***
Когда три года назад Миша собирал чемоданы, чтобы уехать куда-нибудь из России, он не ожидал, что всё повернётся таким образом. В жизнях некоторых людей в какой-то момент что-то щёлкает с мыслью «Давай-давай, меняйся! Прямо сейчас рушь все свои рамки и делай безрассудства, которые перевернут твою жизнь с ног на голову!». В его случае таким «безрассудством» стал переезд в Соединённые Штаты Америки. Оставляя позади нелюбимую работу, неприятные воспоминания и бывшую жену, он решил отправиться навстречу новому, полностью посвятив себя литературной деятельности. То, что было хобби, стало профессией. После написания первого романа Миша нашёл себе издателя. Александр Романов оказался приятным человеком и, главное, хорошим редактором, с которым он быстро нашёл контакт. Сюрпризом стал тот факт, что роман за короткое время разлетелся по книжным полкам и смог вознестись до статуса бестселлера. Это принесло Михаилу Московскому популярность, деньги, огромное количество положительных рецензий и… предложение об экранизации. От последнего он отнекивался как мог, поскольку не хотел, чтобы фильм вообще был сделан, в особенности американцами, к которым доверие за три года так и не появилось, но, взвесив все «за» и «против» пришёл к простому выводу — куй железо, пока горячо — и сел за сценарий. Сократить роман было тяжёлой работой, но Миша успешно с этим справился. Пре-продакшн начался очень даже неплохо: интернет мигом облетела новость о том, что по бестселлеру готовится фильм, со сценарием Миша справился на «ура», но уже совсем скоро возникла по-настоящему тяжёлая проблема в лице кастинга на главного героя. Именно поэтому сейчас Миша, минуту назад получивший имейл о том, кого они всё-таки утвердили, еле сдерживался от того, чтобы не сломать что-либо. Сыграть обыкновенного человека, в конечном счёте приходящего к религии и Богу, и при этом внести в его образ изюминку, чтобы зрителям тот не казался банальным — нелегко. Найти подходящего актёра на такую роль — безумно тяжело. Столько людей прошло кастинг, а всё было безрезультатно. Тот, кого Миша видел изначально в роли своего персонажа, отверг предложение сыграть его. И никто не подходил. Это фиаско. Именно в этот момент Джеймс Анакост — режиссёр фильма — отрыл чуть ли не из типичной нью-йоркской подворотни юнца с небольшим послужным списком второстепенных, а то и эпизодических ролей и одной главной ролью во второсортной короткометражке. Миша был не против так называемых «юных дарований» в кинематографе, но встреча с Нэйтеном Бронксом оставила о нём впечатление отрицательное. — Ты не понимаешь, Саш, такие, как он, — артисты погорелого театра, — жалуется он по телефону единственному человеку, которого может назвать своим другом. — Я говорил с ним. Заносчивый, слишком высокого о себе мнения. Да он даже внешне не шибко-то и подходит! — Может быть, дашь ему шанс? — раздаётся на другом конце линии. — Мне слишком дорог мой проект, чтобы давать кому-то, кто может всё испортить, шансы. Он не подходит, понимаешь?! Саша советует поговорить на эту тему с Джеймсом, но Джеймс слишком упрям и постоянно твердит горькую правду о том, что у них попросту нет более подходящей кандидатурой. Миша терпит, стиснув зубы, и решает наблюдать. В первую очередь он лезет шерстить все источники, в поисках информации о нём. Оказывается, Нэйтен даже удостоился собственной странички на Википедии, куда первым делом и отправляется Миша. Но нарыть там получается немного. Статья короткая и, судя по всему, недоработанная: указаны лишь основные данные вроде полного имени и возраста, бывшего места учёбы и кратенький список — фильмография. Прочитав сюжеты фильмов, в которых Нэйтен снимался, Миша понял одно: до данного момента ему доставались лишь роли психопатов по типу Патрика Бейтмана, но зачастую бывших второстепенными персонажами, которых сливали ближе к финалу. Миша смотрит фильмы с его участием. Четыре полных метра и одна короткометражка. Какие-то, где Нэйтен исполняет второстепенные роли, перематывает, смотря лишь сцены, в которых тот появляется, какие-то смотрит от и до, особенно тот, где Нэйтан исполнил свою первую главную роль. Ищет сам не зная что в хитром выражении лица и красных глазах. Он — идеальное воплощение образа того самого персонажа-психопата, которого, собственно говоря, и играет в практически всех картинах со своим участием. Ставя на паузу очередной фильм, Миша тихо вздыхает, поскольку окончательно осознаёт: у Нэйтена нет ни единого шанса исполнить новую роль так, как, чёрт возьми, надо, оживить такого персонажа, перенеся его со страниц сценария на экран. И из-за этого неуспех ожидает самого Мишу, весь его проект, в который было влито столько времени, денег и других ресурсов. Скрепя сердцем, Миша признаёт одно: Нэйтен хорош в своём уже сформировавшимся амплуа психопата, а ещё нереально красив. Когда в одном из фильмов из списка начинается постельная сцена с его участием, Миша невольно засматривается на чужое тело. Длинная шея, бледные руки с выпирающими венками, выступающие ключицы, худощавое телосложение. Несомненно, Бронкс недурён, что касается не только внешности, но и актёрских навыков, однако… Что такой человек забыл здесь, на съёмочной площадке его, Миши, фильма? Как назло, призрачные надежды на капризность Нэйтена и то, что он умудрится поссориться со всеми в первые дни на съёмках, оборачиваются неуспехом. Несмотря на свою вспыльчивость и нотку фамильярности при общении, артист погорелого театра умудряется подружиться чуть ли не со всей командой, начиная от режиссёра и заканчивая художником по декорациям. Остаётся лишь раздражённо вздыхать, наблюдая дальше. Оказалось, что назвать Бронкса «артистом погорелого театра» означало погорячиться, но Московский закрепляет за ним это прозвище как минимум из-за возникшей к нему неприязни. Миша приходит практически на все смены, на ходу внося небольшие правки в сценарий. Постоянно натыкается на взгляд красных глаз с хитрецой, ловит издевательскую ухмылку. Паршивца хочется выпроводить, сжигая в ту же минуту его экземпляр сценария, весь усеянный пометками неразборчивым почерком и подчёркиваниями разноцветных маркеров. На деле же Миша может только в очередной раз скривить губы, лишний раз показывая, насколько же он не одобряет происходящее. Они ссорятся. Постоянно, по поводу и без. Из-за каждой детали в образе Нэйтана на площадке, чуть ли не перегрызая друг другу глотки, но всё же стараются делать это не при всех, чтобы не портить атмосферу на съёмках. В конечном счёте, Миша понемногу остывает и уже не позволяет себе повышать голос до крика, но едкие реплики проскальзывают между ним и Нэйтаном в течение всех съёмок. — Что плохого в том, что я решил сделать голос чуть более эмоциональным? — с нэйтеновского «Что плохого в том, что…» начинается чуть ли не каждый их спор. — Я имею право интерпретировать свою роль именно так. Это раздражает. Мише хочется контролировать всё. И без Нэйтана случаются постоянные тёрки с Джеймсом относительно изменений, а тут ещё и актёришка вертится под ногами. «Раздражает до невыносимости», — думает Миша, пытаясь придумать план скорейшего от него избавления. Смена только-только закончилась, хочется лишь сесть в автомобиль, нажать на газ и поехать к себе домой. Хорошо, что практически все сцены приходится снимать в черте города. — Ты всё делаешь совершенно не так, как следует! — огрызается он. — Это совершенно не так работает. — А как в твоём понимании оно должно работать?! — В обратном направлении. Ты вообще понимаешь, почему атеист с таким характером вдруг решил обратиться к богу? Скажи мне хоть что-нибудь о его стремлении к религии, приведи хоть один аргумент в пользу своей трактовки персонажа. — I can't see desire for religion in him! — заявляет Нэйтен с нескрываемой злостью в голосе. — He just had no choice! — В таком случае, си внимательнее, — раздражённо отвечает Миша по-русски, закатывая глаза и громко цокая языком. Не понявшему сказанного Нэйтену остаётся лишь развернуться на каблуках и, показав фак, гордо покинуть помещение. Тем не менее, с течением времени Миша видит, что он всё-таки старается, очевидно, решив всеми силами доказать чужую неправоту. Это ничего не меняет, однако деталь вполне себе примечательная: всё-таки способности у Нэйтана есть, что нельзя не отметить.***
Однажды, когда наступает небольшой перерыв во время смены, Миша решает выйти покурить и подышать на свежем воздухе, устав от духоты в помещении. Тёплый ветерок бодрит и помогает собраться с мыслями. Спустя несколько секунд дверь распахивается и на улицу выскакивает артист погорелого театра. Встаёт рядом на небольшое крыльцо. В глаза бросается одна деталь: Нэйтен курит айкос. Это говорит о многом, поскольку айкосом, как известно, можно пользоваться и в помещении. Значит, он хотел поговорить. Миша терпеливо ждёт, пока начнётся чужая долгая речь, выражающая в себе очередной на него наезд. — Чем же я тебе не угодил? — первая затяжка, первый вопрос; разговор явно будет долгим. — Почему ты одобрил абсолютно весь каст, а меня нет? Миша массирует переносицу, мысленно произнося: «Боже, дай мне сил». Запахло стиками для айкоса. Неприятный аромат, раздражающий слизистые носа. От Нэйтена и без того хочется отвернуться, лишь бы не жужжал назойливой мухой перед носом, а эта деталь его образа лишь подливает масла в огонь. — Потому что ты не способен сыграть такого персонажа, и я это вижу как автор, создавший его, — он даже не повышает голос, научился уже терпеть. — А почему ты не принимаешь тот факт, что каждый может понять его по-своему, м? Нэйтен чуть ли не на цыпочки встаёт, лишь бы оказаться с ним одного роста. Это забавно, но Мише сейчас не до смеха. Он смотрит за тем, как расстояния между их лицами сокращаются — ещё чуть-чуть, и они соприкоснутся кончиками носов. — В любом случае, твоё мнение никого не ебёт, я же здесь, — Нэйтен усмехается и в ту же секунду отстраняется, а затем, сделав очередную затяжку, произносит с сумасшедшей ухмылкой на устах: — Если отсосу тебе, отвяжешься? — Нет, — смотрит хмуро, не может отвести взгляда с пухлых губ. — Отвяжусь разве что если фильм получит сертификат свежести на rotten tomatoes. — Не знал, что у тебя настолько заниженные ожидания, honey. Будут не только помидоры: нам нужен как минимум «Золотой глобус»! — Нэйтен откровенно смеётся над ним и подмигивает. Чтобы не слушать больше этот бред, Миша его целует. Спроси минутой позже, зачем он это сделал, он не смог бы ответить чётко и вразумительно, но результатом в конечном счёте остаётся доволен. Как минимум, Нэйтен мог бы обвинить его в домогательстве, как максимум — ответить на поцелуй, что он и сделал. От артиста погорелого театра пахнет стиками и каким-то американским парфюмом. Его пшеничные волосы оказываются на удивление приятными на ощупь, а губы — сухими и обветренными. Мише нравится, и потому он спешит углубить поцелуй, вылизывая чужой рот, а Нэйтен, как оказалось, совсем не против этого, потому что отвечает не менее страстно. — Я надеюсь, будет продолжение? — спрашивает он, стоит только Мише отстраниться, не в силах скрыть огонёк надежды в красных глазах, причём делает это таким тоном, словно бы ничего не случилось вообще. Тем же вечером Миша трахает его в номере ближайшего к киностудии отеля, израсходовав весь свой небольшой запас презервативов.***
Дни летят быстро. Съёмки утомляют, но Мише нравится на них находиться. Наблюдать за слаженной деятельностью актёров, режиссёра, оператора и всей остальной съёмочной команды, периодически помогая, где необходимо, оказывается увлекательным и необычным: новый опыт, интересная возможность ознакомиться с кинематографической деятельностью изнутри. По субботам он стабильно пьёт кофе с Сашей Романовым, обсуждая свою литературную деятельность и работу над новой книгой, идея которой уже формируется в полноценный сюжет; раз или два в неделю стабильно тащит Нэйтена в отель, проводя с ним страстные ночи и снимая напряжение. То, как получится персонаж артиста погорелого театра на экране Мишу уже не волнует: он устал спорить, да и большинство сцен с его участием уже отсняты. Будь что будет. В кои-то веки Миша просто наслаждается моментами, понимая, что даже если фильм провалится в прокате и не окупится, а Нэйтен получит «золотую малину», ничего страшного не произойдёт. Он просто ставит крест на работе, оставаясь в роли пассивного наблюдателя, и однажды ловит себя на мысли о том, что приходит на смены ради Нэйтена. Запах бронзовых стиков становится со временем всё привычнее, но при этом не остаётся нигде: он выветривается в течение пяти минут, ускользает, словно сам Нэйтен, каждое утро. Вроде бы чувство неприятное, но в то же время будоражащее сознание. Миша принимает простое решение оставить всё как есть, и разобраться с этим как-нибудь потом.***
В последний день съёмок настроение у всех весёлое, даже у Миши. Пройден большой этап, но впереди ещё много всего интересного. Это не мешает им отпраздновать. Нэйтен тащит Мишу, Джеймса и ещё нескольких актёров в бар, где все без исключения пьют алкогольные коктейли в разных количествах. В такси Нэйтен много ёрзает рядом, руку по-собственнически кладёт на бедро Миши, а ещё просит водителя погромче включить игравшую по радио песню Queen. Не то, чтобы Миша любит эту группу, но наблюдать за тем, как твой бухой в хлам любовник пытается подпевать Фредди Меркьюри, из всей песни внятно помня лишь строчку-название «I'm in love with my car», оказывается донельзя смешным. Оказавшись в квартире Миши, первое, что делает Нэйтен — идёт на кухню, даже не сняв свои кеды садится на стул, и достаёт айкос, уже через несколько секунд делая первую затяжку. Миша в это время принимается искать бутылку вина: он почти не пьян, в отличие от некоторых. — А может быть, это не герой книги, а ты устал от городской суеты и всё, чего тебе сейчас хочется — это уединения, но ты не можешь позволить себе этого, потому и обратился к Богу? — задаёт внезапно вопрос Нэйтен. — И много ли ты обдумывал эту мысль на свою пьяную голову? — спросил с неприкрытой иронией в голосе. — Но ты же вроде верующий… — продолжает он, вновь затягиваясь. — Хотя-я, Бог вряд ли бы одобрил тот факт, что несколько дней назад я скакал на твоём члене. — Точно нет, — с этими словами Миша садится на соседний с ним стул и наливает себе в бокал белое полусухое. На мгновенье наступает полнейшая тишина, ничем не прерываемая. На удивление, когда Нэйтен пьян, он становится молчаливее обычного, очевидно, задумываясь о чём-то внутри себя и лишь изредка высказывая вслух какие-то предположения. Такие моменты комфортной тишины надо ценить. Постепенно комнату наполняет невыносимый Мишей запах стиков. Не такой уж и сильный, каким он мог бы быть, признаться честно. Или же это просто Московский успел привыкнуть. Одно из двух. — Но ты же хочешь повторить? — внезапно раздаётся вопрос; Нэйтану скучно просто-напросто сидеть на высоком стуле, он ёрзает не переставая, пытаясь сосредоточить пьяный разум на чём-то одном, но явно не может себе позволить такой роскоши. — От тебя опять будет вонять стиками, — увиливает Миша, чувствуя, не хочет просто так дать желаемое. — Не так уж и сильно тебе неприятен этот запах, honey. Нэйтен мигом перебирается на его колени, чуть при этом не свалившись. Но это ничего: Миша, убрав бокал подальше, чтоб не разбился, держит его крепко, Миша контролирует, хватаясь за тонкую талию большими ладонями. Ухмыляется, чувствуя тепло везде, — в особенности там, где руки касаются чужой кожи сквозь ткань нелепой гавайской рубашки — тянется к его губам. И целует, ни в чём себе не отказывая, тут же проникая языком в податливый рот. Нэйтену только того и надо: чтобы было так близко, горячо и мокро, чтобы до крови ему припухшие от поцелуев губы искусывали и, не стесняясь, лапали за задницу. Миша успел изучить его от и до, понять, как надо действовать, чтобы выбить стон или даже вскрик. Это нетрудно, на самом деле, но требовало времени. А по предмету «Нэйтенология» Мише теперь можно ставить твёрдую «A+». Он подхватывает податливое тело на руки, шутит про «Ты стал тяжелее, опять питаешься одним дерьмом из макдака?», на что получает лишь нечто невнятное. Мише, на самом-то деле, вообще до фени, что Нэйтен ест, но подколы не могут прекратиться никогда, даже в самые около романтичные моменты. Мише нравится кусаться, оставляя многочисленные отметины на чужой шее, так, чтобы слышать чужое шипение, постепенно сменяющееся стонами. Следы с их прошлого раза уже сошли: что ж, это повод оставить новые, чем он и занимается, прижимая хрупкое тело к стене и продолжая при этом держать его на весу. Мише нравится чувствовать, что без него Нэйтен упадёт. Тот стонет по-порнушному громко, совсем не сдерживаясь. Нэйтену всегда было плевать на то, услышит ли их кто-нибудь, узнает ли некто со съёмочной площадки, что они периодически трахаются до звёздочек в глазах после долгих изнурительных смен. Сколько бы ни было шуток про съеденные чизбургеры, подготовка к роли вынудила его сильно похудеть, и это спокойно позволяет Мише пересчитывать чужие рёбра, залезая одной рукой под ткань рубашки. Они оба на взводе каждый раз оказываются, стоит только установить хоть какой-либо контакт друг с другом, будь это взгляды на съёмках с разных концов павильонов, поцелуй в шикарной тачке Миши или же короткие смс-ки, отправленные в три часа ночи. — Знаешь, какая роль тебе подошла бы? — шепчет Миша ему на ухо, едва не задевая губами мочку. — М-м? — тянет он, заинтересованно поднимая взгляд. — Шлюхи с трассы. Даже притворяться не придётся. Другой бы на месте Нэйтена обиделся, но тот лишь ловко парирует, словно заранее знал, что именно Миша ему скажет. — В таком случае, тебе осталось написать очередной бестселлер со шлюхой с трассы в главной роли и поставить по нему экранизацию. Я уверен, такой шедевр как минимум получит «Оскар» за лучшую мужскую роль первого плана. — Слишком много болтаешь. Нэйтен громко смеётся, и Миша не может не улыбнуться ему в ответ на секунду, чтобы потом тут же накрыть губами выступающий кадык на его шее, услышав сладкий вздох.***
Когда фильм выходит в свет, он быстро окупается и набирает ошеломительный успех. Рейтинг свежести на rottem tomatoes — восемьдесят девять процентов, рецензии от критиков преимущественно положительные. Нравится он и фанатам. Каждое утро Миши теперь начинается с думскроллинга ленты в Твиттере по тегу с названием своего фильма и, признаться честно, он не может до конца смириться с тем, что всё действительно прошло лучше некуда, всё, чёрт возьми, получилось. Все, как один, в особенности хвалят исполнителя главной роли, что, конечно же, обеспечит так называемому артисту погорелого театра, взлёт в карьере и откроет дороги перед многими другими проектами. Мише гордость не позволяет извиниться перед ним за все свои слова, но это совсем не мешает купить бутылку виски, несколько презервативов и заявиться к Нэйтену поздно ночью, чтобы потом, когда они уже лежат на кровати, отходя после крышесносных оргазмов, чрезмерно нежно поцеловать его в щёку и прошептать еле слышное: «Я недооценил тебя».