Активный дождь

— Иди сюда, — сказал я, и Майк, не осмеливаясь спорить с драконом, двинулся ко мне. Его чёрный силуэт становился всё больше на фоне окна, пока не заслонил его полностью. Я взял его за руку и потянул вниз. Он послушно опустился на кровать рядом со мной. — Драго? Что вы?.. — начал он, когда я сильными движениями погладил его грудь и плечи. — Молчи, — приказал я. Майк умолк. Я быстро расстегнул его комбинезон; кожа под ним оказалась горячей, чистой и приятной. Я всё-таки люблю опрятность и чистоту. Этим мне Майк тоже нравился. Он больше со мной не спорил, даже когда я уложил его на спину, стянул с него штанины защитного комбинезона и приласкал обнажившиеся бёдра. Только мышцы ощутимо напряглись, натягивая гладкую кожу. Я мог быть с ним грубым; я мог позволить себе что угодно. Я был драконом, а потому для меня не существовало правил. Но мне не хотелось делать мальчишке слишком уж больно — то есть, причинять боли больше, чем необходимо. Я ему симпатизировал — возможно, помимо собственной воли, и всё же. Майк тихонько застонал, когда я развёл в стороны его колени. Его глаза стали огромными и смешно перепуганными, но он по-прежнему молчал. Я быстро стянул с себя штаны. Взял его за бёдра и подтянул к себе. Напряжение, скопившееся за день, билось у меня в животе настойчивыми бабочками: кровь, насилие, охота, убийство, вожделение… Я вспомнил ту симпатичную девчонку, от которой отказался. Джереми был прав — я был брезглив, но от неё отказался не поэтому. Майк оказался горячим и тесным, лучше любой девчонки. И он молчал; только часто-часто вздрагивал и иногда задерживал дыхание. Я пытался держать себя в руках и не торопиться, особенно когда Майк сжимал зубы. Это всё дождь за окном; мерное стучание капель, громкое и настырное, разъедающее не кожу, а изнутри. Я знал: раньше, ещё до Последнего Дня, была такая древняя пытка, когда капля падает за каплей, и человек сходит от этого с ума… Мальчишке удалось удивить меня снова. Он просто открыл глаза, потянул меня за руку и сказал на ухо — совсем тихо, сквозь зубы: — Давай уже! Я впечатал его в кровать. Он беззвучно выгнулся, весьма чувствительно сжимая коленями мои бока, стискивая пальцы на плечах. Я толкнулся сильнее — и он молча стерпел, заставляя (уже в который раз!) себя уважать. Но мне теперь хотелось слышать его голос. Сколько он выдержит? Сколько бы выдержал настоящий дракон? Я наклонился к плотно сжатым губам, провёл по ним языком, на минуту приостанавливая движения бёдер. Он приоткрыл губы, впуская мой язык внутрь. Целоваться мальчишка, как ни странно, умел, — немного неловко, чуть неуклюже, и смущённо, как и весь он, но старательно работая языком и губами. Я вжал в него бёдра до самого конца, сколько меня хватило, — и он застонал мне в губы. Сладко так застонал, так что у меня перед глазами всё поплыло. И я, больше не сдерживаясь, принялся яростно вбиваться в него. Капли активного дождя барабанили по крыше, перекрывая его едва слышные вздохи и лёгкий, едва уловимый скрип кровати. …У Майка в глазах стояли слёзы, но он молчал. Сильный мальчик. Таки его не сломать. Ты мне всё расскажешь, Майк. И зачем тебе так нужно попасть в горы. И откуда у тебя припасы. И в каком загадочном госпитале тебе в плечо вшили датчик радиации. Мне понравилось заниматься с тобой сексом. Очень жаль только, что из тебя не выйдет дракона. Очень жаль, что мне придётся тебя убить.