Страх и ненависть

Эта больница пахла пустотой и печалью, смертью и безысходностью. Люди, работающие здесь, по-видимому, изо всех сил старались стереть любые следы этих запахов с помощью большого количества дезинфицирующих средств. Дазай крепче прижал дешевый букет к груди, обёртка зашуршала, и несколько капель воды оставили мокрые следы на его белой рубашке, эффектно просвечивая текстуру бинтов под ним. Цветы пахли природой, жизнью, и Дазай уловил легкий аромат земли, все еще цепляющийся за них. Они выглядели живыми, но были также мертвы. Их собирались искусственно поддерживать в живых с помощью воды, сахара и многих других способов, которые человек изобрел, чтобы извлечь из сорняков столько пользы, сколько было необходимо.  Как же так иронично. Дазай не совсем понимал, кого они ему больше напоминают — Чую или его самого. Мускулы на его лице напряглись, и Дазай не заметил никого из людей, которые улыбались или махали ему в знак приветствия. Эти люди знали его уже достаточно хорошо. Но не из-за его визитов. Покалывание от морфия в его теле и онемение его гниющего тела в частной части этой больницы — от этих воспоминаний было трудно избавиться, когда приходилось видеть эти лица снова и снова. Дазай сделал глубокий вдох, задержал дыхание на секунду и тяжело выдохнул. Он хотел покинуть это место как можно скорее. Любое напоминание о Мори только еще больше портило его и без того мрачное настроение. Как только Дазай добрался до комнаты с нужным номером, он широко распахнул дверь и вошел внутрь, не объявив о своем приходе стуком. Он счел это ненужным, так как один этот жест должен был сказать маленькому пациенту, что входит не кто иной, как Дазай. — Чуя! — одна из этих плоских больничных подушек ударилась о стену и упала на пол, как только он ступил на синий пол, явно намереваясь ударить Дазая по прибытию, но последнему удалось быстро уклониться от атаки. Мышечная память. — Как подло, а тут я даже цветы принес. — Отвали, — сердито посмотрел на него Чуя, его насыщенно-голубые глаза отлично передали сообщение. Несмотря на повреждения, полученные его телом, он уже двигался намного легче. Хотя, кто мог сказать, что тело Чуи не было просто обучено восстанавливаться в рекордно короткие сроки. В конце концов, он не мог позволить себе отдыхать дольше. Отдых означал потерю времени, а у Мори здесь был свой бизнес, верно? Босс должен был избавиться от плохих яблок и сломанных шахматных фигур. Чуя знал это. Дазай прекрасно знал, что Чуя ждал его прибытия, так как часы посещения были в значительной степени фиксированы — даже для такого пациента, как Чуя, который пользовался некоторыми привилегиями, будучи частью Двойного Черного. Вторая половина Дазая. Но где те самые привилегии, которые стоит праздновать? Чуя выглядел так странно. Все было исправлено после того, как Порча разорвала его коренастое тело. Вот так он выглядел моложе – ранимым, человечным. Дазаю потребовалось всего лишь короткое прикосновение, слабое прикосновение к одному из запястий Чуи, чтобы покончить с опасностью, которую представлял Арахабаки. Дазай осмотрел последствия, которые он оставил на Чуе, и его желудок перевернулся с ног на голову. Его тошнило, и он был зол. Но это не означало, что хоть что-то из этого было позволено показать на его лице.  Сама комната от этого не стала лучше. Стены были белого цвета, если не считать тёмные окна, из которых в комнату лился свет. В углу стоял письменный стол, напротив кровати Чуи стоял телевизор, а прямо под окнами располагался диван. Все это было так знакомо, и одно это было постоянной занозой в боку Дазая. Интересно, кому-нибудь нравятся больницы? Атмосфера смерти и ненависти ничем не отличалась от мафии в глазах Дазая, но ей все же удалось ослабить контроль Дазая над своими эмоциями. Это оставило его слишком сырым. Демона-вундеркинда боялись за его хитрость, за его силу и контроль. И посещение Чуи каждый раз неизменно оставляло его в руинах.  Дазай действительно ненавидел больницы. Именно поэтому он позаботился о том, чтобы максимально напрячь мышцы лица, чтобы превратить эту скользкую улыбку в ухмылку, которая, как он надеялся, продержится достаточно долго, чтобы не оставить ни тени сомнения в сознании Чуи.  — Я такой приятный партнер, навещающий тебя. Боже, тебе просто повезло со мной. — после этих слов Дазай небрежно бросил цветы на колени Чуи и подошел к нему, чтобы сесть на маленький плюшевый диванчик рядом с кроватью. Чуя закатил глаза, но тем не менее посмотрел вниз, чтобы осмотреть цветы. — Ты хоть их купил? Он пригвоздил Дазая своим невеселым взглядом. — Дай угадаю, по дороге сюда ты украл их из ближайшей могилы? Дазай усмехнулся и проглотил последовавший сухой вздох. Настоящие чувства всегда вызывали у него тошноту: —В следующий раз обязательно спрячу внутри пчелу. Я слышал, что собаки, ужаленные ими, выглядят забавно, и я готов проверить эту теорию. Чуя застонал, но не смог скрыть своего мягкого смеха. «Отвали». Его руки были изуродованы шрамами, но все было аккуратно скрыто слоями бинтов. Чуя слишком долго пролежал в этой больнице. Его лицо было покрыто зелеными и желтыми пятнами, в то время как белки его глаз, казалось, потеряли все малиновые пятна, которые были в первую неделю пребывания Чуи здесь.  — Что ты ел на обед в этот раз? — спросил Дазай. Ему, очевидно, было все равно — больницы не славились мишленовскими блюдами, но ему почему-то не хотелось уезжать. Дазай хотел остаться еще немного. Он ненавидит ничего, кроме бессмысленной светской беседы, но на этот раз он счел это необходимым. Может, узнать о выздоровлении Чуи, не спрашивая его напрямую? Обычно Дазай не заботился о благополучии своих коллег. Но Чуя был не просто коллегой. Брюнет нуждался в возвращении своего партнера. Мори действовал ему на нервы без Чуи. Чуя застонал: — Рис и овощи. Это было нормально. Пудинг был хорош. — Ешь хорошо. Мори хочет вернуть свою собаку. Думаю, его волосы поседели из-за долгого ожидания, — В конце Дазай сухо усмехнулся и закатил глаза в своей обычной беззаботной манере, но в этом предложении было больше честности, чем ему хотелось бы в другие дни. Мори сказал, что просто вышвырнет Чую, если ему не станет лучше на следующей неделе. Очевидно, это не было прямо заявлено как угроза, все знали, что Мори был объективно звездным в своей работе. В конце концов, он сам лечил многие раны Дазая, будь то производственные или нанесенные самому себе. Нет, мускулы молодого человека оставались напряженными только потому, что он торопил выздоровление Чуи: мафия двигалась слишком медленно без Двойного Черного, и Дазай рассматривал множество альтернатив, чтобы избежать этого. Готов выполнять миссии, предназначенные для их дуэта в одиночку, делать работу Чуи вдобавок к своей собственной — хотя все это было бы допуском. Мори получит подтверждение, что Чуя был ахиллесовой пятой Дазая, что Дазай подконтрольен и беззащитен. Поэтому он прибегнул к менее эффективным методам, например, принес дополнительные деньги в больницу, чтобы повлиять на текущее состояние здоровья Чуи. Все, что могло убедить парня, что рыжему станет определенно становилось лучше. Ничто не облегчалось, когда Мори Огай был официальным владельцем этого места. Эти сверкающие глаза всегда задерживались, пока Дазай был здесь. Он мог поклясться, что стены пялились на него, птицы снаружи шептались о нем, а медицинский персонал уже замышлял…  — В следующий раз принеси мне чего-нибудь перекусить, может быть, тогда мне станет лучше. Например, острый рамен быстрого приготовления, — Чуя рассмеялся и откинул голубое одеяло еще ниже. Дазай был удивлён тем, как горячо он бежал, что сам ещё не промок от собственного пота, Чуя продолжил, —тоже хочу вернуться. Чертова ненависть валяется целый день. Мне определенно нужно вернуться в спортзал, как только я поправлюсь. Я теряю все свои мышцы. Да как типично. Этот мальчик никогда не мог сидеть на месте так долго, не испытывая желания бегать и прыгать. Какая собака. Дазай ухмыльнулся и сказал:  — Так жаждешь вернуться к своему владельцу? Чуя потянулся к подушке и слишком поздно понял, что уже бросил ее: —Замолчи. Я пытаюсь сделать хорошую работу здесь. Очевидно, я хочу вернуться к работе. Я умираю от скуки. У босса, вероятно, уже есть работа для меня, — Явное волнение, с которым Чуя произнес эти слова, было странным и глупым одновременно. Это сделало Дазая еще более горьким, с желанием схватиться за стакан достаточно сильно, чтобы тот разбился и забрызгал его ладонь кровью. Все, что угодно, лишь бы дать выход его раздувающемуся гневу. Без него вы бы даже не пострадали. Дазай хмыкнул, кивая: —Да, да. Чуя - хороший верный щенок, я понял. — Он проследил клетчатый узор на одеяле. — Значит, я полагаю, ты в порядке? — Все в порядке. Просто ненавижу быть не у дел, наверное. Отстойно оставаться без дела весь день после рейда на целую организацию всего за день до этого». Дазай хмыкнул: — И теперь мне приходится делать в два раза больше работы. Черная Ящерица также работает сверхурочно, как только тебе станет лучше, он пригласит нас всех на какой-нибудь шикарный ужин в качестве компенсации. В эти дни у меня едва хватает времени даже на то, чтобы приготовить себе еду — Он был осторожен. Подсказка Пересекая минное поле. Дазай, как всегда, не обращал внимания на ярко-красные предупреждающие знаки. Им не полагалось говорить о своих чувствах - по крайней мере, не так откровенно и не глубже, чем поверхностные проявления раздражения или счастья. Разговоры о своих чувствах всегда делали человека таким уязвимым, таким открытым - Дазай имел обыкновение представлять человека во время операции, дающего незнакомцу полный контроль над своим телом и не имеющего возможности что-либо противопоставить этому. Уязвимость была поступком, на который пошел Дазай, не зная, выйдет ли он хорошо. — Не надо мне этого дерьма. Даже если мне нечего делать, ты все равно не заставишь меня есть какое-то дерьмо, — Рыжий вытянул руки над головой. — А зная, какая ты хитрая сволочь, ты, наверное, просто перекладываешь свою работу на своих подчиненных. — Как подло, — Дазай притворился обиженным и схватился за грудь. — Хорошо, что я знаю пин-код твоей кредитки. Чуя вздрогнул, его глаза сузились, а рот приоткрылся. — Подожди, это был ты ? Черт, я понял, что что-то не так, когда увидел счет. А ты, чертов сопляк, сказал мне на утро, что я пьян и купил дерьмо. — О, не о чем заморачиваться, — Дазай отмахнулся от него и откинулся на свой неудобный диван. Онемевшие ноги скрещены, чтобы передать легкое ощущение легкости и беззаботности. — Ты все равно забыл об этом. — Первое, что я сделаю, когда выйду, — убью тебя. — Сосредоточься на том, чтобы стать лучше, идиот, — Дазай вздохнул и встал, стряхивая невидимую пыль с колен. — Ты бесполезен, если не выздоровеешь должным образом. Даже твой медлительный мозг должен быть в состоянии это понять, да? От этого стерильного запаха у Дазая закружилась голова. Ему нужно было покинуть это место, но также позаботиться о том, чтобы Чуя быстро поправился. Большая часть его костей срослась — возможно, Дазай сможет найти способ вытащить Чую раньше, чем планировалось. Просто чтобы убрать Мори с их спины. Если бы ему было нужно, Дазай всегда мог стать дракой в ​​сочетании со своим мозгом. Хотя Чуя точно не допустил бы этого со своими странными комплексами мученика. Дазай повернулся к Чуе спиной и сделал первые шаги к двери. О многом еще нужно было позаботиться. Его голова была забита мыслями и важными сведениями, из-за которых невозможно было больше участвовать в этом разговоре. Слишком много проблем, которые нужно исправить, и задач, о которых нужно позаботиться. Дазай мечтал однажды отпилить себе голову, чтобы наконец ощутить хоть какое-то подобие покоя без оглушающего его белого шума и жужжания. — Не забудь мои закуски. Дазай повернулся, чтобы в последний раз взглянуть на Чую. Он улыбнулся, наклонив голову, когда его рука уже была на дверной ручке.  — А это уже зависит от моего настроения. Потом он уже ушел и быстро расхаживал по мрачным больничным коридорам.  В первый раз, когда Чуя был отправлен сюда, Дазай закатил глаза и подумал, что это будет его последний раз. Но эта надежда быстро погасла, как дешевая, непостоянная свеча. Это было ужасное ощущение — заботиться о ком-то, столь стремящемся к саморазрушению, в то время как это было в среде, которая питалась слабыми местами и поощряла жестокость больше всего на свете. Жаль, что Дазай не мог просто подавить свои чувства так же легко, как мир, казалось, делал со всем хорошим, что оказывалось в пределах досягаемости его руки. Он задавался вопросом, сколько продержится покрытое шрамами тело Чуи, прежде чем он разобьется и сгорит — прежде чем он дойдет до стадии, когда никакие лекарства не смогут искусственно продлить его жизнь — прежде чем Дазай получит сообщение, что Двойного черного больше нет. Надеюсь, он не доживет до того дня.