Вакуум

Апрель 87 Двадцать шестое прошло спокойно. Он провел день дома. Спускался на завтрак. Обедать не стал, ограничившись чаем с печеньем. Впрочем, печенье удалось незаметно скормить Тому. Рита молча порадовалась пустому блюдцу, где осталась лишь пара крошек. Он тоже был рад. Запихнуть в себя что-либо сверх минимальной и необходимой нормы было в последнее время так трудно… Пёс невероятно выручал в эти моменты. Прекрасный выходной. Однако он поминутно смотрел на телефон. Черный, блестящий и молчаливый. Его провод змеился по столу, как маленький диковинный аспид, сидящий в засаде. Валерий до последнего не мог понять. Осознать? Телефон не звонил. Он не зазвонил ни за месяц, ни за неделю до двадцать шестого. Ни за день. Он был готов поверить, что никаких мероприятий и не будет, если бы не Губарев с его искренним «Как?! Неужели вас и не пригласили?» Пришлось равнодушно пожать плечами, изобразив этим относительно реалистичное «Я не удивлён, и вообще не больно то и хотелось, у меня другие планы» Потом не один из его знакомых получил приглашение. Конечно, он вовсе не считал себя главным героем, что сделал нечто особенное или выдающееся. Конечно, нет. Он просто делал то, что должен. Однако и последней фигурой он себя не считал. Точно не настолько последней… Должно же у этих людей быть хоть какое-то понимание? После всей его работы возле реактора, после МАГАТЭ… Столько поездок туда, где он навсегда распрощался со своим здоровьем, не сделали его достаточно значимым, достаточно «ликвидатором», чтобы пригласить? Он сидел в своём кабинете, скользя взглядом по газете, что держал в руках. Телефон молчал как заправский партизан. В семье все до ужаса тактично не вспоминали, что сегодня за день. Даже у Лёши хватило мудрости не ляпнуть ничего вроде «Так сегодня же двадцать шестое, разве не должно быть каких-то мероприятий? Ты ж в том реакторе чуть ли не жил весь прошлый год… " Нет. Всё было подчёркнуто спокойно и мирно. Он даже пару раз посмотрел на календарь, действительно ли сегодня тот самый день и месяц. Всё ещё двадцать шестое апреля. Он всё ещё дома. За окном, в отдалении, где-то возле соседского дома, послышался звук отъезжающего автомобиля. Ему даже не пришлось напрягать воображение, чтобы представить, как Евгений Павлович, на ходу поправляя свой дурацкий галстук, торопливой походкой грузного пингвинчика топает к машине. Он наверняка махнет рукой своей жене и укатит на встречу. Валерий покосился на окно, за которым проехала машина соседа. Может и к лучшему, что его не будет там? Не придётся лишний раз находиться рядом с ним и его подпевалами. Непривычная, чуть заметная, но все же оформившаяся мысль возникла и тут же лопнула, едва задев его. Неприятное секундное осознание. Простенькое и банальное. Невостребованность. Он спешно задвинул это новое ощущение подальше. Это не он невостребован. Просто его мнение не сошлось с чьим-то повыше. Бывает. И не обошлось без соседа, конечно. То что он приложил к этому свою потную пухлую ручку было и так ясно. Да и вообще, кому и кобыла невеста. Кому и Велихов ликвидатор… Как же так? Он спустился на кухню за новой порцией чая. Видя его задумчивость, все домашние незаметно исчезали с пути. Странное дело, даже на игрушки внука ни разу не наткнулся. Да и самого мальчика слышно не было. Зато Валерий слышал тихие вздохи за спиной. И почти кожей ощущал общигающе-жалостливые взгляды. Или не жалостливые? Какие? Он понятия не имел. Просто нечто невесомое носилось возле него. Нечто, что налагало печать молчания на губы всех близких. — Что-то случилось? — Нет, что ты. Ничего. Всё хорошо. Конечно. Куда уж лучше? День прошёл. Прекрасно поработал над черновиком статьи. Он спускался на ужин. Благостное настроение рассеялось, стоило ему войти в столовую, где как раз смолкли голоса. Снова сочувствующие взгляды и деревянно-виноватые реплики на самые отвлеченные темы. Аппетит не пришёл, как это бывало часто в последнее время. Он вежливо делал вид, что ест, гоняя еду по тарелке и изредка отправляя в рот по небольшому кусочку, когда видел на себе чей нибудь внимательный взгляд. Трактовать взгляды он не любил и ему было неприятно на себе их ощущать. Однако возмущаться вслух было глупо. Вдруг ему это только кажется? Да и вообще, что такого? Ну смотрят. Волнуются, наверно. Ощутив, что больше в него сегодня точно не влезет, он поблагодарил за ужин и ушёл к себе. Уже на лестнице услышал, как беседа в столовой оживает и перестаёт быть такой неуклюжей и неловкой. Уже некоторое время, Валерий это заметил не так давно, в его присутствии все домашние становятся какими-то напряжёнными. С какой-то затаенной печалью в глазах. А может то и не печаль вовсе. Однако напряжение вокруг него ощущалось всё более явно. Разумеется, нельзя сказать, что последний год было лёгким. Но… Да, конечно, после аварии на ЧАЭС всем было непросто. Да, он до сих пор пребывает в напряжении и ощущает этот груз ответственности, который отнюдь на стал меньше за год. Теперь он чувствовал личную ответственность за многие вещи, за будущее… И, конечно, он был в мыслях об этом почти постоянно. Но дома напряжения ощущать не хотелось. Наоборот. Он был бы благодарен семье просто за прежнее к себе отношение. Без печальных взглядов, без напряжения в воздухе. Напряжения ему хватает и собственного… Нечто, похожее на крепкую сжатую пружину, засело внутри него с вечера двадцать шестого апреля, ровно год назад. С тех пор, как он увидел багровое зарево над Припятью, эта пружина не разжималась. Конечно, такое напряжение было ему знакомо и раньше. Разовые случаи, когда нужно собраться, сделать нечто важное и ответственное. Бодрящий заряд адреналина, краткий стресс, который не вредит делу, а наоборот помогает. И, конечно, раньше такое внутреннее напряжение отпускало довольно быстро, когда трудность была позади. Но не теперь. Сейчас эта пружина была сжата до предела и, кажется, для верности она ещё и проржавела. Организм жил в режиме постоянной готовности к бою, хотя горячая «окопная» пора была давно позади. Но бестолковому нутру, и без того отравленному и больному, этого не объяснишь. Ночью это напряжение не давало уснуть, неуместно бодрило, подгоняло днём, не давая толком отдохнуть. Постоянно гнало и толкало вперёд. А что там, впереди? Он планировал разобраться со статей для «Коммуниста» в ближайшие дни, однако, неожиданно для себя самого, окончил работу за сегодня. Завтра можно будет уже отправить… Основательная, серьёзная и, на его взгляд, крайне исчерпывающая. Проблемы безопасного развития техносферы. Его и раньше заботила тема безопасности, но после катастрофы на ЧАЭС вопрос и вовсе встал ребром. И теперь, когда его роль в ликвидации фактически подошла к концу, появилось время для раздумий. А подумать было о чем. Подумать, изучить, проанализировать. Собственно, статья и стала результатом этих его действий. Конечно, странно надеяться на то, что властьимущие всерьёз решат что-то поменять после одной, пусть и очень хорошей, статьи. Но начинать с чего-то все равно надо. Необходимо донести до всех, не только до «верхушки», какими катастрофами чревато сегодняшнее наше отношение к этим благам прогресса. До кого-нибудь он же достучится в конце концов. Вечером он взял пса на поводок и они вместе вышли за пределы участка. Двинулись уже привычной дорогой к парку. Том деловито вышагивал рядом, будто стараясь подстроиться под его шаг. Ему и раньше было непросто поспевать за человеком при быстрой ходьбе, а теперь, когда ему минуло десять лет и вовсе стало тяжело. Однако Том вовсе не показывал слабости и шагал твёрдо. Только тяжелое дыхание выдавало. — Давай помедленнее, друг. — Предложил Валерий, замедляясь. Пёс пошевелил пушистым ухом и тоже пошёл спокойнее. Валерию и самому было трудно ходить в прежним быстрым, едва ли не пружинящим шагом. Видимо та самая пружина внутри сломалась. Теперь хотелось больше замедляться, чаще останавливаться. Тому такой вариант нравился, разумеется. Он был не против посидеть, а лучше вовсе полежать. А если и гулять, то поспокойнее. Вот и теперь. Пёс снова тяжёло задышал и они остановились. — Возраст, дружок… Пёс издал тихое ворчливое «ау» и отошёл нюхать траву, будто не желая разговаривать. — Не обижайся, Том. Я ведь не осуждаю. Людей на улице практически не было, только где-то далеко слышались громкие юные голоса. Видимо из парка. Прогулка заняла чуть больше неспешно ползущего часа. День то ли пролетел, то ли прополз мимо. Он вяло отказался от вечернего чаепития, пообещав спуститься позже, поскольку сейчас занят статьёй, якобы вдохновение пришло. Поверили ему или нет — он не знал. Возможно и да. А может все только выдохнули, предвкушая приятные посиделки без его мрачного настроения и их неловкой тишины удушливого сочувствия. Впрочем, какая разница? Он снова сел за стол. Телефон блестел в жёлтом свете настольной лампы, его провод всё в том же положении лежал, будто тусклый труп змеи, умершей в засаде от голода. Не удивительно. Ведь двадцать шестое прошло слишком спокойно…