Спонтанно люби́м

Когда у Элиса мигрень, он заваливается на заднее сиденье их пижонски-жёлтой Fiat'ы. Прячется от солнца за шляпой, так, что только рыжие колтуны волос торчат. К нему лучше не подходить. Обматерит. За ругательствами Элис в карман не лезет. Как не лезла и матушка Базилио. О, ей было бы чему поучиться у Элиса. Мигрень штука страшная. Но Базилио не знает. Догадывается. И прячет пистолеты в корзины с грязным бельём перед тем как пойти в аптеку. Его измученные бессонницей глаза хоронятся за чёрными кругляшками очков, а татуировка на шее за лохматыми слоями шарфа. Фармацевт не узнаёт в нём типа с чёрно-белых листовок, расклеенных по всем новостным стендам города. Значит, маскарад не зря. Базилио тоскливо оглядывает обшарпанный двор, где автомобиль выделяется жёлтым пятном. Как капля соуса на постном хлебе. Базилио не чувствует, что это место их дом. Не помнит, что такое дом. Элис вылезает наружу. Он бросает шляпу на траву. Базилио её позже подберёт, разгладит, снимет налипшие соринки и вернёт на положенное место. Сейчас он молча протягивает бумажный пакет. Элис фыркает. — У меня всё в порядке. Его бледное, высушенное лицо не говорит о том же. Базилио кивает. Чуть кривит рот в улыбке и достаёт сигареты. Ему постоянно хочется курить рядом с этим паршивцем. — Грабанём жирного скупердяя, — Элис цепляет за ножку бокал. Он пьёт дешёвое вино с видом знающего толк ценителя. Долго смакует во рту, болтает остатки по дну, тремя пальцами удерживая бокал за ножку. Базилио пьёт с горла, закусывает сыром и делает вид, что поддерживает очередную дерьмовую затею напарника. А что если они друзья? — Переплавим золото, продадим, по частям, — Элис жмурит раскосые глаза. В вечернем свете его веснушки похожи на скопления раскалённых звёзд. Базилио вязнет, путаясь в количественных числительных. Это хорошо. Он ничего не слышит. Жизнь за пределами кухни замирает. Или сводится до той настырной серой стрекозы, что поплавком мотыляет у окна. Элис смеётся над своею же шуткой. Звонко. Базилио пропустил её мимо ушей, но смех подхватывает. Может, они больше чем друзья. — Я без тебя ничто, — заявляет Элис, кладя свою ладонь поверх руки Базилио. — Ничто! Неправда. Он — всё. С ним и без него. Во рту сухо. Базилио выбирает третью сигарету из шести слов против. Луна на чёрном обрывке неба напоминает лопнувший мяч для гольфа. Окурок рикошетит о край урны и падает на асфальт. — Я готов, — Элис говорит жеманно. Голосом сладеньким как марципан. Сердце пинают, оно рассекает свистом воздух. — Иди сюда, — Элис сам наклоняется ближе, обдавая горячей патокой своего тепла и спиртовой отдушкой дрянных духов. Его губы влажные. Он улыбается Базилио в рот, пока целует. Сердце вонзается в лунку. Тяжёлое, познавшее силу клюшки и ярость ветра. — Пора. Помада на губах Элиса теперь немного смазана по краям. В ушах качаются огромные пластиковые кольца. Он ещё раз проводит пуховкой по скулам, а потом хватается за ручку дверцы. Наружу выбирается Алиса, плавно качающая бёдрами, в которых только намеченный взгляд увидит мальчишескую резкость. Базилио выключает фары и закрывает глаза. Не самое лучшее решение. Под веками вспыхивает Элис. Его карие глаза, острые коленки, губы, рыжие волосы. Через полчаса Базилио вытягивается из машины. Два заряженных ствола так привычно и невыносимо оттягивают карманы. Им придётся прыгать через верхнее окно. От этой мысли некогда проломленная берцовая кость ноет. Душно. Он здесь меньше минуты, но уже тоскует по ночному воздуху, что ожидает их снаружи. Здесь дымно, липко, шумно. Базилио самую малость задыхается. Он видит Элиса, тот подмигивает ему и позволяет жирному бородачу полапать себя за коленку. Конечно, он делает это не в первый раз. Базилио в своих грёзах, пробираясь через коричнево-зелёные столы, сносит ублюдку пол черепушки. В реальности он лишь разносит в хлам лампочки. И его хриплый, похожий на пьяную скрипку голос, сеет ещё больший переполох. И Базилио стреляет ещё раз. Продырявленный старомодный цилиндр падает на пол со смешным стуком. Базилио смеётся и запрыгивает на стол. Фишки разлетаются, как птички. Потом, его возможно, переклинивает. Не помнит. Помнит только кровь, выливающуюся из чужого рта, стекающую по длинным, серым волосам. «Похотливый ублюдок». В голове пульсирует. Это далеко не мигрень, но Базилио отдалённо понимает шутки Элиса про «пустить себе пулю в висок и всё пройдёт». Потом шум стихает. Словно кто-то заткнул ему уши. Нет, не словно. Элис держит его лицо в ладонях. — Ты чего устроил? Базилио вырывается из его рук. К ним приближается истеричный вой. Карабинеры скоро будут здесь. — Идём, — Элис тащит его к их машине. Зашвыривает награбленное на заднее сиденье. Базилио дожидается, когда он усядется рядом, поворачивает обломанный ключ и вжимает в пол педаль газа. Ещё один город остаётся позади. Элис смеётся. Базилио смотрит на свои руки в водительских перчатках, лежащие на руле. Смеяться не тянет. — Ты чего такой хмурый? За ними летит сдутый мячик луны. Но куда ему? Базилио поджигает сигарету. — Может, уедем на этот раз совсем далеко? — Сбежим? Базилио кивает. Дым превращается в лохмотья. Элис кутается в зелёное пальто и съезжает по сиденью вниз. Острые колени упираются в панель. — Осядем. Начнём всё заново, — предлагает Базилио. — Никаких грабежей, маскарадов... Он морщится. Тошно слышать себя со стороны. Он готов предложить ему тихую деревенскую жизнь, выращивание помидоров и чтение друг другу газет на досуге. А бывает ли такое? Выбросить прошлое. Сшить настоящее из лоскутков того, что выбросить не удалось. Есть ли в этом толк? — Ты этого хочешь? — голос Элиса звучит устало. Он смотрит на него, повернув голову. Базилио не даёт покоя прядь соскочившая Элису на лицо. Базилио осторожно заправляет её и вновь возвращается к дороге. — Я бы хотел попробовать... От признания, от честности, от этого долгого, взгляда, которым его одаривает Элис — першит в горле. — С тобой, — добавляет Базилио совсем тихо. Элис оживляется. Садится ровнее. Мечтательная улыбка бороздит его побледневшие губы. — Почему нет? И следующий час Базилио слушает его поток измышлений. Одна идея за другой. Вот они и бродячие музыканты, и виноделы, и у них своё ателье. Базилио много кивает. Про себя шепчет: «Всё что угодно. С тобой, для тебя. Всё что, чёрт подери, угодно» Луна растворяется в молоке утреннего света. Базилио косится на задремавшего Элиса и снижает скорость. И словно в благодарность, тот кладёт ему голову на плечо. Тёплое дыхание щекочет шею. И Базилио не против. — Всё, что угодно, — бормочет он.