Гунгун

      — Это мой брат, — Тэхен крупно вздрагивает, когда чувствует чужие руки у себя на талии. — Красивым был, правда?       Смущают ли его подобные прикосновения от мужчины, пока он в положении «вчера я не был геем», когда в голове проскальзывает одно: а почему был красивым?       Пожалуй, не так сильно, как должно было быть.       Переживший за последние дни немыслимые события мозг выдает самый страшный вариант — был, потому что погиб. И погиб, скорее всего, еще ребенком… Тэхен растерянно смотрит на фотографию с мальчиком и внутри весь ежится от горя. Как же ему жаль…       Он проснулся минут десять назад в теплой постели под воздушным одеялом. Спалось неприлично хорошо, и он пребывал в приподнятом настроении. В теле — легкость, а в черепной коробке — штиль. Он посмотрел на спящего на второй половине кровати мужчину — расслабленное красивое лицо, теплая после сна кожа, весь такой вкуснопахнущий… Вчера Киму было рядом с ним по-особенному хорошо.       Разве возможно, чтобы один мужчина ощущал себя так рядом с другим мужчиной?       Гун точно красив, мог бы даже стать моделью или актёром. Короткая стрижка и выбритые виски, забитый рукав и загорелая кожа. Видно, что за внешностью тщательно следят. Даже еле уловимый шрам на щеке ему идет… появляется безудержное желание прижаться к рубцу губами.       Откуда такая нежность по отношению к этому мужчине? Тэхен не знает…       Безумие какое-то…       Испугавшись своей же реакции, Ким поспешил подняться. По-хорошему, надо было бы найти свое белье, которое так и осталось снаружи после их ночных похождений, до пробуждения Чона.       Завернувшись в тот самый плед в мелкий рубчик, он направился к двери, но замер у стола, уставившись на раскрытый блокнот. Подглядывать нехорошо, но между страницами лежала манящая его старая, потрепанная фотография мальчика лет десяти: полосатая футболка, синие шортики и коричневые ботинки с белыми носочками. В руках он держал красную машинку, которую протянул к фотографу, и одна его коленка была заклеена белым пластырем.       За разглядыванием фотографии и словил его Гун: проснулся и бесшумно подкрался сзади, а после подал голос, окольцевав талию со спины.       — Я помню, что он был невероятно красив. Знаешь, словно кукла — большие глаза, пухлые губы, алые щеки. У него были блестящие мягкие волосы, и от него всегда вкусно пахло карамелью, — Гун говорит спокойно и размеренно своим голосом с утренней хрипотцой. — Мама любила его по-особенному. Думаю, она хотела девочку, но родился вот такой вот красивый мальчик, поэтому он всегда был для нее отдушиной. Она любила его наряжать, ухаживать за ним, но это и погубило его.       Тэхен весь пробирается, готовый услышать печальный конец этой истории. Жалко мальчика, и особенно жалко Гуна, который точно все еще скучает по своему брату. Не верится, что у такого мужчины был подобный печальный опыт.       — Когда мне было тринадцать, мы прилетели отдыхать в Тайвань. На четвертый день нашего отпуска Чимина похитили прямо с территории нашего отеля.       Тэхен не сдерживается — гулко сглатывает и ловко разворачивается в чужих руках. Он не может поверить в услышанное. Ким знает, что Чон точно причастен к местным похищениям, но он и подумать не мог, что он тоже жертва…       — Гун…       В сердце горько щиплет, как и в глазах. В ответ мужчина пытается улыбнуться ему. Мол, все хорошо. Но… но Тэхен же видит в глазах напротив тоску. Глубокую, неподъемную. Такую, которая истощает, мучает долгими годами и не дает спать по ночам.       — Родители очень долго искали его вместе с полицией. Отец вовсе первые два года жил в Тайване, а мы с мамой в Корее. После он вернулся домой, но продолжил каждые три месяца возвращаться сюда, чтобы и дальше сотрудничать с полицией. Спустя семь лет мама сдалась — втайне от нас всех заказала ему ячейку в колумбарии и принесла домой его фотографию с траурной лентой. Тогда отец сильно разозлился на мать, собрал свои вещи и ушел. Оказалось, что папа тогда снова прилетел в Тайвань и уже самостоятельно продолжил поиски Чимина. Он был по-настоящему преданным и любящим отцом, который говорил про своего ребенка до своего последнего вздоха. Он погиб четыре года назад: онкология — рак поджелудочной, уже была третья стадия.       Чужое откровение трогает до глубины души, и сознание рисует тяжелое прошлое мужчины. Чон, что уж скрывать, - один из самых сильных людей, что успели повстречаться на пути Тэхена. Властный, крепкий и решительный. Но только теперь он понимает, что именно сделало его таким…       — Я же переехал к отцу шесть лет назад. За два года я успел проникнуться поиском, поэтому после его смерти продолжил искать Чимина самостоятельно.       — На каком ты сейчас этапе? — тихо спрашивает Ким, чувствуя, как грудную клетку сдавливает в каком-то настороженном предчувствии.       — Мне удалось отследить его местонахождение до семнадцати лет. На данный момент я знаю, что до этого возраста он находился в притоне, где торговали детьми. Грязное, страшное место. Я сумел отыскать их точки, собрал улики, загрузил все в даркнет. Так как там были дети, вывезенные из Франции, Германии и Англии, это вызвало бурную реакцию пользователей сети из Европы. Спустя пару недель с миротворческой миссией прилетела спецслужба ООН. Брали штурмом, меня попросили присутствовать. Тогда мне удалось освободить сорок восемь детей, но среди них не оказалось Чимина.       Удивительно, насколько далеко Гун пошёл ради поиска своего пропавшего брата. ООН, спецслужбы, штурмом… Тэхену хочется знать об этом больше.       — На самом деле, это должен быть мой последний визит в Камбоджу. Есть информация, что Чимина за пару месяцев до этого из притона выкупил некий Ким Намджун. И если тот человек действительно сумел вывезти его из этой страны, то я точно смогу найти его, — Чонгук тянется к папке и раскрывает ее. Там досье на этого самого Ким Намджуна: сорок два года, строительный конгломерат, кореец. — Он живет в Японии, там у него свой бизнес. Известно, что он до этого прилетал к Чимину несколько лет подряд — владелец притона только недавно дал показания относительно Чимина. Тянет, сученыш, с информацией, чтобы отсрочить свою казнь. Главное, что этот мужчина хоть и не был первым клиентом моего брата, но после их первого раза он дал ему неприкосновенность, заплатив огромные деньги. У него с моим братом был роман.       — Тогда тебе надо поспешить, — Тэхен, услышав это, трепещет, и его мысли стопорятся. — Уверен, что ты найдешь его!       — Спасибо, Тэхен, — Гун, благодарно улыбнувшись, кивает, словно они обсуждают что-то посредническое. Поддержка парня ему приходится по душе, сам же Тэхен оказывается взбудоражен этой историей.       — Но в Камбодже у меня неожиданно появились дела.       — Какие?       Яро ощущается финишная прямая — остается немного, буквально последний рывок. Кажется, для Гуна не может быть сейчас ничего важнее, чем поиски брата и скорое воссоединение с ним.       — Мне нужно найти тех, кто похитил тебя и пытался купить.       Тэхен теряется, тут же отрицательно мотнув головой.       — Но зачем, Гун? — получается слишком громко. Он точно не хочет, чтобы мужчина тратил свое драгоценное время на него… — Не нужно, я сам. Тебе нужно найти своего брата.       — Ты не понимаешь. Мне нужно покончить с этим.       Тэхен действительно не понимает его. Покончить с чем? Со всеми похищениями и сексуальными рабствами в Тайване и в Камбодже? С этим не справляются даже местные органы правопорядка, что уж говорить о мужчине, который всего-то хочет найти младшего брата?!       Похвально, конечно, что он настолько предан этому делу, но у всего должны быть рамки и у каждого должны быть правильно расставленные приоритеты!       — За все эти года я вернул сотни похищенных девушек и детей на родину. И когда я нашел тебя, ты в бреду все звал и звал меня. Этого Тэхен не помнит…        — Знаешь, почему меня зовут Гунгуном? Хочешь, расскажу тебе? Гунгун — местный бог, который когда-то был человеком и жил на этих островах. Его убили коренные жители, поэтому после смерти он начал мстить в образе божества: топил земли и корабли, убивал людей. Но старейшина острова Ко Чанг, который был ему как отец, пожертвовал собой и предсмертным желанием озвучил наставление Гунгуну — защищать острова и их жителей. С тех самых пор неупокоенный и несчастный бог был обречен вечно охранять нелюбимый им народ. Я тоже ненавижу эти острова, этих людей, ведь здесь меня они лишили брата, но именно благодаря мне и отцу на границах Тайваня с Камбоджей стало безопасно.       Слишком много откровения для одного утра. Призрачно-идеальный Гун резко начинает обретать свою историю. Отнюдь не самую счастливую и лёгкую.       Тэхену не остаётся ничего, кроме как принять этот факт. Хорошо… Если Гуну это необходимо, то Тэхен примет в этом участие, хоть и предпочел бы просто все забыть.       — Катерника звали Бин, он таец. Его напарник — европеец, — Он хмурится, вспоминая лица своих обидчиков. — Точно! У европейца была татуировка на плече. Змея, кобра, кажется.       Гун без раздумий коротко кивает. Наверняка он уже понял, о ком говорил Тэхен.       — У них яхта белого цвета, коричневый поддон, деревянный руль… А тех, кто покупал, я не успел разглядеть.       Чон благодарит его, а после хватает свой телефон и выходит на палубу, попутно набирая чей-то номер. Ким остается один на один с историей мужчины и двумя фотографиями. С одной из них на него смотрит мальчик лет десяти, с другой — мужчина сорока лет.       Тэхен прикрывает глаза, неожиданно обратившись к богу. Не к Гунгуну, что защищает эти острова, а просто к богу. Он впервые жизни с ним говорит. И не ради себя, а ради ребёнка с фотографии и ради Гуна.        Пусть он будет жив и здоров, пусть Ким Намджун хорошо с ним обращается, пусть Чон воссоединится с ним…       Гун застает его в очередной раз у стола с прикрытыми глазами. Ничего не сказав, он протягивает ему его белье, а после целует, поймав за подбородок. Ким теряется, пытаясь избежать контакта, но в итоге все равно позволяет коротко коснуться губами своих. Непривычно получать подобный жест от мужчины. Но, что уж скрывать, это оказывается приятно.       — Ты сможешь их опознать? — спрашивает Гун, закрыв блокнот и папку.       Тэхен отвечает согласием.       Их встречают на берегу в Камбодже на трех тонированных крузаках. Тэхен напрягается: там, где большие деньги, как правило, водятся и большие люди. А Гуна они принимают с распростёртыми объятьями в буквальном смысле этого слова: мужчина с двумя здоровается, пожав руки, а третьего — главного, вовсе по-дружески заключает в свои объятия. Эти двое точно счастливы видеть друг друга.       — Хосок, мой друг. Так сказать, из полиции, — перед ним предстает мужчина, который уж точно никак не мог быть сотрудником полиции. Он оказывается чуть моложе Гуна, с приятными мягкими чертами лица и осветленными очень короткими волосами. Яркие шорты зелёного цвета и белая майка-алкоголичка, на ногах — шлепанцы, проколоты уши и брови, на ногтях — цветные лаки. Более, Хосок оказывается обладателем ярких цветных татуировок, и сам он весь увешен браслетами, кольцами и цепочками. Как их там называют… неформал?       Хосок лучезарно улыбается и протягивает свою ладонь.       — А это Тэхен, о нем я говорил по телефону.       Садятся они втроем в одну машину: Хосок расположился на месте водителя, натянув на переносицу темные очки, а Гун занял соседнее кресло. Киму же пришлось сесть назад.       Всю дорогу двое впереди разговаривают между собой: обсуждают последние новости на границах, скорейший отъезд Гуна и людей, которые ждут его приезд в Японию, чтобы помочь с поиском Чимина. Как понимает Тэхен, Хосок активно помогает Чонгуку бороться с преступниками и оказывает помощь со стороны Камбодже. Более, тот состоит в отношениях с одной из спасенных Гуном девушек.       Едут они недолго — минут сорок, и прибывают к красивому белому дому с закрытой территорией. Двухэтажный особняк, вокруг пальмы, ухоженный газон и пруд с фонтаном. На въезде их встречает охрана с оружием, а внутри оказывается целый штат прислуги.       Они поднимаются прямиком на второй этаж, где в одном из кабинетов уже собрана группа мужчин. Немного, человек десять. Стоят они в наручниках, недовольные и угрюмо-молчаливые. Хосок с порога на тайском приказывает им построиться в два ряда, и те послушно шевелятся. Тэхен сразу понимает, что происходит.       — Второй ряд, третий и пятый, — не дожидаясь объяснении, с порога выдает Ким. Тех самых тайца и европейца с татуировкой змеи он признает без сложностей: от столкновения с их взглядами бросает в жар. Они тоже его узнают.       Чон его хвалит, поддержав, а после приказывает охране вывести остальных из комнаты. Дальше начинается все самое интересное.       — Гунгун, — хмыкает таец на английском, окатив Тэхена убийственным взглядом. — Помешанный больной ублюдок, и твой брат — маленькая шлюшка.       — Рот свой закрой, — чеканит каждое слово Гун, стараясь сдерживаться и не реагировать на чужие провокации. Он на глазах резко мрачнеет, и черты лица становятся острыми. Мужчина напрягается.       — О да, — продолжает тот, театрально задрав подбородок и направив свой высокомерный взгляд на Чона. — Я помню свое первое похищение — мальчика с красной машинкой прямо с детской площадки отеля. Ммм, как же он звал на помощь своего братика, а как он сопротивлялся… Чимином звали его, да, Чон?       Гунгун налетает на него молниеносно, схватив за шею и с силой приложив головой об стенку. От удара головы об поверхность дрожат стены кабинета, и таец, потерявшись в пространстве, виснет на его руках. Но он все равно продолжает говорить уже в красное от бешенства лицо мужчины. Гун рычит, тяжело дыша. Его лицо пылает, на лбу вздувается вена.       — Чтоб ты знал, он лично мне сосал. И нет… Ким Намджун тебе не по зубам, тебе никогда не найти их. Он тебя в порошок сотрет. Наверняка он имеет каждую ночь в его узкую дырочку, ведь сколько его не трахай, он всегда узкий. А, Гун? Ты тоже такой? У Чонов это в генах же?       Тэхен не понимает, что произошло: перед глазами все покрывается красной пеленой, где в центре только это существо, чей рот озвучивает немыслимый бред. Он налетает на него, оттолкнув Гуна, и таец падает на пол, неожиданно потеряв опору в виде рук на своей шее. На него и наваливается Тэхен со своими тяжелыми кулаками. Лежачего не бьют, но Киму сегодня не до моральных устоев.       Бьет он наотмашь и целится прямо в лицо. В целом, выпускает пар и искренне желает причинить тайцу как можно больше боли. Хосок и Гун оттаскивают его вместе.       — Тш, — Чон удерживает крепко, обхватив поперек живота, но Тэхен все никак не перестает делать попытки добраться до него. — Он провоцирует, потому что проиграл. Ну же, успокойся, Тэхен!       Его выносят из кабинета силой. Захлопнув дверь, Гун разворачивает Кима к себе в коридоре и только замечает выступившие слезы на его глазах:       — Омерзительный! Я хочу его убить! — от адреналина голова идет кругом. — Гун, убить хочу!       — Знаю, знаю, — наконец-то прижимают к груди, заключив в объятия, а после ласково гладят по волосам. — Он обречен, считай, завтрашний труп. Хосок его засадит далеко и надолго.       — Гун, на самом деле, об этом я размышлял еще на яхте… Я хочу полететь с тобой в Японию, можно? — решившись окончательно, шепчет Тэхен куда-то в плечо мужчины.       Гун ничего не отвечает. Лишь отстраняется и смотрит в глаза, мягко растянув уголки губ. Этого оказывается достаточно, чтобы Тэхен все понял: он летит в Японию с этим мужчиной.       Неожиданно и так не вовремя в чужом кармане раздается звонок. Гун зарывается в него рукой, вынимает смартфон и хмурится, читая на экране имя абонента.       — Да, мам? — Гун поднимает трубку, вслушиваясь в звонкий тонкий голос абонента. — В смысле?       Гун перестает дышать. Буквально. А после вовсе растерянно пятится назад, тем самым пугая Тэхена до чертиков. Телефон соскальзывает с его рук и падает на пол, и абонент принимается громко звать его по имени…       — Ким Намджун… — сипло произносит он Тэхену, уставившись абсолютно отрешённым взглядом на него. — Сейчас в квартире моей мамы… он привёз Чимина.       Той же ночью они уже сидят на борту самолёта. Возвращаются они в Сеул ближайшим рейсом, и Гун весь полет не находит себе места. Ким сравнивает его с нервным огромным тигром, что буквально наворачивает круги тесной клетке, отслеживая каждую секунду. Он взволнованно сжимает его ладонь и сквозь сжатые зубы ругается на каждого, кто хоть чуть-чуть его тормозит.       Приезжают они к дому на такси, где Тэхен первым замечает припаркованный безумно дорогой Роллс Ройс. Рядом с иномаркой он видит мужчину в костюме — водителя, и у подъезда он обнаруживает еще двоих. Тоже в деловых костюмах.       Они коротко приветствуют их, поклонившись, и открывают дверь в парадную:       — Мистер Чон, с возвращением. Господин Ким ждал вас, — в лифт дома они заходят вчетвером, и только тогда он замечает выглядывающее из-под пиджаков оружие.       «Охрана господина Кима», — запоздало догадывается Тэхен.       Воссоединение трогательное. Чимин смотрит на Чонгука с любопытством, хоть он и взволнован предстоящей встречей, а Гун… Тэхен видит, как крупно дрожат губы мужчины. Он коротко пробегается взглядом по чужому лицу, а после хватает парня за предплечье и резко тянет к себе, заключив в объятия.       — Чимин…       Он взвывает.       — Прости меня! Прости, прости, прости!       Плачут все, за исключением того самого господина Ким Намджуна, что остается в стороне. Даже Тэхен коротко всхлипывает, спрятав свое лицо в изгибе локтя.       После, более-менее успокоившись, они присаживаются на диван, и Чимин поверхностно рассказывает некоторые моменты из своей жизни. О том, как его и еще нескольких ребят первое время качали наркотиками, стирая из памяти любимые лица. И как бы он не сопротивлялся отравляющей его сознание молекуле, он очень скоро забыл имена своих родителей и даже страну, откуда был родом. Он оказался в лабиринте своей же памяти.       После их растаскали по притонам, где никто из присутствовавших не мог вспомнить свое прошлое, чтобы рассказать о себе или же сбежать. Под кожу вживляли жучки, за неповиновение жестоко наказывали, а за попытку сбежать вовсе устраивали публичные смертные казни. Было страшно, и он каждый день боролся за свою жизнь. Лица бесконечных половых партнёров он не запоминал, пока однажды его не отмыли, не переодели и не подложили под Ким Намджуна… его Чимин запомнил.       Ким Намджун оказался мужчиной лет сорока. Серьёзный, молчаливо отслеживающий в стороне долгожданное воссоединение семьи бизнесмен. В дорогом костюме, в начищенных туфлях и с торчащим из нагрудного кармана платком, который он вежливо вручает заплаканной матери двух братьев. Тэхен не знает, в каких он отношениях с Чимином, но последний точно ему благодарен и доверяет только ему одному. Держится рядом, ловит каждое движение губ и смотрит на него с таким… трепетом.       Он ведает историю поиска семьи Чимина. Оказывается, единственное, что помогло юноше вспомнить родных — это гипноз. Ни медикаменты, ни психологи, ни врачи за столько лет не смогли вытащить из парня разумную информацию. И именно Намджун проявлял инициативу и был сторонником того, чтобы юноша воссоединился со своей семьей. Сам же Чимин не помнил их, соответственно, не скучал, а еще всеми силами старался забыть прошлое.       Терапия давалась парню особенно тяжело: после каждого сеанса он умирал маленькой смертью. И только пару недель назад, во время очередной погрузки, он озвучил имя брата, а также вспомнил тот самый злополучный день, когда его похитили с детской площадки отеля… Оказывается, тринадцатилетнему Чонгуку велели присмотреть за младшим братом, но он оставил его, заигравшись с другими детьми…       Вот почему он извиняется.       Слушая все это, Гун бледнеет на глазах.       — Гун..       … Несчастный, неупокоенный бог.       До Тэхена доходит с опозданием.       Лицо Чонгука напоминает мел, и он тяжело дышит, схватившись за грудь. Его пустой взгляд устремляется в никуда, а сам он опасно качается и падает телом на спинку дивана.       — Чонгук, — Намджун реагирует мгновенно: подлетает и хватает его за предплечье, ударив по щекам. — А ну, дыши.       — Тебе плохо, Гун? — спохватывается мать, кинувшись в поисках телефона. — Я вызову скорую.       — Чонгук! — грубо и громко чеканит неожиданно мужчина, бросив на женщину рассерженный взгляд. — Вашего сына зовут Чонгук!       Тэхен сам пугается этого тона, попятившись назад. На языке все вертится «Гун, Гун», но теперь, почему-то, это ему кажется… неправильным.       — Смотри на меня и слушай внимательно, Чонгук, — расфокусированный взгляд Чона направляется прямо на мужчину. Он пытается сосредоточиться. — Тогда ты был ребёнком и ничего бы не смог сделать. Поверь, если бы ты вмешался, то тогда похитили бы не только его.       — Да…       — Когда я забирал Чимина в Японию, мне дали совет: остерегайся Гунгуна. Я тогда им не поверил, но через пару лет до меня донесли: Гунгун не оставил и мокрого места от притона, где раньше был Чимин.       События прошлого складываются в его сознании, собирая картину воедино.       — После же Чимин назвал твое настоящее имя, и я начал копать под тебя. Знаешь, меня бросило в жар, когда я узнал, что братом моего возлюбленного оказался тот самый Гунгун. Я хоть и растерялся тогда, но все равно был счастлив знать, что у моего любимого есть человек, который не бросил его. Но, Чон, знаешь, ты никакой не бог. Гунгун — это сказка, а ты человек. Слышишь?       Намджун оказывается искусным переговорщиком, подбирает нужные слова и складно говорит. Строг, но в то же время спокоен и уверен в себе, что даже Тэхен и остальные невольно притихают — спокойное состояние бизнесмена распространяется на всех остальных в этом помещении       — Чонгук, ты живой человек, и тогда ты был ребенком. В этой истории нет твоей вины. Возможно, божество Гунгун действительно помогало тебе в поисках брата, потому что я не нахожу объяснений тому, что ты все ещё жив. Но ты должен перестать себя называть божьим именем. Ты не всевластен, но очень силен. Чон, соберись.       Все одинокие ночи в Тайване и в Камбодже, все принятые им тяжёлые решения и вся неподъёмная ответственность за несколько сотен похищенных людей будто падают с его плеч на пол. Стиснутые в тиски лёгкие начинают дышать, тяжесть с груди пропадает.       — Не Гун…       Чонгук мотает головой.       «— Не Гунгун.»       Тэхен теперь знает, что иногда легенды, сказки и притчи становятся реальностью, чтобы прийти на помощь. Но важно еще уметь их вовремя отпускать, когда приходит нужный момент. И мораль ему ясна… главное — не терять себя.