Клещи

      Поезд прибыл в Пеники примерно к семи утра. Ублюдки продрали глаза и лениво зашевелились в тесном пространстве, заряженном перегаром и остатками тридцатипятичасовой агрессии. Просыпаться после ночи бычки и пьянства не хотелось, но никому не интересны отговорки лохов, отдавших долг долбаной родине.       Моя история начинается с маршрута Лугово — Пеники. Едва ли я был способен успешно функционировать сейчас, когда прикрыл глаза часом ранее.       Наспех напихал в рюкзак скромные пожитки, в том числе местное полотенце. Было ваше — стало наше. Дед перед смертью завещал мне долго жить и кайфовать, так что доёбы озлобленных проводников, весь вчерашний день кидающих в сторону нашего купе осуждающие взгляды, мне до пизды. Хотя бегала тут одна киса, которая меня никак не замечала. Кстати, вот и она.       — Кровати застилаем, — чеканила тётка, растягивая слова будто жвачку. Ей не хватало только сижки в пальцы с длинными чёрными ногтями пропихнуть, чтобы дополнить образ неудовлетворённой жизнью стервы. Но лично я бы ей нечто другое пропихнул. Не в ладонь, а за щеку. — Пеники! Ждём пять минут и едем дальше, поживее! — она раздвинула те занавески на окнах, которые не успели раздвинуть остальные доходяги, и быстро унеслась дальше по прожжённому ковру, расстеленному в узком коридоре.       Я мечтательно наблюдал за ней ещё несколько минут, представляя барышню в анатомически невозможных позах, которые узреть мне по-любому не светит, прежде чем выволок свои авоськи за дверь и протянул ладонь сквозь проём.       — Пока, Семён, — попрощался товарищ по службе, сгребая меня за руку и лениво ударяя в плечо. Он выглядел так же хуевато, как я сам, и это радовало. — Спишемся?       — Спрашиваешь, Витёк, — я подёргал его конечность и ухмыльнулся. Следующим движением я сгрёб его за шею свободной рукой и попытался втереть кулак в его бестолковую макушку. — Ну и потрепал же ты мне нервы, говнюк! — ругался я, а этот дурень хохотал, будто поехавший. Он таким в первый день был и по сей оставался, несмотря на нелёгкую нашу долю и испытания судьбы во время службы. Впрочем, я и сам не изменился, как мне казалось. Дед считал, что армия для такого, как я, необходимость — усмирит вольный нрав и научит хозяйственности. Эх. Хороший был мужик, а к старости лет в маразм впал и постоянно гундел. — Бывай, Вить, — я отсалютовал ему и подхватил свои шмотки.       Остальные пацаны выпрыгнули из вагона на более благоприятных остановках. Очевидно, что большинство из них предпочли Ленинградский вокзал, а мы с Витьком вынуждены были трястись до станции хуй-пизда-залупа.       Вы не подумайте, я не какой-то там деревенский тип, а вполне себе городской парниша. Но после смерти деда в квартире на Невском началась жестокая бойня между родственниками моих разведённых предков, так что я был вынужден отправиться в ссылку к тёте Лене. Хотя альтернатива так себе.       Тётю Лену я помню только из маминых рассказов про то, как она со своей двоюродной сеструхой, этой же тётей Леной, бегала голая по Невскому на спор. На сегодняшний день моя мать уже не могла позволить себе оголиться, считала себя непривлекательной, а тётя Лена не могла позволить себе бегать по Невскому, её сшиб автобус.       Стоя на пустом перроне, я наблюдал, как лицо Витька в пыльном запотевшем окне медленно уплывает вдаль. И махал ему, конечно же. Поезд проехал ещё немного, и я перестал натянуто улыбаться, решив двинуть дальше. Хотя куда, блять, дальше?       Выйдя за металлический проржавевший забор и вяло кивнув скучающему сотруднику на посту, я поздно осознал, что нахожусь в самой настоящей глуши. Тут даже сотовый с трудом ловил связь.       — Да ебучий хуй, — стуча телефоном о собственную ладонь, я понадеялся словить интернет, но всё, что я словил — это лёгкий приступ тревоги. Мать буквально клялась, что найти дом тёти Лены будет проще, чем снять трусы по пьяни, и что сама она не раз приезжала к ней на выходные, легко ориентируясь по указателям и меткам. Но здесь не было ни указателей, ни меток, а единственное, на что можно было хоть как-то ориентироваться — это подозрительно пушистый мох и бессвязная речь синячущего сотрудника депо.       Я решил положиться на последнего. Кое-как найдя смысл в потоке полившихся на меня заклинаний, я понял, что мне предстоит пройти по тропинке шагов сто до первой развилки. Затем свернуть направо и пиздячить так хрен знает сколько. Под конец тропинка оборвётся, где мне предстоит свернуть уже налево и снова пиздюхать, пока не увижу луг, на обратной стороне которого и раскинулся посёлок.       Схема звучит просто. На деле я проболтался в лесу несколько часов, пытаясь отыскать грёбаный луг. Под конец почти сбледнул, но это так, не подумайте. Я просто голодный был, а не напуганный.       — Проваливай! — раздался гневный женский голос за дверью шестого дома, в который я постучал. Я ещё раз ударил кулаком в запертую деревянную дверцу и начал напрягаться. — Не дам я вам на водку, сволочи! — но быстро расслабился, продолжая стучать. Я даже слышал, как забарабанил по полу костыль тёти Лены и её приглушённый матерный запас, которым она готовилась меня встречать. Но стоило ей распахнуть дверь, как от возмущённой тётки не осталось и следа. — Сёмушка! — раскинув одну руку, тётя Лена стукнула костылём о шершавый асфальт и вывалилась из-за двери, накинувшись на меня с объятиями. — Ты чего так долго? Должен был ещё с утра приехать, Сёма. А уже обед! Тётку свою видеть не хотел, что ли?       — Да заблудился, тёть Лен! — оспорил я чужое суждение, обхватив женщину за плечи обеими руками.       — Ты заходи, заходи, — торопилась она, отшатнувшись в сторонку и заманивая меня внутрь. — Наверняка есть хочешь?       — Смерть как хочу…       Она улыбнулась, и её морщинки-галочки стали ещё чётче.       — Я приготовила тебе картофельный пирог, — тётя Лена пропустила меня.       — А блины с малиной?       — И блины с малиной, — после чего захлопнула дверь.       Весьма приятная идиллия, чтобы завершить мой рассказ. Но это далеко не всё, что я намереваюсь вам поведать.       Занеся мотыгу, я уронил её на грядку с картофелем и резко выдохнул. Середина лета. Долбаный июль. Ненавижу июль и всех, кто в июле родился.        С меня пот лил в три ручья, ещё и ебучие кузнечики недовольно стрекотали, из-за того что я разворотил их посадочную полосу.       Я скинул с себя всю верхнюю одежду и копошился в земле уже несколько часов с первых лучей солнца, а становилось всё тяжелее и жарче с каждой минутой.       Облокотившись на черенок, я поднёс горлышко бутылки ко рту и сделал четыре хороших глотка, пока разглядывал дедов по соседству, что тоже всё утро были заняты делом, а именно — играли в шашки. Один из них даже приглашал меня присоединиться к ним кивком головы, но я развёл руками, указывая на огород. На меня беззубо поморщились и махнули ладонью. Красноречивая беседа через два невысоких забора.       Вытащив мотыгу из плотной кучи сухой земли, я засунул выпавший наушник обратно в ухо и продолжил вспахивать землю.       Так я проковырялся до обеда, пока тётя Лена за плечо не схватила. Пришлось снова выдернуть наушник.       — Сёмушка, идём есть, — она пригласила меня за стол с милейшей улыбкой.       После того как я плотно заправился остатками пирога и печёной куриной грудки, мне подкинули новых задач.       Петли в двери окончательно разболтались, так что тётя Лена не могла даже запереться в своей комнате от меня. Я вооружился инструментами и решил её проблему минут за тридцать.       Собственные вещички я разместил в комнате на втором этаже. Когда-то давно она принадлежала моей двоюродной сестре, так что обстановка слегка напрягала: розовые занавески в цветочек и мягкие игрушки на полках совсем уж как-то не солидно смотрелись. Я получил разрешение убрать куклы в комод и весь вечер убил на то, чтобы сделать из моей новой комнаты нечто приемлемое.       После ужина тётя Лена сразу же укрылась в своей комнате, пожелав мне крепких снов без кошмаров, а я заперся в своей новой берлоге и уставился в стену. Делать здесь было откровенно нечего. Даже бешеный ор природы за окном не мог приподнять моего угнетённого настроения, так что я занялся его поднятием вручную. Ну, вы и сами всё понимаете, Бог с вами.       Гугл помнит наизусть мой постоянный запрос «голые с маленькими сиськами насильно», тут же транслируя мне миллиарды доступного порно.       По привычке я промотал на середину, уже запустив руку под резинку боксёров, но, как назло, интернет нихрена не прогружал. Пришлось вернуться в начало и гонять в кулак на тухлую беседу американки с черножопым доставщиком.       Порнушка оказалась такой же разочаровывающей, как и всё, что меня теперь окружало.

***

      — Семён, ты не мог бы мне помочь? — я отвлекаюсь от соскребания облупившейся краски с деревянного забора, когда тётя Лена подходит ко мне с несчастны видом.       — Конечно, — я отложил скребок и полностью повернулся к женщине.       — Вот, — она закатала рукав своей кофты, демонстрируя мне насосавшегося крови клеща, что бодренько болтал ножками под её локтем. — Поможешь снять? Твоя мать хвасталась, что в детстве ты был в этом лучше всех, — сказала она.       После подобной похвалы я уже не мог ударить в грязь лицом, хотя, конечно, расчленением клещей давно не занимался. Лет с четырнадцати так точно.       В тот период я нередко зависал летом на даче у деда, а он любил забуриться в лесную чащу по грибы, и возвращался обязательно с парочкой новых подсосавшихся друзей.       Я до сих пор помню, как избавил его от первого клеща. Это весьма волнительное и страшное событие, но потом мой навык был доведён до автоматизма, и я делал это едва ли не глядя. Причём я мог вытащить гада из любого человека и животного, любым подручным предметом.       Даже сейчас я отмерил кусок предоставленной мне нитки на глаз, отгрыз нужный отрезок и сложил пополам, фиксируя руку тёти Лены. Она слегка вздрагивает, но это нормально. Любому будет страшно, если к нему кто-то намертво присосётся.       — Вы лучше не смотрите, — посоветовал я ей, на что она захлебнулась судорожным вздохом и отвернулась, а я вновь погрузился в детство.       Обхватив под головкой насекомое кусочком нитки, я принялся заматывать её и слегка покачивать, становясь свидетелем отчаянной попытки паразита закрепиться на таком полезном источнике пищи покрепче.       Природа боролась со мной, а я боролся с природой. Это началось, когда мне ещё не исполнилось восьми лет, но даже тогда я всегда выигрывал.       — Готово, — сообщаю тёте, попутно извлекая зажигалку из кармана. — Их нужно сжигать, чтобы точно прикончить, — и делюсь с ней своими глубокими познаниями.       — Какой ужас, — рассматривая след от укуса на своей руке, она брезгливо передёрнулась. — Сейчас… Семён, намажешь зелёнкой?       — Лучше спиртом.       Пока она удалялась, я подтащил к себе пепельницу и кинул в неё клеща. После этого я щёлкнул зажигалкой и поднёс огонёк к плотному чёрному тельцу, наблюдая, как существо дёргает лапками на протяжении нескольких секунд. Затем я закурил.       Сколько себя помню, а девчонки всегда кривили лица и жмурились, чтобы не наблюдать ни это насекомое, ни его казни. Мальчики, в общем-то, тоже. Все, из кого я доставал клещей, были не рады, даже когда оказывались освобождены.       — Вот, Семёша, — протягивая бутылку водки, напомнила о себе тётя Лена. Мне пришлось положить тлеющую сигу по соседству с трупом и отвлечься на минуту, дабы смазать женщине руку. — Боже, ну и развелось этих тварей. Сезон клещей в самом разгаре, а один из них уже угробил старого сторожевого пса нашего соседа… Ты главное сам не ходи раздетый по лесу, а, Семёш!       — Я не боюсь клещей, — гордо заявил я, отставив бутылку в сторону. — У меня одеколон с гвоздикой.       — Ишь ты блин, — возмутилась тётя и шлёпнула меня рукой по затылку, чего я никак не ожидал и от внезапности заткнулся. — Не спорь со мной! По лесу голый не ходи, говорю.       — Ладно, ладно, — попятился я, вскинув ладони.       — Идём, — резко сменив тему, она махнула башкой и поковыляла к двери, ведущей в сарай. В нём раньше жили животные, если верить словам тёти Лены, но они все передохли, если не были зарезаны, после того как она травмировала ногу. Мужика у неё не было, а дочь выскочила замуж и сейчас нянчила карапузов на другом конце земли. Некому было следить за хозяйством. — Сможешь починить? — оттолкнув дверь, она ткнула пальцем перед собой, не входя внутрь.       Я последовал по направлению её указательного пальца, проникая в сарай, но далеко не пошёл, замерев перед багажником чёрной здоровой махины.       — Нихуя ж себе, — присвистнул я. — Красота.       — Это машина моего бывшего хахаля, — хмыкнула тётя Лена. — Она была на ходу, но я ей долго не пользовалась, и она перестала заводиться. Если сможешь поставить на колёса, пользуйся на здоровье. Всё равно тут делать нечего, а так хоть до города доехать сможешь, ну и… досуг, в общем, скрасишь.       Я резко обернулся к тёте, сгребая лицо женщины в своих руках, и напал на неё с градом поцелуев. Она сперва расхохоталась, а затем принялась возмущаться, когда я подхватил её на руки, и забарабанила по моей спине.       — Ну всё, всё, Сёма!       — Спасибо! — искренне поблагодарил её.       Возиться с тачкой — дело благородное.       Помню, как впервые получил права, сел за руль и поехал по Питеру. И помню, как в тот же день впервые попал в аварию. Коротко стриженный придурок на «девятке» с поднятым задком и тонированными стеклами три часа мне втирал о своей нелёгкой судьбе, требуя дать ему бабла на лапу, вместо того, чтобы ждать страховщиков. Видите ли, если бы ему не пришлось в спешке покидать город на скорости под сто шестьдесят, то его ласточка не вписалась бы в моё корыто. Мозг мне поебал по всем пунктам, типа права свои знает. Я под конец даже собачиться с ним прекратил, уже просто кипел и прицеливался мысленно к его роже.       Тогда же я впервые подрался на дороге. Насыщенный был день, ничего не скажешь. Июль долбаный.       Но я не поэтому июль не люблю, а по целому ряду других бесконечных неудач, что со мной приключались именно в июле.       Этот год не исключение.       — Давай, дед, раздавай, — скинув несколько соток в общий призовой фонд, я рухнул на скамью напротив трёх стариков с наполненными до краёв стопками. Они любезно предоставили выпить и мне. Уже неделю эта старческая коммуна изводит меня томными взглядами издалека. Пришла пора показать старикам, кто профи в карточных играх, а то ж на шашки с ними я не мог согласиться — не моя игра.       — Как звать-то тебя? — спросил тот мужик, что сидел по центру.       — Семён, — представился я.       Он протянул сморщенную ладонь, удивительно крепко пожимая мою руку.       — Я Виталий, глава посёлка. Это Олег, — он махнул башкой вправо. — Игорь, — и влево. — За знакомство?       Я кивнул и подхватил наполненную чекушу, задерживая стакан в воздухе. Чокнувшись стопками, мы резко опустошили их, но ни один из этих престарелых чертей и глазом не повёл, когда как мои собственные из орбит полезли.       Я приложил кулак ко рту и начал глубоко дышать. Кажется, этой дрянью можно было травить людей. А я идиот, что так легко согласился распить пузырь с ними.       Пытаясь отдышаться, боковым зрением я наблюдал, как самодовольно ухмылялись их морщинистые лица.       — Играть будешь?       — Буду, Виталя, — прогнусавил я, передёрнувшись и наконец-то отстранив руку от собственного лица. — Давай сюда карты.       Однако вся моя уверенность испарилась после второй стопки на моменте, когда колода начала двоиться у меня перед глазами.       Деды глумились, а я отчаянно пытался отыграть потраченный косарь, в конце концов просадив целых два. Легко и умело, эти три гондона раздели меня, точно младенца.       Я вернулся домой на рогах и крайне недовольный самим собой. К счастью, тётя Лена к тому моменту уже спала.       Кое-как найдя петельку на двери и накинув на неё крючок, я заперся в свое комнате. До кровати я уже, зуб даю, полз, запутавшись в спущенных брюках.       Сложив голову и конечности на матрас, в котором гибкости было меньше, чем в члене пенсионера, я тяжело вздохнул. Мало того, что бабло просадил, ещё и нажрался так, что завтра мне по-любому плохо будет. Но сейчас я не об этом задумался. Сейчас я взглядом следил за тем, как спешит по циферблату секундная стрелка часов и крутится перед глазами девчачья комната.       Я неожиданно пришёл к умозаключению, что здесь ужасно одиноко. Не только в комнате, но и за её пределами.       А ведь я так и не отметил со старыми приятелями заслуженный дембель, так и не оказался в крепких объятиях матери, так и не порадовал отца видом истрепавшейся формы, и самое главное — так и не снял цыпочку в клубе.       Не жизнь, а разочарование. Впрочем, отосплюсь — отпустит.

***

      Сука, и ведь не отпустило. Хотя месяц быстрее пули мимо просвистел, оставив после себя послевкусие щавелевого супа и скопившейся под ногтями земли. Но есть всё-таки один плюс такой жизни — тётя Лена начала чаще улыбаться. Видимо, в этой глуши ей тоже было одиноко.       Несколько раз я посещал город на автобусе, чтобы прикупить жратвы и необходимых деталей для ремонта джипа. Запарился я, конечно, возиться с этой колымагой.       Сперва мне думалось, что проблема в моторе, но позже выяснилось, что всё дело в аккумуляторе. А я так глубоко ни в одну тачку ещё не заглядывал.       Получилось так, что последнюю неделю я с утра возился с огородом, а вечером торчал в сарае. Иногда туда Виталий заглядывал со своими просьбами, блин, уёбок. То у него дыра в крыше, то смска внучке не улетает — сплошные геморы.       Остальные старики насмотрелись на его наглость и тоже повадились обращаться ко мне с мелкими нуждами. А я ж не мудак какой-то, чтоб старикам отказывать. Хотя о некоторых возможностях слишком поздно додумался.       За эту неделю мне наконец-то удалось донести до жителей деревни мысль, что работаю я не за «спасибо».       Не то что бы я спешил обдирать стариков на бабло, нет, я работал за еду и другие мелкие радости жизни.       — Это чё? — спросил я, разглядывая протянутый Виталием журнал с голой бабой.       — Дурак, что ли? — хмыкнул дед, свернув издание в трубочку долбанув им меня по плечу. — Это советское эротическое чтиво! За такое шестьдесят лет назад могли убить.       — Да сейчас как-то… нет проблем с тем, чтобы раздобыть порнушку, — замялся я, чувствуя себя слегка неловко хотя бы из-за того, что меня подобным раритетом огрели.       — Проблем может и нет, но такого крутого добра ты больше нигде не найдёшь, — заверил меня глава посёлка, передавая журнал с таким видом, словно туда же он припрятал закладку. Иначе быть не могло. — Всё, бери, парень. И спрячь куда-нибудь, чтоб не стащили.       Мне хотелось съязвить на тему того, что подобное чтиво в моём доме популярностью точно не обзаведётся. Хотя я в комнату к тёте Лене не заглядывал, мало ли её бывший хахаль сидит на цепи за каким-нибудь диваном в наказание, а журнал с порнушкой — единственное, что замотивирует его совершить побег.       — Спасибо, — промямлил я, пряча подарок себе за спину.       Ну, мало ли, насколько это раритет, подумалось мне. В большом городе есть много идиотов, котором подобная хрень придётся по вкусу. Может, даже получится толкнуть это кому-то, кто будет готов отвалить хорошие деньги.       Я вмиг наполнился необъяснимой уверенностью, что у меня получится неплохо навариться на такой банальной вещи, но спустя полчаса мой гениальный бизнес-план выветрился из башки.       Я снова возился с картохой, обильно поливая все грядки. Даже вскопал несколько новых, чтобы засеять огурцы и капусту. Слегка примял влажную землю и снова полил, довольствуясь результатом своих нелегких трудов на перекуре. Мать бы уже несколько раз подряд тряпками отхлестала за то, что я так и не бросил, а тётя Лена, напротив, иногда составляла мне в этом компанию после ужина.       Мы с ней вываливались на террасу в сумерках. Я потягивал бутылку пива, а она сюрпала чайком, мы закуривали красные мальборо и наблюдали за закатными лучами солнца, наслаждаясь щебетанием птиц, призывающим к ебле. Забавно, но об этом мне также рассказал Виталий. Не знаю даже, как теперь жить с этой информацией.       Кстати, о ебле… В деревне не было ни одной девчонки моложе пятидесяти, и та — моя тётка. Если честно, иногда мамочки — это сексуально — но только не те, что напоминают собственную мать. Так что я не фантазировал, и вам не советую.       — Спокойной ночи, Сёмочка, — пожелала мне женщина и удалилась с крыльца первой.       — Крепких, тёть Лен, — бросил я ей вдогонку и тоже вошёл в дом, но направился в сарай, чтобы в очередной раз попытаться завести движок.       Джип угрожающе взревел и затрясся, когда я крутанул ключ в зажигании, после чего резко заглох. И так каждый долбаный раз.       Я был разочарован тем, что эта жестяная коробка никак не хотела ремонтироваться, и от досады долбанул кулаком по баранке руля, чудом не пролив остатки своего пива. Джип на это выдал мне протяжный недовольный гудок, и я притих. Снова схватился за ключ и снова провернул его в зажигании, наслаждаясь рёвом мотора пять секунд. Затем ещё десять. И ещё двенадцать, прежде чем зажглись фары. Машина завелась, а я охуел.       — Не может быть, — прошептал я, переходя на протяжный сдавленный смех. — Я смог, — и провёл ладонью по месту, в которое минуту назад ударил. — Ну ты молодец, подруга.       В свою комнату я вернулся полный грёз и планов на завтрашний день. Раз уж джип теперь на ходу, это ж я могу… да всё я могу. Хоть в лес, хоть в город, хоть до матери с отцом.       Допив пиво залпом, я рухнул на кровать и смял жестяную банку в кулаке, чётким броском отправляя её в полупустую мусорку рядом с подоконником. О, кстати, вот и журнал Виталия.       Я свесил руку с кровати и поднял порнушку с пола, разглядывая обложку. На переднике была брюнетка с кустарником между ног в розовом кричащем пеньюаре, а в нижнем правом углу два мужика с волосатыми яйцами. Удивительно было видеть нечто подобное. Я прочёл кричащую подпись: «подробности о гей-семьях на двадцать девятой странице», и принялся листать к нужной из праздного любопытства.       Если честно, с геями у меня ничего общего. Я знал несколько лесбиянок, но у них всех уже имелись мужья и дети, а вот от мира пидоров я был так же далёк, как земля от солнца. Ну, по меркам простого дембельнушегося парня, а не какого-нибудь астронома.       На двадцать девятой странице передо мной предстала троица мужчин в латексных костюмах. Гладко выбритых, как гениталии младенца, и довольных собой. Один из них был даже ничё такой. Тот, что по центру — худой слишком, зато волосы длинные и лицо сердечком, совсем как у девчонки.       Я резко закрыл журнал, поймав себя на мысли, что пялюсь на геев дольше трёх минут — это уже не любопытство, а потенциальная угроза.       Сбросив чтиво обратно на пол, я забрался под одеяло и попытался заснуть. День завтра будет долгий, тяжёлый, но по-любому стоящий.

***

      — Семёша, вот твои бутерброды с колбасой, — складывая контейнеры в багажник, перечисляла тётя Лена. — Вот картошечка со шкварками, тушёный редис, варёная курица, пельмени жареные, — это всё, конечно, было очень приятно и вкусно, но с такими припасами есть риск того, что джип не сдвинется с мёртвой точки. — Ну вот… наверное, всё. Хотя погоди! Пирог с капустой! — всполошилась тётя и быстро засеменила вместе со своим костылём обратно в дом, а я воспользовался моментом и закинул в тачку пятилитруху с водой и две бутылки с водкой. Мало ли мне захочется преисполниться — никогда не знаешь, чего потребует твой организм на свежем воздухе. — Вот, держи! — вернувшись с куском пирога, завёрнутым в полотенце, тётя Лена передала его мне. После этого она трижды меня перекрестила, проговаривая что-то невнятное.       — Да не волнуйся ты так, — попытался успокоить её я, сжимая женщину за плечо. — Всё будет ништяк. Я у тебя боевой, не пропаду. Смотаюсь до бухты Батарейной и обратно через город, накуплю тебе всякого полезного и бесполезного.       — Ты главное себя сбереги, а остальное — это уже потом, — она махнула рукой, приблизившись ко мне вплотную и вцепившись так, будто бы я эту поездку не переживу. — Пожалуйста, будь осторожен, Семён.       — Буду, тёть Лен, — пообещал я, целуя её в светлую макушку. — Кстати, — протянул я, как бы соскакивая с тревожащей тётю темы. — Как вернусь — пострижёшь меня? У Витали, вроде, была машинка для стрижки… коз. — Конечно, — хохотнула тётя, запуская ладонь в мои отросшие рыжие патлы. — Ты так на своего дедушку сейчас похож со старых фотографий, Сёма. Одно лицо.       — Правда, что ли?       — Да, — она сказала это, и по её щеке покатилась слеза.       Как только тётя Лена приобрела более-менее нормальный вид, я запрыгнул в машину и поспешил убраться отсюда, пока эта женщина не применила на мне остальные жалобные штучки.       Свобода оказалась со вкусом свежеиспечённого капустного пирога и запахом рябины. Я выжал максимум из этой крошки, как только вырулил на более-менее приличную дорогу. Тут уж сам Бог велел мне закурить и врубить радио, которое ещё долго не получалось настроить. Хотя я довольно быстро сдался, оставив на фоне какие-то новости — по барабану, что слушать, лишь бы со звуком — я так решил, когда мчался на скорости восемьдесят по лесополосе.       Погожий день обещал к вечеру небольшой дождь и лёгкие порывы ветра, которые вполне себе можно было переждать в тачке. Главное удачно запарковаться где-нибудь между деревьев.       Карты у меня с собой не было, зато был телефон, который плохо ловил, но я специально для подобного случая уже установил себе на трубу электронную версию карты местности. Зато никакого мха, как ориентира, и без советов сомнительных алкашей. Блеск, думаю и еду, выкуривая вторую сигарету подряд.       Хороший табак я подолгу смаковал во рту, выпуская дым ноздрями. Мне нравилось рассекать на машине по городу, а за его пределами ещё больше, потому что здесь нет никаких сумасшедших, прыгающих под колёса, и долбанных пробок с долбанутыми водилами с их долбанными купленными правами.       — Э, ты чё, — я привычно постучал по дисплею, когда тот начал дурить, демонстрируя мне отметку в ноль на бензине. Хотя я лично наполнил им джип под завязку.       Через несколько крепких тычков стрелка вернулась в исходную позицию, и я снова расслабился. Дурная, конечно, у тёти Лены тачка. Наверняка её бывший проклял, машину эту.       Когда я снова посмотрел перед собой, то боковым зрением увидел, как нечто пронеслось мимо. Мне пришлось бросить взгляд в зеркало заднего вида, чтобы заценить, что это вообще была за хуйня.       Но когда я увидел в отражении зеркала пытающегося догнать меня человека, то неохотно притормозил.       Предыстория — я обожаю фильмы ужасов и пересмотрел их сотню, если не больше. Но больше, чем истории про призраков и демонов, я любил только триллеры, основанные на реальных событиях.       — Блять, — выдохнул я, продолжая наблюдать в зеркало за тем, как какой-то тип бежит ко мне со всех ног, а я покорно стою и жду его. Упёршись локтем в панель, я стянул солнцезащитные очки с воротника своей футболки и тряхнул ими в воздухе, надвинув оправу впритык на свою переносицу. После этого я приспустил окно и взглянул на незнакомца, застывшего с обратной стороны.       — Э-э, а, — промямлил этот фуфел, а я вскинул бровь. Запыхавшийся и потный парень одной вскинутой ладонью дал мне понять, что ему необходимо время, чтобы отдышаться. А у меня появилось время, чтобы его помариновать взглядом: бледный, как смерть, брюнет с лицом в форме сердечка. Тьфу ты, блять, шутите нахуй? — Ты не мог бы мне помочь? — наконец-то заговорил он, и у меня бы отвисла челюсть, не придержи я её большим пальцем в нужный момент. Ртом я прижался к остальным пальцам, чтобы не пиздануть лишнего. — Я проснулся в лесу и абсолютно не представляю, где сейчас нахожусь и кто я такой. Наверное, мне нужно попасть в город, чтобы обратиться в больницу или полицию.       — Чего? — не сдержался я, приспустив очки, дабы заглянуть в глаза этому врунишке. — Ты призрак или маньяк, или типа того? — так вот, я обожаю фильмы ужасов и триллеры. Но я совершенно не умею учиться на чужих ошибках, даже если из-за этих ошибок героев в конце убили.       — Что? — поразительно искренне удивился этот парень. — Нет, я правда не знаю, как здесь оказался. Я танцевал в клубе и проснулся в лесу. Всё… больше ничего не помню.       — Да ну?       — Ну да.       — Ну да, — я протянул, очевидно, издеваясь.       — Да, — а он закатил глаза. — Слушай, ну, хочешь я в багажнике поеду, чтобы ты не трусил.       — В багажнике? — я хмыкнул, пропуская мимо ушей его хреновую попытку взять меня на слабо. Хотя на слабо меня взять действительно можно, не будь ситуация настолько очевидно подозрительной. — Валяй, — согласился я и кивнул башкой назад, окончательно стащив с себя очки. Этот хрен уставился на меня, как на умалишенного, или чё он так долго пялился, я не понял. — Ну, чё ждёшь?       — Ты серьёзно? — спросил он таким тоном, будто я только что всю его семью зарезал. — У меня беда, я тебе говорю. В полной жопе я, чувак, а ты шутки шутишь.       — А я, типа, не буду в полной жопе, если пущу тебя в машину?       — Нет, — заверил он. — На, — и откуда-то из кармана вытащил, ни за что не поверите, долбанные наручники через щель, которую я оставил в окне. — Я не знаю, откуда они у меня, но ты можешь пристегнуть меня к поручню, если боишься. Я выпучил глаза, рассматривая внезапно приобретённый предмет. Переняв наручники, я покрутил их перед своим лицом и взвесил в ладони. Тяжёлые они были. Совсем как настоящие.       — Сука, — провыл я, ударяя обеими ладонями баранку руля. Короткий гудок тут же вырвался в большой мир и заставил незнакомца отшатнуться. — Садись, — я сжалился и разблокировал машину, внимательно наблюдая, как парень огибает джип. Затем он открыл переднюю дверь и сел на пассажирское рядом. Я тут же перевалился через коробку и схватил его за руку, заключая его запястье в металлический плен. Другой конец наручников я пригвоздил к поручню в районе крыши. — Ну и обломал ты мне кайф, — сообщил ему я, бессовестно пропихивая ладонь в чужой передний карман.       — Эй! — взбунтовался мой пассажир. — Слышь, чувак, это домогательство.       — Не-а, — протестовал я. — Это бдительность. Мне же нужно убедиться, что ты нигде не припрятал заточку.       — Совсем не веришь в людей, да?       — Доверяй, но проверяй. Слышал такую басню?       — Это пословица, — цокнул языком мой сосед. — Идиот.       — Семён, — среагировал я. — Очень приятно, — и был весьма доволен собственной быстрой реакцией. Чего нельзя сказать об этом парне. Он слегка подёргал прикованной рукой и медленно повернул голову на мой голос, демонстрируя своё беспристрастное выражение лица. Впалые щёки, узкий подбородок и чёрные глаза — таким я запомнил его в свете дня.       — Ян, — запоздало представился он и вдруг прищурился, а потом ещё и ухмыльнулся.