Немерено

      

…чтоб она разрослась во мне деревом Чтобы кончики пальцев стали ею окрашены И чтобы её во мне немерено Немерено лампабикт, Элли на маковом поле — немерено

1       Леон зачесывает мокрые волосы назад, быстро вдохнув, собравшись к новому броску. С майором нельзя моргать: нужно следить за сильными резкими руками, сжимающие тренировочный нож; за ногами, яростно напирающими и так же отступающими. У Леона почти кружится голова: от восторга, зависти и еще чего-то. Он блокирует удар, отступая назад, чуть не путается в своих шагах. Краузер не оставляет его промах без внимания, разворачивается корпусом, пятка в тяжелом ботинке режет воздух у самого носа Кеннеди. Сердце замирает на мгновение. Рисунок его лопнувшей головы встает перед глазами кровавой стеной. Он правда его чуть не убил или только пугает так? Леону интересно. Ему сложно, пиздец как сложно справляться со всем, что сейчас происходит в его жизни, но майор становится чем-то, за что можно удержаться. За некоторые армейские привычки Джека Краузера, за их тренировачные бои, за совместный бег ранним утром.       Уголок губ дергается и Леон старается сделать ответный удар, чтобы майор увидел, что Кеннеди способен на многое. Хочется так же нагло, безумно, расчетливо зарядить ногой в грудь, но его так легко перехватывают за голень, что даже обидно. Леон вскидывает взгляд, слышит тройное медленное — недовольное — цоканье и качание головы. — Плохо, бойскаут. Еще раз.       Его ногу отпускают. Леон разминает плечи, расхаживает вокруг, ища слабые точки. Майор как камень, пробить в лоб не получится. Леон чертыхается про себя. Вряд ли вообще хоть что-то способно пробить такого человека как Джек Краузер. Желания показывать себя слабаком у Леона больше нет, поэтому он делает выпад первым. Нож выбивают отточенным движением, хватают за кисть и выворачивают. Леон шипит, когда боль молнией расходится по всем мышцам. Только через несколько секунд помутнения в глазах он ощущает, что чужое тело вжимается в него, а тупой конец ножа колет шею. Он сглатывает, сразу же хватаясь свободной рукой за чужую, старясь убрать давление с шеи. Болезненные спазмы в заведенной назад руке остро отдают в спину.       Тяжелый выдох сзади щекочет взмокшую шею. Леон понимает, что надо расслабится, но от этого простого ощущения, из-за которого ему становится слишком тепло в груди, тело напрягается еще сильнее. Нехорошо. — На что ты вообще рассчитывал, Леон? — На победу. Отпусти.       Ему хмыкают в шею. Снова это жжение в груди, ползущее змеей вниз к животу. Ошибкой будет дернуться в стальном захвате, но чем дольше они стоят в таком положении, тем сложнее мысли закручиваются в горячей голове. Леон медленно выдыхает, прикрывая глаза, стараясь успокоиться. Краузер наказывает его, определенно. — На победу? С такой подготовкой ты проиграешь даже старухе.       Его резко отпускают. Леон делает пару шагов вперед, чтобы убедиться, что не свалится от слабости прям на грязный пол и оборачивается. Не победит даже старуху? Знал бы майор, с какими тварями он сражался в Ракун-сити.       Рука сильно ноет, он сжимает ее в кулак, потирая место, где сильные пальцы сжимали добела. — Я не настолько плох, майор. — В будущем увидим, салага.       Да, правильно, салага, бойскаут, новичок. Лишь бы не — Леон — хриплым шёпотом на ухо, от которого становится все слишком сложно и непонятно, и пугающе горячо.       Леон решает, что лишние круги по базе проветрят его голову. 2       Прямо перед миссией Леон чувствует себя особенно беспокойным. Он бы назвал это интуицией или паранойей, но ему определенно не по себе, что операция «Хавьер» может пойти не по плану.       Или может ему просто не нравится повышенная влажность и жара.       В предоставленной им штаб-квартире, к счастью, старый трещащий кондиционер немного спасает ситуацию. Он сидит под ним на полу между двумя кроватями, закрыв глаза, обдумывая завтрашний день. С утра их перебросят к джунглям, где через заросли они с Краузером должны будут дойти до нужной деревни. Там их будет ждать гид и там же ему придут указания от агентства. Отряд подойдет попозже, когда они разведают местность. План не сложный, требующий предусмотрительности и внимательности. Леон не сомневается ни в майоре, ни в группе. Его раздирает страх повторения той ужасной ночи, а нервозность не покидает уже несколько дней, зациклившись на кончиках пальцев. Он протирает влажные ладони о штаны, прогоняя дрожь. Не стоит показывать Джеку свое состояние.       Горизонт за окном плывет от повышенной влажности, Кеннеди наблюдет за огромным красным диском, медленно уплывающим вниз. Чиркает замок двери ванны и из нее выходит майор без верха, но в штанах, вытирая волосы. Леон переводит на него взгляд. — Чертова жара, — бормочет Джек, копаясь в сумке в поиске футболки, оставленной на тумбочке. Капли со светлых волос на затылке медленно прочерчивают путь вниз по широкой спине и Леон, перестав глазеть на подвижные лопатки, начинает следить за ними. У Джека не так уж и много шрамов, ведь не будь он профессионалом, долго бы не прожил. О некоторых он даже рассказал ему. Леон бы тоже хотел поведать о своем, тот, что на плече, но знает, что его история будет сильно расходиться с историей, что написана в его личном деле, которое Краузер точно читал. Майор надевает футболку, поправляя ее, и разворачивается к напарнику. — Хорошо устроился. — Это единственное место, где мне не хочется снять с себя кожу. — Леон не хочет думать о том, что испытал некое разочарование, когда Джек надел футболку. Он начинал часто ловить себя на этом, и никакой путь из его мыслей не приводил к радостным заключениям. Ему казалось нелепым сравнивать с тем, что эти ощущения были сильно похожи на те, когда он встретил Аду, но так и было.       Джек криво улыбается, зачесывая пальцами влажные волосы назад. Леон с легким волнением замечает, что концы у майора немного вьются. Такая маленькая деталь, которую он раньше не замечал, тут же приобретает важность. У него все вылетает из головы — и беспокойство за завтрашний день, и опасность, что их может ожидать, о которой Леон хотел поговорить, и даже стыдливые мысли о том, что он минутой раньше бесстыдно пялился на голую спину своего командира. — Не сиди долго под ним. Не хочется завтра весь день слушать за спиной твой кашель. — Конечно, майор, — Леон кивает. Джек выходит из комнаты, кинув, что надо еще раз связаться с базой и обсудить некоторые моменты. Кеннеди откидывает голову назад, закрывая глаза. Перед ним все еще мелькают картинки: мокрые капли, бегущие вниз по коже, легкие светлые завитушки, падающие на лоб, спокойная гладь светлых глаз, в которых прячется волнение за своего напарника. Если бы был хоть единственный шанс, чтобы завтрашний день не наступал, Леон бы не упустил его. Он бы остановил время, если бы это было возможно, потому что интуиция или паранойя вопят ему о страшных вещах, о грозе и тучах, о шторме, что унесет их.       О том, что Леон снова будет терять то, что ему дорого. 3       Конечно, это долбанный вирус. Леон прячет небольшой планшет для связи снова в подсумок, где черно-белым сухим, официальным языком ему приказывают разобраться с этим дерьмом. У них несколько минут передышки. Облезлые, грязные стены дамбы-завода спрессовывают его мысли, не позволяют отвлечься на тревогу и сомнения. Только ясные прямые приказы, анализ и спокойствие. Девушка снова кашляет кровью, сползая по стене. Краузер отвлекается от подсчета оставшихся патронов, смотрит сначала на побледневшую Мануэлу, потом на Леона. Кеннеди снимает свою куртку и накидывает на дрожащие плечи. Он сжимает тонкие слабые запястья, снова задаваясь вопросом, что девушка прячет под бинтами на правой руке. — Мы выберемся из этого проклятого места и тебе помогут. Обещаю. Продержишься еще немного?       В голубых чистых глазах мелькает тихая надежда и голова девушки неуверенно, но пару раз дергается, кивая. Леон поддерживает ее улыбкой, но сам уже давно перестал верить во что-то хорошее. На каждом углу их хотят съесть, разорвать, распотрошить и бог знает, что еще. Кеннеди давно понял, что Мануэла как-то связана с этим вирусом, и только ждал, когда девушка расскажет все сама. Он мог бы надавить на нее, заставить, но каждый раз в горло будто ссыпали горсть иголок, а сердце сжималось от жалости к этому бедному существу. Она явно натерпелась тут всяких ужасов и добавлять себя в этот черный список Леон совершенно не хотел.       Да и не его это методы. Он косится на майора.       Кажется, тот слишком занят перебиранием оставшегося провианта и совершенно не смотрит на них. Кеннеди еще немного держит холодные руки девушки в своих, поддерживая, но больше ничего не говорит. Отходит к Краузеру и хочет обсудить дальнейшие действия, но Джек его перебивает: — Как она?       Леон, конечно, уверен, что у Джека не была выжжена вся человечность от войн и смертей, но он никогда открыто не показывал сочувствие. Только окольными путями, с иронией в голосе, замотанную в три одеяла из насмешек и колкостей или простым, сухим вопросом-утверждением «Ты в порядке». — Она выдержит, если ты об этом. — Но Леон не был уверен в своих словах. Тонкая фигура девушки выглядела слабее стекла. — А ты?       Леон хмурится. Ему пришлось рассказать о той ночи в Раккун-сити, и ожившие воспоминания совсем не помогали сосредоточится на миссии, но Джек попросил его и Кеннеди не мог отказать. И он жалел о том, что сделал это. Не было ни одного момента, когда бы он не смотрел на Краузера после всего услышанного и увиденного, и не замечал странные темные мысли сомнений и подозрений. Джека хотелось встряхнуть за плечи, заглянуть глубже в глаза, залезть в его непрошибаемую голову, и уговорить, переубедить в чем-то. Просто хотелось вернуть своего командира и напарника. Леон думал, что чем дальше, тем хуже, и уже слишком поздно, хотя на самом деле все было поздно с самого начала, и ничего нельзя уже изменить. Он не знал, кого винить, и винил всех подряд. Особенно себя. — Падать без чувств не собираюсь. — Уж надеюсь, бойскаут. — Он молчит пару мгновений, наблюдая, как Леон перезаряжает пистолет. — Ты нужен ей, так что… не подставляйся лишний раз. Ты хорошо действуешь с дальнего расстояния, так что старайся держаться позади меня. — Звучишь так, будто собираешься откинуться в этой дыре. Спасибо за поддержку, но мы оба нужны ей, Джек. Я не выберусь отсюда один. Без тебя.       Они смотрят друг на друга, каждый держа за зубами, за этим минутным молчанием еще какие-то слова. Но Джек только кивает и переводит тему к обсуждению дальнейших действий.       Леон костьми ляжет, но этот противно-удушливый, знойный ад они покинут вместе. 4       Какая-то часть Леона не хочет двигаться вообще. В больничном коридоре тихо, блекло и напоминает о той мертвой тишине в департаменте, когда Кеннеди удавалось на минуты спрятаться в темном закутке от тварей и перевести дух. Он сидит один, сжимая руки в замок, локтями оперевшись на ноги. Снова замечает темные разводы на пальцах, и нервная дрожь опять овладевает его слабым телом и разумом, стоит вспомнить чья эта кровь. И хотя майору удавалось скрывать боль за сосредоточеностью пока Кеннеди на скорую руку перетягивал бинтами огромную ужасную рану, Леон заметил тревожный блеск страха, мелькнувший в самой глубине чужих зрачков. Страх этот был похож на поражение. Леон не хотел верить, что Краузер сдастся просто так, утонет в собственном крушении. Он уже не помнит, что тогда ляпнул — то ли слова поддержки, то ли жалости или все вместе. Но Джек тогда даже не смотрел на него, его будто не было рядом, хотя Леон сжимал рану, чувствовал тепло его руки.       Двери реанимации открываются с тихим шорохом, Леон бы не обратил внимания, если бы врач не подошел ближе. Тень легла на сгорбленную фигуру агента. — С девушкой все хорошо, хотя она очень ослаблена. — А майор? — Потребовал проведения операции под местной анестезией. Нам пришлось вколоть ему успокоительное после, хотел сбежать. Сейчас спит. — Сбежать? — Встретиться с вашим начальством. — А его рука… она будет в порядке? — Не знаю точно, из-за чего случилось повреждение, майор Краузер отвечал очень односложно, но увечья достаточно серьезные. Не буду давать ложные надежды, работать так, как прежде, она уже никогда не будет. — Спасибо, доктор.       Леон снова остается один. Он не может думать, и ему, к счастью, и не дают. Он слышит вдалеке шаги, зная, что это за ним. Кеннеди проскальзывает в операционную, проходит чуть дальше, заглядывая в палаты. Мануэлу он находит первой. Она спит, маска, по трубке которой поступает чистый кислород, плотно облегает ее рот. Он не знает, будет ли ей лучше, зная, что творил с ее телом собственный отец, и ему жаль, что он не может сделать больше. Джека он находит в самом конце длинного коридора. Тихо заходит в палату.       У майора непривычно расслабленное лицо. Леон бы даже назвал его добрым, если бы не знал, какой характер отражается в этих сумрачных глазах, в складках рта, в вечно нахмуренной переносице и напряженных бровях. Он подходит ближе, с напряжением осматривая забинтованную руку. Доктор может и был прав, но Леон считает, что восстановить можно все, было бы желание. И Кеннеди планирует быть рядом, приклеиться, как банный лист, и помогать, даже если майор будет ворчать, будет кричать на него и ненавидеть.       Он был бы рад вообще все бросить и забрать с собой Джека, но даже сама мысль звучит абсурдно. Некуда им идти.       Леон тянет свою руку к чужой, но так и не притрагивается. Он чиркает записку с просьбой связаться с ним попозже и уходит. 5       Его бросают в одиночные миссии подобно мухе, бьющейся о стекло. Леон делает одно и тоже, его смывает ощущением бесцельности, но он продолжает упорно стрелять, убегать, спасать и уничтожать. В свободные минуты своей жизни он старается связаться с майором или с тем, кто знает, как с ним связаться. Односложное «Майор Краузер ушел в отставку по собственному желанию» его совершенно не устраивает. Он гонит прочь подлое чувство брошенности, потери и опустошения, отрицая факт того, что майор мог самолично захотеть подать в отставку из-за ранения. Леон знал, как все это работает, и ненавидел подобную систему.       Кеннеди догадывался, почему майор не выходил с ним на связь. И не только потому, что ему могли запретить. Он бы хотел самолично все обсудить с Джеком, но для этого надо еще вернуть его обратно. Не было смысла искать с ним встречи, если Кеннеди не мог ничего предложить взамен.       Он только надеялся, что тьма, обнявшая Джека со всех сторон, не поглотит его до конца.       Леон заводит знакомства.       Он медленно, но упорно и нагло доказывает всем, что майор способен и дальше продолжать службу. Он может учить юных рекрутов, потому что как инструктор Краузер показывал себя одним из лучших. (В туманной перспективе, Леон надеется завлечь майора в агентство и взять к себе в напарники). Леону доверяют, он лучший агент и его слушают. Через несколько месяцев Кеннеди узнает, что майор успешно прошел курс реабилитации и готов к повторной аттестации. Возможно, впервые Леон испытывает что-то похожее на победу. Но он старается никому не показывать свою радость, только ждет с удвоенной силой.       В напряженном ожидании проходят недели. Он сравнивает их с натянутой веревкой над обрывом, что разделяет его и майора. Но вот настает момент, когда их пути, наконец, пересекаются. Леон выходит из кабинета, немного уставший, расстегивает первые пуговицы рубашки и благодарит свою ненависть к галстукам. Проходит по коридору, кивая коллегам и выходит в холл. Знакомую фигуру в форме и красным беретом он узнает сразу. Майор общается с его начальством, стоя профилем, и Кеннеди подпирает стену неподалеку, рассматривая. У майора прекрасный прямой стан, так характерный для военного, спокойный невозмутимый взгляд, по которому Кеннеди скучал. Работник кивает в его сторону и Краузер оборачивается. Леон кивает головой, приветствуя. Он не может сдержать легкой улыбки, когда Джек подходит к нему. — Светишься весь как фонарный столб. Неужели так рад видеть своего бывшего командира? — Джек протягивает ему ладонь и Леон пожимает ее. — Рад видеть, что с тобой все хорошо. — Кеннеди не хочет отпускать горячую руку, но первый расцепляет пальцы. — Виделся с отрядом? — Несколько дней назад. Поздравили со сдачей аттестации. — Присоединяюсь к поздравлениям. — Не то, чтобы Леон одним из первых не узнал о результатах. Так, попросил Ханниган держать его в курсе. — Отпразднуешь? — Нажраться в баре? — С хорошей компанией, почему бы и нет. — Намекаешь на себя? — Стараюсь подмазаться, чтобы не платить за выпивку.       Джек издает смешок. Он в задумчивости разглядывает Кеннеди, явно желая о чем-то спросить. Леон просто рад находиться снова рядом. Он не хочет думать о том, как бы все сложилось по-другому, не настаивай он, и что-то намекало ему о том, что стояли бы они напротив друг друга уже по разные стороны баррикад. — Почему ты попросил за меня, Леон?       Этого вопроса Кеннеди одновременно боялся и ждал. Боялся, что ты исчезнешь из моей жизни как остальные, думает Леон, давно уже понявший для себя, каким трусом является и кем для него стал Джек. — Не терплю несправедливость, — говорит он, но на языке жглись и теплились совершенно другие слова. Он запьет и утопит их сегодня вечером, чтобы не вырвались по глупости, как сбежавшие пленники, впервые увидевшие дневной свет. — Не боишься, что твой альтруизм был ошибкой? — Простого "спасибо" было бы достаточно, майор. Если ты здесь, значит, я поступил правильно. Краузер кивает, принимая его ответ. Он не говорит слова благодарности, но в теплых, светлых глазах и смягчившимся лице Леон видит все, что ему нужно. — Сегодня вечером свободен?       Леон некстати хочет спросить про свидание, но сдерживается, хотя понимает, что майор бы все равно принял это за одну из его странных шуток.       Кеннеди сказал бы, что пойдет за майором хоть на край света, но в итоге просто кивает. Может, когда-нибудь он наберется храбрости и переступит через свои страхи, но сейчас он просто наслаждается тем, что имеет.       И этого вполне достаточно.