Люблю тебя

Простой подросток, один из миллионов, только необычно бледный и рыжий, с глазами такими синими, что они кажутся нереальными, он идет по улице. Порыв ветра заставляет его покачнуться. Сколько он уже не ел? Он не помнит. Нож в руке придает уверенности. Зачем он нужен? Сергей и сам не знает. Он живет, как и всегда, только не замечает этого. Если у него спросят, какой сегодня день, или где он находится, он не ответит. В голове темный туман, ему плохо. Только Сергей знает, что скажут взрослые, если он сообщит им о проблеме. Воспитатели пожмут плечами и скажут, что это немыслимо, что все нормально и нечего выдумывать. Только Сергей знает, что проблема настоящая. Он знает, что он псих, сумасшедшмй, больной, ненормальный. Потому что гей. Потому что влюбился в Олега. Геем быть плохо, даже закон запрещает такое. Сергей не думает ни о чем, кроме того, что он неправильный. И с Олегом видиться больше не хочет. Ложь. Хочет, и очень сильно, но нельзя. Взрослые сказали, что все в порядке, никто не псих, никто не гей. А из взрослых только воспитатели. Они сказали, что нет проблем с головой. Сергей идет по какой-то улице в этом городе, и ненавидит себя. Сколько прошло дней? Неизвестно. Сергей чувствует себя наркоманом, который колется, не останавливаясь. Потому что он не может даже сказать, что чувствует. Ему реально плохо, или нет? Он даже не знает. После бури затишье, и внутри пусто. Все выжжено недавним гневом, теперь лишь дым, гарь и пепел. Сергей плачет, слезы льются по щекам не первый день без перерывов, он бредет, петляет между домами, пока не врезается в кого-то. Он поднимает голову, поднимает нож, но видит только свою копию, облаченную в блестящие черные перья. У Птицы из-за спины торчат два огромных крыла, и Сергей может мечтать только о том, чтобы взлететь повыше и упасть, разбиться. Но тут Птица обнимает его за плечи и шепчет на ухо, тихо-тихо шепчет, так, что его вкрадчивый голос пробирается внутрь, под кожу, да там и остается, подчиняя. — Эй, малой, не грусти. Птенчик, ты сможешь взлететь. Ты страдаешь? Не можешь перестать? Ты злишься, я знаю. На себя. Зачем? Злиться надо на него, ведь из-за него ты страдаешь. И он тоже будет страдать, так же, как ты, милый. У тебя есть нож, а в приюте есть зажигалка. Улавливаешь мою мысль? — Сергей кивает. — Отлично! Идем в приют, милый. Страдаешь ты, значит страдать будут все! Слезы перестали течь, в голове сложился четкий план. Его рыжие волосы станут символом, его глаза Олег запомнит навсегда. Сергей бежит к приюту, где его сразу находят воспитатели. Они плачут, радуются, кто-то раздражается. Ребята почти все фыркают презрительно, видят его заплаканное лицо и растрепанные волосы. Но это неважно. Сергей несется в их с Олегом комнату, он знает, что птица бежит за ним. Олег видит его, улыбается, хочет обнять, но отшатывается, видя нож в руке Сережи. Олег молчит, но в его глазах страх и непонимание. А Сережа дрожит, но Птица нашептывает правильное решение, и дрожь прекращается. Сережа снова почти плачет, он дрожащим голосом произносит тихо: — Страдай, как я страдал, — и замолкает, постепенно поднося нож к коже Олега. В родных глазах отражается готовность к боли, готовность молчать. Сережа думает, что отступит, но Птица начинает подгонять. — Испытай боль на теле, что я испытал в душе, — говорит Сережа, прикасаясь лезвием холодным к побледневшей от страха коже. Олег лишь закрывает глаза, и Сережа не может терпеть. Он хочет кинуться и обнять, хочет, быть может, поцеловать, но не может. Птица не пускает. И вдруг Сережа думает почти вслух: «Я просто не хочу страдать. Я не хочу причинять ему боль!» — и Птица, вместо того, чтобы пытаться что-то изменить, приобнимает за плечи, кивает, шепчет ласково, чтобы успокоить, и не исчезает никак. Сережа плачет, бросает в сторону нож, обнимает Олега, чувствует, как Олег обнимает его в ответ. Он спокоен и счастлив. Наконец-то счастлив. Сережа слышит: «Я тебя люблю, » — и сам отвечает что-то похожее. А Птица давно уже сидит в углу, с завистью золотом глаз наблюдает за мальчиками, его сердце тоска раздирает, но мешать он им не посмеет. Когда любишь, невольно идешь на жертвы.