Дачка в форме бублика

— Майор, вы свинья, — звучит роботизированный голос, когда тяжёлое тело продавливает весом матрас на широком диване. Одна нога надавливает носком на задник второй. Майор неохотно снимает пыльные ботинки с паутинкой от засохшей грязи, которая осыпается прямо на белое покрывало. Тянет руку к багровой коробке ликерных конфет, что лежит на прикроватной тумбочке, а другой нащупывает пульт. Пульт он нашёл в комнате, как само собой разумеющуюся вещь, а вот конфеты стали сюрпризом. На роскошной сеченовской даче, которую опечатали сразу, как того арестовали, не осталось ничего. Полки пустые, коридоры пустые, кабинет обчищен. Была мебель да стены. И конфеты. Нераспечатанные свежие конфеты из чёрного шоколада лежали на видном месте у входа в гостиную. Наверняка, академику их кто-то подарил. Ведь был же повод, да ещё какой. Хотя сейчас уже не важно. Когда шоколад трескается во рту, а сладкий ликер течет на язык, оперуполномоченный по особо важным делам майор Нечаев неприлично громко стонет. И тут же глупо ржёт, слыша возмущенные помехи из-под левой руки. Успокаиваясь, говорит: — Будь ты человеком, ХРАЗ, ты бы меня понял. Нечаев болтает проводами над коробкой, пока те не втягиваются в ладонь. Разворачивает её к себе звездой и смотрит, прищурившись, в середину. — А вообще, не жалеешь что отказался от тела? Я бы пожалел на твоём месте. Без обид, но конфеты — реально тема. Неплохой подгон от начальства. И тут же замолкает, потому что металлические провода больно отвешивают щелбан. — Вот «подгон» был бы, если бы умерли от рук этого начальства. Очень смешно, Сергей, — отвечает ХРАЗ, который давно понял, как именно надо общаться с майором. Тот не огрызается, только если использовать по отношению к нему такой же хамский поучительный тон. Майор фыркает, но ссорится не намерен. Своевольные комментарии перчатки он переживет. А вот если пропустит прямой эфир репортажа расследования — нет. По телевизору вещают давно знакомое: сначала жуткие кадры с территории предприятия, потом комментарии западных стран, потом ещё какую ересь. К моменту, когда, наконец, на экране появляется лицо самого академика, конфетные ряды изрядно редеют. Нечаев кривится от осточертевшей рожи бывшего шефа с экрана. А может, от того, что не нащупывает правой рукой круглые шоколадки. Вместо шоколадок в коробке только фантики. Один из них майор комкает и кидает в экран. Шарик из фольги бьётся об стеклянную поверхность телевизора как раз в тот момент, когда кадр меняется. А жаль, Сергей всё-таки в Сеченова целился. — Нет, ну ты видел? О чем именно спрашивает майор, ХРАЗ решает не уточнять. Тот продолжает: — Пиздит, как дышит же. Кина, походу не будет. Кина и не происходит. Ни сейчас, ни по прошествии добрых тридцати минут, когда глаза у майора начинают слипаться и он отстраненно думает, что ещё чуть-чуть и пустит в диван корни. С экрана, окружённый многочисленными микрофонами, академик непринуждённо сообщает о благих намерениях разработанных проектов, о предателях без товарища Ленина в сердце, и о проблемах доверчивости народа. Вся эта трепня практически ничем не отличается от его обычной манеры, и это злит. Сеченов говорит так, будто никакого ареста вовсе не происходило. И вообще это не он совершил преступление против людей, которые теперь готовы распять его прямо на центральной площади Челомея. — Такими темпами его оправдают скоро, — вяло, но от этого не менее раздраженно кидает Сергей. — Не оправдают. Доказательства безапелляционные. Доказательства смотреть тошно. Майор имел несчастье увидеть их непосредственно. Иногда кажется, что даже слишком непосредственно. Особенно, когда он просыпается в холодном поту посреди ночи и судорожно оглядывается вокруг. Хватается несуществующий калаш, чтобы отбиваться от несуществующих врагов. А потом прикладывается к вискам и чуть ли не воет. Да ну его нахер этого Сеченова. Ноль жалости к уроду. Картинка в конце концов меняется на кое-что более интересное. На экране внезапно появляется знакомая дачка, белая и в форме бублика. Единственная в своем экземпляре и та, в которой майор сейчас находится. Под комментарии диктора на дачку вламываются люди. Совсем не под стать месту. Ведь дачка белая и красивая, а люди — в форме и с оружием. Явно не шашлыки приехали жарить. Сергей инстинктивно оборачивается к двери, как будто оперативники с пушками повалят прямо из неё. Конечно, там никого нет — дачку-то опечатали уже месяц как. Но почему-то это не служит аргументом, если речь идёт о вооружённых субъектах. — И это вот они пачку конфет не смогли найти?! — Ну, во-первых, не все такие наблюдательные, как вы, майор. А во вторых, думайте позитивно. Может, вам решили подарок сделать. Дань чести, так сказать. Вы всё-таки много для народа сделали. Майор оба комплимента пропускает: — Ага, конечно. Ты перчатка умная, но где Сеченов приложился, прям видно. Тоже иногда хуйню несешь. Ты посмотри на них, какие подарки? Они шею скрутить могут, никак не конфеты дарить. Оперативники на экране свирепо водят своими автоматами по всем углам. Действительно, странно, как они коробку-то не заметили. Закадровый голос тем временем комментирует происходящее и не преминует упомянуть, куда на самом деле шли деньги добропорядочных граждан. Добропорядочный гражданин, если он обладает достаточным вниманием, может услышать, что деньги шли на всё, кроме нужд населения: на люстру, висящую посредине зала, на мраморные колоны, на позолоченные рамки, на личные разработки. Оперативники вваливаются в гостиную, в которой стоит ещё белый диван, тогда как в реальности на нём грязь от ботинок и фантики от конфет. Когда Сергей слышит цену этого самого дивана, волосы у него становятся дыбом. — Сколько нахуй?! — Матрас ортопедический, Сергей. — Хуепедрический. На эти деньги можно всё предприятие кормить целый год. Всё предприятие кормить — это, конечно, вряд ли, а вот единоразово поднять социальные выплаты на какой-то процент — вполне. Правда, не за один матрас, а за всю мебель в принципе. В репортаже ненароком мелькает черный пультик. Майор тянется рукой под кровать. Да, действительно, есть там и пультик. Майор нажимает на кнопку, под которой стоит значок градуса Цельсия, и в спину начинает отдавать теплом. Матрас с подогревом. Это раз. — Может, тут и иллюминация вмонтирована? Майор нажимает на вторую кнопку и когда чувствует волну вибрации от затылка и до ног, ему перестает казаться, что стоимость дивана уж слишком неоправданна. Иллюминации нет, но есть функция массажа спины. Это два. Когда Сергей проходится глазами по буквам под следующей кнопкой, это чувство только усиливается. — Да ну нахуй! Какой-то сюр. Матрас имеет встроенную память. Это три. — Что это вообще значит? Встроенная память? — Я не имею представления, что ещё могло прийти Сеченову в голову. — отвечает ХРАЗ. Сергей нажимает на кнопку и внезапно чувствует, как поверхность под его телом прогибается странным образом. Как-то слишком обтекаемо и... Правильно что-ли? Он вскакивает, чтоб понять, что только что произошло и тупится на вмятину, которая представляет собой очень чёткий силуэт лежавшего на диване тела. — Дичь какая-то. Сергей завороженно смотрит, как поверхность медленно распрямляется и принимает ровную форму. Он не поворачивается, даже когда в затылок рассказывают и про личный самолёт, и про три яхты стоимостью трети платформы «Икар» и про не очень добросовестные разработки обхода западных санкций. Нажимает ладонью на кровать. Смотрит на отпечаток. — Это он типо мою позу запоминает? — Не запоминает, а скорее повторяет, товарищ майор. Но, в сущности, вы правы. — А если... Сергей падает спиной на кровать с расставленными в позу звезды конечностями и замирает. Лежит так какое-то время, прислушиваясь к ощущениям. А потом тянется к пульту от телевизора и нажимает красную кнопку на конце. Телевизор квакает и тухнет. Сеченов точно знает, где у народа уязвимое место и на что именно надо надавливать, чтоб вызвать к себе расположение — на потребность в комфорте. Майор досадно хмурит брови, когда лежит, и понимает, насколько примитивно устроен он сам. Конфеты да постель — всё, что нужно для счастья. Не удивительно, что Сеченов даже в ближнюю охрану выбрал роботов. Те могут хотя бы имитировать заинтересованность в великих планах о покорении космоса, тогда как живые люди склонны к незамысловатым способам получить удовольствия. Ну и пускай. Сергей прибавляет температуру и отдаётся в руки примитивному наслаждению. Зачем ему космос-то? Конфеты тоже неплохи. Перед тем как провалиться в сон на чужой опечатанной даче, куда агента П-3 отправили на ревизию и снятие окончательных показаний, он неразборчиво и тихо обращается к перчатке: — Нет, а всё-таки жалко, что у тебя нет тела, ХРАЗ. — Жалко, что у матраса память лучше, чем у вас. Вы мне это уже говорили, — говорит ХРАЗ, но Сергей не отвечает. Он закрывает глаза и считает свои заслуги перед страной, за которые государство могло бы отписать ему этот диван. А может, и всю дачку. Дачку в форме бублика, которую Сеченов вообще-то проектировал для себя.