5:1

      1. Кошки-мышки       Мысль за мысль. Слово за слово. Анар снова спит в другой комнате, не желая видеть Женю ближайшие десять часов. У них на носу общий серьёзный и действительно важный для их карьер проект, а это их пятая ссора за последние две недели на этот счёт. Шварц полагал, что такое выходило из-за подсознательного чувства, что они оба идут на одну роль. Очень тяжело жить, когда видишь в любимом человеке конкурента. Хотя, казалось бы, ничего такого и был большой шанс, что они оба попадут в один проект на разные роли.       Но всё равно как-то неприятно и больно, а частота ссор начинала выматывать. Раньше такого не было.       «Было бы гораздо легче, если бы ты был вообще в другом доме и совершенно в других отношениях со мной», — мельком подумал Женя, красными глазами смотря в слепящий его монитор, и вдруг ужаснулся, посмотрев куда-то поверх. — «То есть, я имел ввиду, что мне безусловно было бы гораздо легче, как актёру, решить вопрос с ролью, если бы мой конкурент не был моим любимым человеком. Вообще все актёры друг другу конкуренты и…».       И чем дальше Женя развивал свою мысль, тем тяжелее и больнее становилось ему самому. Маленькая очень гнилая мысль прорвалась в его сознание и этим вытеснила что-то действительное важное, что ещё отдавалось отголосками где-то, но чувствовалось по-другому. Он ни за что бы не променял Анара на роль, если бы на его долю выпал такой выбор. Шварц готов был отдать свои лучшие проекты этому человеку, если это действительно сделает его счастливее.       Чтобы как-то выстроить свои мысли в ряд и уже разорвать этот бессмысленный круг, Женя вышел из комнаты в гостиную, где застал спящего Анара. Стоит ли ему рассказать о том, что только что произошло? Или это и есть то самое сокровенное, что нельзя доверить даже самому близкому человеку? А они обещали быть честными.       Вот если бы Анар такое подумал, он бы рассказал Жене?       — Ань… — тихо сказал Шварц, коснувшись чужого плеча. — Анар, — повторил он чуть громче и, когда поймал на себе взгляд, мягко добавил: — иди на кровать, пожалуйста, — запинка. — И прости меня.       Халилов смерил его недовольным взглядом, который в одно мгновение — Женя определенно запомнит эту деталь, насколько она яркая и интересная со стороны, — стал более спокойным и даже удивленным. Шварц поджал губы и осторожно сбросил плед с чужого тела.       — Прости меня, — сказал он ещё раз. — Пойдем спать.       2. Иногда нужно отдохнуть.       — Нет блять, это я придумал! — с важным видос заявил Шварц, со стуком ставя на стойку пустой стакан. — А он считает, что не так, да и вообще…       — Жень, домой пора, — отозвался неизвестный голос сбоку и женя круто развернулся, едва удерживаясь на стуле. Когда зрение сфокусировалось, он увидел рядом с собой Анара, на чьей коже и волосах так интересно сейчас переливались разноцветные огоньки бара. Халилов отвел от него взгляд и с благодарностью посмотрел на Софи. — Спасибо, что позвонила. Я не знал, что он тут.       Набока улыбнулась в ответ и легонько толкнула Женю, чтобы он, наконец, слез со стула.       — Да не за что, — сказала она, — ему давно домой пора.       Анар молча кивнул и, аккуратно помог Шварцу слезть со стула и встать на ноги, а потом повёл в сторону выхода. Он не сказал ни слова, пока они не оказались на улице и Женя сразу же ухватился за первую попавшуюся стену, чтобы не упасть.       — Почему ты не сказал мне, что будешь тут? — спросил Халилов, наблюдая как Шварц начал медленно опускаться на снег. — Женя, тебе плохо?       — Нет, хорошо блять, — огрызнулся Женя и шмыгнул носом. — Не сказал, потому что хотел отдохнуть и… боялся, что не отпустишь.       «И надо было кое-что обдумать. Три дня прошло».       — Не отпущу? — переспросил Анар и сел на корточки напротив, чтобы быть на одном уровне. — Да когда такое было-то? Ты же знаешь, что я всё понимаю и нам нужно отдыхать друг от друга.       И было в лице Жени что-то такое страшное, что он начал замечать ещё пару дней назад, после их последней дурацкой ссоры из-за роли. Шварц ещё тогда так неожиданно извинился и, это вроде бы логично и то, что он стал быстрее понимать, когда он действительно виноват, было даже приятно что ли.       — Что-то случилось, Жень? — тихо спросил Анар.       Между ними повисло тяжёлое молчание, прерываемое лишь сбивчивым дыханием Жени, пытавшегося удержать равновесие даже в таком положении — он сильно перебрал и мир кружился слишком быстро, — но, несмотря на это, вопрос ворвался в его мозг сквозь пьяную пучину, попадая в таинственное подсознательное, пару дней назад подкинувшее ему ту страшную мысль.       «Кажется, случилось… А ты не такой прекрасный принц, как я думал».       Наверное, ему действительно стоит сейчас что-то сказать, чтобы освободить свою душу и…       «Нельзя», — резко подумал Женя и, он только открыл рот, чтобы что-то сказать, как отвернулся и его стошнило. — «То есть я не могу. Мне плохо».       — Господи, — тихо сказал Халилов, сморщившись, и внутренне порадовался, что волосы Шварца были убраны в высокий пучок. — Всё, Жень, пора домой…       3. Нужно действовать логично и рационально тратить своё время.       — И помочь Юре с собакой… — параллельно смотря в телефон, ленивым голосом сказал Женя. Он отложил в сторону вилку, которой ел, стоит признать, некогда вкуснейшие в его жизни блинчики, и что-то быстро напечатал в телефоне двумя руками.       — Юре? — переспросил Анар, всё это время с интересом слушая, по мнению Шварца нудный рассказ о предстоящих делах. Он сидел на стуле рядом, прижав к себе ноги, и ждал, когда Женя доест. Сам он уже давно позавтракал и ему давно пора было выходить, но хотело ещё чуть-чуть времени провести дома. — У него же аллергия.       По началу Женя ничего не ответил, вчитываясь в сообщение на маленьком экране. За ним пришло ещё четыре, на которые нужно было срочно ответил и поэтому он выпал из диалога на несколько минут, пока не вспомнил, где вообще находится.       — Ой, — тихо сказал он и виновато улыбнулся, поднимая глаза на Халилова. — Я отвлёкся.       Анар тихо прыснул от смеха и, поставив ноги на пол, поднялся со стула.       — Мне пора бежать, иначе Валера меня убьёт, — сказал он, смотря на время на экране своего смартфона и, забрав его со стола, чмокнул Женю в щёку и вышел в коридор, а оттуда в прихожую.       Оставив Шварца с каким-то тягуче-неприятным чувством на душе. Он с сомнением посмотрел на устройство в руках и, допечатав не такой уж и обязательный ответ, оставил его нас толе, а сам пошел за Анаром. Когда он увидел его, то тот уже накинул куртку и собирался выходить.       — Ань, — окликнул его Женя, — ты что-то спросил… — с сомнением протянул он, будто это было не то, что он хотел вообще сказать, а это действительно было не то, что он хотел сказать. — Прости, что не ответил, там… важное было.       — Да всё нормально, — с лёгкой улыбкой сказал Анар. — У меня смена кончается в пять, успеем ещё поговорить.       Шварц улыбнулся.       — Люблю тебя, — напоследок сказал Халилов, перед тем как выйти из квартиры. Женя тихо выдохнул в пустой прихожей и вернулся на кухню.       «Так ты сможешь сегодня в шесть приехать и доснять одну сцену?».       Он уже начал печатать положительный ответ, как осёкся и застыл, задумавшись.       «Анар хотел поговорить», — вспомнил он, будто уже успел забыть сказанные Халиловым минуту назад слова, а потом снова посмотрел на экран. — «Но сегодня у меня свободный день, и я буду не такой уставший. Будет логичнее переснять всё сегодня, чтобы потом опять не пришлось переснимать переснятое», — подумал он и, кивнув свои мыслям, отправил дописанное сообщение.       «Да, я приеду к пяти, чтобы подготовиться».       4. Красавец или Чудовище.       Как хорошо, что Анар его сейчас не видит. Хотя стоит ему открыть глаза… и первое, что он увидит это мрачное выражение лица Жени, пока он с пристальным вниманием рассматривал его лицо. Что он там искал? Может, любовался?       Или всё-таки искал? Того, в кого влюбился полтора года назад? Но этот человек сейчас перед ним… Либо Анар так сильно постарел за последние три недели, либо Шварц не зря ещё тогда переживал, что та маленькая шаловливая мысль, так испугавшая его, может привести к чему-то более страшному?       А что если…       А что если…       А что ес…ли…       «А что если я тебя разлюбил?», — подумал Женя и прижал к своей груди собственные ладони, как бы больше совершенно не касаясь Анара. И ему стало противно от самого себя и того, что он произнёс это, пусть даже и в мыслях, только сейчас. А ведь Шварц думал об этом ни одну неделю. С последней ссоры насчет той роли, которая по итогу перешла к кому-то третьему, прошло три недели, а Женя, казалось, всё ещё злился. На себя, на Анара, на обстоятельства и куча разных «но», которыми он огораживал себя от произнесения подобной мысли вслух.       Любовь приходит и уходит, верно? Или «любовь живёт три года» — как любят говорить чрезмерно романтичные натуры, к коим Женя не относился, поскольку уже успел посчитать тот срок, который они были вместе. Всего полтора года.       Так, может, и любви никакой не было? Так, влюблённость. Можно подумать, что это чувство доступно лишь более молодым, но с другой стороны, Шварц не был таким уж старым. Ему двадцать с лишним — к чему эти разговоры про «какую-то молодость»? Он тоже молод и имеет право на ошибку. Не получилось, значит, это не его…       И чем дальше развивалась эта мысль, тем легче становилось на душе, будто до этого на ней лежал какой-то запрет. Раньше Женя боялся даже думать что-то подобное, опасаясь, что тем самым уже нарушит их негласное правило честности друг перед другом. Может быть, подумай он эти мысли раньше, ему стало бы легче и вместо того, чтобы убегать всё это время от самого себя, он смог бы проработать это и вырубить ещё на корню?       Может, тогда бы он смог спасти их отношения и у них был бы шанс на дальнейшую совместную жизнь? Сейчас ему стоило бы испугаться, но слова в голове звучали так легко и просто, будто он уже всё высказал Анару и тот спокойно это принял.       «Всё не может закончиться вот так», — с грустью подумал Женя, смотря на спящее лицо рядом с собой. Его руки всё ещё были прижаты к груди. — «Я не могу назвать наши отношения плохим опытом, но, к сожалению, они им стали».       Он наконец-то честен перед самим собой. Осталось раскрыться некогда любимому человеку и дело с концом. Ему пора отдохнуть, он устал тащить на себя бремя тяжёлого молчания, которое сам же себе и выдумал. Анар прав в том, что все дела лучше решать словами и чем раньше ты эти слова скажешь, тем быстрее найдешь на них ответ. Оправдывал ли он свою импульсивность таким образом? Шварца мало волновал этот вопрос, но он принимал его правоту в этом вопросе. Халилов, по его же словам, сделал достаточно ошибок в жизни из-за собственных неаккуратно брошенных слов, поэтому теперь относился к ним с должным вниманием.       Значит, и слова Жени не пройдут мимо его ушей.       — Анар, — позвал Шварц внезапно севшим голосом и, прочистив горло, повторил громче: — Анар, проснись, пожалуйста. Я хочу тебе кое-что сказать.       Начало неплохое. Только вот стоило Анару приоткрыть глаза, как все слова застряли в горле Жени и он убийственно надолго замолчал, наблюдая как в карих глазах зарождается непонимание, перерастающее в беспокойство, а затем в открытую тревогу — и вот Халилов уже сидит на кровати и внимательно и чрезмерно серьезно смотрит на него.       — Всё хорошо? — спросил он и Шварц ощутил прохладную ладонь на своём лбу. — Жень… Да ты весь горишь, — рука переместилась на голые плечи, а затем и руки, и Женя ощутил неприятную дрожь по всему телу. Его знобило. — Ты точно хорошо себя чувствуешь?       — Я не уверен… — с сомнением произнес Шварц и, взявшись за край одеяла, лучше закутался в него.       — Подожди секунду, я схожу за градусником, — перебил его Анар, быстро надевая штаны и вставая на ноги. Женя издал какой-то нечленораздельный звук и, когда они снова встретились взглядами, открыл рот в желании что-то сказать.       — Я хотел сказать… — тихо сказал он, на что Халилов махнул рукой.       — Потом скажешь, — сказал он уже у двери. — Подожди секунду.       Шварц молча закрыл рот, сильнее укутываясь в одеяло. Ему нужно сказать это сейчас, иначе потом он сто процентов не наберётся смелости — он себя знает. Хотя поверх убийственной для их отношений мысли уже появилась другая, будто способная перекрыть её своей правдой: а что если это всё от высокой температуры? Вдруг его настолько сильно колбасит (чего он, как не странно, не чувствует), что начинает думать всякую чепуху? Такое же возможно.       Додумать дальше ему не дал появившийся рядом Анар, который, сев на край кровати, нажал кнопку на электронном термометре и сразу же протянул его Жене, и тот забрал его. В комнате повисло мучительное молчание, в которое Шварц смотрел куда угодно, но только не на сверлящего его внимательным взглядом Халилова. Он чувствовал чужое беспокойство, от чего начинал беспокоиться сам, но уже совершенно по другому поводу. Что же ему делать?       Позже Анар забрал у него градусник и Женя увидел на его лице ещё большую тревогу.       — Что там? — хрипло спросил Шварц, неохотно встречаясь глазами с глазами напротив.       — Тридцать восемь и пять, — сиплым голосом ответил Халилов и, выключив градусник отложил его на тумбу. — Сегодня мы дома.       — У тебя съёмки…       — Пусть переносят, — твёрдо сказал Анар, смотря в телефон. — Как я могу там быть, зная, что ты тут один болеешь?       — Я позову Софи.       — Будто у неё других дел нет.       «Пожалуйста, просто уйди, пока я не сошел с ума!».       — Ань, — Женя вытянул руку и коснулся ей чужого запястья, тем самым привлекая к себе внимание, — езжай. Всё будет хорошо, я вызову врача, а потом попрошу Софико или Полину привезти мне нужные лекарства.       На лице Анара появилась тень, которую раньше бы Шварц определенно заметил и забеспокоился бы, но больше его это не волновало. Ему нужно было срочно оказаться одному, чтобы ещё раз обдумать свои страшные мысли. Нужно попросить у Софико таблетки, которые сбили бы ему высокую температуру, чтобы всё было на свежую голову. И без Халилова рядом.       — Ты уверен? — неуверенно переспросил Анар.       — Ты долго ждал эту роль, — напомнил Женя, на самом деле понятия не имея, о чем говорит. Даже если он сейчас соврал, то ему могла помочь сильная любовь Халилова к кино. Он едва ли мог различать работу и отношения, — не было никаких сомнений в том, что если у него и будут когда-то отношения, то сто процентов с кем-то, тоже связанным с кино (это Анар ему сам рассказывал когда-то). — Давай, всё будет хорошо.       Во взгляде Халилова появилось ещё больше сомнения, но он всё же сдался.       — Хорошо, — сказал он. — Только ты мне позвони потом, ладно? Что врач скажет и… как Софико приедет. Хорошо?       — Конечно, — согласился Женя и ткнул его пальцем в бедро. — Беги, ато снова опоздаешь.       Анар мягко усмехнулся, как же ему сейчас хотелось остаться дома, но в чем-то Шварц был прав и ему нужно было не забывать про работу. Он знал Софико и то, что она никогда ни за что не бросит Женю, поэтому практически не беспокоился на этот счет. О Жене позаботятся.       5. Последний вдох.       — Жень, так пить это же пиздец… — едва шевелящимся языком проговорил Анар, держа в руках копну рыжих волос, пока её обладатель склонился над белой пропастью, клим сейчас в его сознании был унитаз. Женя дёрнулся в очередном рвотном позыве и схватился за шею, будто пытаясь заглушить его. А потом произошло то, что должно было произойти. Халилов тихо хихикнул, удобнее перехватывая пряди. — Осторожнее, солнышко…       — Хуёлнышко, — огрызнулся Женя и, приподнявшись, упёрся локтями в бортики. — Сука, это пиздец.       — Текила была лишней, — наверное, в третий раз за весь их головокружительный вечер сказал Анар. И это так разозлило Шварца, что он захотел в мгновение оказаться как можно дальше от этого человека с его занудными нотациями. Халилов всегда был таким душнилой или на него так действует алкоголь? Сколько они выпили вообще и что пили? В любом случае, Жене казалось, что общество Анара — это последнее, что он сейчас хотел бы. Ему нужно было как можно быстрее проблеваться и оказаться дома на кровати. К его великому сожалению это невозможно было без Халилова, который, хоть и пил много, но, видимо, не настолько как он.       — Да помню… — невнятно пробормотал Женя. — Знаешь, Ань, я тебе уже месяц хочу кое-что сказать, но ты, сука, всё время мне не даёшь этого сделать.       — В самом деле? — с усмешкой спросил Анар и Шварц увидел тень обиды на его лице. В любом случае, его это сейчас не волновало. — И что же ты хотел сказать мне?       — Да то… — договорить Жене не дал очередной рвотный позыв, отнявший у него возможность говорить на пять минут. Когда он закончился, Шварц снова услышал голос Халилова над ухом.       — Может, ты мне расскажешь свою страшную тайну, когда мы окажемся дома и проспимся? — предложил он и одна рыжая прядь все же упала на лицо Жени, что невероятно разозлило его, и он с трудом справился с порывом не заорать. Анар почувствовал это и сразу же поспешил исправить ситуацию, снова забрав все волосы в кулак. — Правда, родной, давай дома поговорим…       И в чём-то он прав.       — Да, давай… — сдался Женя, посмотрев куда-то мимо спинки унитаза. — Дома будем и поговорим…       1. Если говорить откровенно.       Женя отточенным движением смахнул очередное сообщение от Анара с ссылкой на очередной сайт про путешествия. Ему снова вдарило в голову куда-нибудь поехать — как будто так сложно жить в одной стране хотя бы год? В одном городе? Чтобы никуда не ехать, к тому же у них недавно была съёмка в Абхазии — вот путешествие. Сейчас же Халилову хотелось в Европу: во Францию, в Италию, в Испанию, в Англию — да куда угодно, только бы не сидеть на месте. Он мечтал о будущей поездке, на которую Шварц ещё не давал согласия, но Анар знал, что он одного его не отпустит.       Пока Женя в соседней комнате думал о том, как лучше поднести ему то, что вертелось у него на языке больше месяца. Пока ещё не поздно, пока они никуда не уехали, потому что возвращаться по одному будет крайне странно и очень больно, если не для Шварца, уже свыкшегося с мыслью о скором расставании, то для Анара точно. И хоть Женя его больше не любил, но по-человечески пожалеть мог. Он просто испортит впечатление о какой-нибудь стране, которая могла бы стать для Халилова любимой.       Собрав все мысли в кучу и выстроив набор слов в аккуратный понятный ряд, Шварц отбросил телефон на стол и, поднявшись с места, уверенным шагом пошел в спальню, где сидел Анар. Он застыл перед дверями, ещё раз перепроверяя собственные пока еще неозвученные слова, а потом вошел.       — Нам нужно поговорить, — серьёзно сказал он, остановившись в дверном проёме.       — Да, я помню, что ты говорил про горы…       — Кажется, я больше тебя не люблю.       Слова только слетели с его губ, а в душе настало долгожданное спокойствие. Будто он уже озвучил всю последующую за этими простыми, глубоко ранящими (но не ему ли сейчас беспокоиться об этом) чужую душу и сердце словами, тираду о том, как думал о расставании всё это время. Целый месяц он убивал свои нервные клетки, убегая от неизбежного.       Женя смотрел в карие глаза неотрывно и говорил-говорил-говорил, не давая Анару произнести и звука. Слова неживыми урывками выпадали на пол, отскакивая и врезаясь в пару мгновений назад захваченную воодушевляющими мыслями о грядущем ярком совместном воспоминании. Всё рушилось на глазах у обоих, пока Шварц договаривал заученный текст — до того слова казались неживыми.       — …Я больше тебя не люблю, — заканчивал Женя, совершенно не видя чужих слёз. — И мне кажется, что никогда по-настоящему не любил.       Два шага и повисшую тишину прерывает звонкая пощёчина. Шварц отворачиваясь, жмурясь от силы удара, но сразу же принимает его как должное. Он сейчас разбил чужое сердце и Анар имел полное право сделать так.       Только вот когда он повернулся, то ничего не увидел, кроме двух сырых дорожек на смуглых щеках. Весь мир перестал существовать для него, кроме человека напротив, чья душа только что была раздавлена, а сердце выкинуто на мусорку разбитых сердец. Жене хотелось протянуть руки и вытереть влагу, но он понимал, что это — привычка отношений, отголосок того, что он хотел давно закончить и закончил прямо сейчас. Наступило настоящее облегчение.       Анар ничего ему не говорил — он ничего не мог сказать, пока в горле стоял огромный ком, который душил его изнутри. Болело где-то там, где, казалось, уже ничего не было. В одну секунду всё разлетелось в прах и это не красивые слова для романов, это жестокая реальность, где его выбросили, как ненужную игрушку. Именно так он себя и ощущал — брошенной игрушкой.       »…никогда по-настоящему не любил».       Он никогда не забудет эти слова.       — Я сам соберу вещи, — неожиданно для самого себя сказал Халилов       — Да, конечно, — спокойно сказал Женя, наблюдая за тем, как Анар к шкафу и достаёт приготовленный явно не для этого чемодан. Он думал, это будет сложнее. Будет сложнее сказать: «Извини, но я больше ничего к тебе не чувствую». Шварц буквально ничего сейчас не чувствовал, даже жалости, и это приятно его удивило. Актёрская выдержка или заблуждение? Не так важно, когда он абсолютно спокойно идёт за Халиловым, чтобы предложить последнюю помощь, как человеку. — Мне заказать тебе машину?       — Нет, не стоит, — серьёзно ответил Анар, полностью поглощённый в процесс сбора всех своих вещей из уже чужой квартиры. Женя видел красные глаза и дрожащие руки, но ничего больше не предпринимал. Пожал плечами и, облокотившись на дверной косяк, молча наблюдал. Наблюдал, как из его жизни уходит человек, который месяц назад был самым дорогим человеком в его жизни. Боже, он месяц играл влюблённого. Месяц! Но Анар тоже был актёром и фальшь увидел сразу, но смелости начать этот разговор у него не было. Вот сейчас появилась и он, кажется, очень жалел, но с другой стороны он узнал правду — правду, которую Женя так долго скрывал от него. И кто из них теперь трус? Халилов закрыл один отсек чемодана и, остановившись, поднял глаза на Женю. — На балконе сушится сиреневая худи — я потом заберу её, ладно?       — Я привезу, — зачем-то сказал Шварц.       — Нет, я заберу её, — повторил Анар, возвращаясь к процессу сбору вещей. — С другой стороны можешь её выкинуть.       — Хорошо.       «Хорошо».       Как Халилову повезло, что он не стал перевозить все свои вещи в эту квартиру. Их в целом здесь было даже мало, если так посмотреть, несмотря на то, что они жили вместе полтора года. Сколько Женя ворчал, что у него мало вещей…       Люди приходят и уходят. Прошлое в прошлом, а бессонные ночи — бессмертная классика расставаний. При чем с обеих сторон. Один пытается убедить себя, что поступил правильно, а второй, — что это нормально: люди не могут вечно жить вместе и статистика расставаний подтверждает это.       Анару было наплевать, все ли вещи он сейчас собрал, ведь ему хотелось одного — быстрее уйти отсюда. Уйти и больше никогда не видеть человека, который с приторным спокойствием и холодом наблюдал за тем, как у него разрывается в клочья душа. Шварц был как зритель в театре, где актёры настолько погружены в свои роли, что сами переживают то же самое.       Только вот занавеса не было и перед ним была не очередная сопливая мелодрама, а живой человек с настоящими чувствами и эмоциями.       Когда Халилов проходил мимо, Женя в последний раз смог учуять аромат его духов, показавшийся ему в данный момент чем-то омерзительным, что он едва сдержался от того, чтобы сморщиться. У него было ощущение, что на него кто-то смотрел, поэтому он не позволял себе подобных вольностей.       А хлопок двери поставил точку в его душевных скитаниях. Занавес.