Искусство лжи

      Прокручивая записи снова и снова, слыша свой старый писклявый голос раз за разом, Тимоти всё ещё не мог ненавидеть эту рыжеволосую версию себя. Он испытывал жалость, но это была не типичная жалость к себе, а жалость, когда ты, например, видишь трёхлетнего ребёнка-инвалида. Ты не смакуешь эту жалость, не наслаждаешься ею, а хочешь поскорее отвернуться и притвориться, что «раньше» никогда не существовало. Тимоти слушал сам себя и понимал, что видит в человеке до операции такого ребёнка и не мог его ненавидеть. Хотелось только закрыть уши и зажмуриться, пока запись не закончится, а потом закинуть её куда-нибудь подальше в шкаф. Тимоти усмехнулся, когда подумал об этом: очевидная аллюзия на скелетов в шкафу. Хотелось проигнорировать свои проблемы и надеяться, что они пропадут сами собой. Что, конечно же, никогда не происходило. По крайней мере, не в жизни Тимоти, будь проклято его везение.       Если бы у Тимоти каким-то чудом появился бы психотерапевт и попросил бы его описать своё отношение к Красавчику Джеку, то Тимоти, не задумываясь, сказал бы, что он ненавидит Джека, но это единственное приемлемое чувство, которое он в итоге позволил себе. Тимоти ненавидел себя ровно так же, как ненавидел и Джека; и Тимоти ненавидел всё, что он сделал, как Джек ненавидел свои действия — Тимоти научился этому у него. Тимоти ненавидел ненависть, но это было всё, что у него осталось.         Он ненавидел то, что не мог существовать без Джека. И дело не в том, что это просто неудобно, нет, лицо сумасшедшего маньяка вызывало много вопросов, дело было в том, что он не мог отпустить. Это было детское поведение, подростковый бунт, юношеский максимализм, жалкая попытка сепарации, и всё равно исход один — Тимоти всегда возвращается. Он пытался рационализировать ненависть, но в этом нет смысла, поскольку в его жизни его тоже нет, и не надо начинать бессмысленные попытки обрести хоть какое-то подобие ценности. Смысла нет, потому что это социальный конструкт, как и героизм, самопожертвование, храбрость. Если это действительно так, то почему Тимоти так сожалел?       Тимоти ненавидел один и тот же сценарий: Джек привлекает тебя, пустого и глупого, своей харизмой и своим природным магнетизмом. Люди смотрят на Джека, они восхищаются им, они жаждут его присутствия. И будь ты сто раз чертовым идиотом, если не станешь изо всех сил ценить тот факт, что такой человек, как Джек, обратил на тебя, бесполезного и маленького, своё внимание. Тимоти всегда понимал, почему в Гиперионе был культ личности Джека.  оставь меня в покое оставь меня в покое оставь меня в покое       В какой-то момент ты понимаешь: это было ловушкой. Красивая и лживая картинка: можно вскрыть Джека вертикально от низа живота до шеи и увидеть только одно — ужас, но никогда душу. Джек так прекрасен в своей грубости, прекрасен в своей привлекательности, прекрасен в своих ошибках — он неуязвим, пока тебе от него остаются лишь крошки, которые он щедро рассыпал по полу. Ничего не остается, кроме как упасть лицом вниз на грязный, грязный пол и вылизывать, вылизывать, пока все эти остатки не окажутся в твоём рту, что уже само по себе ощущалось, как подарок. Но ты смотришь на Красавчика Джека снизу вверх, на его идеальное лицо, и понимаешь: ты ему не нужен.        До того, как Тимоти добровольно согласился стереть свою личность и стать тенью, двойником и слугой Красавчика Джека, он не предпринимал попыток уйти. Была некая стабильность в том, что Джек был недосягаемой звездой для Тимоти. Раньше Тимоти не раз мог поймать себя на мысли, что сделал бы всё, чтобы хоть на секунду снять с себя бремя посредственности.       Смысл, понял позже Тимоти, в Джеке. Смысл был и в правде Джека, и во лжи Джека, и в любви Джека, и в ненависти Джека. Джек сам был смыслом. В тот момент, когда Тимоти это осознал, он больше не мог оставаться прежним человеком. Назад пути не было, и это ощущалось как закрытая мышеловка: мышь поймана и скоро умрёт в муках. Мышь сама туда попала. Бедный, несчастный Тим попался прямо в открытые лапы хитрого хищника, когда у него был выбор закрыть глаза и пройти мимо. Добровольно выбрал себе смерть, и этот выбор лишил его права на существование. Жизнь без Джека ощущалась слишком пресно и эфемерно, копией копий. Жизнь с Джеком ощущалась, как холодный металл на коже, оригиналом среди копий.  больно больно больно       Джек бодрым шагом подошёл к тогда еще рыжеволосому мужчине и спросил: «Как дела?». Тимоти выдавил из себя уставшую улыбку, по ощущениям потратив всю свою оставшуюся энергию на это действие. На секунду он думает, что это похоже на поддразнивание. Даже если так и есть, то это ничего не меняет. Всё будет так, как хочет Джек. Всегда.       Тимоти согласился на операцию. Он хотел почувствовать себя особенным, оставить отпечаток в жизни Джека, чтобы такой яркий человек всегда помнил о том, что люди готовы падать на колени и делать любые причудливые вещи, которые Джек захочет. позволь мне       Тимоти лишь хочет хоть на мгновение ощутить то, что чувствует Джек каждый день, но единственное, что он чувствует — это боль. Боль от операции, боль от реабилитации, боль от своего выбора. Он слушает, как Джек хвалит его — и ничего не ощущает. Может быть, это куча лекарств в нём, но Тимоти говорит: «Теперь я твой в той же степени, что и ты мой». Джек выглядит удивлённым и ничего не отвечает. Больше он не приходил, пока Тимоти не разрешили покинуть больницу, и Джек встретил его на выходе. Они никогда не говорили о словах Тимоти.       Тимоти стал тем, кем хотел видеть его Джек: им самим. Тимоти Лоуренса больше не существовало, он был стёрт с лица Вселенной. Тимоти пропал, и никто не заметил этого. Никому не было до этого дела.       Джек предоставил ему новое жилье, и это ощущалось как издёвка: в каждом чёртовом углу по одному чёртовому зеркалу. Тимоти вглядывался в свою внешность и в первый раз в жизни почувствовал дереализацию. Чувство непривычно странное, как будто он замедлился во времени и вот-вот произойдет что-то страшное. Тревога, с которой невозможно что-либо сделать. Она приходит к Тимоти волнами, но он никогда не может утонуть. Всё, что он делает — это слушает голос Джека внутри своей головы.        Первая попытка побега выглядела действительно жалкой: Тимоти даже не хотел убегать, но предсказуемое появление экзистенциального кризиса вынудило его попробовать. Джек не был доволен, и на вопрос «Как дела?» Тимоти всегда отвечал «Хорошо», даже несмотря на боль в рёбрах от ударов. Поздравляю, ты разрушил себя, своими же руками избавился от единственного, что у тебя было — свободы, и ты ничего за это не получишь.  Это было бы смешно, если бы не было так жалко. Отвращение на лице Джека, когда он узнал о попытке побега, говорило чётко и ясно: «Какой позор, когда что-то прекрасное может быть настолько уродливым».       И это было так плохо, что становилось хорошо. Погрузиться в безумие другого человека — приятная перемена, но деструктивная в дальнейшей перспективе. Кого это волнует? Кого волнует судьба Тимоти Лоуренса? Кто его вообще знает?  какая разница       Любовь к Джеку переросла в отвращение, а отвращение в ненависть и дальше по кругу любовь-отвращение-ненависть-любовь-отвращение-ненависть-лю кого. это. волнует.       Джек поселился у него сначала в сердце, а потом в животе, а потом и в костях на руках, на ногах, и, наконец, в голове. Джек был паразитом внутри Тимоти. Джек был раком последней стадии. Джек был неизлечимой болезнью, эпидемией, пандемией. Джек стал его составляющей, его постоянной. Без Джека не существовало Тимоти, но Джек существовал без Тимоти — и это была проблема. Спустя годы это ощущается как что-то естественное, Тимоти был Джеком, и без Джека он был бы абсолютно пустым, не выдержал бы ни минуты в одиночестве и тоске.        Когда Тимоти нашёл эхо-записи своего разговора с врачом перед операцией по смене внешности, что-то внутри него сломалось. Это сложно объяснить. Это было его чувство, понимаете? Ни общественно приемлемое, ни Джека, ни кого-либо ещё, а Тимоти. Это чувство на вкус было как гной во рту, попадало через горло прямо в желудок, вызывая тошноту. Это было настоящее чувство. Это ощущалось как конец. И Тимоти убежал. Он не помнил, какая это была попытка. Это не имело значения. Тимоти убежал, но какой в этом смысл, если он всегда возвращался? Какой смысл, если без Джека не было жизни? Какой в этом смысл, если без Джека не было ненависти, и Тимоти без него оставался пустой оболочкой самого себя? Тысячи копий никогда не были такими привлекательными, как оригинал.       Джек не выглядит удивленным, когда Тимоти возвращается к нему в своём разрушенном состоянии и с эхо-записями в руке. Джек смотрит на него со скорбью и разочарованием на лице, но Тимоти знает: Джек рад, что не находится на его месте.        Тимоти ненавидел ненависть, но это всё, что он мог противопоставить Джеку. Даже в мыслях он не смог бы навредить Джеку, и он устал от попыток уйти. Дайте ему алгоритм для дальнейшей жизни, задайте вектор. Чем бы это ни было, он устал. И Джек улыбается, словно маньяк, откидывается на спинку кресла, когда Тимоти, раскрасневшийся и со слезами на глазах, охрипшим голосом кричит:       — Думаю, я действительно твой ублюдок, ты, ебаный идиот.