Ананас.

У черта сильнейшая аллергия на ананасы. Не знают об этом только слепые и глухие, у которых еще бонусом отсутствует память, и такое ощущение, что из подобных личностей состоит все окружение Джаста. Мужчина на самом деле фрукты любил, ел их с удовольствием, ибо слишком сладкое он на дух не переносил, как тот же Алфедов и, как он сильно подозревает, Клэш. Нет, тот был больше по кисло-сладким сочетанием сладостей, обожая всей душой пироги и выпечку в целом, из-за чего научился мастерски готовить подобные блюда. Не важно, сладкие или с соленой начинкой, но умел. Только вот, на этом возможности Джаста в готовке кончались, ибо зачастую времени и сил на еду у него не было. Проекты сжирали огромное количество времени у Дровосека, что вкалывал в свою организацию уйму сил и времени, закрывая глаза на косые взгляды людей, что прекрасно помнили второй сезон сервера, и то, что бес там был не на последней роли. Если задуматься, тот вообще был как неким основателем и предводителем, что вел эту контору. Нет, конечно никто не умаляет заслуги Хевила, но все же многое внес и бес. Но президентство перевернуло контору, делая ее организацией, что управляла сервером, являясь неким подобием правительства. Джаст прикусывает губу до привкуса металла на языке, нервно сглатывая, и вязкую от переживания слюну, от чего кадык нервно дергается, выдавая состояние мужчины, у которого даже нервно подрагивали руки. А дело было в простом, казалось бы, совершенно не замысловатом сообщении в коммуникаторе, который Альцест, бывший президент и нынешний глава Дровосеков пишет лично ему, демону, с предложением о небольшом отдыхе, приглашая того на чай. Будь это не грибник, черт бы глубоко задумался, а не подстава ли это, не скрыта ли за простецким желанием встречи грязная тайна очередного покушения, или же сделки, которая открывает демону тыл, делая его желанной для многих мишенью. Но нет, это был он, добродушный бородач, что так любит шутить про то, что Джаст и Алфедов братья, ибо он их приемный родитель. На самом деле, ситуация уморительна до дрожи и нервных слез умиления, которые наворачивались у беса каждый раз. Тема семьи слишком сильно затрагивала прозрачные струны арфы души рогатого, заставляя того рассеянно смущаться подобным нежностям. Непривычно. До жути, до скрежета зубов, до вполне резонного вопроса, " — А почему такие простые, обыденные нежности заставляют меня растеряться и думать, что это все не искренне?» Было непривычно. Но Джаст это театр одного актера. Только на этой почве он бы сдружился с печально известным алкоголиком сервера. Мужчина носит маски. Как и все, если быть честным. Только вот, он просто не хочет выглядеть слабым. Он хочет оставить постоянные срывы, слезы и крики в стенах базы, не доверяя эмоции никому. Даже семье, которыми черт уже по привычке, по глупой, некогда оброненной Альцестом шутки, он считает грибника и снеговика. А бородач, словно зная, на что нужно давить, каждый раз при виде беса, здоровается издевательским, " — Сынок! " Заставляя названного сжимать кулаки, острыми демоническими ногтями раздирая нежную кожу ладоней в кровь, и говорить натянутую, словно тетива лука фразу, — Какой я тебе сын, Альцест, я тебе во внуки гожусь. На которую грибник лишь махнет рукой, да лишь на время станет чуть реже использовать подобное обращение. А Джасту неловко, он краснеет и отводит взгляд, тупит его об стену, словно обвиняя ее в собственной социально-семейной неловкости. А самое смешное и грустное, это то, что бес до глубины души любит данное Альцестом ему прозвище, искренне считая его родительской фигурой. Только вот, грибник лишь со смешком сверкнет глазами, да и только. Коммуникатор вновь пиликает, оповещая уже бородача, что черт уже в пути к его бунгало. И впрямь, мужчина через короткое время, поправляя очки, видит летящую на элитах фигуру, что мастерски приземляется рядом, оставляя следы от не родных крыльев на песке, а так же поднимая жёлтую стружку пляжа в воздух, заставляя обоих чуть щуриться для того, дабы всякая гадость не попала в глаза. — Джаст, сынок, все же пришел! — радостно хмыкает Альцест, разворачиваясь и рукой подзывая собеседника, что лишь молвит, — Не опять, а снова, да, папаша ты не доделанный? Грибник лишь фыркает, ведя младшего на подобие кухни, которое имелось у мужчины, — Если я папаша, то как-то ты слишком неуважительно к отцу относишься. Но впрочем, у меня есть кое что для тебя. — Старший довольно улыбается, было видно, что тот горд сам собой. А на это уже сам Джаст не мог не улыбнуться. На сердце становилось теплее, свободнее. А запах выпечки вывел из столь милого момента, — Ты сам это приготовил? — скептически тянет черт, садясь на стул за стол, на котором стояла ароматная выпечка, что манила любителя сладостей приятным золотистым цветом запеченного нежного теста. — Ой, обижаешь, то что я готовлю ахуенно, не важно, что по итогу у всех, кто пробовал стряпню, по итогу было несварение. — Рогатый буквально слышит, как старший закатывает глаза. На это Джаст лишь тихо и искренне смеется, не замечая ласковой улыбки грибника, что боролся с желанием растрепать белокурые локоны. И все же, прикипел Альцест к этому, казалось бы, гордому и язвительному пареньку. Он каждый раз гордиться собой, когда по итогу его действий, он слышит тихий смех беса, или теплые, полные искренности и любви, такой семейной, что бородач не понимал, плачет он из-за смеха, или же слезы были вызваны по иной причине. С легким стуком, старший разрезает пирог, — На, ешь давай. За то, сколько времени ты проведешь в туалете я не отвечаю. Джаст лишь кивает, беря в руки кусок пирога, принюхиваясь. Что-то было не так, он это чувствовал. — Альцест, а с чем пирог? — уточняет черт, откусывая маленький кусочек лакомства, дабы в случае чего сплюнуть. — А? Да с этими, блять, как их … — собеседник раздраженно щелкает пальцами, пока бес успевает съесть еще чуть ли не половину предложенного куска. — А, вспомнил, наконец-то блять, с ананасами! Глаза рогатого округляются и его дыхание сбиваться. Он заводиться в приступе кашля, от которого грибник напрягается, — Чертила? — Дай стакан воды. — хрипит младший, дрожащими, толи от нервов, толи от паники, толи от того, что он и впрямь задыхается от взыгравшей аллергии, руками выискивая зелье, что было сильно действующим средством от подобных приступов. Но только если съесть немного, а мужчина успел съесть лишь половину куска, это еще, по опыту демона, мало. Альцест, выругавшись раз сто, протягивает стакан и Джаст запивает горькое, до мурашек, зелье. Пару минут уходит на то, чтобы младший перевел дыхание и красные пятна сошли с лица. Бородач, немного хрипя от переживания, спрашивает, — Ты как? Ебанный рот, сильно же тебе…это у тебя такая аллергия на ананасы? Блять, Джаст, сказал бы, я ведь даже не знал. — бывший президент чувствует вину за состояние подопечного, потому выводит на спине сидящего успокаивающие круги, неловко спрашивая, — Можно я…? Бес слабо кивает, с удовольствием утопая в медвежьих объятиях, что дарил ему собеседник. — Знаешь, а ты мне правда как отец.- тихо шепчет черт. Волны лизали песчаный берег, а в том самом бунгало произошло много чего, но как минимум, произошло следующее, — В следующий раз говори, если у тебя аллергия! — Но как же мы тогда приедем к тому, что я твой примесный сын и могу называть тебя папой? -…сукин сын. — Я все еще напоминаю, что я твой сын, так что в данном контексте… Веселое хихиканье разрезало тишину, выдавая истинные эмоции двух людей, что находились в помещении. Но все же, бес в следующие разы все же говорил, что у него аллергия на ананасы. И это была первая буква, в алфавите Джаста.