Деприва́ция сна — недостаток или полное отсутствие сна. Может возникнуть как результат расстройств сна или осознанного выбора.
Идеально выглаженная чёрная рубашка, приталенная белая жилетка, неизменные перчатки, плотно облегающие изящные пальцы, невзрачный передник, скрывающий крепкие натренированные бёдра. Высокий хвост и как всегда цепкий взгляд алых глаз, в котором плескались отстранённость и определённая неприязнь к исключительным посетителям таверны. Дилюк не изменял себе ни в одной мелочи, придерживаясь всегда привычных и устоявшихся вещей. Казалось, ничто не может пошатнуть самого известного и богатого человека Мондштадта. Ни на работе, ни в бою, ни в личной жизни. Даже нахальный взгляд и фальшивая улыбка некогда самого близкого человека на всём белом свете (после отца, конечно же), что восседал сейчас перед ним и медленно потягивал Полуденную смерть в полном одиночестве. Кстати о нём… — Таверна скоро закрывается, — монотонно протирая стакан за стаканом, оповестил Дилюк сначала капитана кавалерии, а после громче повторил для всех посетителей. Не то чтобы он не мог сказать это всем и сразу, но для Кэйи всегда нужно было особое приглашение. — Плесни ещё немного, — о чём и велась речь. Кэйа пододвинул свой почти пустой бокал ближе к Дилюку и расплылся в довольной пьяной улыбке. Играть на чужих нервах он умел и мастерски пользовался этой способностью при каждом удобном случае. Кэйа тоже не изменял своим правилам и принципам. Дилюк молча подхватил бокал и плеснул в него алой жидкости, никак не отреагировав на игривый взгляд бывшего брата. Сосуд с тихим стуком опустился на барную стойку, и бармен вернулся к своему занятию. Внутри всё сжалось от ехидства и торжества, когда лицо капитана скривилось в гримасе отвращения, а бокал оказался отодвинут подальше от его владельца. — Странное у Вас понятие о вине, мастер Дилюк, — почти пропел Кэйа и вздохнул разочарованно, с грустью глядя на виноградный сок, заменивший ему алкоголь. — Так безбожно испортить остатки прекрасного напитка… — Таверна скоро закрывается, сэр Кэйа. Мне не прельщает перспектива выносить Вас на себе отсюда, — как ни в чём не бывало ответил хозяин таверны и по привычке перекинул через плечо сухое полотенце. Дилюк двинулся в зал, чтобы собрать пустые бокалы, проверить на целостность мебель и оценить бардак, наведённый посетителями. Заодно напомнил о закрытии заведения и поторопил всех покинуть помещение. Когда он вернулся за стойку, то Кэйи и след простыл, а на его месте были монеты моры. Вздохнув с облегчением, что не пришлось выслушивать новые подколки и уговоры налить лишний бокальчик, Дилюк продолжил свою рабочую рутину. На часах было ровно одиннадцать, когда он вышел из таверны и направился к боковым воротам. Для всех рабочий день был окончен, но не для него уж точно. Маги Бездны не дремлют, в отличие от расслабленных рыцарей Ордо Фавониус. Домой Дилюк вернулся лишь с рассветом.***
Жизнь шла своим чередом. Жители были всё также счастливы и свободны, а рыцари бесполезны и неэффективны. В распорядке дней Дилюка тоже ничего не менялось: работа на винокурне, смены в Доле ангелов, ночные патрули под личиной Полуночного героя (чтоб того, кто придумал это прозвище, маги Бездны побрали). Единственное, что незначительно и не критично, по мнению самого Дилюка, поменялось — это время, которое он проводил за работой. Сначала он чуть дольше стал засиживаться за документами на винокурне. Но это было логично: подходил сезон сбора урожая винограда, и необходимо было подготовить инвентарь, ингредиенты, разобрать заказы на вино, определить размер поставок и в целом предполагаемый объём вина с учётом урожайности. После смен в Доле ангелов стало больше: Дилюк выходил вторым человеком по вечерам, закрывал таверну позже обычного, старался взять всю тяжёлую работу на себя. А про ночные патрули можно было даже не говорить, ведь всегда после смены в таверне он заступал на них, возвращаясь на винокурню всё позже и позже. Бывали дни, когда Дилюк и вовсе не ночевал в родном доме, приползая уставшим в таверну, на третьем этаже которой был рабочий кабинет и гостевая комната. Эти изменения были еле уловимы: день за днём, неделя за неделей темп работы менялся, но никто не обращал внимания. Да и куда там замечать такие перемены, когда в тебе по меньшей мере полтора литра вина, а мысли уже где-то далеко за пределами питейного заведения? Пока всех всё устраивало, никто не акцентировал внимания на подобных мелочах. Лишь одна Аделинда сокрушённо качала головой и просила сильно не перенапрягаться. Дилюк сонно разлепил глаза и тяжело вздохнул. Сквозь шторы просачивался тонкий лучик утреннего солнца и неторопливо полз по одеялу к изголовью, чтобы помешать хозяину комнаты вздремнуть ещё лишних полчаса. Сегодня выдался один из тех немногочисленных выходных, и поэтому Дилюк не знал, чем себя занять, кроме как проваляться в кровати подольше и почитать какую-нибудь книгу из личной коллекции. Делать, откровенно говоря, ничего не хотелось, пока в голове царил целый бардак из различных мыслей и недавно полученной информации о магах Бездны. Дилюк перевернулся на спину и потянулся, разминая немного затёкшие мышцы. На языке осела горечь воспоминаний со вчерашней смены в таверне, и было немного стыдно за свою несдержанность и излишнюю раздражительность. Но обуздать это состояние было чем-то за гранью возможного. Его будто подменили, когда с языка срывались такие непривычные для него колкости, от которых он отказался уже довольно давно, поняв, что выстроить вокруг себя непроницаемый панцирь безэмоциональности и хладнокровия — лучшее решение. В первую очередь для себя. В груди клокотала совесть, билась загнанной птицей, сводя Дилюка с ума. Впервые в жизни не было ни одной идеи и плана, как теперь подступиться к Кэйе и поговорить с ним о том, что произошло вчера. Обдумав и проанализировав сложившуюся ситуацию, он закономерно пришёл к выводу, что повода для срыва не было никакого. — Мастер Дилюк, да Вы стали завсегдатаем таверны, — хмыкнул Кэйа и сразу выложил горстку монет на два бокала своего излюбленного напитка. Его не могло не радовать частое присутствие бывшего брата в любимой таверне. — Может, выпьем вместе? — Сэр Кэйа, оставьте свои предложения для Ваших собутыльников. Я — не они, — впервые за долгое время Кэйа начал вызывать стойкое раздражение и желание выгнать как можно скорее эту нахальную морду. Стрелка настроения быстро стремилась в красную зону вместе с желанием находиться здесь ещё хоть сколько-нибудь времени. Работа, откровенно говоря, не клеилась. То заядлые пьяницы решают устроить жаркий спор на грани с рукоприкладством, то бутылки оказываются не на своих местах и от порчи напитка спасает только быстро брошенный вовремя взгляд на этикетку, то тряпки теряются по углам стойки, а на поиски уходит слишком много времени. А в особенности бесило лицо капитана кавалерии, который решил, что сегодня будет сидеть именно за барной стойкой, а не в шумной компании главных пьянчуг Мондштадта. Внутри кипела жгучая смесь негатива, отравляя каждую секунду сознание, забивая непрошенными мыслями голову. Терпение ускользало ещё быстрее, чем мотивация продолжать смену. — Попытка — не пытка. Вдруг Вы вместе с любовью к таверне прониклись заодно любовью к алкоголю, — за непроницаемой маской безразличия тяжело было различить, о чём думает Дилюк, но недобрая искра, вспыхнувшая во взгляде владельца таверны, вынудила Кэйю подобраться. Что-то неуловимо менялось в Дилюке, его это не могло не волновать. Поэтому первая вспышка эмоций не прошла незамеченной от внимательного взора капитана кавалерии. — Думать и предполагать — не Ваш конёк, сэр Кэйа, — с едва ли скрываемым ядом бросил Дилюк в ответ и отвернулся от оппонента, подавляя в себе новую волну раздражения. Глубокий вдох и не менее глубокий выдох не помогли обуздать ураган, уничтожающий всё на своём пути. Кэйа наблюдал за напряжёнными плечами, скрытыми тёмной тканью, за резкими движениями рук, прислушивался к временами тяжёлому дыханию и судорожно пытался найти причины такого поведения. Обычно идеальный и сильный духом владелец винокурни не позволял себе слабостей и попущений в выстроенном образе, скрывающем всё же доброе сердце и мягкость, ту боль, что въелась в душу теперь навсегда, и обиду на несправедливый и жестокий мир, отнявший одним днём всё, что ему было дорого. И видеть эти трещины в чужой маске было непривычно, неприятно и слишком неправильно. Часы сменяли друг друга, но по ощущениям время будто замерло в мучительной рутине. Кэйа еле осилил первый бокал Полуденной смерти, озабоченный решением каких-то проблем Дилюка, о которых он и не знал толком ничего. На второй не было просто настроения, поэтому сидел и крутил изящную тонкую ножку в ловких пальцах и не сводил пристального взгляда с бармена, даже не скрывая своего любопытства. Уж от кого-кого, а от Дилюка он никогда не хотел скрывать свои настоящие эмоции, хоть и волей судьбы ему пришлось к этому прибегнуть в итоге. — Мастер Дилюк, Вам чёрная кошка дорогу перебежала? — Дилюк резко повернулся к Кэйе с весьма красноречивым взглядом, в котором ясно читалось всё, что он о нём думает. Кэйа пожал плечами и протянул ему искомую тряпку, которую тот по неосмотрительности оставил на барной стойке близ него. — Ветра Вам сегодня точно не благоволят. — Попридержали бы язык за зубами, сэр Кэйа. Не нуждаюсь в Вашей оценке качества моей работы, — Дилюк выхватил грубо тряпку и вернулся к уборке рабочей поверхности, на которую пролил несколько капель яблочного сидра. Чем ближе было закрытие таверны, тем больше рос ком раздражительности и ненависти к этому дню. — Дилюк, — Кэйа выпрямился и нахмурил брови, меняя лёгкость и непринуждённость на закалённую и беспринципную серьёзность. Весь напускной фарс с вежливостью был откинут куда подальше. — У тебя что-то случилось? Ты сам не свой сегодня. — Сэр Кэйа, Вас это никак не касается, не касалось и касаться не должно. Лучше сделайте то, что у Вас лучше всего получается: не лезьте в чужие дела и проблемы, и игнорируйте чувства окружающих дальше. Вы в этом непревзойдённый мастер — и знаю я это не понаслышке, — если бы можно было одним взглядом испепелить человека, то на Кэйе уже живого места не осталось. Гнев затмил разум полностью. Дилюк схватил полный бокал с напитком и показательно убрал, уничтожая последнюю причину остаться в помещении. — Таверна закрывается, прошу покинуть помещение. — Дилюк, я… Дилюк прикрыл лицо руками и глухо простонал в них. Их и без того не идеальные и сложные отношения стали ещё хуже после подобных слов. По сути, к нему с искренним беспокойством подступились, хотели, возможно, помочь или хотя бы поговорить. Почему-то не было сомнений, что в поведении и поступке Кэйи не было злого умысла и желания поиздеваться над его состоянием. Но убитое настроение и жгучий коктейль негативных эмоций притупили все органы чувств и адекватное мышление. Раз у него плохое настроение, так испортим его всем вокруг, чтобы не одному страдать и сидеть в этой луже. Кажется, в простонародье это называют детским поведением, но именно в тот момент хотелось по глупому топнуть ножкой, надуться и показать всем своим видом, что у него не всё в порядке, но подпускать к себе он не намерен. Наблюдайте и страдайте, что не можете помочь. О причинах такого состояния и думать даже не приходилось, ведь Дилюку было ясно, откуда ноги росли. Но с решением проблемы были большие трудности. И сейчас, на более трезвую голову, ситуация казалась ещё сложнее и практически нерешаемой. Но что-то возможно было исправить: поговорить с Кэйей и постараться извиниться за неподобающее поведение и резкие слова. Страх прокрался на задворки сознания и сжал мёртвой хваткой взбалмошно бьющееся сердце. Он никогда не был мастером в извинениях, тем более сейчас, когда переступить через гордость в разы сложнее, нежели в юношестве. Дилюк вздохнул в очередной раз и решил, что обязательно поговорит с Кэйей. А сегодня посвятит день исключительно себе, хоть раз в жизни.***
Извиниться перед Кэйей оказалось намного проще, чем Дилюк ожидал. Не было слёзных речей, долгих монологов о сожалениях и уговоров в ответ, что всё в порядке и никто не обижается. Просто был спокойный диалог, состоящий в основном из коротких предложений с извинениями и краткими пояснениями без глубоких подробностей. Кэйа смиренно выслушал и заверил, что не обижался (хотя, это вероятнее всего не так, ведь Дилюк проехался по больному), но искренняя благодарность во взгляде и короткая, но настоящая улыбка, успокоили Дилюка. Тот явно простил. Кажется, этот разговор вдохнул бы жизнь в их загубленные отношения, если всё было так просто. Но воздушная радость и приятное послевкусие оставили неизгладимый положительный след после, а дышать стало чуточку свободней. И жизнь уже не казалась настолько жестокой и ужасной. До поры до времени. На какие-то жалкие мгновения показалось, что жизнь вернулась в прежнее русло. Работа, дом, работа, дом, редкий один выходной. И вновь по кругу. После того случая Кэйа перестал приставать с расспросами о состоянии Дилюка, хотя и не бросил попыток узнать, что с тем творится. Метаморфозы, происходящие с поведением владельца винокурни, не просто продолжились, а начали ухудшаться день ото дня. И червячок волнения съедал и без того израненную душу активнее. Кэйа в этот раз решил, что будет сидеть у барной стойки. Всю неделю после их разговора он специально старался уходить на второй этаж или в тёмный угол, откуда открывался прекрасный вид на рассеянного и особо молчаливого Дилюка. Нет, он не избегал, ему это было ни к чему. Тем более, Дилюк перед ним искренне извинился за те колючие слова. Это не могло не растрогать. Но мозолить глаза хотелось в самую последнюю очередь, тем более, когда им самим было принято решение о невмешательстве до тех пор, пока ситуация, по его скромному мнению, не станет критичной настолько, что без его помощи уже невозможно будет обойтись. Кажется, в Сумеру эту часть исследования называют эмпирическим методом познания, когда сначала наблюдают, а только потом ставят эксперимент. Поэтому Кэйа придерживался своего плана: перво-наперво изучить, а уже после лезть. И сидя за высоким барным стулом и потягивая яблочный сидр (так как настроения на что-то более крепкое и привычное не было), Кэйа блуждал взглядом от зала к Дилюку, подмечая каждую малейшую деталь в его движениях. Кто-то разбил бокал в глубине зала. Раздался дребезжащий звон стекла, а по спине пробежала толпа мерзких нервных мурашек. Тело Дилюка как-то неестественно дёрнулось, а ошалелый встревоженный взгляд метнулся к источнику звука. Дилюк тяжело сглотнул и заставил себя с усилием поставить тихо на стойку протираемый бокал. Его обуревали смешанные эмоции, которые менялись одна за другой, не давая уцепиться за клочок спокойствия и равновесия. Дилюк сделал глубокий вдох и двинулся на шум, нервно одёргивая плотные перчатки, поправляя высокий и в этот раз не особо аккуратный хвост. — Что здесь происходит? — низкий голос чуть хрипел от долгого молчания, но Рагнвиндра это нисколько не смутило. В полумраке таверны его усталый и будто замученный вид не сильно бросался в глаза, наоборот, он казался более злым и раздражённым. Хотя чувства, пришедшие за выходкой пьянчуг, совпадали с представшим образом. — М-мастер Д-дил-люк… А мы тут… Это, — выступить решил самый отважный, но аура, окружавшая измотанного Дилюка, не способствовала чёткой речи и без того пьяного тела. — Вы нарушаете покой посетителей таверны, — хозяин Доли ангелов сложил руки на груди и нахмурился. Но хоть руки и остались в покое, вместо этого он принялся отбивать частый ритм ногой. — Портите имущество. Я выпишу вам штраф — компенсация за разбитый бокал. И попрошу немедленно оплатить всё и покинуть таверну. — Но мастер Дилюк! — второй из компании подскочил с места, но быстро был осажен гневным взглядом Дилюка, у которого желваки начали играть, а указательный палец стал вторить ритму ноги, отбивая в нервном ожидании по плечу. Его начала выводить из себя упёртость пьяниц, видимо, совсем не понимавших, что хозяину таверны куда виднее как поступать. И он волен делать всё, что ему заблагорассудиться в этих стенах. С таким трудом подавляемые ранее эмоции кипели с новой силой, принося с собой удушение и лёгкое головокружение. Казалось, он был сейчас похож на спящий вулкан, готовый вот-вот низвергнуть всю свою мощь, силу и злость на глупых смертных, не внемлющих простым истинам. За грудиной его разрывало на части, кромсало на куски, пока снаружи глаза горели праведным гневом и жаждой крови. Поняв, что запахло жареным, компания извинилась, оставила нужное количество денег на столе и сбежала, поджав хвосты. Дилюк слишком резкими движениями сгрёб ещё заполненные бокалы со стола, расплескав часть жидкости на деревянную поверхность, унёс за стойку, чтобы после тщательно промыть и оттереть. Нырнул в подсобку за шваброй и ведром и направился убираться, пока вино не высохло и не пропитало доски. За этим представлением наблюдали все, в особенности Кэйа, забывший про свой напиток напрочь. Сердце пропускало очередной удар от каждого хлёсткого слова, от неконтролируемого движения и дёрганья. В груди заныло, а руки чесались от желания подойти и положить ладони на плечи, немного помассировать и сказать, что всё в порядке, просто нужно отдохнуть и не обращать столько внимания на каких-то пьяниц. Они действительно не стоят того. Когда Дилюк встал за стойку, атмосфера в таверне вновь сменилась и потеплела. Посетители ожили и вернулись к своим прежним разговорам, хотя одиноко выпивающие стали с какой-то осторожностью брать свои кружки и бокалы, бросали короткие взгляды в сторону мастера и, возможно, даже дышать боялись. Бард решил ретироваться на второй этаж в компании кружки сидра, уловив плохое расположение духа главного в Доле ангелов. Кэйа подпёр голову рукой и проследил за складкой между бровей, опущенными уголками губ и стальной хваткой вокруг несчастного стекла, уже жалобно скрипевшего под тканью. Но больше всего его волновали тёмные круги под глазами. Здесь, за стойкой было куда светлее, поэтому нездоровый вид расцветал в новых красках и слишком сильно выделялся. Капитан кавалерии никогда прежде не замечал за идеальным братом таких изменений во внешности. — Надеюсь, Вы содрали с них побольше моры, мастер Дилюк, — и всё же вечно держать рот на замке не получится. Хотя, в таком состоянии Дилюк вряд ли обратил бы внимание на несвойственную молчаливость Альбериха. — Финансовая часть таверны и винокурни Вас никак не касается, сэр Кэйа, — Дилюк даже не поднял своего взгляда, лишь вздрогнул от чужого голоса и сделал шаг назад. — Конечно-конечно, не спорю. Просто жаль бокал и потраченное на этих людей время. Не взять с них с хорошим процентом было бы глупостью, — Кэйа припал губами к кружке и сразу же осушил её на треть. Резко захотелось напиться, лишь бы стереть из памяти помятый вид родного человека. Не это ему хотелось наблюдать уже на протяжении месяца и не знать причин нетипичного поведения. — Решили заделаться в бизнесмены? — А что, из меня вышел бы прекрасный предприниматель, — улыбнулся лукаво Кэйа и допил свой сидр, придвигая кружку к Дилюку, лёгким жестом прося налить ещё. — Но шутки в сторону. Я просто рассуждаю вслух. Хотя, если Вам потребуется партнёр по бизнесу или помощник, то я всегда к Вашим услугам. — Лишь бы заниматься, чем попало, а не делами ордена. Из раза в раз доказываете бесполезность и неэффективность рыцарей, — Дилюк выполнил просьбу Альбериха и поставил наполненную кружку обратно на стойку, вновь возвращаясь к уборке. Напряжение ушло на радостные несколько минут. За разговором с капитаном кавалерии прежние переживания и мысли отступили, до поры, пока не пришлось закрываться. На винокурню Дилюк вернулся полностью измотанным и разбитым, когда солнце первыми лучами уже ласкало стволы деревьев и пышные кроны. Казалось: вот же, наконец, он настолько уставший, что сможет проваляться сутки во сне. Ночь выдалась тяжёлой. Дилюк не жалел себя, сражаясь с орденом Бездны один на один. В его копилку добавились с десяток разрушенных лагерей хиличурлов, несколько убитых магов Бездны и потерянных часов сна. Но это ничего. Он справится, ведь ему не привыкать жить в таком темпе. Пока его действия способствуют защите Монда, он продолжит заниматься ночными патрулями, уничтожая в пух и прах все планы Бездны на их свободный город. Дилюк провалился в глубокий сон, из которого вынырнул через пару часов. Усталость пеленой опустилась на веки, закутала в плотный кокон тело, но больше спать он не мог, сон не шёл. Вставать не хотелось, но пришлось оторвать себя от мягкого матраса и направиться в сторону ванной комнаты, где можно было взглянуть в зеркало. В отражении на него смотрел бледный парень с потускневшими глазами, потрескавшимися губами и растрёпанной шевелюрой, которая день ото дня начинала напоминать больше солому. От прежней шелковистости и блеска остались воспоминания. Будь у него чуть больше сил, то ужаснулся бы представшей картине. Но сейчас его охватило отчаяние и разочарование в самом себе. Владелец винокурни, магнат, завидный холостяк Мондштадта и образец для подражания медленно сполз на пол и закрыл лицо руками, позволив себе жалобно всхлипнуть и позорно и уродливо заплакать. В последний раз он так заливался слезами в день похорон отца. Только и успел скрыться от чужих глаз, как его взорвало потоком слёз и отчаяния. С тех самых пор он не давал себе таких поблажек, пообещав, что не станет плакать, что бы в его жизни ни происходило. И вот его душили чувства, прибивали к полу многотонным грузом негатива. Его душу каждую секунду отравляло собственное сознание, подкидывая всё больше и больше ужаснейших картинок и мерзких слов. Он тонул, всё больше погружаясь в эту пучину ненависти и самокопания, а как выплыть — даже и не представлял. Это не чувствовалось чем-то возможным. Каждый раз, когда он цеплялся за лучик надежды на исцеление — его обязательно что-то грубо и рьяно тянуло вниз, сжигая мосты к светлому будущему. Этот порочный круг повторялся из раза в раз, пуская его в очередное невыносимое путешествие. Истерика бушевала, а голос срывался в громких загнанных криках боли. Возможно, он разбудил прислугу, или это сама смерть пришла за ним и барабанила в дверь. А может это лишь плод его воображения. Дилюк терял связь с реальностью, пока слёзы бесконтрольно лились по щекам, пачкали в соли руки и растекались жалкими лужицами по кафелю. Тело колотило неконтролируемой дрожью, а сознание заволакивал мрак и бесконечная тьма. Этому не было конца. Колесо сансары давало новый оборот, и он возвращался в начало бушующей реки его прошлого, куда снова и снова падал, пропадая в себе же. Дилюк задыхался от чувств, от жизни, кислород был подобен смертельному яду, что убивал медленно, мучительно, вынуждая корчиться от боли и молить о пощаде. Хотелось немедленно сбежать, спрятаться в укромном месте, где никто бы его не достал. Где нет настоящего, знакомых, работы, обязанностей; где отсутствует будущее и стёрто с лица земли прошлое. Постепенно отчаянный вой сменился мычанием и редкими всхлипами. Истерика разжимала цепкие пальцы по одному, неторопливо, с явным садизмом наслаждаясь проделанной работой. Многие его считали любимцем Архонтов: родиться в богатой семье и ни в чём себе не отказывать, быть обладателем прекрасных внешних данных, в десять лет получить Глаз Бога, а уже в четырнадцать стать самым юным капитаном кавалерии, а по силе практически не иметь себе равных. Но Дилюк готов был с этим поспорить, ведь за красивой обложкой скрывалась чёрная как смоль полоса неудач, потерь, предательств, которая тянула свой след ещё в детство, когда не стало его мамы. Кажется, именно тогда судьба вынесла свой приговор: за всё хорошее он будет платить в стократ, оставаясь в итоге ни с чем. Когда Дилюк пришёл в себя, он обнаружил, что забился в угол комнаты и сидел, прижав колени к груди. Как он здесь оказался — выяснять, откровенно говоря, не хотелось. Единственное, что его волновало — шорохи, доносящиеся из-за двери. Кто-то был в комнате, а выйти в таком виде он просто не мог себе позволить. «Скорее всего Аделинда…» — промелькнуло в мыслях Дилюка, и он ещё больше сжался, затих, вслушиваясь в копошение ткани, шаги, какую-то возню. Только когда из-за двери перестали доноситься звуки, он встал и подошёл к умывальнику и зеркалу, чтобы взглянуть опять на свой отвратительный облик. Ко всему прочему прибавились красные опухшие глаза и стеклянный взгляд. Идти на работу не хотелось, но Дилюк понимал, что остаться наедине с собой он не готов после случившегося. Единственное, что его радовало, так это то, что в голове настала блаженная звенящая тишина. Тяжело вздохнув, молодой мастер принялся за водные процедуры, чтобы привести себя в порядок и не стыдно было показаться на глаза служанкам. Когда Дилюк закончил принимать ванну и вышел в комнату в одном полотенце, то замер, осматриваясь вокруг. Не было ни одного намёка на то, что в комнате кто-то был и что-то делал. Кровать по-прежнему не заправлена, шторы задвинуты, в воздухе не витал еле ощутимый запах цветочного масла, которое так любила Аделинда. А стрелки часов показывали лишь начало седьмого утра. В скором времени Аделинда должна была прийти и разбудить мастера… Оставшийся день прошёл как в тумане. Дилюк не помнил, как закрыл таверну, отправился на патруль, а после вернулся на винокурню, свалившись сразу на кровать и уснув прям в одежде. И вновь проснулся через пару часов, не в силах заставить себя поспать ещё хоть сколько-нибудь. Он вошёл в этот порочный круг из череды одинаковых дней, покрывшихся коркой усталости и налётом тревоги из-за морального истощения. Истерики накатывали чаще, а огонёк жизни тух всё активнее. «Тревога — отрицательно окрашенная эмоция, выражающая ощущение неопределённости, ожидание отрицательных событий, трудноопределимые предчувствия», — определение, которое чаще всего можно встретить в различных научных статьях, учебниках и методических пособиях по психологии. Неоднозначное и расплывчатое понятие, которое не описать словами за один раз. Тревога бывает разная: кого-то волнуют возможные события; кто-то боится неоднозначности ситуации; а кто-то волнуется за судьбу другого человека. Дилюка охватила тревога от безосновательного страха. Каждый куст кричал о том, что в нём таится ужасная опасность. Любой прохожий в какой-то момент стал представлять угрозу ему и всем вокруг. Жуткий вид мастера и одичавший маниакальный взгляд наводили волнение, Дилюк не мог вынести шепотки и откровенные насмешки, которые его стали преследовать даже по ночам. Он знал, что его будут обсуждать, но чтобы так нагло даже ночью его преследовать с целью собрать побольше слухов — выходило за рамки разумного. Кэйю же охватила тревога за родного человека, от которого день ото дня не оставалось ничего. Видя, как Дилюк дёргается на малейший шорох в таверне, на задорный смех жителей, на промелькнувшую в кустах кошку, сердце кровью обливалось. Но как подступиться он не ведал. Дилюк стал огрызаться даже на обычных посетителей, которым было небезразлично плохое настроение мастера. Кэйе было невыносимо это видеть, но головой он понимал, что если пойдёт на таран, то огребёт ещё больше, чем ни в чём не повинные люди. Хотел помочь, но не мог. Поэтому сидел в очередной раз за барной стойкой и рассматривал бледное лицо, потрескавшиеся губы, потускневшие волосы, потерявшие давно свой лоск. Кажется, даже кожа на лице местами начала шелушиться, будто никто за ней не ухаживал. Хотя почему «будто»… «Чем же ты себя так загоняешь, что лишился нормального отдыха и сна?» — Альберих лениво пил Полуденную смерть и в очередной раз сожалел, что их отношения теперь не так близки, в ином случае он бы давно уже всё выяснил и помог. А хотя… Он бы не позволил вообще такому произойти. — Хэй, Дилюк. Лови! — и любимая монетка на удачу с тихим звоном оторвалась от изящных пальцев, полетев в сторону названного человека. Но вместо ожидаемого ловкого перехвата, она пролетела мимо и глухо приземлилась далеко за стойкой. Повисла тишина. Дилюк заторможенно поднял голову от тетради учёта, посмотрел сначала на Кэйю, а после в сторону, где должна была быть монета. Пару раз хлопнув глазами, до Рагнвиндра дошло, что сделал капитан кавалерии и что он сам не сделал. — Эх, будь это брошенный в бою меч подмоги, то нас бы уже покромсали на кусочки, — Кэйа разочарованно вздохнул и сделал ещё глоток напитка. — Прости, я просто слишком сильно погрузился в свои мысли, — молодой мастер позволил себе секунду слабости и устало потёр лицо, сонно зевнул и направился за вещицей, чтобы в итоге отдать её владельцу. — Дилюк, а ты… — Кэйа нервно поёрзал на стуле, осмотрел пустую таверну и вновь вернулся взглядом к её хозяину. — А ты собираешься закрываться? Идти домой? Или исполнять свой долг Полуночного героя? Таверна уже почти как час закрыта, и ты меня всё ещё не выгнал… — А? Да, конечно. — Я всегда не против пропустить лишний бокальчик вина и задержаться, пускай даже после закрытия буду допивать и выслушивать твоё ворчание, что мне пора катиться домой. Но ты мне буквально десять минут назад подлил на автомате. Боюсь, мой счёт такими темпами перевалит за кругленькую сумму, а запасы вина в таверне истощатся до минимума, — с губ сорвался нервный смешок. Кэйа отодвинул свой бокал с недопитым напитком и не знал, куда себя деть. В идеале надо было сваливать, так как он мешал работе. Но и уйти, бросив Дилюка в таком состоянии, он не мог. — Ничего. Это… за счёт заведения, — цифры и слова на бумаге расплывались, суммы не сходились, а связь с реальностью медленно ускользала. Дилюку казалось, что его свалит в любой момент, но отчаянно цеплялся за ниточку сознания и возвращал себя в этот мир, стараясь продолжить работу. — Дилюк, у тебя всё точно нормально? — Да, всё под контролем. В итоге, из таверны они вышли вместе только спустя минут сорок, когда Дилюк взял себя в руки и насколько мог быстро закончил с уборкой и подсчётом выручки. К счастью, все суммы чудесным образом сошлись. Кэйе хотелось увязаться следом и подстраховать в случае чего. Он не сомневался, что Дилюк пойдёт исполнять долг Полуночного героя. Но шаткое равновесие в их отношениях он не мог просто взять и загубить чрезмерной заботой и навязчивостью, тем более ему вставать нужно было слишком рано, чтобы отправиться на задание ордена. А драгоценные часы сна он берёг, не желая свалиться от усталости в разгар битвы. И кажется, это было непоправимой и ужасной ошибкой, так как через несколько дней на щеке Дилюка красовался длинный и глубокий порез. И своё любопытство он не сдержал. — Дилюк, я понимаю, что ты очень занятой человек. У тебя обязанностей поболее, чем у любого жителя Мондштадта. Но следить за собой надо, — Кэйа говорил негромко, степенно, точно зная, что их никто не услышит. — Откуда этот порез? — Вас это заботить не должно, сэр Кэйа. Но так и быть, удовлетворю Ваше любопытство. Я поранился при сборе винограда. Вместо того, чтобы всецело доверить сбор урожая своим работникам, Дилюк вызвался помогать. Взвалил на себя очередные обязанности, которые сейчас казались ему неподъёмной ношей. Ещё полтора месяца назад он и не думал бы об усталости и о том, что это слишком сложно для него. Но на фоне последних событий лишние обязанности подкосили и без того уставшего и измотанного молодого господина. Поэтому сейчас руки еле слушались, а в голове стоял непрекращающийся шум и звон. Черепную коробку сдавливали тиски боли, а изнутри разрывало от урагана мыслей и переживаний. Тяжёлый ком тошноты и бессилия подкатил к горлу и перекрыл доступ к кислороду. — Я не верю тебе. Виноградная лоза, или что бы там ни было, не могла оставить такой глубокий порез. Одно дело мешки под глазами, а другое: когда ты пропускаешь удар в бою, — Кэйа нахмурился и слишком громко поставил стакан на стойку, но в весёлом гаме никто не обратил внимания на это. — Я и не пытаюсь тебя в чём-то уверить. Я просто констатирую факт, — Дилюк пожал плечами и развернулся на каблуках, направившись в подсобку. Стоило двери закрыться за спиной, как Дилюк сполз вниз по деревянной поверхности и прикрыл рот рукой, сдерживая надсадный вой. Ему катастрофически не хватало воздуха, страх сковал тело и разум, затмевая всё на своём пути. Кажется, при панических атаках надо дышать и цепляться за какие-то якоря, которые помогут не уйти с головой в эту бездну безумия. В голову не приходило ровным счётом ничего, он не знал, как ему перебороть это состояние без помощи Аделинды, спасавшей его до этого несколько раз. Её запах всегда успокаивал, руки ласково проходились по жёстким волосам, а голос лился словно патока, заполняя разум теплом и нежностью. Под натиском заботы и любви этой женщины страх отступал и размыкал цепи на горле и сердце. Но сейчас он был совсем один. Такой жалкий. Такой бесполезный. Такой никчёмный. Аделинда. Аделинда. Аделинда. Надо думать о чём-то хорошем, что его держало в этом мире и помогало не сгинуть в водовороте отчаяния. Дилюка трясло, а слёзы лились градом, пока в голове он старался прокручивать всё, что его связывало с этой женщиной. Детский смех, прятки, полезные наставления, вкусная выпечка и игры в шахматы в зимние вечера, когда удавалось её уговорить отдохнуть с ним. То, как она помогала ему найти подход к закрытому и несчастному мальчишке, появившемся на пороге их дома. Она всегда была рядом и любила его как собственного сына, заменяя ему родную мать, слишком быстро ушедшую из жизни. Дилюк всхлипнул и сделал судорожный вдох, чувствуя, что истерика медленно отступает и освобождает разум. Он не мог посчитать, сколько минут длился приступ, да и это было последним, что его сейчас волновало, так как ему предстояло привести себя в порядок и выйти из подсобки. Чарльз давно ушёл домой — его никто не подменит на смене. В углу раздался шорох и на периферии мелькнула тень. Дилюк дёрнулся в сторону и забился в угол, всматриваясь в мрак подсобки. Было не по себе, ведь он был уверен, что здесь один, но отчётливо чувствовал чьё-то ещё присутствие. — Куда запропастился этот бесполезный мастер Дилюк? — Жалкое зрелище: бросил таверну в разгар работы… — Ха-ха, да уж. Что уж ожидать от такого жалкого и трусливого человека? — Ну-ну, прекращай. Иначе я точно рассмеюсь, когда увижу его. Не хочу делать ситуацию ещё более неловкой. Дилюк поморщился от услышанного диалога и отвернулся от двери, закусив практически до крови нижнюю губу. Больно слышать о себе такую гнусную, но правду. Тяжело было не согласиться с этим мнением, когда ощущаешь себя ничуть не лучше этих оскорблений. А что он мог сделать? Заперся в подсобке по непонятным причинам, начал истерить как малый ребёнок и думать о маме, которая могла бы прийти и спасти его, забрать от злых дядек и скрыть под родительским крылом. Он заслужил все эти слова. Тяжёло опершись на стену позади себя, Дилюк всё же встал и на ощупь нашёл бочку с чистой водой, чтобы хотя бы немного умыться и привести в порядок лицо. Что бы кто ни говорил, но выйти в свет он был обязан в более опрятном виде. Когда он вышел в зал, то не почувствовал на себе осуждающие взгляды и не заметил ни одного агрессивно настроенного посетителя из-за долгого отсутствия на законном месте. Ничего не изменилось, и это неслабо его удивило, ведь ожидания были другими. — О–о-о, а вот и мастер Дилюк! — весело раздалось по ту сторону барной стойки. — Ну что, нашли бутылку вина? Видимо кто-то хорошенько её припрятал, хе-хе. — Бутылку вина? — хозяин таверны взял в руки тряпку и ещё влажный бокал, выгнул одну бровь в удивлении, не понимая, что здесь происходит. И почему никто и слова против не сказал, что его не было довольно долго? — Да! Сэр Кэйа сказал, что Вас долго не было, потому что не досчитали бутылку вина высшей марки. И пришлось отправиться искать в складское помещение, — мужчина улыбнулся во все тридцать два зуба и похлопал по плечу капитана кавалерии. Тому было, конечно же, не до веселья, ведь взгляд блуждал по помятому Дилюку, но улыбку пришлось выдавить и посмеяться в кулак. — Ну так что? Нашлась? — Хм. Да, нашлась. Спасибо, сэр Кэйа, что предупредили посетителей, — Дилюк отставил сухой бокал в сторону и приготовился принять череду заказов от всех ожидавших. Каждый, к кому подходил Дилюк, считал, что надо обязательно спросить про ту несчастную бутылку. И каждому приходилось отвечать, что всё на месте. К концу этого безостановочного круговорота наглого вранья на языке остался вязкий кисловатый привкус разочарования и отчаяния. Ох, не этим ему хотелось заниматься с лёгкой руки Кэйи. — Значит, бутылка вина, — фыркнул Дилюк и вернулся к увлекательному протиранию бокалов. — А что мне ещё надо было сказать? Соврать, что ты отравился и не можешь покинуть пределы уборной? — Кэйа скопировал фырк Рагнвиндра и опрокинул в себя оставшееся содержимое своего бокала. — Хотя твой внешний вид был бы подстать этой лжи. Лучше поблагодарил бы, что я прикрыл твою задницу, пока ты там явно страдал, а не возмущался в очередной раз. На этом разговор был окончен, так как Кэйа положил на стойку мору и, схватив свой очередной бокал Полуденной смерти, отправился на второй этаж к знакомым информаторам. Бледный лик своего брата он всегда сможет понаблюдать, в любой из дней, а вот работа не ждала, как и новые проблемы с обнаглевшими похитителями сокровищ.***
Дилюк сбился со счёта дней. Он даже не знал, какой сегодня день недели. Всё, что его заботило: очень хотелось спать, а ещё у него было слишком много дел, чтобы позволить себе отдохнуть. За тревогой и паническими атаками пришли паранойя по поводу и без, мнительность и почти животный страх выходить на улицу. Его практически каждую секунду кто-то окружал, за спиной шептались, а стоило развернуться — скрывались из виду. По пятам шли чужие силуэты, являлись образы монстров за любым кустом и стволом дерева. Очередное возвращение домой никогда не обходилось без сожжённых кустов и обрубленных веток дерева. Дилюк гнался за любой тенью, озирался по сторонам, выискивая притаившихся врагов. По ночам в доме на винокурне всегда горел свет, Дилюк запретил его тушить. Он хотел видеть тех наглецов, что позволили себе явиться ночью в его дом. И сейчас он выхаживал по закрытой таверне, не находя себе места. Помещение уже давно все покинули, он был один, но ему не давало покоя чьё-то эфемерное, едва уловимое присутствие. Дилюк теребил края рубашки, кусал губы и не понимал, что ему делать. Он не мог выйти на улицу, где было ещё больше опасностей. За своими размышлениями он не заметил, как дверь отворилась, а в помещение кто-то вошёл. — Дилюк? — со входа раздался знакомый и родной голос Альбериха, застывшего в нерешительности. — Я возвращался с задания и заметил, что свет в таверне ещё горит. Поэтому решил зайти и проверить, как ты. Всё нормально? — А… Да? — Дилюк застыл на месте, но свой нервный тик не смог обуздать, поэтому руки продолжили перемещаться по ткани, телу, волосам, мелко дрожать. А плечи вздрагивали от любого шороха. — А почему ты спрашиваешь? — выгнул бровь капитан кавалерии и всё же сдвинул себя с места, направляясь уверенным шагом к неуверенному хозяину таверны. — Послушай, ты сам не свой. Ты походишь на призрака. Прошу, поделись со мной, что с тобой происходит. Мы вместе найдём решение. — Тшш, — Дилюк резко зажал рот Альбериха ладонью и шикнул. Это был взгляд настоящего безумца. Не тот взгляд безумного гения, знавшего миллион способов развлечься и напакостить служанкам и работникам винокурни, коим обладал совсем юный и активный младший Рагнвиндр. Нет, так глядел только сошедший с ума человек, свято уверовавший в самую ненормальную и несуществующую вещь. Именно так часто смотрели душевнобольные люди на лекарей или святых сестёр в стенах собора Фавония. Кэйа испугался. — Молчи и ничего не говори. Не давай им повода для новых сплетен, — заговорщически начал шептать Дилюк и подталкивать капитана кавалерии к выходу. — Нас не должны больше видеть вместе. — Дилюк, ты о чём? — промычал в ладонь Альберих, ошалело осматривая осунувшееся лицо родного человека. — Заткнись и уходи, — прошипел мастер и грубо вытолкал его на улицу, запирая дверь изнутри. Эта сцена стала переломным моментом, когда Кэйа понял, что теперь его вмешательство необходимо. Не было ни следа сомнения, что Дилюк катится в пропасть на всей скорости, и никто ему помочь не в силах. Возможно, он не сможет вытащить полностью его из омута безумия, но сделает всё от него зависящее, чтобы облегчить тяжёлую ношу, что влачил на своих плечах Дилюк. На винокурне он не появлялся довольно давно, когда был этот последний раз уже и не вспомнит. Но с того времени ничего не изменилось. Всё те же виноградники, дома работников и рабочие помещения, большой особняк, по стенам которого ползли изящные лозы. Всё, как он помнил. Едва ли изменения коснулись внутренней обстановки, где даже перестановки грандиозной не произошло. Единственное, что слишком ярко выделялось в сдержанном стиле, — аляповатая ваза, подаренная самим капитаном кавалерии за место той, что разбилась в пылу разговора двух молодых господ. Кэйа ума приложить не мог, почему она стоит не в кабинете, а на самом видном месте у входа. Но это было сейчас не так важно, хоть сердце и затопила нежность. На каждом этаже горел свет, последние слуги заканчивали дела и разбегались по своим комнатам. И только Аделинда никуда не торопилась, встречая внезапного гостя. — Сэр Кэйа, добрый вечер. Давно к нам не заходили в гости, — привычно мягкая улыбка и блеск глаз навевали радостные воспоминания детства. Хотелось окунуться вновь в эту атмосферу. — Аделинда, здравствуй, — и всё же он не сдержал себя от порыва обнять эту женщину, заменившую ему родную мать в своё время. — Да как-то повода особого не находилось наведаться в родное место. — Для того, чтобы навестить старых знакомых, повод не нужен, — главная горничная погладила по спине одного из воспитанников семьи Рагнвиндр и слегка отстранилась. — Я знаю. Но понимаешь… — Сэр Кэйа, помните, Вам здесь всегда рады, — Аделинда склонила голову набок и окончательно отошла от капитана кавалерии, больше не нарушая его личное пространство. — Господин Дилюк сейчас в своём кабинете занят работой. Подождёте его в гостиной за чашечкой чая? — Пожалуй, нет, сразу наведаюсь к мастеру. Кэйа был благодарен, что женщина перешла сразу к сути дела, уловив мотив его прибытия на винокурню. Постыдный и смущающий диалог окончился с кивком Альбериха и поспешного побега на второй этаж особняка. Она была права: хоть его и выгнали с винокурни четыре года назад, но чёткого запрета на посещение у него не было. И поводов сюда не наведываться тоже не находилось. Он просто избегал дома, ставшего ему родным, боясь своего прошлого. Туман вины, одиночества и ночных кошмаров не позволяли ступить без веского повода на эти земли. Что явно расстраивало Аделинду, любившую его так же сильно, как и Дилюка. Он подумает над её словами обязательно, может как-нибудь потом, когда груз его поступков станет чуть легче и перестанет так тянуть на дно. Но сейчас у него было куда более важное дело. В кабинет Кэйа ворвался торжественной походкой, готовый к бою в любой момент. Он будет стоять на своём, пока не добьётся правды и только правды, какая она есть. В помещении было довольно светло, тихо, но душно. Хозяин винокурни сидел за своим столом, склонившись над бумагами, и лениво водил глазами по строкам. В свете настольных ламп мешки под глазами выделялись ещё сильнее, синюшный цвет кожи пугал, как и бледность лица. Дилюк походил на человека при смерти или на утопленника, но точно не на живого и здорового. На чужое присутствие Дилюк отреагировал не сразу, как это всегда бывало, а лишь через пару минут, когда на периферии зрения мелькнула фигура человека. Он вскинул голову и удивлённым взглядом упёрся в незваного гостя. — Сэр Кэйа? — былой статный низкий голос теперь шелестел и ломался. От этих скрипучих нот по телу пробежались мурашки. Как можно было довести себя до такого состояния? — Дилюк? — вопросом на вопрос ответил Кэйа и подошёл вплотную к столу. — Спрошу сразу в лоб: что происходит? — А что происходит? — Не валяй дурака. Ты вообще себя в зеркало видел? Ты походишь на призрака. На тебя без слёз не взглянешь! — руки опустились на крепкую поверхность стола. Кэйа упёрся недовольным взглядом в глаза Дилюка, пытаясь хоть так найти ответ на волнующие его вопросы. — Ну так не смотри, кто тебя просит? — будь у него чуть больше сил, то в интонацию вложил бы больше яда и агрессии, но сейчас всё звучало слишком жалко и забито. Всё нутро кричало и требовало спасения из этого непрекращающегося кошмара. — Ты пришёл только для того, чтобы высказать свои претензии к моему внешнему виду? Поспешу тебя разочаровать: мне плевать на твоё мнение по этому вопросу. Можешь валить отсюда. Дилюк вернулся к чтению документа, опять пробегая глазами в сотый раз по первым строчкам, не понимая, о чём вообще идёт речь. Его клонило в сон, казалось, что в любой момент он отключится прямо так, сидя в своём кресле. Но Рагнвиндр упорно держал глаза открытыми, боясь провалиться в ту темноту. Лист грубо выдернули из рук и отложили на край стола, подальше от их владельца. Кэйа с каждой секундой терял самообладание и крохи терпения, глядя на то, как близкий человек себя изводит намеренно. — Дилюк, ты время видел? Ты должен уже давно спать, а не сидеть за работой, перебирая какие-то бумажки. Они не стоят того, чтобы лишать себя драгоценных часов отдыха, — Альберих почти прорычал эти слова, стискивая зубы и распаляясь всё больше. Хоть его брат и был упрям, но он куда упрямее. — Ты когда в последний раз спал нормально? Сначала нагружаешь необоснованно себя работой. Потом ты шарахаешься от любого звука, срываешься ни с того ни с сего с рабочего места и запираешься в подсобке, выходя с покрасневшими от слёз глазами. И я представляю, что с тобой там происходило. Говоришь о каких-то сплетнях. Нет, конечно, жители о тебе переживают, но никто толком ничего плохого не судачит. Но твои взгляд и действия говорят о том, что ты услышал что-то страшное и ужасное. Ты получаешь ранение в бою. Теряешь концентрацию на работе. Мне продолжать список моих наблюдений? Или уже сейчас могу вынести приговор? Нет, он мог не продолжать. Каждое слово и так ранило и без того замученное сердце. Но гордость не позволяла переступить через себя и открыться, вновь довериться этому человеку и попросить об обыкновенной помощи. Дилюк просто не мог, или не хотел. Или всё же хотел, но не мог. Вероятнее всего, именно так и было. Всё его существо тянулось к Кэйе, нашёптывало, что он-то поможет разобраться с возникшей проблемой, но тень прошлого гасила огонёк надежды. — И к чему этот послужной список? Помощь владельцам винокурни не входит в круг компетенций Ордо Фавониус. Тебя никто не просил заявляться сюда и пытаться спасти меня, — Дилюк устало вздохнул и потянулся к отнятым бумагам, чтобы продолжить свою работу. Этот диалог начал выматывать. Но по рукам хлёстко шлёпнули, не давая коснуться документов. Взгляд алых глаз покрылся налётом гнева и недовольства. Этого ему ещё не хватало. — Дилюк, я… Я переживаю, — на выдохе произнёс Кэйа и выпрямился, потирая переносицу. — Чтобы справляться с таким объёмом работы, необходимо отдыхать достаточное количество времени. Ты же, в свою очередь, жертвуешь сном ради работы, отчего твоё здоровье, ментальное и физическое, страдает. Тебе нужно просто поспать. Как минимум сутки, а лучше регулярно, каждодневно не менее семи часов. Со стороны стола послышался скрипучий смех. Холодный и обречённый. Не было ни капли веселья в этом надломанном звуке, ни одной прежней знакомой Альбериху эмоции. Только боль и безнадёжность, которыми сквозил весь образ Дилюка в последние полтора месяца. Если бы можно было всё исправить взмахом руки или лишь одним заветным желанием, то Кэйа непременно бы сотворил подобную магию и стёр с лица земли болезненный вид Дилюка. Но за неимением подобных способностей, оставалось терзать зубами нижнюю губу и переть собственными силами напролом. — С каких это пор человек, страдавший всё детство ночными кошмарами и вечно мне мешавший из-за этого спать, даёт какие-то советы о здоровом и крепком сне? — Дилюк тяжело поднялся со своего места и опёрся руками о стол, чтобы удержать равновесие и не завалиться глупо вбок на пол. — Небось, до сих пор мучаешься ими. И как лампочка зажглось понимание. Плечи Кэйи расслабились, а черты лица сгладились, сошла гримаса хмурости и жёсткости. Все пазлы сложились сами собой, даже не пришлось прикладывать лишних усилий, чтобы решить загадку. Конечно же Дилюк не скажет прямо о своих проблемах. Да вряд ли и намёками подведёт к самой сути. Но Кэйа всегда отличался своим умением читать между строк и находить скрытое в обыденных и простых словах. Не даром его всегда считали «мозгом» в их сложившемся дуэте. И сейчас он в очередной раз подтвердил своё право зваться оным. — Дилюк… Не понимаю, почему ты раньше не сказал, что тебе снятся кошмары? — Не понимаю, о чём ты, — и конечно же, до последнего будет отрицать нужду в руке помощи. — Послушай, я не желаю тебе зла. Я не буду смеяться над тобой, даже в мыслях не было, — поразительно мягким и тёплым голосом продолжил Кэйа и позволил себе облегчённо улыбнуться. Уж он-то знал наверняка как перебороть ужасные картинки подсознания. — Ночные кошмары — это не шутка, сам понимаешь. Нельзя просто взять и сбежать от них. Ты же видишь, куда тебя привёл этот побег, и дальше будет хуже. Дилюк, ты не сможешь не спать вообще и сохранять здравый рассудок. В конце концов, тебя будет ждать лишь один исход, о котором я бы не хотел думать. — Но… Но я не знаю, что мне делать. Как мне бороться с ними. Я уже столько всего перепробовал: начиная с успокаивающих зелий и заканчивая медитацией, — Дилюк сдался. Ему больше нечем было крыть, все козыри давно пущены в ход и карт в запасе не осталось. Пришлось вручить победу капитану кавалерии и вверить своё будущее в его руки. — Мне ничто не помогает. Кэйа глубоко задумался над чужой проблемой. Минуты шли, пока Альберих размышлял о действенном способе избавления от кошмаров. Его самого они посещали уже не так часто, поэтому он мог себе позволить пободрствовать лишние часы после пробуждения и не испытывать недомоганий после. Да и сцены во снах не так сильно пугали, как в детстве, отчего временами он спокойно засыпал повторно после кружки горячего травяного чая. Но случай Дилюка был куда сильнее запущен. И обычный чай и прогулка на свежем воздухе не остудят пыл молодого господина. Блуждающий отстранённый взгляд остановился на диване, и в голову пришла практически гениальная мысль. Такая простая и незамысловатая. Альберих двинулся к дивану и уселся у самого подлокотника, устроившись поудобнее. Жестом пригласил хозяина винокурни присоединиться к нему. Скептический недоверчивый взгляд скользнул по представшей картине, но сил на очередной спор не было никаких, поэтому Дилюк прошёл следом и сел поодаль от Кэйи. — Ложись и спи, — так просто, и никаких скрытых методик по борьбе с собственным «я». Даже стало смешно. Но вместо смеха наружу вырвался хриплый вздох. Дилюк практически упал на колени Кэйи и сразу закрыл тяжёлые, налитые свинцом веки. Странно, он никогда раньше не замечал, что от Альбериха пахло так приятно: что-то лёгкое, чуть сладковатое, с незаметным горьким послевкусием. Или он не обращал внимания, погружённый в работу и свои заботы. Но ему определённо нравился этот парфюм, или чем там Кэйа пользовался. Тонкие изящные пальцы скользнули в волосы и вытянули ленту, державшую пышный хвост. Локоны распались красными всполохами на тёмной одежде. Пальцы продолжили свой путь по прядям до самых кончиков, вернулись к корням, чуть помассировали кожу головы и опять двинулись к кончикам. Кэйа ласкал Дилюка совсем как кота и нежно улыбался, предаваясь сладким воспоминаниям. — Когда мы были детьми, и мне снились ужасные кошмары, я всегда приходил к тебе. Не просто потому, что мне было страшно быть одному. Рядом с тобой я чувствовал себя под защитой. Ты отгонял тот мрак, что неотрывно следовал за мной, — Кэйа перешёл на шёпот, продолжив нехитрые манипуляции с волосами. — Позволь теперь мне побыть героем и защитить твой сон. Дилюк, охватываемый страхом перед неизвестностью того небытия, цеплялся за сознание из последних сил. Его терзали сомнения, что всё сработает, но убаюкивающий голос Кэйи и ласковые касания накрывали периной заботы и любви. Кэйа, чувствуя чужое напряжение и сопротивление неизбежному, выудил последний свой козырь. Медовый бархатный голос зажурчал в неторопливом пении. Он не раз слышал, как Кэйа пел, но обычно он никогда не придавал какого-то значения этим моментам. Хотя ему всегда нравился его голос, его умение управлять им и превращать простую песню в неповторимую сказку. И сейчас он жалел, что лишний раз не хвалил за бесценный талант. Возможно, тогда бы он чаще слушал баллады в исполнении Альбериха. «Мне бы крылья, чтобы укрыть тебя; Мне бы вьюгу, чтоб убаюкала; Мне бы звёзды, чтоб осветить твой путь; Мне б увидеть сон твой когда-нибудь. Баю-баю-бай, ветер, ветер — улетай; И до самого утра я останусь ждать тебя.» Дилюк слушал, пытался понять, но совсем не узнавал родного языка. Тейватский так не звучал. Это было что-то новое, незнакомое, но совсем не чуждое. Колыбельная плавно текла, успокаивала и дарила умиротворение. Как бы Дилюк не сопротивлялся, но истощение его одолело, и он, наконец, расслабился и погрузился в глубокий сон. Но Кэйа не собирался прекращать петь. «Мне бы небо чёрное показать… Мне бы волны, чтобы тебя укачать; Мне бы колыбельную тишину, Точно корабли проплывают сны. Баю-баю-бай, ветер, ветер — улетай; И до самого утра я останусь ждать тебя.» Когда голос Кэйи стих, Дилюк уже крепко спал на его коленях, тихо посапывая. К самому же Кэйе сон не шёл ещё около часа. Он внимательно вслушивался в дыхание, пытался уловить момент, когда молодой мастер вздрогнет и проснётся от страшного сна, но этот момент не наставал. Это мгновение можно было считать маленькой победой. Ему казалось, что родной язык канувшей в бездну страны давно забылся. Но в его памяти всегда была жива эта нежная колыбельная, которую ему пела мама в детстве. Иногда, совсем уж одинокими ночами, он напевал почти позабытые песни на родном языке, всегда заканчивая свой импровизированный концерт для одного человека этой колыбельной. Она дарила покой и придавала какой-то уверенности в завтрашнем дне. Жаль, что от наследия былой великой страны остались лишь песни да набивший оскомину Орден Бездны с монстрами. Кэйа сам не заметил, как уснул. В этот раз ему снилось детство на винокурне. Дилюк проснулся, когда солнце уже давно перевалило за зенит. Под головой вместо чужих бёдер была мягкая подушка, а на нём покоился плед. В кабинете было тихо и никого кроме него самого. Молодой господин сел и потянулся, разминая затёкшие от долгого сна мышцы, и осознал, что чувствует себя чуть лучше, чем в предыдущие дни, ведь сегодня к нему не пришли кошмары. Кэйа, как и обещал, оберегал его сон, стал героем, прогнавшим страшное прошлое, преследовавшее его ежедневно. На самом деле, хотелось проваляться ещё часов шесть, ничего не делая. Но сегодня был не выходной, чтобы расслабляться, тем более, уже большую часть дня он проспал. Как минимум, его ждали неразобранные до конца бумаги, хотя бы на них стоило потратить немного времени, чтобы после не набрать проблем с просроченными платежами, документами и поставками. Тем более, в голове всё ещё ясно звучали слова капитана кавалерии об отдыхе и здоровом сне. Хотелось верить, что после этой ночи дела пойдут на лад, и кошмары постепенно его отпустят. И он вернётся в привычное течение жизни. Но и себя обманывать тоже был не вариант, ведь он так запустил своё состояние, что восстановление займёт не одну неделю. Счастье будет, если за месяц реабилитируется, с помаркой, что и кошмары перестанут приходить каждую ночь. Дилюк, ушедший в свои размышления, на автомате принял ванну, переоделся в чистую одежду и спустился в обеденный зал, где встретился с Аделиндой. — Господин Дилюк, Вы проснулись, — Аделинда мягко улыбнулась и сразу же направилась в сторону кухни. — Сейчас распоряжусь, чтобы подали обед. — Постой, — Рагнвиндр остановился возле своего стула и взглянул на горничную. Помимо проснувшегося аппетита его также волновала дислокация Альбериха. — Ты не знаешь, где Кэйа? — Сэр Кэйа ранним утром покинул винокурню, сославшись, что у него много поручений в ордене и поэтому не может задержаться на лишние пару часов, — Аделинда виновато отвела взгляд в сторону. Ей очень хотелось, чтобы Кэйа дождался пробуждения мастера, но и держать силой не имела права. Тем более, был разгар рабочей недели и, вряд ли, молодой человек врал о своём графике. — Думаю, он сейчас либо в Ордо Фавониус, либо на задании. — Хмпф… Вот как, — Дилюк не стал более задерживать Аделинду и сел за стол. Ему предстояло ещё о многом подумать. Все надежды на светлое будущее были разбиты следующей ночью, когда кошмары вновь посетили его сознание. Дилюк не мог найти себе места, постоянно ходил по комнате и в сторону кровати даже взглянуть боялся. Она воспринималась его самым худшим врагов за всю его историю сражений. Именно ей и мозгу он проигрывал уже на протяжении полутора месяцев, теряя свои силы день ото дня. Лишь в голове крутились слова Кэйи и лёгкий мотив колыбельной на незнакомом языке. Тяжело вздохнув, Дилюк постарался вновь заснуть. Но через час его разбудил кошмар, ещё хуже предыдущего. Но он всё равно упорно продолжил пытаться поспать. И только с третьего раза изнурённый этой битвой мозг отправил его в мирное забытье, позволил несколько часов поспать в спокойствии и тишине. После такой ночной встряски день не задался с самого начала, начиная с сильной мигрени и заканчивая заполненной людьми таверной вечером, на что сил еле хватало. Единственное, что смогло поднять его боевой дух — незамысловатый подарок для Кэйи в качестве благодарности за оказанную ранее услугу. Бутылка лучшего вина из запасов для большого любителя данного напитка. Кажется, и лучше придумать нельзя. По крайней мере, глаза Альбериха светились счастьем и игривостью, стоило ему увидеть этикетку. И совсем бесплатно. Признавать чужую правоту было чем-то сродни смертельному испытанию. Но прислушиваясь к себе, Дилюк не находил отторжения этим мыслям, наоборот, внутри разливалась благодарность и некое облегчение, что его поняли. Кэйа мог войти в положение, ведь и сам проходил через это, возможно, и до сих пор проходит. Вот только рядом больше нет Дилюка, который всегда служил олицетворением защиты и уюта, места, где никто не осудит и примет его. К сожалению, с последним Дилюк не справился, да и не сказать, что теперь он являлся синонимом к слову уют. Защита — возможно. Но точно не что-то светлое и возвышенное, что царило между ними в далёком детстве и юношестве. Гнетущие мысли захватили его полностью. А ночью кошмары накинулись с большим остервенением, утягивая его всё глубже и глубже на дно. Он боялся повторно ложиться спать — терпел до последнего, пока глазами сами собой не закрывались. Терпение лопнуло в тот же день. После смены в таверне Дилюк не двинулся по привычному маршруту на ночное патрулирование. Вместо этого проследовал к дому Кэйи, куда он его пару раз оттаскивал совсем в стельку пьяного. О причинах такого поведения задумываться не приходилось, и вряд ли хотелось. Но дорога к скромной и не особо шикарной квартирке близ ордена отпечаталась на подкорке сознания навсегда. Будто ещё тогда мозг готовил его к предстоящим психологическим испытаниям. Дилюк набрался смелости и ровно постучал в дверь, надеясь, что капитан кавалерии уже дома. С одной стороны, эта затея казалась глупой. Бежит к маме под юбку как малый ребёнок, ища защиты. С другой же стороны, сердце твердило, что он поступает правильно, ему это было необходимо. Дверь открылась через пару минут только. На пороге стоял Кэйа с уже распущенными волосами и одетый лишь в свои облегающие штаны. Дилюк обвёл усталым взглядом фигуру, ничуть не удивившись увиденному, ведь вряд ли Альберих ждал кого-то в гости в столь поздний час. — Дилюк? — шокированный взгляд быстро скрылся за пеленой беспокойства и волнения. Кэйа воровато оглядел пустынную улицу и сразу отступил с порога, приглашая гостя пройти внутрь квартиры. — Что-то случилось? — Да, — стоило Дилюку зайти в помещение, как за спиной захлопнулась дверь. Резко стало душно и как-то некомфортно. Просить напрямую о помощи было немного неловко, так как он привык справляться со всем в одиночку. Но ситуация давно вышла из-под контроля. — Мне нужна твоя помощь… Ночные кошмары не отступают. — Понял, пойдём, — Кэйе не требовалось больше никаких объяснений. Он провёл своего гостя на кухню и сразу же поставил чайник греться. Подошёл со знанием дела и со всей серьёзностью к данной проблеме. — Сделаю тебе травяной чай. Помогает немного успокоиться. Альбедо посоветовал очень хороший сбор. Дилюк снял с себя сюртук и аккуратно повесил на спинку стула, на который хотел присесть. Но любопытный взгляд не давал этого сделать, пока он не просканирует всё помещение. Обычно он доводил Кэйю только до двери, а после скрывался в тёмных переулках, внутрь не было нужды заходить. Поэтому обстановка являлась новым источником информации о текущей жизни близкого человека. Да, отрицать было бессмысленно: Кэйа всё ещё был его близким человеком, его семьёй, даже спустя столько лет и испытаний на их пути. Тяжело было отпускать, и он не справился с этой задачей. Даже убедить себя не получилось, ведь сердцу куда яснее, что чувствуешь к тому, с кем был неразлучен долгие годы. — Если нужно, можешь сходить и принять ванну. Горячая вода поможет расслабиться телу, — Кэйа бросил через плечо и провёл взглядом по застывшей в нерешительности фигуре. Дилюк заторможено кивнул и направился в указанном направлении с подкинутой информации: горячая вода ещё осталась, не придётся ждать, пока будет разогреваться. Было так странно ощущать, что его приняли с распростёртыми объятиями так легко и просто, хотя сам Дилюк не сильно жаловал рыцаря в стенах своего дома. «Будто ждал меня всё это время», — думал Дилюк, пока неспешно расстёгивал пуговицы на чёрной рубашке. В дверь тихо постучались, а после в проёме возникла макушка Кэйи. — Я принёс чистое полотенце и сменную одежду. Не будешь же ты спать в уличных вещах, — Альберих положил стопку на ближайшую тумбочку и быстро ретировался, более не мешая Рагнвиндру принимать водные процедуры. Кэйа оказался прав: стоило оказаться в воде, как тело расслабилось, а в голове немного прояснилось. Всё так странно было. Казалось бы, обычные и привычные вещи в незнакомом месте ощущались по-новому и не так, как в стенах родной винокурни. Нельзя было отрицать, что сыграло и самовнушение, принесённое словами Альбериха. Но другая обстановка, непривычные и приятные ароматы, присутствие близкого человека играли с ним добрую и хорошую шутку, принося в душу желанное умиротворение. Дилюк воспользовался моментом и провёл в ванне чуть больше времени, чем задумывалось. К моменту, когда он вышел, с кухни доносился тонкий аромат трав и какой-то еды, что сильно его удивило. — Ты приготовил поесть? — Дилюк повёл плечами и одёрнул рубашку немного. Пускай, размер одежды у них был схож, но комплекцией они не совпадали — Кэйа был чуть шире в плечах, поэтому рубашка сидела свободно. Но это было не так важно. Для Дилюка было куда важнее, что на ткани остался след лёгкого парфюма её владельца. Он был еле уловим, но если особо принюхаться, то можно было различить эфемерные сладкие нотки. Дилюк слишком сильно заострил на этом внимание, вдыхая глубже и глубже приятный аромат. — Конечно, ты же наверняка ничего не ел, пока был на смене, — Кэйа, расположившийся с книжкой и чашкой чая за обеденным столом, пожал плечами, но от чтения не отвлёкся, дожидаясь, когда Дилюк сядет и приступит к трапезе. Но прошла минута, а никто так и не сел, поэтому пришлось оторваться от ровных строк и встретиться с напряжённым и неверящим взглядом Рагнвиндра. Только убери мешки под глазами — и перед ним стоял бы прежним Дилюк, больше похожий на ёжика, чем на человека. — Что? — Да так… Просто непривычно видеть тебя таким… Домашним? И прилежным? И спокойным? — Дилюк вздохнул и всё же сел за стол, где его дожидался несильно плотный, но сытный ужин. — Поёрничать и побросаться колкостями я могу и днём. Это прерогатива капитана кавалерии Ордо Фавониус, — пожал плечами Альберих и уткнулся в свою книгу вновь. Дилюк по напряжённым плечам понял, что тому самому непривычно быть таким открытым и настоящим с кем-то, пускай перед ним и находился человек, знавший его лучше всех. — А сейчас я просто Кэйа… На этом их диалог кончился. Дилюк взял столовые приборы и приступил к трапезе, отмечая улучшившиеся навыки готовки. Кэйа и до этого мог временами порадовать шедеврами кулинарии, а сейчас, кажется, любое блюдо выходило великолепным на вкус. Жизнь в одиночестве его многому научила. После позднего ужина они переместились в спальню Кэйи. Кровать не была такой же просторной, как у Дилюка на винокуре, но они вдвоём могли вполне комфортно на ней уместиться. Мысль о том, что им придётся спать на одной постели не казалась какой-то смущающей и инородной. Они столько раз вместе спали, когда были детьми, и сегодняшняя ночь, по сути, ничем не отличалась от предыдущих. Единственное, что они поменялись ролями теперь. Дилюк присел на край кровати, но усталость взяла верх над телом, поэтому он свалился на подушку, в которую сразу зарылся лицом по привычке. Матрас прогнулся за спиной, Альберих немного поёрзал, устроившись удобнее и затих. Видимо, ожидал дальнейших указаний или действий со стороны винодела, но тех не последовало, поэтому он взял инициативу на себя. Повернувшись на бок, Кэйа осмотрел со спины Дилюка, задержал внимание на ещё влажных распущенных волосах, в которые в итоге запустил пятёрню, медленно перебирая прядки. Несмелость сменилась уверенностью, и Кэйа запел вновь ту самую колыбельную, которую Дилюк в прошлый раз не дослушал до конца. Казалось, время остановилось на те мгновения, пока тягучий медовый голос выводил слова, окутывал теплом и заботой. Песня чудодейственный образом усыпляла и дарила покой разбушевавшемуся сознанию. Или всё же это потому, что рядом был Кэйа, по которому он невообразимо скучал? И именно он оказывал такой эффект на Дилюка? Было трудно понять. Но тревоги отступали и позволяли уставшему молодому господину расслабиться. К моменту окончания второго куплета Дилюк повернулся на другой бок и бесцеремонно обнял Кэйю, носом уткнувшись в ложбинку между ключиц, и тихо засопел, провалившись в глубокий сон. Кэйа не отказал себе в ответных объятиях. Нос зарылся в пышные волосы и крепко заснул. Было приятно осознавать, что Дилюк нуждался в нём. Спустя столько лет почувствовать это вновь было сродни чуду. В глубине души он яро желал, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась Утром Дилюк вновь проснулся один, другая половина кровати уже давно пустовала. Но с кухни доносился тонкий и приятный аромат еды, в квартире чувствовалось чужое присутствие. Губы тронула нежная улыбка. Впервые он совсем не один, когда наступает момент пробуждения. Тело себя ощущало намного лучше вчерашнего, в голове немного прояснилось, поэтому Дилюк позволил себе ещё немного понежиться в постели перед тем, как выйти на кухню. Альберих что-то тихо мычал под нос, пока помешивал кашу в кастрюле, не позволяя ей прикипеть к стенкам и дну. Сам он не был большим любителем каш, но разумно выбрал именно это блюдо из-за состояния Дилюка, который, по его мнению, недоедал. Хотя это не было чем-то удивительным: он настолько изнурён и ослаблен кошмарами, что здоровый аппетит его уже давно покинул. И вряд ли желудок был готов к чему-то жирному, тяжёлому и сложному. За компанию он готов и кашей перебиться с утра. — Доброе утро, — Дилюк практически по-хозяйски прошёл к шкафчикам и выудил чашки, прекрасно запомнив, откуда вечером доставал посуду хозяин квартиры. Раз его приняли с распростёртыми объятиями здесь, то хотя бы чай приготовить он мог, в качестве благодарности и помощи в утренней рутине. — Уже практически полдень. Но всё равно: доброе утро, — Кэйа быстро бросил взгляд на ещё сонного и заторможенного Рагнвиндра, и вернулся к готовке. — А я смотрю, Вы быстро освоились в чужом доме. Уже так по-хозяйски распоряжаетесь моими вещами, мастер Дилюк. — Помолчал бы, — фыркнул Дилюк и поставил чайник на огонь. — Или Вы уже заступили на пост и надели на себя маску капитана кавалерии, сэр Кэйа? — Хмм, — Кэйа призадумался, но вскоре расплылся в игривой, но искренней улыбке. Как делал всегда в детстве, когда ему приходила в голову гениальная идея. — Да нет, я просто шучу. У меня сегодня выходной, поэтому должность подождёт. Чувствуй себя как дома, я не против. За последнюю неделю они поговорили друг с другом по душам больше, чем за прошедшие годы. Обычно это были не сильно содержательные рабочие диалоги или колкости, когда совсем невыносимо было от непроницаемой стены, воздвигнутой между ними. В этот раз стена дала трещину с лёгкой подачи руки кошмаров. Сидя за столом и наблюдая за Альберихом, Дилюк думал, а могли ли они обойтись без таких крайностей и поговорить раньше? Определённо, да. Но хотели ли? Вероятно, глубоко в душе, но гордость и старые раны не позволяли сделать шаг навстречу. По крайней мере, Дилюку уж точно. Кэйа же своеобразные, но однако попытки да предпринимал. Они совершенно точно заслужили разговор начистоту. После завтрака Дилюк собрался, негромко поблагодарил Кэйю за оказанную поддержку и удалился на винокурню, где его явно обыскались уже. Нет, он и раньше пропадал, мог не вернуться ночью домой, а заночевать в таверне. Но он не думал, что с текущим его состоянием, все будут мирно спать и ждать господина. Скорее, все будут сидеть на иголках и при первой возможности звонить во все колокола, лишь бы нашли Рагнвиндра. И он оказывается прав, так как Аделинда не находила себе места. Но встретившись с более осознанным и уверенным взглядом, решила не задавать лишних вопросов. Возможно, она догадалась, где он мог быть этой ночью. После этого раза между ними установилась невидимая связь. Дилюк регулярно после смен в таверне раз в пару дней приходил к Кэйе в гости. Они пили чай, по-странному спокойно обсуждали прошедший день (Дилюк без лишних комментариев выслушивал о делах в Ордо Фавониус, подмечая для себя моменты, где потребуется его вмешательство — один Кэйа не мог справиться в одночасье абсолютно со всем в ордене, это не по силам даже Магистру), рассказывали о различных мелочах их жизней, и всё было по-приторному правильно. Они будто вернулись во времена рыцарства и сражений плечо к плечу. Та пропасть, что была между ними оказалась небольшим оврагом, перепрыгнуть через который не составило труда. Дилюк считал, что они не смогут понять друг друга, что они слишком сильно изменились за годы разлуки. Но правда заключалась в том, что внутри они всё ещё были теми же детьми, безоговорочно верящими в их непобедимость. Каждый раз глядя на открытого и такого уязвимого Кэйю, Дилюк чувствовал духовный подъём. Нежность и позабытая любовь наполняли его сердце. Дилюк ловил себя на том, что во время работы или по дороге на винокурню тихо напевал мотивы колыбельной. В голове были сотни вопросов о её происхождении. Точнее, он представлял и осознавал, что она с родины Кэйи, из забытого временем Каэнри’аха. Но хотелось узнать, как ему передались столь нежные мотивы; как он не забыл слова спустя годы; почему язык отличался от тейватского; и ещё миллион таких же и ещё глупее вопросов. Забыть тон и чувства, которые вкладывал Кэйа в свою песню, было невозможно. Когда людей в таверне было совсем мало, а он стоял в одиночестве у барной стойки, протирая бокалы, ноты сами возникали в сознании, а голос вырисовывал мотивы мелодии, погружая в пучину домашнего уюта и успокаивая воспалённую кошмарами фантазию. Дилюк стал замечать, что в дни, когда он не ночевал с Кэйей, ужасающие картинки сами по себе растворялись во мраке, постепенно отпуская его. Стоило лишь вспомнить крепкие объятия, мягкую улыбку и медовый бархатный голос, как буря стихала, и он погружался в сон, больше не вскакивая каждые пару часов в панике. Официальное приглашение на винокурню Кэйа получил внезапно, точнее, прежний маршрут после закрытия Доли ангелов сменился на дорогу в сторону родного дома. Дилюк просто поставил перед фактом, что в этот раз они идут не к Кэйе. В целом, капитан кавалерии был не против. Их ритуал ничуть не изменился, так как после ужина и разговоров у камина, они как всегда отправились спать. Дилюк не планировал садиться за работу, поэтому путь лежал к нему в спальню, в компании Альбериха, которого он не собирался отпускать спать в его личную комнату. Как минимум, потому что тогда ему не споют колыбельную. Как максимум, ему хотелось находиться исключительно рядом с ним. Они по очереди приняли ванну и забрались под пышное и мягкое одеяло, теперь не чувствуя необходимости жаться слишком вплотную друг к другу. Двуспальная кровать была просторной, каждый расположился на своей половине и впервые за долгое время ощутил некую неловкость. Дом был наполнен старыми воспоминаниями, различными событиями и странной атмосферой. Теперь они действительно перенеслись в прошлое, но не совсем в то, в которое хотелось. На ум шла лишь та страшная ночь признания Кэйи и их битва. Кэйа немного поёжился и отвернулся от Дилюка, боясь даже дышать. Он проделал слишком сложный путь к восстановлению после травмирующих событий, и оставаться на ночь на винокурне было сродни уничтожению всей проделанной работы над собой. Кажется, это была его самая грубая ошибка соглашаться на ночёвку в этом доме. За спиной послышалось шуршание и быстро затихло. — Кэйа, — мягкий тон, к которому Альберих ещё не привык, оттенки беспокойства и чего-то неизведанного. — О чём думаешь? Названный кинул взгляд из-за плеча, чтобы бессовестно пропасть в облике родного человека. Дилюк приподнялся на локте и пристально следил за ним. Даже в мраке комнаты было заметно, как синюшные мешки под глазами сошли, бледность кожи пропала, а волосы, недавно напоминающие в лучшем случае солому, возвращали свой лоск и блеск. За пару недель их встреч Дилюк практически полностью восстановился. А это значило, что вскоре в его помощи не будут нуждаться, и одиночество вернётся к нему. Кэйе по-детски и эгоистично захотелось, чтобы кошмары никогда не покидали сознания Рагнвиндра, лишь бы вновь не ощутить себя ненужным. Кэйа устыдился этих мыслей и отвернулся опять. — Да так, ерунда всякая, — голос прозвучал глухо, так как Альберих уткнулся в подушку, скрывая горящее от стыда лицо. — Тогда почему ты закрываешься от меня? Я вижу, что тебе некомфортно, — Дилюк приблизился и ловким движением уложил Кэйю на спину, чтобы видеть выражение лица, каждую эмоцию во взгляде. — Я могу чем-то помочь? — Я не знаю, — честно признался Кэйа и тяжело вздохнул. — Это… Так сложно объяснить. Я долго бежал от своего прошлого, пытался забыть, но сейчас, лёжа здесь, я думаю только о той ночи. Вновь возвращаюсь в тот момент. И… Честно, не знаю… — И ты боишься, что всё повторится или что уже ничего не вернуть, — Дилюк не спрашивал, он утверждал, так как прекрасно понимал всё, что чувствовал Кэйа. У них было куда больше общего, чем казалось на первый взгляд. — Но, Кэйа, мы — не они. У нас было много времени обдумать поступки, слова и решить, куда двигаться дальше. Сейчас я ясно осознаю, что держаться за прошлое уже нет смысла, и стоит двигаться дальше. Возможно, главная причина того, что мои кошмары стали отступать, — это общение с тобой, а не чудодейственная колыбельная. Мы не сможем вернуть былого, уже никогда не будет «как раньше». Но зато в наших силах построить что-то новое. — Хах… Золотые слова, — Кэйа прикрыл лицо ладонями и негромко рассмеялся. То, что раньше казалось сложным и неосуществимым, стало таким очевидным и незамысловатым. Разговор прошёл даже лучше, чем он мог представить. — Сказал бы мне их кто-нибудь раньше… Те годы… Они были для меня словно добрая и счастливая сказка. Я так не хотел терять эти ощущения. Отчего зарывался в эту боль всё больше и больше. Но ты прав, прошлое должно остаться в прошлом, а нам надо двигаться дальше. Кэйа расслабленно улыбнулся, чувствуя волну облегчения. Они могли бы обсудить слова Альбериха о его происхождении, о его планах и мыслях на этот счёт, но каждый счёл, что атмосфера и настроение не располагали к этому. Островок умиротворение не хотелось рушить слишком громкими и тяжёлыми заявлениями. Не сейчас. У них впереди ещё много времени, чтобы поговорить на этот счёт. — Интересно, а что мастер Дилюк имел в виду под «новым»? Какие планы Вы строите на нас? — настроение Кэйи быстро сменилось на игривое и задорное. Сияющий глаз блеснул в темноте комнаты, а губы расплылись в ожидающей улыбке. Тяжёлый вздох растаял в смешке. Дилюк большего и не ожидал. Кэйа такой… Кэйа. Даже сейчас не изменяет своим поведенческим привычкам. Но не ему его осуждать и обвинять в чём-то. Было слишком ярое желание сбежать от предыдущей темы. По крайней мере, на сегодня им хватило задушевных разговоров о личном. — Самые что ни на есть обычные. Начнём с товарищества, продолжим дружбой и избавим тебя от зарождающегося алкоголизма. Я позволю тебе сходить на парочку ночных патрулей со мной, чтобы вспомнить о битвах бок о бок. Задумаемся о твоём переезде обратно на винокурню, — с умным и серьёзным видом стал перечислять Дилюк, с наслаждением наблюдая за угасающим энтузиазмом во взгляде, где рождался шок и неверие. — Захочешь, можешь подрабатывать сомелье у меня. Думаю, твоё мнение будет нелишним. — Стой-стой-стой, прекрати, — воскликнул Кэйа и закрыл рот Дилюка ладонью, чтобы остановить непрекращающееся перечисление возможных вариантов их дальнейшей судьбы. — Ты сейчас серьёзно? — Более чем, — хмыкнул молодой господин и отпрянул от прохладной ладони, упиваясь яркими эмоциями своего собеседника. Сердце кольнуло забытое чувство озорства и ликования из детства. Как он скучал по этому, отчего сейчас жадно упивался каждым мгновением, не желая прекращать. Дилюк перехватил за запястье руку Кэйи и склонился над ним, обжигая дыханием щёку. Губы мягко коснулись чужих губ, язык скользнул между ними, ожидая ответной реакции, разрешения продолжить. И оно последовало намного быстрее, чем ожидалось. Шок сменился осознанием, а после вспыхнула безграничная любовь, без пользы дела чахнувшая столько лет. Кэйа тонул в разлившихся ощущениях, пока Дилюк медленно вёл в поцелуе, самым кончиком языка выводя узоры на нёбе, обводя ровный ряд зубов, сталкиваясь с чужим языком и сплетаясь с ним в плавном танце. Постепенно Дилюк переместился дальше, нависнув над Кэйей. Тягучий поцелуй пробуждал ранее неведомый голод к прикосновениям, близости. Руки Альбериха легли на крепкие плечи, проследили рельеф мышц и сцепились где-то позади, не давая шанса на побег. Но отстраняться и без этого не хотелось. Внутри пылало желание слиться воедино, замереть в этом моменте навсегда. Дилюк прикусил нижнюю губу Кэйи, кратко её лизнул, давая мгновение на передышку перед тем, как вновь отдаться поцелую. Они жадно цеплялись друг за друга, изучая с новой стороны, принимая к сведению поступившую информацию о предпочтениях. Короткого мига хватило, чтобы запечатлеть чужие желания и повадки. Дилюк полностью подмял под себя Альбериха, расположив руки на тонкой талии. Сердце рвало на части от обуреваемой любви, которую он выплёскивал на капитана кавалерии, наконец дорвавшегося до своего запретного плода. Кэйа бесцеремонно закинул одну ногу на талию Рагнвиндра и рывком уложил на себя, выбивая тем самым последние крупицы воздуха из лёгких. Пальцы зарылись в пылающие локоны, принявшись их неспешно перебирать, пока сбивчивое дыхание успокаивалось. Тонкая грань, по которой они ходили в порыве чувств, истончилась, Дилюк приподнялся и чмокнул в нос своего возлюбленного. Очертил границу. — Думаю, этот вариант «нового» нам обоим больше по душе, — в голосе проявилась хрипотца зародившегося возбуждения. Пришлось с усилием оторвать себя от Кэйи и улечься рядом, но руки так и не покинули чужой талии. Наоборот, притянули ближе для тёплых и родных объятий. — Я уверен, что дальше мы пока не готовы зайти. — Вынужден согласиться со всем сказанным, — Кэйа уложил голову на плечо Дилюка и прикрыл глаза. — Впереди у меня ещё очень много времени, чтобы изучить твоё тело и всё, что ты любишь. Буду по крупицам собирать информацию, чтобы потом ты имя своё забыл во время секса. — Если вообще хоть что-то будешь соображать в процессе, — хмыкнул Дилюк, ощущая сладкий привкус счастья. — А Вы очень самоуверенны, мастер Дилюк. — Хмпф… Лучше замолчи и спи. — Ну нет, у меня ещё осталась работа. Я же не спел, — Кэйа оставил краткий поцелуй на щеке Рагнвиндра и исполнил колыбельную. Кошмары этой ночью вновь не посетили Дилюка.***
Прошло два месяца, и жизнь кардинально поменялась. Дилюк избавился от ночных кошмаров, Кэйа покинул свою скромную квартирку и вернулся на винокурню, им пришлось о многом поговорить. Доверие между ними начало постепенно выстраиваться. Дилюк претворил в жизнь план о завязке Кэйи, реже позволяя прикасаться к излюбленному вину (хоть Альберих и возмущался всякий раз, но, будем честны, Дилюку отказать он не мог и не хотел). И хоть о своих отношениях они не слишком сильно распространялись, но уже каждый в городе знал, что два завидных холостяка Мондштадта начали встречаться. В целом, все проблемы и конфликты были исчерпаны в короткие сроки, и каждый остался доволен полученным результатом. Дилюк давно не чувствовал такой свободы и счастья. Наконец, груз вины и недомолвок спал с плеч, позволив глубоко и с облегчением вздохнуть. То же можно было сказать и о Кэйе, который с помощью поддержки возлюбленного отпускал пережитые события, оставляя их просто неприятным воспоминанием, а не ориентиром на будущее. Вопрос о выборе стороны уже не стоял. Его дом — там, где его любили и ждали, а это свободный Монд и родная винокурня. Ему было за что сражаться. Таверна только-только закрылась. Дилюк подметал пол и напевал мотивы песен, которыми с ним поделился Кэйа. Вместе с переводом пришла и история, довольно грустная и меланхоличная, но это было частью жизни Кэйи до его появления на винокурне. Такое невозможно было выкинуть за ненадобностью на помойку или стереть из памяти — Дилюк с радостью принял эту сторону личности Альбериха, пообещав себе, что больше никогда не отвернётся от близкого человека, какую бы правду ему ни рассказали. Тяжёлая дверь почти неслышно отворилась и в помещение вошёл уставший, но по-прежнему счастливый Альберих. Дилюк смёл мусор в совок и отставил метёлку. Он тут же оказался рядом с Кэйей, нетерпеливо целуя. Он скучал. Кэйа сегодня приехал из длительной командировки в Ли Юэ, за которую Дилюк успел изголодаться. Раньше отсутствие капитана кавалерии не навевало столько тоски и уныния, но с наступлением отношений эти чувства пробудились в глубине израненного сердца. Отпускать возлюбленного от себя не хотелось ни на шаг. Ладони, обтянутые тёмными перчатками, прошлись по тонкой талии и остановились где-то у кромки корсета, Дилюк вжал Кэйю в барную стойку, не позволяя ни на секунду разорвать распаляющийся поцелуй. Пальцы поддели плотную ткань, хотелось стянуть всю одежду разом. Становилось слишком жарко. Кэйа обнял Дилюка за шею и с не меньшим рвением отвечал на развязный поцелуй. Перед глазами всё плыло, воздуха категорически не хватало, но страшнее было сейчас отстраниться от покрасневших губ. Кэйа сдавленно промычал, стоило только Дилюку протиснуть бедро между его ног и ловким движением потереться, вызывая тем самым новую волну возбуждения. Тело само ответило на такой порыв, выгнувшись навстречу партнёру, и если бы не сильный хват Дилюка, он бы точно свалился на пол, не в силах устоять на ногах от переполняющих ощущений. Между губ растянулась тонкая паутинка слюны, которую Дилюк разорвал, голодно облизнувшись. Он припал к шее, прокладывая влажную дорожку к вырезу на груди. — Давай скорее вернёмся на винокурню. Я долго не вытерплю, — хрипло отозвался Дилюк, с усилием заставляя себя прекратить сладостную пытку. — Я скучал. — Зачем нам винокурня, если в таверне удобных плоскостей не меньше? — сбивчиво и заискивающе пролепетал Кэйа, осматривая помещение. Он уже подметил, как минимум, пять мест и представил не менее десятка поз. Конечно, мягкая кровать их спальни казалась раем и самым удобным вариантом, но терпения могло не хватить на дорогу домой. — Я тоже очень скучал и не дотерплю. Дилюк последовал примеру Кэйи и провёл изучающим взглядом по помещению, быстро соображая, где будет удобнее и комфортнее расположиться. — Пожалуй, ты прав, — Дилюк хмыкнул и вернулся к манящим губам. Винокурня подождёт, заночевать они могли и на третьем этаже в гостевой спальне, если сил совсем не останется на обратную дорогу.