Разговор у камина Радагаста

Гэндальф тяжело опёрся на свой посох — путь через лес забрал у него последние силы, раньше волшебник никогда не попадал в столь досадную ситуацию. Что ж, даже великие маги могут просчитаться. Дом Радагаста находился чуть южнее сердца леса, вблизи русел двух рек. Стены его хижины были местами покрыты мхом и тонким вьюнком, а из крыши росло дерево, будто и не по отдельности, а как часть дома. Окошки дома открыты, на ставнях, в проблеске света, падающего сквозь листья деревьев, грелась маленькая птичка. Будто бы зла тут никогда и не было. Вот только всё ещё видна паутина, да молодой олень неспокойно пронёсся между деревьями. Сани Радагаста Бурого стояли у стены, а шустрые кролики, навострив ушки, повернулись к незваному гостю. Гэндальф глубоко вздохнул, ему было уже трудно идти, и каждый шаг отзывался болью. Шаркая посохом по земле, волшебник направился вперёд. Как и предполагал Гэндальф, Радагаста дома не было. Он опустился на стул, предварительно согнав оттуда спящего ёжика, откинулся на спинку и уронил голову на грудь.

***

Проснулся он от резкого запаха прямо у себя под носом. Завидев потрёпанную шапку с припрятанным гнездом не то кукушки, не то дрозда, Гэндальф понял, что хозяин дома наконец вернулся. За окном уже смеркалось. — Не могу сказать, что рад видеть тебя, Гэндальф. Птичка на хвосте принесла, что прибыл ты… едва живой. Гэндальф с благодарностью принял кружку с весьма специфично пахнущим чаем и сделал большой глоток. По горлу тут же растеклось тепло и стало гораздо легче дышать. Меж тем Радагаст снова поставил чайник на огонь. Он не торопил друга с рассказом, и тот был ему за это очень признателен. Просто потому, что Гэндальф и сам не знал, с чего начать. — Никак тебя терзают тяжкие думы? Не с Саруманом ли Белым они связаны? — взглянув на него, глубоко вздохнувшего, поинтересовался Радагаст. — Дела в Средиземье неладные, друг мой. И дело не в орках и гоблинах… — А когда в них было дело? — фыркнул Радагаст и достал из бороды ягоду черники, подумал и добавил в заварочный чайничек. — Некромант… Некромант не даёт мне покоя. — Считаешь, это как-то связано с Белым? — Саруман изменился… он чем-то очень встревожен. — Все мы встревожены, — отмахнулся Радагаст. Он отошёл к дальнему углу комнаты и достал с верхних полок банку с сушёными травами, попутно ладошкой подхватив малютку ёжика, возвращая того на стол, где, свернувшись клубочками, дремали его собратья. — Это детишки Себастьяна, — улыбнулся волшебник, поставив на каминную полочку банку. — Как видишь, я и сам всё ещё борюсь за этот лес. Зло не покинуло это место. Оно становится всё сильнее. Он поморщился и добавил щепотку какого-то порошка в свою кружку и недовольно покачал головой. В хижине царил полумрак, повсюду слышалось копошение зверья, которое приютил у себя Радагаст. Рядом с камином, в плетёных корзинах во сне посапывали кролики, у открытого окна ухала сова, на потолочных балках притаились птицы, а на плече волшебника, свив что-то вроде гнезда, виднелась мышка. — Радагаст, мой старый друг, скажу тебе прямо. Мне нужна твоя помощь. Если мои подозрения окажутся верны, не только твои животные, все расы Средиземья окажутся под угрозой. Гэндальф отчасти понимал тщетность попытки выманить волшебника в большой мир. Этот старый пень наотрез отказывался покидать лес. Который раз уже они разговаривали о непростительном невмешательстве Радагаста Бурого в дела Средиземья. И каждый раз Гэндальф Серый покидал лес в одиночестве. Может, Радагаст и сошёл с ума, но по-прежнему оставался очень сильным волшебником, а если был на своей земле, то даже Саруман не мог с ним тягаться. — Ты всё о кольце всевластия? — уточнил Радагаст, словно ожидая в этот раз услышать более веские причины, чем предыдущие. — Я говорил тебе множество раз: дела мне нет до твоих хоббитов и эльфов с гномами. Гэндальф тяжело вздохнул. — Что с них толку? Нависнет беда, гномы сплотятся, люди помирятся, эльфы очнутся и даже полурослики возьмутся за оружие, — неожиданно пылко начал Радагаст, глядя на Гэндальфа потемневшими глазами. — А нет беды, и что? Ссоры, дрязги, недоверие, интриги. Люди убивают друг друга, собственных отцов, матерей, своих же детей. Постоянно воюют. Эльфы смотрят с высоты своего первородства, возомнив себя выше и мудрее остальных. А сами плетут заговоры. Не припомнишь ли ты, старый друг, сколько раз они перебегали на тёмную сторону? Ты помнишь, как Маэглин предал Гондолин? Не просто указал слабые места, а ещё и предложил создать металлических драконов! Гномы хороши: жадные, от золота они становятся алчными и бездушными. Копают и роют свои рудники, пока в очередной раз не пробудят зло. Их жадность выпустила из недр земли барлогов и приманила одного из последних драконов. Хоббиты — эти в своём маленьком замкнутом мирке, ленивые и сонные мухи, дальше своего носа не видят. Из всех них кто больший лицемер? Орки и гоблины? — тяжело переведя дыхание, Радагаст наконец отвёл мрачный взгляд. — Нет границы у добра и зла. Всё сбалансировано. Эльфы даруют память и красоту создания нашего мира. Гномы учат трудолюбию и упорству. Хоббиты миролюбию. Люди… люди не могут переставать удивлять. У них нет ни долголетия, ни выносливости, ни сплочённости. И всё же, выживают. Борются и идут вперёд… Чайник на огне закипел, и Радагаст потянулся за прихваткой, чтобы снять его с огня и заварить ещё травяного чая. Из его рукава тут же выпорхнула небольшая бабочка и устремилась прочь в открытое окно. На столе завозились и зафыркали маленькие ёжики, поводя носиками, а на подоконнике защёлкала орешками белка. Гэндальф принял глиняную чашку из рук старого друга и вдохнул аромат. — Нет, друг мой Гэндальф, — покачал головой Радагаст. — Они пусть сами разбираются. Звери куда как проще. Укусила тебя гадюка, так на то она и змея. И медведь… знаешь, как медведиха своих деток защищает? Когда в лес зло вернулось, растерзала нескольких пауков когтистой лапой. Померла, но медвежат своих спасла. Радагаст устало посмотрел за окно, словно прислушиваясь. Прислушался и Гэндальф. Где-то в глубине леса, в самое его сердце пробирались пауки. Волшебник буквально слышал их противный шёпот и звук жвал, впивающихся в деревья. — Так и любой человек встанет на защиту. И не только человек, ты же сам понимаешь, — постарался вывести друга из размышлений Гэндальф. — Людям даны равнины, гномам — горы, эльфам — леса. Хоббиты смогли ужиться между ними. А звери — нет. Ты не слышишь, а лес стонет, его пожирает проклятая тёмная сила. Я тебе тогда сказал и сейчас повторю — беда пришла в лес. И я его не брошу. — Выходит, ты — медведица? — Выходит — да… Отдыхай, старина. Ложись на мою кровать. А я прогуляюсь немного. Тут недалеко лисица беременная. Роды тяжёлые выйдут… Гэндальф только согласно кивнул и встал, привычно опираясь на посох. Силы понемногу возвращались в его тело — никак Радагаст Бурый успел подлатать его во время сна. Он присел на край постели, а Радагаст уже подхватил посох и шёл к покосившейся двери. Но на самом пороге всё же обернулся: — Ты веришь в лучшее в них. Не я нужен им, а ты — так же, как я своему лесу. Так пусть даже в самое тёмное и страшное время эта вера не подвела тебя, мой друг… <*От Маэглина Моргот узнал точное расположение Гондолина: Из самой ранней версии "Книги утраченных сказаний" ― ценность сведений Маэглина для Моргота в том, что он подробно осведомил его о слабых и сильных местах обороны, а также посоветовал создать искусственных металлических драконов для того, чтобы сокрушить городские стены и ворота.