Выпускной и крыша, на которой лишь ты и я.

       Очередной школьный учебный день, ничем не отличающийся от предыдущих. Но вот только его сегодняшняя дата была весьма напрягающей — тридцатое мая. Студенты бы на это закатили глаза и сказали, что вовсе учатся до конца или середины июня, а вот все школьники радостно посмотрят на число в своих гаджетах и будут кричать на всю улицу, что ещё один учебный год закончен и они идут дальше. А есть же та самая сторона, находящаяся между этими двумя типами учащихся — одиннадцатый или девятый класс, для которых в этом году предстоял выбор по каким вузам, колледжам или университетам дальше идти. Некоторых же это особо так и не волновало, и они просто продолжали отрываться по полной в свои последние учебные дни в школьном заведении. Таким человеком и был Скарамучча Сёгун — ученик одиннадцатого класса. Не то, чтобы ему не было грустно от осознания того, что в следующем учебном году он больше не увидит, по его собственному выражению "ебанутых лиц дноклассников", но всё же он старался отгонять эти мысли.        И сейчас он носится по коридору вместе со своим лучшим другом Чайльдом Тартальей, который пусть и был выше на сантиметров так пятнадцать, или вовсе двадцать, Скарамуччи, но не поспевал за "коротышкой", что так ловко перебегал по всем ступенькам, и в конечном итоге они вдвоём вовсе оказываются на крыше, смотря на открывшийся вид школьного двора, по которому сейчас носились младшеклассники и за ними еле-еле поспевал педагог. Чайльд только и смог с грустью и жалостью посмотреть на девушку, произнося:        — Я бы ей помог, если бы нас выпускали в школьный двор не только по причине сельско-хозяйственных трудов, эх... люблю возиться с детьми, — Тарталья поправляет рыжую чёлку, что съехала в сторону, а после садится на бетон. Сёгун же достаёт из кармана пачку сигарет и достаёт себе одну, сразу же поджигая.        — Блять, рыжий, мы пришли покурить, а не на эту малышню смотреть, — тёмноволосый закатывает глаза и подносит сигарету к губам, делает первую затяжку, и сразу же выпуская дым.        — А вот если бы Кадзуха так сказал, ты бы с ним только согласился и в смущении лишь от его присутствия покивал своей маленькой и наполненной влюблёнными мыслями головушкой, — после Тарталья смеётся, смотря на озверевшего друга, что словно кошка уже приготовился на него напасть. — Тише-тише, Скарик, ну не на школьной крыше же ты меня убьёшь.        — Очень жаль, что не могу этого сделать. Иди нахуй, блять, я же так не шучу про тебя и твоего блондина, — Сёгун агрессивно делает ещё одну затяжку, закатывая глаза.        — Вообще-то, шутишь, значит и я могу.        — Блять, пошёл нахуй. Я — это уже другой разговор, — Сёгун сердито показывается рыжему свободной рукой средний палец.        — Ладно-ладно, допустим. А ты помнишь, что завтра выпускной? Ты когда собираешься признаться своему принцу с белыми и пушистыми волосами? Или так и планируешь остаться с ним лишь недо-друзьями?        — Блять... нашёл на что давить, сука... я не знаю. Я правда боюсь, что завтра последний раз увижу его, — увидев, как Тарталья чуть ли не смеётся с такого открытого Сёгуна, он злобно шипит. — Лучше бы с блондином своим разбирался, а не в чужие проблемы лез, идиот.        — Да я разберусь. Я же не смущаюсь лишь от одного его взгляда, как глупая школьница, верно?        В итоге крыша заполняется громким смехом Чайльда и матерящимся Скарамуччей. Ну, в принципе, уже как традиция.        Спустя три минуты юноши уже выкидывают оставшиеся окурки в какую-то ямочку, куда обычно и скидывали их. Будто прям для курящих и создали это углубление, ну честное слово! После мальчишки достают жвачку и быстрыми движениями закидывают каждый себе по три штуки в рот, чтобы убрать хоть какой-то запах.        И вроде бы всё хорошо, мальчики преспокойно добираются до нужного класса, но как только рыжий проходит в кабинет, тёмноволосому перекрывает вход Горо — коричневоволосый и, как Скарамучча скажет, похожий на собачку, так как вечно подлизывается ко всем и бегает хвостиком, ещё и любит поесть как никто другой, но остаётся в своей спортивной форме. Также этот каштанововолосый по совместительству лучший друг Кадзухи. Поэтому Сёгун терпеть не может его. И сейчас, когда этот наглец остановил его перед входом в класс, он просто хотел вцепиться руками тому в шею и придушить на месте. Остановило его лишь осознание о том, что в самом классе наверняка сейчас сидит его принц и возможно наблюдает за всем происходящим. Хочется показаться Каэдэхаре с хорошей стороны, определённо.        — Ты что-то хотел, Горо? — Скарамучча немного презренно смотрит на мальчика перед ним, дожидаясь смиренно ответа. И он наконец его получает.       — Д-да... мне просто нужно узнать, будешь ли ты завтра находиться на выпускном до самого конца, мы планируем устроить кое-какой сюрприз со старостой для всех, вот... — мешкаясь, наконец заканчивает юноша, не смотря на Сёгуна. Последний же ещё раз переваривает в своей голове сказанное только что Горо, а потом ему приходит осознание того, что старостой является Кадзуха. Значит завтра в конце выпускного явно будет что-то по-настоящему интересное, он не сомневается. Еле сдерживая улыбку, он пытается дать более серьёзным тоном ответ:        — Да, я буду присутствовать до конца. Это всё, я могу пройти в класс?        — Да, конечно! — Горо заметно улыбнулся и пропустил Сёгуна, а сам же каштанововолосый направился к Кадзухе, явно докладывать о том, что тёмноволосый дал положительный ответ. Как же убого. Хотелось бы Скарамучче самому докладывать об этом старосте...        Подперев голову рукой, он уставился на перешептывающихся Горо и Каэдэхару, мечтая занять место первого и также мило беседовать со светловолосым. Но это как было мечтой, так и останется мечтой, что уж тут поделаешь. Скарамучча не признается, он не сможет.        Три года он уже влюблён в Кадзуху. И до сих пор смущается лишь от одного взгляда в его сторону.

Ах, если бы он не был так слеп, он бы уже давно понял, что всё взаимно.

***

       Смеркается, уже выглянула давно луна и освещала весь город своим сиянием, вплоть до малоэтажных домов, что так необычно гармонировали вместе с многоэтажными.        А дискотека в школе уже в самом разгаре.        Хорошо, что сегодня был выпускной праздник именно для одиннадцатого класса, а то смешиваться с девятым не очень хотелось, как бы они не обидели этими мыслями младших лиц.        Музыка была то что надо, самая подходящая, так как диджеем был никто иной, как Синь Янь — достаточно энергичная девушка, но со своим вспыльчивым характером. Но музыку она подбирала отпадно, скажем так. Никто не оставался в стороне, даже Сяо — самый ворчливый одноклассник Скарамуччи, вышел на танцпол в сопровождении своего парня Венти. И, как бы это не звучало грустно, но Сёгун вправду завидовал, глядя на эту парочку. У них всё взаимно, и они спокойно поддаются ритму песни и кружатся по паркету, держась за руки. Никто не осуждал их за свой выбор, ведь они так идеально смотрелись друг с другом! Противоположности притягиваются, как говорится.        И этому Скарамучча завидует.        Его единственным желанием сейчас было кружиться по этому залу с Кадзухой за руку под какую-нибудь медленную музыку, точно как вальс. Но это лишь его желание, и поэтому он грустно садится на рядом удачно стоящий стул, и подпирает рукой голову, направляя взгляд в школьное окно. Как же он лоханулся, не признавшись за эти три года. Ну даже если бы признался — он не мог расчитывать на взаимность, ни на один процент. Каэдэхара не настолько глуп, чтобы влюбляться в парня, от которого вечно воняет сигаретами, с растрёпанным волосами и мятой рубашкой, которую и то прикрывала тёмная худи.        Это глупо. Просто глупо. Такого, как Скарамучча, Каэдэхара никогда не полюбит. Каэдэхара слишком идеален для Скарамуччи.        От осознания этого слёзы сами наворачиваются на глаза, и Сёгун, быстро поднявшись со стула, убегает в туалет. И опять же он не чувствует на себе взгляд, что так удивлённо следит за ним. А потом и обладатель его идёт за ним, отдавая стакан с вишнёвым соком другу, что недоумённо смотрит на уходящего товарища.

***

       — Заебало, всё заебало... Почему всё так в этой любви ебаной не просто, а пиздецки как тяжело... почему детям в детстве внушают сказками, что любовь с первого взгляда существует, и она взаимна. В моём случае только я видимо такой идиот удосужился влюбиться в новенького, лишь посмотрев на него и перекинувшись двумя словами в тот день, блять. Сука, — только и может говорить тёмноволосый, смотря на своё отражение в зеркале: лохматые пряди, заплаканные красные глаза, потёкшая тушь, которой он даже умудрился накраситься для того же объекта симпатии, и потресканные и искусанные до крови губы. Только Сёгун открывает кран, чтобы хоть как-то убрать весь этот кошмар с лица, как подпрыгивает от внезапного голоса сзади.        — Муши? — и щёки брюнета тут же покрывает румянец, только одному человеку можно так его называть, тому человеку, что и сам придумал этот милый клич. — Тебе помочь может с чем-то?        И тёмноволосый поднимает взгляд на зеркало, тут же встречаясь взглядом в отражении с Каэдэхарой. Пиздец.        Блять.        Очень вовремя, спасибо.        И тут же отводит в ужасе, быстро и смущённо произнося:        — Кадзуха? Нет, что ты, всё в порядке, тебе не нужно было прерываться от дискотеки, там весело сейчас, иди! — как можно позитивнее произносит он, но голос всё также дрожит.        — Нет, Муши. Я вижу, что что-то не в порядке. Рассказывай, пожалуйста, — светловолосый складывает руки на груди и подходит к Скарамучча, становясь рядом с ним. — Ты плакал? Почему?        — Кадзуха, пожалуйста, не беспокойся, всё хорошо, ладно? Просто расстроился по причине того, что больше никого тут не увижу, — нагло врёт, но приходится, что уж поделаешь в такой ситуации.        — Оу... а мне показалось по твоим словам, что я успел услышать, что у тебя невзаимная любовь?        Чёрт.        Блять.        Твою мать.        Как же повезло, что Скарамучча не произнёс имя объекта симпатии в своей речи. Просто спасибо всем Архонтам за это, пусть брюнет и являлся атеистом.        — А... так ты ещё и подслушивал! — тёмноволосый показывает язык и переключает свой взгляд на кран с водой.        — Да, прости, так получилось... я не хотел прерывать тебя с твоей бурной речью, ведь увидел в тебя и себя – у нас похожие ситуации. У меня тоже невзаимная любовь, так уж вышло, — Каэдэхара хмыкает и облокачивается о стену.        И в сердце Сёгуна тут же пропускает удар.        А в мыслях же витает только одна фраза "это точно не я".        Еле сдерживая слёзы и ощущая неприятный комок в горле, он спрашивает:        — А ты... пробовал предпринять какие-нибудь действия?        — Ох, да... много раз. Помню, однажды ждал его после школы целый час, мы договаривались погулять, это было года два назад, но он потом чуть ли не со слезами оправдывался о том, что его мать забрала со школы и потащила к какому-то врачу. Словно маленький ребёнок, честное слово... но такой забавный. Вот он просто такой милый, хочется обнять его и просто дать почувствовать себя в защите. Также помню, как один раз подсунул ему валентинку на День Святого Валентина чуть ли не с признанием, но успешно был проигнорирован, так как он все сердечки эти от многочисленных фанатов выбросил. Я ему даже милое прозвище придумал, хе. Ну в прочем, ты подумаешь, что я всем придумываю их, но нет – это не так. Лишь друзьям я мог давать милые кличи. Сегодня я кстати хотел признаться ему уже на словах, на крыше например, чтобы не в этой суматохе находится, но как-то понял, что ему вовсе не до меня. У него, как сказать, свой уже человек есть, которого он любит, и это точно не я. Я не такой прекрасный, как он, к сожалению, — и блондин чешет затылок, грустно опуская взгляд. Было видно, что ему совсем неприятно осознавать то, что человек, который тебе уже нравится, как Скарамучча понял, с девятого класса, любит другого.        А как же Сёгуну обидно осознавать то, что он был так слеп все эти годы.        И он просто хватает удивившегося Каэдэхару за руку, и ведёт прямиком на крышу.        Спустя считанные минуты он уже с обезумевшим Кадзухой сидят на бетоне, а Сёгун поджигает сигарету, чувствуя на себе недоумённый взгляд алых очей. Он быстро делает затяжку, и выдувает дым прямо в лицо сидящему рядом с ним юноше, от которого последний морщится, а брюнет лишь хихикает, произнося.        — Вот если бы не та история с мамой, которая забрала меня со школы, сказанная из твоих уст, я бы так и остался в неведении, мой дорогой Зузя. И да, я не настолько беззащитный, но от объятий всё же не откажусь. Это взаимно, идиот. Ты мне нравишься. И почему-то признаюсь по твоему плану на крыше я, а не ты, почему, не знаешь? — и Сёгун, усмехнувшись, смотрит на смущённого Кадзуху, который только и может смотреть в омуты напротив, всё больше покрываясь румянцем. — Ну скажи хоть что-нибудь, а то в туалете вот какие у тебя речи были насчет меня, Зу.        — Я не знаю даже, что говорить... я не думал, что это сможет быть взаимно, а ещё не думал, что ты так всё помнишь... ну, лучше так, чем никак, на самом деле, — хмыкает Каэдэхара и зачарованно смотрит на курящего собеседника, улыбаясь. От этой эмоции на лице Кадзухи Скарамучча чуть ли не давится дымом и откидывает недокуренную сигарету на бетон. — Правильно, курить вредно, Муши.        — Для тебя даже перестать готов, раз так говоришь, — смущённо шепчет Сёгун, запрокидывая голову назад и смотря на звёзды.        — Я не сильно против, — а после светловолосый тянется к щеке мальчика своими губами и оставляет на ней лёгкий поцелуй, от которого Скарамучча сразу же направляет на блондина смущённый взгляд, а староста лишь хихикает, смотря на тёмноволосого.        — Эй... — брюнет же показывает язык, смотря на Каэдэхары. Но дальнейших действий последнего он никак не ожидал: старший аккуратно кусает юношу за язык и вовлекает в поцелуй, давая двум языкам закружится в собственном вальсе чувств, что переполняли их сейчас в этот момент. Скарамучча же просто краснеет и передаёт всю инициативу старосте, будучи человеком, не умеющим целоваться. Хотя что говорить ещё — Кадзуха и сам в принципе не умел, но пытался. Ради мальчика перед ним пытался.        Они отдали свой первый поцелуй друг другу под ночным небом, на крыше небольшого учебного заведения, которую освещала луна. Они ещё долго сидели и беседовали тут: Сёгун лежал на коленях Каэдэхары, последний перебирал чужие мягкие пряди, слушая причитающего и матерящегося на какого-то рыжего балбеса мальчика, которого так любил.        Это лето и последующие года точно станут для них незабываемыми.        — С первым днём лета, Муши, — и Кадзуха целует уже задремавшего на его коленях юношу в лоб, что поморщил носиком во сне, но продолжил находится в царстве Морфея, наверняка наблюдая прекрасные мечты с Зузей, которые теперь точно смогут осуществиться, ведь этот выпускной связал их теперь надолго, если не навсегда.