухнул в прямом смысле? Хотел селфи и рухнул? — предположила Ди, вглядываясь в кусты. Велосипед в ее руках вихлялся, будто хотел вырваться на свободу. Мы поднимались на холм, и с великов пришлось слезть. — Тогда надо катить к дубу. Но к нему не подкатишься, там тропинка через терновник, а потом камней навалено. Помнишь, дожди лили две недели, ручей раздуло, и треть холма вниз ухнулось? — Если бы я была ши, я бы обиделась, что ворота заваливает. — Они любят не удобно, а красиво. Может, гора камней — для них красиво. Вдруг Флай остановился, закрыл глаза и к чему-то прислушался. Наверно, к своей чуйке. Он же механик. Механик смотрит на вещь и понимает чуйкой, что не так. Вот сейчас Флай смотрит на холмы без никакого Горманстона и понимает, что не так. Я тоже закрыл глаза. Вдалеке стучал по стволу дятел, скрипела сосна, пересвистывались зяблики. На шоссе, ниже, у подножия первого холма ехала машина - наверно, тот самый грузовичок. Никто не плакал, не орал, не звал на помощь и даже не ругался. Только ветер почему-то шумел сильнее обычного. Я огляделся. Тот самый дуб, несмотря на каменную россыпь, было видно издалека. И сейчас его ветви потрепывало ветром, хотя деревья за моей спиной стояли спокойно. — Давайте подойдем к ферну, — сказал Флай. — Там в дни солнцестояния бывает всякое. — Может, там его труп лежит, — мечтательно сказала Ди. Я покосился на дуб, прикидывая, как расстроится мечтавший увидеть ши папа, если я встречу их первым и буду при этом без него. Но другого пути не было. Я обещал Рэйвену, что соревнования наши. Он у меня разве что говорить и вальс танцевать не умеет, а в остальном гениальный конь. Друга нельзя обманывать только потому, что у него четыре ноги, и он не скажет, что ты врун. До дуба мы добрались еще через четверть часа. Дороги в холмах такие, будто прокладывал их ежик, страдающий косоглазием. То есть маленькие, кривые, то и дело ныряющие в кустарник, и, мне кажется, переделанные из овечьих троп. И всегда длиннее, чем кажутся. Мне исцарапало щеку веткой ежевики, а клок футболки Флая остался в терне. Будто кто-то нарочно устроил здесь самую колючую изгородь в королевстве Далриат! Дуб был, конечно, классный. Мне всегда казалось, что у деревьев есть лица - кора складывается в черты, и даже выражение меняется, когда по-другому падает свет. Вот у этого дуба лицо было сонное и немного обиженное. И я понял, почему. Потому что на его коре было нацарапано что-то. Кажется, “горм…” - а дальше съехало. И цифры. Сегодняшнее число. Без месяца и года. И под дубом валялись ключи. Флай поднял, покрутил в руке, рассмотрел увесистый деревянный брелок: — Это отель “Корона”. Ну точно. Обычно приезжие экскурсии туда и селят. Отель в центре Альбы, весь такой под старину, хотя новый, конечно. — То есть, он этими ключами дуб царапал??? — Ди произнесла это, как приговор. — В одном кино примерно за такое кожу содрали. Всю. Она даже заоглядывалась, видимо, ожидая увидеть где-то нибудь содранную кожу Горманстона. Всю. Я подумал эту мысль, и мне оглядываться расхотелось. Флай осмотрел все у подножия дуба - как обнюхал. Поднялся: — Ну смотрите. Он здесь был. Ключи вон потерял. А дальше либо пошел в деревню, либо в лес за холмы, либо его затянуло в ферн. Я про такое читал. Риан, твой папа не рассказывал? Ха. Папа рассказывал. Папа рассказывал столько, что можно говорить до утра, причем до утра на будущей неделе. Я попробовал ответить покороче: — Бывает, что люди пропадают возле ферна. Считается, что либо за великие заслуги ши забрали этих людей к себе, либо они совершили нечто дурное и попали в Междумирье, которое окружает ферн. Там кошмары. И все. — У нас точно не первый случай, — фыркнул Флай. — Тогда едем домой, пусть его там кошмары пугаются? — крикнула Ди, запрыгивая на велик. Я не разделял ее восторга: — Если его не найдут, на меня будут коситься, пока я жив. И на соревнования не отпустят. Кошмары … да когда я его в междумирье найду, он сразу поймет, кто его главный кошмар! — Ты знаешь как открывать ферн? Где здесь замок? Никогда еще не взламывал то, чего нет, — Флай внимательно разглядывал дуб. Он даже прошелся пальцами по каменной стене за ним, но не уловил и намека на дверь. Ну, потому что ее не было. — Если верить папиным статьям, то раньше напрашиваться в гости к ши приходили с парным молоком и свежим хлебом. Каким-то там на закваске. Помните, о которой на вывеске пекарни в старом городе написано. По рецепту Финна Бирна, владельца «Королевского лосося» в шестнадцатом веке. — Если мы будем возвращаться в город, стемнеет. Тогда в этих холмах свою задницу не найдешь, не то, что Горманстона, — вздохнула Ди, понимая, что дело затягивается. Она с восторгом начинала приключения, но те их них, где не с кем было бороться и некуда бежать, а стоило подумать, казались ей скучными. Но бросать друзей не в духе нашей Ди. — В город не надо. Там, — Флай махнул рукой куда-то позади себя, — мы же проезжали деревню. Так вот, еще около часа в ней работает магазин для туристов, которые вывалились с экотропы. Я на всякий случай запомнил. Я вздохнул и развернул велосипед, представляя, что скажет мне какой-нибудь старейшина ши, если я появлюсь у него на пороге с булкой из супермаркета. Правда, папа утверждал, что ши не развешивали кишки людей по деревьям, по крайней мере, не делали это часто. Но мне не хотелось быть первым и единственным таким случаем за сто лет. В магазин мы колесили так, будто за нами гнался рой пчел-убийц из любимого фильма Ди. Бросившись в дверь втроем, мы едва ее не вынесли, потому что открывали не в ту сторону, и не сразу оказались в узком пространстве с двумя стеллажами, кофейным автоматом и стойкой с брошюрами — все та же карта окрестностей. Тут только идиот заблудится. Но Горманстону удалось… Продавщица у кассы поглядывала на часы, которые висели на стене, и всем видом выказывала нетерпение. У нее были светлые волосы, прихваченные обручем с цветочками, и блузка с юбкой «под старину». Если что, «старинным» здесь считается все, что ниже колена и с рюшечками. У одного из стеллажей застыла в растерянности туристка в майке с авокадо. Она подняла черные очки на лоб и всматривалась в названия пачек готовой еды. — А у вас есть хоть что-то для веганов? — капризно протянула она. Продавщица вздрогнула, меняя выражение лица на улыбку, и защебетала что-то про безглютеновые макароны. Ди уже рылась в молоке с упорством крота, но, как назло, фермерское все разобрали, да и не фермерское — тоже. Выбор у нас оказался между шоколадным коктейлем «Добрый жук» для детей от 6 лет и порционными сливками для кофе. Я представил себе ши и кишки на деревьях, решительно стащил с полки упаковку в десять штук сливок и взял заодно багет. Он был длинный и на ощупь напоминал бревно. Если что, отбиваться будет удобно, подумал я и положил все это на кассу. Плоды цивилизации. Ну … а вдруг им будет интересно? Когда попадаешь в приключение, останавливаться и критически мыслить вообще нельзя. Папа, кстати, тоже так считает. — Мальчик, эти сливки — отрава, в них же лактоза, — заметила туристка. — Давно пора переходить на растительное молоко. Скажем, кокосовое. А в миндальном больше витаминов. — Он не себе, — вежливо пояснил Флай. — Очень старомодным друзьям. Они любят из-под коровы. Доставая смятые купюры из кармана шорт - у меня порой глючило карту, и я привык таскать наличные - я вдруг услышал громкий визг. Туристка отпрыгнула к стеллажу, и ее осыпало пачками растворимой лапши. На нее в недоумении смотрел лохматый щенок. Одно ухо у него торчало, второе висело конвертиком. Судя по виду это была дворняга, папа которой пробегал мимо овчарки, а дед - мимо лабрадорши. — Не бойся, малыш, тетя тебя не укусит, — сочувственно произнесла Ди и присела рядом, протягивая руку новому знакомому. Щенок ткнулся в нее носом и бешено завилял хвостом. — У него же блохи! — пропищала туристка и бочком выскочила за дверь. — Это у тебя блохи. В голове, — мрачно подытожила Ди ей вслед. — Ваш пес? — спросил я продавщицу, пока она отсчитывала сдачу. — Нет. Привезли какие-то не местные, чтоб им все колеса полопало! И из машины выкинули. Нелюди. Я кормлю второй день, но взять не могу. Два кота его не переживут, — женщина с таким стуком задвинула ящик кассы, что я бы не советовал бывшим хозяевам этой собаки здесь появляться. Я смотрел, как щенок, перевернувшись на спину, подставляет Ди пузо. Бывает, что чувство бьет по голове. И ты ясно понимаешь, как надо. — Вы здесь где живете? У нас тут дело есть … мусор убираем вокруг ферна, от школы задание. А на обратном пути я его заберу. Продавщица покосилась недоверчиво, но я набрал полную грудь воздуха и произнес, будто клятву: — Это моя собака. — А папка-то тебе уши не надерет? — Он мне лошадь купил, что теперь, бесплатную собаку не переживет? — подкупающе улыбнулся я. Это был аргумент. Я получил к своему набору для привлечения ши пачку тянучек в подарок и заверение, что щенок на меня похож. Судя по взгляду Ди, она еще собиралась поспорить, чья это собака, но хорошо знала свою мать. Доктора Сью пришлось бы уговаривать примерно год. Когда мы вернулись к дубу друидов, там уже было прохладно, и тени стали гуще. Вот-вот - и от ручья начнет подниматься туман. Мне было зябко и не по себе, будто сквозняк просачивался сквозь камни. Было в нем что-то эдакое. Тревожное. Мы прислонили велики к каменной насыпи и подошли к дубу. — Надо начинать, а то нас скоро будут искать вместе с Горманстоном, — сказала Ди. Флай молча вздохнул, а я опять подумал, что нельзя попадаться полиции. О Рэйвене папа позаботится, если меня посадят в камеру, но он же не знает про собаку! — Друиды раньше приходили к дубу, приносили дары и пели очень старую песню, — вспомнил я. — Тогда открывался ферн. — Очень-очень? У мамы на звонке телефонном есть такая. Про желтую подводную лодку! Ее сочинил давным-давно какой-то жук, так что подойдет. — подскочила Ди. — Мой папа любит баллады пятнадцатого века, они жутко длинные и не запоминаются, так что давай лучше лодку, — ответил я. Мы подошли к дубу. В одной моей руке был багет, в другой — сливки. Я зажмурился и почувствовал, как с одной стороны меня касается теплое плечо Ди, а с другой Флая. И мы, отчаянно фальшивя и забывая слова, запели «Yellow Submarine». Последнее, что я успел подумать, проваливаясь в темноту, что ши услышали наше пение и теперь превратят меня во что-нибудь молчаливое. Например, в горстку пепла. Я больно шлепнулся на что-то твердое и открыл глаза. Я лежал в темно-зеленой траве, похожей на осоку, а вокруг торчали странные деревья с серыми узловатыми стволами, будто сплетенными из множества маленьких. Вокруг не было ни Флая, ни Ди. Зато багет валялся рядом, как верный рыцарский меч. Вдали над всем этим великолепием поднимался темный силуэт горы. Вокруг было сумрачно, но не от того, что солнце садилось, а от того, что его попросту не было. Небо тускло светилось, как будто снизу в него направили мощный фонарь. Только дуб остался ярким и неизменным. К счастью, никаких ши рядом тоже не было. Но мне все равно казалось, что на меня кто-то смотрит. — Сэр рыцарь, вы пришли спасать друга или возлюбленную? — спросил этот или другой кто-то глухим гулким голосом. — Э-э-э-э … да так, придурка одного, — ответил я, поднимаясь и пытаясь понять, кто говорит. Бугристая кора дуба, под которым я лежал, складывалась в подобие лица, и лицо двигалось. Что ж, докатился. Со мной говорят деревья. — Вы пришли спасать врага. Достойный поступок, — снова проскрипел дуб и замолк. Сумерки вокруг напоминали предгрозовое тревожное небо, когда ждешь, что вот-вот ливанет. Или молния жахнет. Когда я был маленьким и жил совсем не здесь, мимо нашего дома каждое утро проезжал пастух. Он подъезжал к окну на лошади и просил у мамы воды. Сейчас я думаю, что она ему нравилась, а тогда просто слушал его байки. Если бы пастух умел писать, он бы на книжках озолотился. Так вот, самая грустная история была о том, как у него корову молнией убило. С тех пор я грозы боюсь. Но это секрет. И в городе на самом деле не страшно. Как бы то ни было, надо было вспоминать все, что я знал про ферн, и разыскивать проклятого Горманстона. Главное правило ферна — не сходи с тропы или строй ее сам, если ты это можешь. Но хрен знает, могу ли я это. Ши обычно все делали песнями, но сочинять песни еще надо уметь. Я не пробовал. Те, которые я пел под окном у Ди на Хэллоуин, вроде «едет ведьма на свинье» не считаются. И тут я услышал вопль. Такой, как в любимых Ди ужастиках включают перед встречей с монстром. Я заозирался в поисках чудовища. Тропинка от дуба уходила в лес. Деревья поскрипывали, трава внизу была густо зеленая, будто нарочно нарисованная. Крик повторился, но уже ближе. Я подобрал багет и взял его как дубину. Наверное очень глупо выглядело, но я бы посмотрел, как другие бы на моем месте себя повели. Вопли приближались, и вот из-за кустов выскочил собственной персоной Дугал Горманстон. Встрепанный, с листьями в волосах, исцарапанным лицом и в порванной рубашке. Он не сразу меня заметил, а когда сделал это, его стеклянный взгляд обрел тоскливое выражение. — Что ты здесь делаешь? — просвистел он, пытаясь восстановить дыхание. — Пришел дать тебе пинка за порчу священного дерева. Ди предлагала снять с тебя кожу, но я сегодня добрый. Это я все сказал, загораживая тропу — а что, рядом бежать? Горманстон взвился, насколько позволила ему усталость. Судя по виду, кто-то гонял его по окрестностям уже несколько часов: — Он сейчас нас обоих сожрет, придурок! Пусти! — Сам такой, кто… — и тут я увидел. Из кустов, деловито перебирая ремнями-ножками выкатился чемодан. — Вот эта скотина на колесиках с клыками! — взвыл Горманстон, пытаясь отобрать у меня багет, — Ты что, решил воевать булкой?! Чемодан приподнял переднюю часть, раскрылся и зашипел, показывая два ряда мелких острых зубов. Наверное так выглядела бы хищная доисторическая жаба. — Лучше булкой, чем воплями, — я бросил в чемодан багетом, тот подпрыгнул и с лязгом захлопнул коричневые челюсти, из которых брызнули крошки, — а теперь… Но Горманстон не стал меня слушать и припустил по дорожке в лес. Чемодан ловко приподнялся на лапках-ремешках и рванулся за ним. У меня не осталось выбора. Вторые полбатона скрылись в зубастой пасти, а я понесся следом за этим городским недоумком. — Стой! Стой, тебе говорят. Остановись и спроси его имя! Тогда он начнет тебя слушаться! Мама сказала бы “станет твоим другом”, но дружить с клыкастым чемоданом не хотелось. — Тебе надо, ты и спрашивай! — крикнул Горманстон — Я не могу, это же твой кошмар! Да остановись ты, все равно не убежишь! Я знаю, и папа тоже говорил… — Все они говорят, а потом уходят! С чемоданом! — Ага, а чемоданы возвращаются? Я своего добился, Горманстон остановился, развернулся и врезал мне кулаком в скулу. Лучше бы он так со своим хищным багажом сражался! Чемодан, почуяв кровь, снова зашипел и стал подкрадываться. Кошмар не мой, но меня он, признаюсь, закошмарил знатно. — Имя! — взвыл я, потирая скулу. . Ярость придала Дугалу Горманстону решительности. Он свел брови, сжал кулаки и заорал: — Как тебя зовут, скотина?! Чемодан подпрыгнул на месте, клацнул пастью и, кажется, покосился на меня с серьезными жральными намерениями. Когда у врага нет глаз, сложно понять, что он думает. Я хотел отступить, но было неловко. Скажут ведь, что оставил Горманстона на съедение дикому чемодану, отравил редкий вид ядовитым горожанином… — Догадайсссяаааа… — послышалось со стороны бешеного багажа. Он перебирал ножками-ремешками, но прыгать не торопился. Видно, здесь все как в легенде. Сначала проиграй, потом съедят. — И что теперь? — отозвался Горманстон. Злость спадала, и в его голосе звенела паника. — Ну вспомни, ты ему в детстве ручку не отрывал? Может, написал на боку что? — Нет. Его нельзя было трогать. Там была всего одна надпись. Кожаная бирка с тиснением. Чарльз Гарольд Горманстон. Чемодан склонился вперед, как кланяются лошади, поджав передние лапки. — Прррррррррррррравильно! Ссссссслушаю, хозяин! — Я тебе не хозяин! — осмелел Горманстон — проваливай к тому, чьи пожитки таскал! — Ссссслушаю! — чемодан мгновенно развернулся и потрусил прочь в сторону леса. Дугал Горманстон повернулся ко мне. Несмотря на прохладу он достал из кармана чистый платок и вытер лоб. Вот ведь хмырь, даже растрепанный с платком ходит! — Что, блин, это было?! — Твой кошмар, я ж сказал. Мы сейчас в междумирье. Здесь обитает всякая дрянь, которую выбросило из нашего мира и из мира ши. Кошмары, иллюзии, злобные маги, которые натворили чухни… — То есть, мы в огромной магической помойке? — вздохнул он, морщась, а потом достал еще один платок и протянул мне. — Кровь вытри, я тебе разбил немного. А то на нее еще какая-нибудь пакость сбежится. Я такое в ужастике видел. Кажется, они с Ди нашли бы общий язык. — Ладно. Вернемся к дубу. Тебе надо перед ним извиниться, а то нас обратно не выпустят. Горманстон вздохнул: — Я думал, это просто дерево. Я злой был. — А на экскурсии в телефон смотрел, да? Про ферн и дерево, растущее в трех мирах — сказал я папиным профессорским тоном, — обязательно рассказывают. — Смотрел. Я вообще не хотел сюда ехать, эти поездки с классом скукотища. Но у вас здесь ничего так развлечения. Покруче, чем в парке аттракционов, — он все еще косился на кусты, куда убежал чемодан. — Это еще что. А вот если моему папе сказать, что ши не существует, будет страшнее чемодана, он тебя просто заболтает до смерти! А то модно стало сомневаться… — Давай уберемся отсюда, а? Про ши снаружи дорасскажешь. Что там, говоришь, надо сделать с дубом? Я готов даже поцеловать. Я боролся с желанием навешать ему на уши лапши и посмотреть, как Горманстон будет три круга ползать на четвереньках вокруг дуба и повторять «я баран», но шутить с ферном не хотелось. Да и Горманстон вроде как искренне раскаивался. Поэтому мы просто встали рядом, положили каждый правую руку на кору, и он сказал, что никогда больше не будет вырезать что-то на живых деревьях, и чтоб ему провалиться, если врет. Вокруг были все те же сумерки, и ничего не происходило. Я предложил закрыть глаза, ничего больше не спрашивать и петь про желтую подводную лодку. Горманстон посмотрел на меня как на психа, но я запел, и он честно старался подпевать. Потом земля на мгновение ушла из-под ног, и я заорал, плюхнулся, открыл глаза и выплюнул длинную горькую травину. Вокруг были темнеющие сумерки, сероватые тонкие деревья и мох. А с таким трудом спасенный Горманстон полз на животе куда-то вперед. И только тогда я понял, что не так. Рядом раздавалось жалобное повизгивание, и никто из нас точно так голосить не мог. Впереди барахтался увязший в болотной грязи щенок с одним висячим ухом. Как он вообще тут оказался? Пока я поднимался, Горманстон успел доползти до собаки, но сам увяз, и теперь они оба, один визжа, а другой ругаясь, превращались в грязевых монстров. Я огляделся в поисках палки и нашел сухой остов мелкой елки. С трудом открутив его от корня окончательно и вспоминая все, что знал про болота, протянул вперед. Мои кроссовки уже нахлебались мутной жижи, но пока мох с чавканьем их отпускал. Видно, топь начиналась чуть дальше. Горманстон пыхтел, почему-то чихал и явно старался не говорить все, что думает о моей меткости и попытке ткнуть ему елкой в лицо. Когда они наконец подобрались ко мне, это были два комка грязи, немного напоминавшие собаку и человека. — Спасибо, — выдохнул Горманстон, все еще сжимая щенка, тот дрожал и не хотел никуда убегать. — Слушай, возьми его. У меня аллергия на шерсть. Чхи. — Да не за что. Ты мне нужен. Ты должен в полиции сказать, что я тебя не убивал. — Что?! — То. Чтобы меня на соревнования допустили. — А если не скажу? — Тогда я тебя обратно убью! Горманстон завис, а потом расхохотался. И его даже стукнуть расхотелось. — Это уже не междумирье. Слышишь, идет кто-то? — сказал я. Хрустели ветки и слышались голоса. Щенок узнал меня и принялся лизать руки, но чище их грязной мордой не сделал. — Надеюсь, не чемодан, — ответил Горманстон, все еще всхрюкивая от смеха — Но если он — пусть ест. Сил нет бегать. Он вытянулся на земле лицом вверх и закрыл глаза. К нам бежали Флай и Ди. Лица у них были ошалелые. А еще минут через пять прямо на нас вышли поисковики и обрадовались так, словно мы все были пропавшими, причем их близкими и любимыми родственниками. Нас поили чаем из термоса и кормили шоколадом, и щенок тоже съел батончик, хотя ему вообще-то нельзя, но он же не знал, что нельзя. Та самая продавщица, уже в необъятных штанах с накладными карманами и шнурованных ботинках, шла с поисковиками и обрадовалась нам тоже. Особенно щенку. — Я заблудился, — сказал Горманстон. — Провалился в болото. Риан меня вытащил. И тогда нас все сфоткали на телефоны столько раз, словно это была наша с Горманстоном свадьба. Я только вздохнул, прикидывая, в скольких соцсетях появлюсь завтра с синяком на скуле и болотной грязью до ушей. Ну и ладно, зато со щенком. А еще немного позже ко мне протолкался папа, а за ним мама Ди и папа Флая. Папа обнял меня, щенка и немного Горманстона, и щенок его облизал, и Горманстона облизал, и меня облизал. И у меня немного защипало в глазах, наверно, потому, что я вообще устал. Подъехал университетский минивэн с гербом на боку, мы все забрались внутрь, и я заснул раньше, чем минивэн поехал. Мне снился дуб. Он улыбался мне и подмигивал. Под дубом сидел я, только волосы длиннее, чем у Ди, и одет, как фольклорный танцор на праздник, разве что без бубенчиков. Я подумал, что у меня дурацкий вид, и проснулся. Оказалось, что уже утро, что папа сделал яичницу без сосисок, потому что сосиски съел щенок, и что Ди должна зайти через пятнадцать минут — вместе идти на праздник. А как папа вел меня из машины домой, я не помню, потому что не просыпался, только перебирал ногами. Праздник был отличный. Ну, они у нас всегда отличные. Я люблю эту сутолоку, и уличные вкусняшки, и музыку, и уличные театры. Флай встретил нас у ярмарочных павильонов, и мы пошли гулять втроем, а считая щенка - вчетвером. Мы ели жареные сосиски, и яблоки в карамели, и мороженое всех цветов с нашлепками разного шоколада, и щенок тоже ел, а потом повалился набок в тени и заснул, дрыгая лапой во сне. Я пошел купить на всех лимонада по рецепту черт знает какого века и встретил Горманстона. Он тоже пришел за лимонадом, оказался в очереди у самого столика, на котором стоял огромный ледяной кувшин с краном, увидел меня и купил еще три стаканчика. И нести помог. Оказалось, он вроде ничего парень. Просто когда от них ушел отец, его занесло, и все заносило, заносило и заносило. Я сказал, что я его понимаю, у меня вот мамы нет. Все говорят, что она умерла, а я-то знаю, что нет. А Ди сказала, что тоже его понимает. У нее мама от отца ушла, потому что он напивался до изумления, так она говорит. А Флай сказал, что у него и мама, и папа, и две бабушки, и дед, и братья и сестрами, зато все живут друг у друга на голове, так что полная семья — не панацея. И он вообще всех понимает. И мы все, с Горманстоном, пошли смотреть, как будут зажигать вечерние костры, потому что начинало темнеть. И мы с Ди прыгнули через костер, а потом Дугал с Ди прыгнули через костер, а щенок прыгнул сам с собой. Мы назвали его Бобби, потому что ничего умнее не придумали. На соревнованиях через два дня мы с Рэйвеном получили приз зрительских симпатий. Дугал переписывается с Ди в соцсетях про ужастики. А мне он написал бумажное письмо, потому что я ему честно сказал, что так лучше. И вложил фотку. Ему завели собаку без шерсти, ужасно смешную. На нее у него нет аллергии. Зовут Эсмеральда. Познакомим с Бобби, когда он в гости приедет.