***
На следующий день, как и было обещано, мне привезли и моих старших детей. Я не могла успокоиться и целовала их минут десять, прежде чем мы все спокойно выдохнули и расселись. Леша сразу спросил: — Мама, когда ты вернешься домой? — Скоро, мое счастье, — я поцеловала его. — С тобой точно всё хорошо? — Спросил он. — Точно, — я закивала, — лучше расскажите мне, как у вас дела. — По тебе скучаем, — ответила Катя. — А когда ты вернешься? — В сентябре, — я погладила ее по щечке. — В сентябре?! — Дети в шоке посмотрели на Майкла, тот с сожалением пожал плечами, — мама! А что мы будем делать? — Папа же с вами, — я посмотрела на них, а они вздохнули. — Это папа, а ты? — Катя обняла меня, — мы очень скучаем, мамочка. — Мои золотые, — я еще крепче обняла ее в ответ, — поверьте, я скучаю еще больше. — А можно звонить тебе сюда? — Спросила дочка. — Я договорюсь, и будет можно, — я поцеловала ее в макушку, — расскажете, как у вас дела? — Тетя Маша нам нравится, — грустно ответил Саша, — она добрая и играет с нами, но готовит не так, как ты. — А что вы делаете с папой? — Тоже играем, гуляем, — ответил Леша в тон Саше, — катаемся на великах по саду. — В бассейне тоже плаваем, — поддержала Катя, — а ко мне приходит мой учитель по рисованию. Я видела, что дети расстроены, поэтому не пыталась их разговорить. В конце концов, они не виноваты в том, что происходит, и требовать от них радости и веселья глупо. Уже хорошо, что они лежат со мной и крепко обнимают, не плача и не обижаясь. Мы посидели так некоторое время, а потом они уехали. Только дверь за ними закрылась, я заплакала. Я не привыкла к таким разлукам. Только-только мои ангелочки были рядом, и вот они уже снова далеко. Радовало только то, что на этой неделе они приедут снова.***
День тянулся за днем, а из послаблений моего больничного режима мне добавились периодические визиты Василисы. Каюсь, но в какой-то момент я нашла всю эту ситуацию с постельным режимом очень удобной для проверки на верность: очень многие люди демонстрировали такую поддержку, которую я от них не ожидала (как, к примеру, Василиса, выбившая разрешение едва ли не лично у Путина), а некоторых пришлось начать потихоньку отстранять от важных дел: при первом же моем недуге они побежали с моего корабля! Где это видано? Я ради них (и себя, конечно, но и ради них тоже!) лежу в дали от семьи, разыгрываю предсмертное состояние, а они выбирают себе новых поручителей! Ничего-ничего, я назвала Путину все нужные имена, когда он приходил на этой неделе. У него методов для воздействия и наказания в будущем побольше моего будет. Да и нужнее ему. Еще удивительнее и приятнее было то, что к нам из Америки приехал Ларри. Он смог самостоятельно разобраться с оставшимися делами по холдингу и решил приехать в Москву, чтобы помочь Майклу, пока я в больнице. С учетом нашего положения, любой проверенный человек на вес золота, а такой, который достаточно близок к Майклу, ценится еще сильнее. Это для меня тут создают все условия, а Майкл носится с детьми и с Машей. Ему ведь тоже хочется посидеть с кем-то вечером и пожаловаться на жизнь. Не будет же он жаловаться Маше. На третью неделю моего пребывания в больнице мои гормоны немного отступили, и я смогла мыслить более-менее трезво. Поняла я это, когда одним прекрасным утром меня осенило: если всё пойдет по плану и дальше, то следующим президентом будет Путин! Надо было срочно налаживать отношения, показывая, что ему просто немного не повезло по времени встретиться со мной в пик колебаний моих гормонов, а так я вполне адекватная женщина. Подумав, я решила, что самым оптимальным путем будет выстраивание хороших отношений с его женой. Ранее я часто общалась с женами высокопоставленных, но никогда не стремилась упрочнить эти отношения хотя бы до уровня «добрый приятель». Всё так и заканчивалось на «ФИО, должность мужа, потенциальная польза» как ввиду их собственной глупости, так и ввиду моей не заинтересованности. Супруга Путина, напротив, оказалась абсолютно адекватной женщиной, которая, хоть и улыбалась весьма искренне, прекрасно понимала, с чего вдруг я так расщедрилась на особенное отношение. Что еще интереснее: она тоже стала показывать особое отношение, но я очень четко видела, как границы этого отношения периодически корректируются с каждым ее новым визитом. Это объяснялось очень просто: корректировку проводил ее супруг, а это уже было воспринято мною как хороший знак. Выходило, что Путин принял мою оливковую веточку. Тот факт, что он вообще что-то корректировал, значил одно: он не против, но в любом случае он хочет быть уверен, что я не проведу какое-то дело тайком. Меня это устраивало. Судя по всему, его супругу это тоже устраивало: я ее не раздражала, на сплетни не выводила, о семье, детях, муже и их браке не расспрашивала, но при этом сама рассказывала много интересного и смешного. В общем, вела себя как приличная фрейлина. В один прекрасный день Путин снова почтил меня своим личным визитом. Я уж подумала, что что-то случилось, но его объяснение меня всё равно удивило: — Вся картотека, все бумаги Валерия Геннадьевича исчезли, — Путин посмотрел мне в глаза, — вы что-то знаете о том, в каком формате и где генерал хранил записи по вашим делам? — Он следил за записями самостоятельно, — ответила я, а потом задумалась. — Анатолий говорил, что генерал никого не подпускал к записям, но при этом у нас было правило: я готовила бумаги с определенным содержанием, которое шифровалось обычными словами, свойственными для официально делового стиля речи. Так со стороны казалось, что это кипы бумаг по вопросам законодательства. — Можете привести пример? — От июля девяносто восьмого, к примеру… Я пересказала, поняла, что Путин, сам по себе не любящий проявлять лишнюю мимику, был в шоке. — Что не так? — Вы помните этот ничем не связанный внутри себя текст и перевод? — Я уверена, вы тоже помните много всякого бреда, от которого зависит ваша жизнь. — Тоже верно, но, — он покачал головой. — В любом случае… Документация потеряна. Ее нигде нет. Обыски ничего не дали. — Ново-Огарево тоже? — Генерал хранил свою картотеку в вашем доме? Я вздохнула, поняла, что надо сознаваться дальше. Авось, зачтется. — Проблема в том, что мы, как это водится, меняли архитекторов, — я развела руками, — есть этажи, особенно подземные, куда даже меня не впускали. — Подземные этажи? — Путин понял, что разговор затягивается, сел удобнее. — Ну да, — я закивала, — в основном здании внутреннего круга на минус третьем расположены бункер и хранилище на случай неядерной ракетной атаки. Там ничего особенного, но после дачи в Крыму мы с Анатолием решили сделать нечто подобное и под Москвой. На минус втором я ни разу не была. Что лестница, что лифт, идущие туда, работают только с определенным ключом, которого у меня нет и который хранился у генерала. На минус первом подземная парковка, хранилище, — я руками показала, как они соотносятся между собой в пространстве, — а, что между ними, я тоже не знаю. Мы не стали сооружать там трех или четырех этажное здание, а приняли решение расположить на участке несколько построек с двумя этажами над землей, причем они по расположению делятся на внешние и внутренние. Внешние сразу после первого КПП, там живу я, и туда даже я могла привозить гостей. Внутренние же идут после второго КПП, и туда строго-настрого запрещен вход всем, кроме, как мы предполагали, семьи президента. Весь участок строился как полу-военная база, то есть секретно и без бумажных планов в руках обычных лиц. Я приехала туда один раз после покупки, а потом сразу же после окончания ремонта. Я не видела ни котлованы, ни сами ремонтные работы. Меня пару раз впустили в здания, что для президента и его семьи, да и то, только чтобы я убедилась, что там действительно всё в порядке. Еще одна проблема в том, что ключей от дверей у меня нет: все они были у генерала. — Ясно, — Путин вздохнул, — тогда с Ново-Огарево потянем. Вопрос в другом: мне нужно хотя бы немного ознакомиться с вашими делами, чтобы отличать, кто ко мне приходит и зачем. Я очень надеюсь, что вы помните хотя бы большую половину своих людей. — Всех, — я хмыкнула. — Я помню всех. Я уже пять лет этим занимаюсь и еще с первого года поняла, что бумаги не всегда надежны, а некоторые вещи лучше вовсе не писать нигде. — И вы мне об этом промолчали? — Так и вы не спешили со мной откровенничать, не так ли? — Я вскинула брови. — Тот факт, что картотека утеряна, сейчас очень сильно улучшил мои позиции в нашей лодочке. — Анжела, в ваших же интересах быть со мной откровенной. Моя ошибка отразится на вас: лодочка ведь одна общая. — Мы на том этапе, когда ошибки в управлении моими делами и по вам больно ударят: лодочка ведь одна общая. — Шантажируете? — Нет. Помните, в тот вечер я сказала вам, что начинать отношения с полу-угроз, полу-предложений не самое лучшее дело? Вы мне не доверяли, не доверяете, так с чего я должна вам верить? Вы меня используете, а потом избавитесь. Свалите это избавление на команду Ельцина, а сами сядете в Кремль с чистыми руками и моими людьми в подчинении. Нет, Владимир Владимирович, так не пойдет. — Вы же понимаете, что если я такой уж плохой человек, то вы не найдете способа гарантированно добиться от меня исполнения моих обещаний? Вы сами себя ставите в тупик. — Нет-нет-нет, — я покачала головой, — мне всего-то нужно досидеть до момента, когда вы всё-таки сядете в Кремль, чтобы у вас не получилось свалить мое устранение на Ельцина. В ваших же интересах продолжать охранять меня от чужих посягательств, ведь другой картотеки, — я постучала себе по виску, — у вас на данный момент нет, а эти люди, как только поймут, что о них и их делах почти ничего не известно, разбегутся, потому что за прошедшие годы состряпали себе легальные капиталы. — А если я ее всё-таки найду? — Вряд ли, — я снова покачала головой. — Валерий Геннадьевич, видимо, уничтожил свою картотеку, чтобы сделать информацию уникальной. Никто не будет втридорога покупать товар, который можно взять бесплатно. Особенно олигархи, привыкшие воровать, — я вскинула брови, — видимо, генерал уничтожил всё, когда решил продаться. Путин вздохнул, посмотрел в окно. — Анатолий вам тоже не сильно поможет, — сказала я между делом, — он, конечно, за вас, но если ему представится возможность пересидеть бурю со мной, он это сделает. К тому же он не в курсе тех деталей, о которых знаю я. — Вы не всё докладывали наверх? — Путин тихо засмеялся, закивал. — Да, я же не идиотка. Владимир Владимирович, раз вы в тот вечер приехали ко мне, раз вы всё это устроили, — я обвела руками палату, — значит, вы мне скорее верите, чем нет. Касательно России у нас мысли схожи. Пусть и не везде мы мыслим прям один в один, но ни вы, ни я не мечтаем оттяпать себе по княжеству, — он кивнул, — вместе мы сможем явно больше. При этом я действительно не идиотка, я понимаю, что вы в складывающейся иерархии будете выше меня. Я прошу только об одном: иметь право голоса тогда и там, где его имеют и имели в прошлые годы другие люди моего уровня и достатка. Я не прошу ничего сверхъестественного. — И как вы хотите получить от меня гарантии? — Во-первых, что сейчас делается в Кремле? — Ельцин предложил мне занять пост президента. Выборы, разумеется, будут, но вы понимаете, что значит это предложение. На днях меня официально объявят его преемником и Председателем Правительства. Ага, таки я была права: где-то в кулуарах кто-то выбрал арбитра. Ясненько. — А когда вы станете исполняющим обязанности? — В ближайшие месяцы. Пока не совсем понятно. Видимо, хотят понять, правильный ли выбор они сделали. Некоторые товарищи, которых мы с вами очень хорошо знаем, несмотря на предварительное согласие Ельцина пытаются вставлять мне палки в колеса и угрожают тем, что не примут меня в качестве президента или же вовсе не позволят сесть в это кресло. К слову, с некоторыми кандидатами до меня они смогли успешно расправиться. Надо же. Он прям ответил. Удивительный персонаж. — Значит, что вам сейчас тем более нельзя ошибаться, — я довольно улыбнулась, а Путин тяжко вздохнул, потер виски, взял воды. — Знаете, вы очень интересный человек. — Почему? — Спросил он с грустными глазами. Видимо, я его всё-таки достала. — Я уже во второй раз склонна поверить вам на слово. Раньше такого не было. В вас что-то есть. Наверное, это следствие вашей предыдущей деятельности, — он равнодушно пожал плечами. — К тому же я вытрясла из Анатолия малочисленные подробности вашей жизни, — я вскинула брови, — и мне показалось, что вы склонны играть по невыгодным правилам ради высшей цели, нежели без видимой причины нарушать их ради сиюминутной выгоды. Я предлагаю нам с вами сойтись на том, что я буду предоставлять вам информацию по востребованию без промедлений, а вы, уж как хотите, доведите меня до момента, когда становитесь президентом, в целости и сохранности. Я могу предложить вам то, что не могут предложить или даже уступить те другие люди, потому что они просто-напросто этим в свое время не озаботились, будучи занятыми в выводе денег в Лондон. У меня, может быть, не столько денег в этом Лондоне, но у меня люди, предприятия и народная любовь тут в России. Где вы будете искать столько доверенных лиц самых разных уровней вовлеченности? Кто будет объяснять им, что от них нужно? Контролировать каждый вдох, чтобы не ошиблись и не украли ничего сверх нормы? Сидя в Кремле вы этого не сделаете, а люди, которые бегают по вашим поручениям, — я пожала плечами, — мы прекрасно понимаем, что спустя три-четыре ступени иерархической лестницы четкие приказы становятся расплывчатыми рекомендациями, на которые всем плевать. У меня же есть готовые и проверенные люди, обученные различать приказы между строк и понимающие важность их исполнения. И все тут, — я постучала себе по виску. — Благодарите Бога за такую память, что же еще сказать, — Путин вздохнул, встал. — Я придумаю что-нибудь, что вас устроит. Но вы тоже аккуратнее, не провоцируйте роды лишь бы побыстрее выйти отсюда. — Хорошо. А Людмила Александровна ко мне еще придет? — Ох, Анжела, — он цокнул, — придет, придет. Лежите спокойно. Я закивала, сказала: — Поможете, пожалуйста? Путин снова вздохнул, подошел, помог мне лечь (до этого я сидела), дал еще одну подушку, потом налил воды, закрыл жалюзи, дал банан, предварительно его открыв. — Ваше Величество еще чего-то изволит, или дальше вам подойдет и медсестра? — Не, всё, спасибо, — я улыбнулась, — удачи вам на работе. Вы всё-таки Председатель Правительства России, так что не буду задерживать вас по мелочам. Он вдохнул, выдохнул, попрощался и ушел. А чего он ожидал? Я так и не простила тот вечер! Пока могу, буду так издеваться. Интересно еще, что он придумает.***
Когда Людмила Александровна пришла в следующий раз, я попросила ее рассказать про новости за пределами больницы. Землетрясение в Турции, взрыв в «Охотном ряду», вечные перестрелки, убийства очередных криминальных авторитетов, падающие Боинги… В итоге я сама же попросила ее поговорить о чем-то менее трагическом. По тому, как надолго она замолчала, подбирая тему, я поняла, что и у нее все мысли с мужем, которому приходится не только читать эти ужасные заголовки, но и что-то решать по этому поводу. Действительно страшно стало в начале сентября: взрыв в «Охотном ряду» был не последним. За две недели подобные теракты произошли в Буйнакске, Москве, Волгодонске. Погибло около трехсот человек. Об этом я узнала не от Людмилы Александровны и даже не от Майкла: Путин временно усадил и свою, и мою семью дома. Вся больница только и говорила, что об этих взрывах и продолжении боевых действий в Чечне. Женщины плакали, мужчины с пониманием возможных последствий смотрели на экраны телевизоров и заголовки газет, и у всех в глазах читался только один вопрос: «Когда некогда единый советский народ, готовый стоять друг за друга, который слушал «Прекрасное далеко», докатился до такого? Как мы будем в таких условиях жить дальше? Что делать, чтобы это уладить?». Как говорится, не слепой да увидит ответ: выгнать всех американских и английских консультантов к чертям собачьим из страны! До коле мы будем молча наблюдать за тем, как они прямо под нашими носами вербуют молодежь и даже взрослое население, взращивая в их сердцах ненависть к другим народам и к их собственным людям? Будто никто не понимает, чьи уши торчат буквально из-за каждого конфликта на территории бывшего СССР! Куда ни ткни, везде то англичане, то американцы, а Россия втянута насильно, причем не всегда так, как выгодно ей, и не так, как было бы правильно. Одним словом, кошмар. В таких условиях Путин становился в моих глазах всё ценнее и ценнее с каждым днем: надо быть или простым сумасшедшим, или до сумасшествия любить страну, чтобы в таких условиях брать над ней руководство. Ситуация, честно говоря, аховая, прям как в излюбленной задаче: «Вы в квартире. В дверь стучат, горит утюг, горит пирог в духовке, ребенок плачет. Что делать в первую очередь?». Осталось только добавить: «Другой ребенок сует пальцы в розетку, третий вот-вот перевернет на себя кастрюлю с кипятком, четвертый качается на ограждении балкона вашего пятого этажа. Газовый баллон грозит взорваться из-за неправильного подключения, а в ванной через бортики ванны переливается вода, в которую вот-вот пятый ребенок кинет фен. В дверь стучат с криками: «ФСБ, милиция, скорая, пожарная, МЧС!», прямо перед вами тикающая бомба с двумя проводочками, а ножнички как раз около газового баллона прямо в противоположной стороне от детей, но после лужи из ванны.». Логично было бы спросить, какой олух довел квартиру до этого состояния, но, как показывает практика, мы или ищем этого олуха, или что-то делаем с тем, что он наплодил. Признаться, в таких условиях даже я со всей своей любовью к стране испугалась бы брать ответственность. Раз Путин так самоотверженно вызвался быть виноватым на ближайшие полвека-век при любом исходе (а он им непременно будет, даже если успеет собрать всех детей и разрешить все прочие коммунальные катаклизмы, ведь, по мнению экспертов, мог бы сделать это быстрее и логичнее), то пусть будет, а там уж разберемся. Главное сейчас — хоть что-то сделать, чтобы сохранить центральную власть. Если при этом центральная власть будет видеть во мне друга, а не врага, то я тем более готова побороться за такую власть. Наконец, Путин приехал ко мне в следующий раз лишь двадцать пятого сентября. Я даже не бралась предполагать, когда он в последний раз нормально спал, поэтому решила, что буду вести себя хорошо. Он это оценил, поспрашивал по поводу людей, а потом молча остался сидеть. Я тоже молчала. Мало ли. — С вами всё хорошо? — Спросила я тихо, когда прошло минут пять. — Да. — А что с вами? — А как вы думаете? Он сам понял, что ответил куда резче общепринятых норм, вздохнул, сказал: — Простите. У меня сложные недели. Я закивала: — Не буду давать советов. Как говорится, не надо заниматься любовью на Красной площади- — А не то советами замучают, — закончил он, вставая. — Я еще вернусь сегодня или завтра. Вы при мне поговорите с одним человеком, чтобы, — он махнул рукой, — потому что надо, — я закивала, подняла руки в жесте сдающегося, — лежите, не переживайте. Я снова закивала, дверь закрылась, я выдохнула. Хорошо, что я просто Анжела. Родить действительно легче, чем вот так вот бегать. Днем мне позвонил взвинченный Майкл и огорошил новостью: ему срочно нужно было поехать в Америку. Что-то случилось с его отцом, и вся семья собралась, чтобы решать, что делать дальше. Я, как могла, успокоила Майкла, заверив, что с охраной, Машей и тетей Клавой дети в безопасности, а потом извинилась за то, что не могу поехать с ним. — Милая! С ума сошла что ли? Будто я тебя пустил бы, даже если бы ты была не в больнице! Тебе вот-вот рожать! Лежи, не переживай. Я полечу, разберусь. Я надеюсь, всё не так плохо, как они мне расписали по телефону. — Дай Бог. — Ты всё-таки поверила в Бога? — Спросил Майкл, опешив. — Нет, но ты же веришь в Бога, так что если я прошу у Него за тебя, то по логике- — Ясно. Я позвоню, как только смогу. Целую, милая. Я рядом, даже если я не рядом, поверь, все мои мысли с тобой. Я закивала, чтобы он не слышал, что я едва не плачу. Потом я собралась, сказала ему, что я его очень люблю. Про себя я надеялась, что и с ним, и с Джозефом всё будет в порядке.***
Вечером Путин действительно вернулся, первым делом сказав: — Дай Бог, с вашим свекром всё будет в порядке. Сердце? — Да, — я похлопала глазами, — а вы откуда знаете? — Я знаю всё, — Путин цокнул, — Анжела, вы думаете, я бы отпустил вашего мужа просто так? Будто проблем мне мало, потом еще пришлось бы разбираться с тем, что его оттуда сюда не выпускают, — я в ужасе расширила глаза, — спокойно, спокойно, выпустят, — Путин сам понял, что зря он так, — всё в порядке. В крайнем случае он посидит с семьей, пока я не разберусь тут. Держите телефон, звоните по этому номеру и говорите то, что написано тут. Разговор записывается. Я закивала, сделала, что нужно. Путин в это время был на связи с кем-то из своих, а потом закивал мне, показывая, что я могу завершать разговор. Я даже не стала спрашивать, зачем и что я сделала: я и так нервная. — Спасибо за содействие следствию, — сказал он, забирая бумагу и телефон, — не переживайте: всё под контролем, ваши дети в безопасности. С ними люди более профессиональные, чем СБ Ельцина. Я сам лично отбирал как себе и своей семье. Я закивала, поблагодарила, а сама почувствовала неладное. Несмотря на свои убеждения, я была на грани начать искренне молиться. — Что с вами? — Спросил Путин, уже выучивший мою мимику. — Кажется, воды отходят… — Только кажется, или действительно отходят? — А можно помягче?! — Спросила я, начиная паниковать, — по приказам, знаете ли, это дело не делается! — Хорошо, — Путин выдохнул, куда мягче спросил, — только кажется, или действительно отходят? — Отошли, — я заплакала, — Господи! Я буду рожать одна! Я боюсь! — Я привезу вам кого-нибудь из ваших- — А сейчас что будет? Я одна! Вы не рожали, вам этого не понять! — Я попыталась правильно дышать, — я еще ни разу одна не рожала! У меня нехорошее предчувствие! Я сейчас запаникую, а от этого точно что-то случится! — Я побуду с вами, — выдохнул Путин, словно сам не верил тому, что только что сказал. — Если вы не против. — Я? — Я шмыгнула носом, от боли схватилась за кровать, — а вы крови не боитесь? В обморок не упадете? — Не должен, — он вздохнул, покачал головой. — Сейчас позову врача. Рожайте, не переживайте. Хорошо, что он пошел в КГБ, а не в медицинский университет! Рожайте, не переживайте! Уже через минуту врач был у моей постели, осмотрел и сказал, что роды действительно очень даже начались. У меня и раскрытие было серьезным! — Но ведь только началось! — Крикнула я в шоке, пока меня везли в родильный. — Вы в третий раз за пять лет рожаете, Анжела, — спокойно объяснил врач. — Оповестить вашего супруга? — Нет! — Я замотала головой. — Не факт, что он уже приземлился, да и так пусть не переживает. Рожу, тогда оповестим, — на одной схватке я прям заорала, чего раньше никогда не было, — мне слишком больно, это нормально? — Думаю, роды пойдут стремительно, — ответил врач, покачав головой. — Сейчас сделаем анестезию, а если не поможет, то экстренное кесарево. — Стремительно? Это за сколько? — Спросил Путин. — Часа три. От четырех до шести считаются быстрыми, а мне кажется, что мы уже не впишемся в рамки быстрых, скорее, стремительные, — врач пожал плечами, вкатил меня в зал, увидел, что и Путин зашел с нами, — а вы будете присутствовать вместо отца? — Сам не верю, — Путин вздохнул, — что мне делать, чтобы не мешать? Врач жестом подозвал к нему медсестру, та стала что-то на него надевать. Видимо, одежда для нахождения в чистом помещении. Боже мой, подумать только! Я буду рожать в компании едва знакомого мужчины! Хотя… Лучше так, чем одной. Серый при всех своих достоинствах имеет одну слабость, и это рожающие женщины: он не может переносить родовой процесс, боль, крики, кровь и нервы. Если бы не Путин, то я бы точно рожала одна. — Я тут, — сказал он, подойдя и взяв меня за руку, сразу удивленно выдохнув от силы, с которой я ее сжала, — и я дал распоряжение позвонить вашим, но сказал сидеть дома, заниматься детьми. Ситуация в столице еще не стабильна, чтобы разъезжать без подготовки. Раз уж роды будут стремительными, то я побуду с вами, — он прервался, пока я замычала на схватке: я же еще сильнее сжала и его руку, — в принципе, это тоже можно впоследствии- — Помолчите ради Бога! Просто стойте и держите меня за руку! Он замолчал, действительно держал за руку, даже дублировал указания врача. — А почему вы остались? — Всё же спросила я. Любопытство пересилило. — Роды стремительные, — он дал мне вцепиться и во вторую свою руку, снова удивленно выдохнув: силушки во мне действительно немерено, — как никак, а я чувствую долю своей вины в этом. — И зря, — решил вступиться врач, — если бы Анжела была дома, а не в больнице, роды принимали бы фельдшеры, что приехали бы на вызов. Упаси Боже, она бы могла и сама родить в машине, если бы решила поехать сама. Нельзя точно сказать, кто виноват в стремительных родах, но вряд ли это только ваша вина. Скорее это то, что это ее шестой ребенок за пять лет, и то, что она нервничает из-за политической обстановки, — он посмотрел на какие-то приборы, дал мне новые указания. Удивительно, но спокойствие Путина передалось и мне. Не знаю, что он ощущал, но вел себя так, словно он на работе выполняет рутинные задачи. Это очень помогало отвлечься от мысли, что у меня стремительные роды! Я читала про это, и мне это вовсе не нравилось! В какой-то момент, когда о чем-то оповестили только Владимира Владимировича, а меня нет, мне действительно стало страшно. Почему мне не сказали?! — Что происходит? Что-то с ребенком? — Спросила я у него. — Нет, — он покачал головой, — вы потеряли немного больше крови, чем считается за норму. Ничего, всё в пределах допустимого, но меня оповестили. Через минуту в зал вошла женщина, которую я раньше не видела. Мой врач обрисовал ей ситуацию, пока я тужилась, а она со спокойным видом меня оглядела, покивала, потом увидела Путина, надела очки и спросила: — Мужчина, вы кто? Вы же не отец? — Нет! — Крикнула я, — но я его отсюда не отпущу! — Хотя бы родственник? — Спросила она всё так же, словно мы ее тут отвлекаем от важной работы. — Кровный? — А мы разве похожи? — Я еле вдохнула, — что за вопросы? Можете точнее сказать, а не ходить кругами?! — Глаза по цвету похожи. Такое бывает, если хотя бы один родитель общий, — она пожала плечами, — у вас есть родственники? Мать, сестра, отец, брат? — Нет. — Мужчина, — она снова обратилась к Путину, — группа крови? — Первая. — О, как. Курите, пьете, употребляете? — Нет. Лекарства тоже не принимаю. Я согласен, если подойду. Врач закивала, отозвала его в сторону. Мне бы хоть на минуту испугаться за то, что мне вообще понадобилась кровь, но нет: я уже думала о том, как буду каждый раз вспоминать этот день, когда в меня влили немного президентской крови. Да, он пока не президент, но ключевое слово тут — «пока». Через несколько минут мой врач сказал, что я уже скоро буду на финальной стадии, что совсем не за горами время, когда малышка родится. Я обалдело уставилась на часы: роды действительно шли стремительно! Путин вернулся очень вовремя. Я уже порядком устала, причем по большей части от страха, и мне нужна была поддержка. Даже его спокойствия мне вскоре хватать перестало, и я всё-таки попросила новое обезболивающее. Когда малышка родилась, я впервые за все роды заплакала от облегчения. Мне было так плохо, что я даже не смогла сразу взять дочку на руки. Ее дали Путину, а он уже аккуратно передал ее мне, но даже так, видя, что я не в себе, поддерживал ее и мои руки. Я поцеловала ее, увидела, что у нее глазки зеленые прям как у старших братьев, а врач стал говорить про мои травмы, но я его оборвала: — Малышка как? Главное, с ней всё в порядке? — Да, нам очень повезло. Повреждений нет, но вам нужно перелить кровь. Я закивала, дочку у меня забрали, мне стали что-то там делать, но я уже ничего не чувствовала. Впервые за всё время я заметила, что Путин тоже расслабился. Бедный мужчина. Видимо, он действительно переживал, но, видя мою панику, старался показать мне пример спокойствия и выдержки. — Вы в первый раз были на родах? — Да, — он кивнул, — по-новому начинаешь смотреть на женщин, — я хмыкнула. — Так не всегда, обычно всё легче, — Путин вздохнул, а я взяла его за руку, — а что будем делать, когда меня выпишут? — Спросила я шепотом. — Не переживайте, — он погладил меня по руке, дал полотенце, смоченное холодной водой, — вы и после этого всего думаете, что я попытаюсь вас обмануть? Не для этого я тут такое пережил, — мы оба улыбнулись. — Я вам даже крови не пожалел. Семьсот миллилитров, между прочим. Я в ужасе расширила глаза: — Это не максимум по донорству? — Почти. Не волнуйтесь: с вами всё будет в порядке. — Я о вас! Идите, ложитесь! Вы с ума сошли?! Чего вы тут стоите? — Я покачала головой. — Идите, идите! Сейчас точно в обморок упадете! — Какая вы заботливая, — он улыбнулся, — не волнуйтесь. Я не упаду: я сижу. Я посмотрела, он действительно сидел на стуле. Я на нервах даже не заметила, как он там появился. — Знаете, — я тоже улыбнулась, — мне кажется, это знак. — Чему? — Вы от меня уже не отвяжетесь, — я тихо засмеялась, а он покачал головой, похлопал меня по руке, мол, бедная женщина, о чем она только думает, — мне так хорошо… Или же настолько плохо, что мне кажется, что хорошо. — Это от потери крови, — сказал он самым успокаивающим тоном. — Вам только-только ввели иглу в вену, — я покивала, — вам малышку сейчас принесут, чтобы к груди приложить. Вы в состоянии это сделать? — Побудьте, пожалуйста, еще немного рядом. Не думаю, что после всего этого мне еще есть, чего стесняться перед вами. — Логично, — Путин кивнул. — И врач вернулся. Я сразу же позвала его и спросила: — Есть осложнения? Я могу еще рожать? У Путина на лице застыл вопрос: «Женщина, ты только родила, причем еле-еле, да и то с моей помощью и кровью, и уже снова хочешь рожать?!». Нет, мужчины, определенно, нас не понимают и не поймут. Или же мы их, не суть. — Можете, но не в следующем году, — сказал врач, — я очень прошу вас куда пристальнее следить за вашим календарем, — он вскинул брови, — подобные роды, скорее всего, есть следствие усталости организма на фоне предыдущей беременности и отсутствия даже шести месяцев перерыва перед новой. Нервы и стресс последнего месяца, конечно, тоже немаловажный фактор, но, — он покачал головой, — я бы склонялся к усталости. Перед тем, как захотите еще ребенка, приходите на осмотр и анализы, а пробуйте зачать только после моего согласия. Если вы будете действовать сами, а у вас будет многоплодная беременность, то велик риск выкидыша. Полбеды, если на раннем сроке. Я закивала, а он стал объяснять, что и зачем мне сделали. Я и там покивала, а потом меня аккуратно повезли из зала. Там медсестры помогли мне приложить малышку к груди, а Путин в это время организовал мне звонок Майклу в Америку, и даже согласился подержать мне трубку, пока я держала дочку. — Милая! Бедный Майкл. Это он еще не знает, как у меня проходили роды. — Почему сразу не позвонили? Ты начала рожать после того, как я тебе позвонил? — Логичное предположение, дорогой, но нет: я родила за два с половиной часа. — ЧТО?! Я рассказала ему, что и как, поняла, что он от шока не знает, что ответить. — Повезло, что у Владимира Владимировича такая же группа крови, как у меня. Даже резус совпал, представляешь? Мне сейчас влили возможный максимум, потом сказали, что еще немного вольют. — Бог точно есть, — Майкл выдохнул, — у меня четвертая, еще и отрицательная. Где бы мы там искали кровь? Да, с этим сейчас в стране напряженка: это у Путина я взяла кровь без колебаний, а в целом риск заражения при переливании от незнакомого источника до сих пор сохраняется. Это еще нужно промолчать о том, что банки крови не заполнены: Чечня еще пылает, а это значит, что много крови из банков идет туда. — Не знаю, милый. Мне действительно очень повезло. Машенька тоже в порядке. А ты как? Как Джозеф? По тому, как Майкл вдохнул, я поняла, что он очень злой. — Хорошо, что они не понимают, что я сейчас скажу о них на русском! Что за хрень тут у людей в голове?! Путин весело хмыкнул, невольно прислушался. — Милый, а что случилось-то? — Отцу нехорошо, это правда, но с какой головой можно было додуматься до того, чтобы отделаться сиделкой черт-те где в другом штате? — Майкл зло выдохнул. — Только я хотел воззвать к их совести, вспомнил: в этой стране так принято. Если ты уже взрослый в достаточной мере, чтобы получать пособие по безработице, а родители состарились и мешают жить, сдай их в дом престарелых, чтобы о них заботились чужие люди! Хоть сто раз там будут нормальные условия и добрые сотрудники, но как можно так поступать с собственными родителями? — Майкл снова зло выдохнул. — Это чужие люди, а ваши родители посвятили свою жизнь тому, чтобы вас воспитать и чтобы вас вырастить. Вам после этого жалко для них уголка в своем доме и времени на разговор? — Кошмар. А кто предложил? — Не признаются. Увидели, что я злой как собака, замолчали. Джанет еще хотела предложить помощь от себя, но я ее опередил. При живом брате моя младшая молоденькая и занятая сестра не будет брать всю ответственность за отца на себя. — Правильно, конечно. Вы к нам приедете? Уже решили, когда? — Ты не против? — Ты издеваешься? — Я цокнула. — Ты прекрасно знаешь, что из всей твоей семьи я особенно отношусь именно к Джозефу. Дети его тоже любят. Им полезно будет побольше общаться с дедушкой. А что с ним? — Бывает, — Майкл вздохнул, — ему нужно меньше заниматься чужими проблемами. Я заберу его к нам, а мои братья будут отныне решать проблемы сами. Взрослые люди, в конце-то концов. — Тогда порадуй его: у Маши глаза как у него, — я улыбнулась, — я как раз прикладывала ее груди, а сейчас она лежит на мне. Наша маленькая принцесса. — Господи, как бы я хотел вас увидеть, — выдохнул Майкл, — мы будем в Москве, как только я решу тут всё с документами по истории болезни отца. Мы прилетим первым же самолетом. — Хорошо, — я улыбнулась, — подожди минуту, — он согласился, а я повернулась к Путину, — а где мы будем жить после выписки? — Хотите в Ново-Огарево? — Я закивала. — Хорошо. — Спасибо! — Я искренне улыбнулась, — Майкл, не переживай: мы еще и за городом поживем. Всем полезно будет. — Спасибо, любимая. Мое счастье, — я улыбнулась шире. — У тебя самая красивая улыбка из всех, — я даже засмеялась, — отдыхай, позвони еще, когда сможешь. В любое время, даже если у меня тут ночь, хорошо? — Я согласилась. — Владимиру Владимировичу передай безмерную благодарность. Я помолюсь за него. Ты для меня самое дорогое, что есть. Я не забуду того, что он сегодня для тебя сделал. Я отправила ему воздушные поцелуи, он засмеялся, и я попросила Путина забрать телефон. — Спасибо вам большое, — я улыбнулась, а он махнул рукой. Владимир Владимирович оглядел меня с дочкой, мягко погладил Машу по спинке сквозь покрывало, которым нас укрыли, посмотрел на меня. Бывают же у людей моменты, когда они понимают, что нашли хорошего товарища, которому действительно могут довериться и для которого они сделают максимум возможного… В ту секунду мне показалось, что я нашла такого товарища. В последний раз у меня такое было с Серым, и моя интуиция меня не обманула: сколько лет мы рядом, и ни разу не подвели друг друга. Уж не знаю, что там думает Путин, а я, наверное, поддержу его в этом, если потребуется. — Анжела, — он засмеялся, — у вас очень выразительные глаза. Вы меня смутили. — Вас смутишь, — я цокнула. — И всё-таки такая язва, как вы, полезна в любом коллективе. В моем уж точно, — Путин улыбнулся, снова погладил малышку, взял меня за руку, — я пойду, пожалуй, а то еще покраснею от смущения. Я еще раз поблагодарила его, а он наклонился, мягко поцеловал меня в лоб, сказал: — Звоните, если что-то потребуется. Не найдете меня, звоните Люде. Она поможет, а я, как освобожусь, узнаю, что получилось сделать, а что нет, и помогу. Не переживайте, я, как и все недели до этого, обещаю вам, что помогу. Я улыбнулась, еще раз поблагодарила, и он ушел. Машеньку у меня тоже забрали и сказали лежать, отдыхать. Переливание еще шло, врачи вокруг меня бегали и периодически осматривали, а я лежала и даже не могла уснуть от усталости.***
Как я заснула, я не помнила. Разбудили меня, чтобы приложить малышку к груди, я это сделала, а потом сразу же легла дальше спать. Вся эта послеродовая деятельность была мне знакома, поэтому я не переживала. Единственным новым ограничением стал запрет на душ, потому что у меня еще где-то какие-то швы. Я даже не переспрашивала. На второй день ко мне приехала Людмила Александровна. Первое, что я сказала, было: — У вас золотой муж. Он мне во второй раз за шесть недель спас жизнь. По ее улыбке я поняла, что она действительно хорошо к нему относится. Меня давно интересовал этот вопрос: вышла она замуж по расчету (Кто бы в то время отказался от предложения офицера КГБ? Даже моя мама погнала бы меня под алтарь пинками, не спросив имени этого офицера!) или же по любви и хотя бы каким-то чувствам. Видимо, всё-таки второе. Это очень хорошо. Интересно, почему они не попробовали родить еще раз? Вдруг был бы сын? Анжела! Превращаешься в бабушку со скамейки во дворе! — Что с вами? — Спросила Людмила Александровна обеспокоенно. — Не, не, всё в порядке, спасибо, — я улыбнулась. — Просто вы так задумались… — Бывает, — я махнула рукой, — врач едва ли не законодательно запретил мне беременеть до своего письменного разрешения, и я уже подумала о том, как буду сбрасывать набранные килограммы. Если я не сделаю это в ближайшее время, то все газеты в мировом масштабе будут радостно писать: «Жена Майкла Джексона растолстела!». Я этого не вынесу, впаду в послеродовую депрессию, — я выдохнула. Я даже не соврала. Я действительно впаду туда: мои нервы и без этого расшатаны. — Тяжело, когда так давят? — Очень, — я закивала, — я могла выпить лишний стакан воды на званом вечере, и журналы сразу печатали заголовки: «Baby bump!», «Жена Короля снова в положении!», — я вздохнула, — им волю дай, они бы рядом со мной с сантиметром ходили. Ужас. В прошлый раз, когда у меня уже появился животик, эти уроды написали, что я просто растолстела, — я хмыкнула, — потом пришлось доказывать, что я беременная, а не объевшаяся. — Кошмар, — Людмила Александровна покачала головой. — Я читала некоторые газеты того времени, и это действительно был кошмар. В принципе, вся Россия за вас переживала. Тут было ощущение того, что мы отдали нашу девушку на Запад, а там над ней издеваются. — Так и было, — я хмыкнула. — Меня успокаивало то, что издевались не только надо мной. Вы же видели, что было с Дианой? — Я вскинула брови, — не люблю сплетничать и обсуждать людей за спинами, но, — я развела руками, — мне еще в девяносто пятом году на платье мести казалось, что Диана исчерпала возможности по нервированию дворца и лично Чарльза, но она превзошла саму себя. Если бы она мне позвонила перед последним публичным вечером, я бы ее отговорила делать то, что она сделала, честное слово. — Представляю недоумение ФСБ и МИ-5, когда они услышали бы, как вы даете ценные указания Принцессе Уэльской, — Людмила Александровна искренне улыбнулась. — А правда, что вы в относительно хороших отношениях? — Нет, — я покачала головой, — Майкл в хороших отношениях с Дианой, а я для них как, — я вздохнула, — есть замечательное немецкое «Spielverderber», — Людмила Александровна вовсе засмеялась, — вот я именно этот персонаж для них. Помните то интервью Чарльза? — Конечно. И интервью, и платье мести. — Потом некий журналюга по имени Башир, — я поморщилась, — насел на Диану с просьбой дать интервью. Представляете? Еще большим шоком для меня было то, что Диана почти согласилась. Как, я не понимаю, как можно так не различать происходящее? Этот Башир мне не понравился с первого взгляда. Он предлагал Майклу интервью, но я его послала к черту, едва только увидела. Более лицемерного и неприятного человека я давно не встречала. Разумеется, когда подобный персонаж появляется на горизонте, и Майкл, и Диана почему-то проникаются моментальным доверием, — я развела руками, — этот гад наплел Диане с три короба про то, что королевская семья за ней следит. Мне интересно, а она об этом не думала, когда выходила замуж? Да разумеется, что каждый человек в Кенсингтоне следит за ней. Вот прям от лакея до главного смотрителя! — А как вы узнали, что произошло? — Не поверите: она сама позвонила Майклу. Башир очень ошибся, когда ляпнул ей сдуру, что у него хорошие отношения с Майклом. Диана не поленилась позвонить и уточнить, а я буквально выхватила трубку и требовала при мне сообщить охране дворца, чтобы Башира пинками под зад выкатили на дорогу. Бог знает, что бы она сказала под его слащавые речи, — я поежилась, — отвратительный тип. Он бы забил последний гвоздь в крышку гроба ее брака и нормальной жизни, а она бы так и сидела, — я скопировала манеру Дианы смотреть исподлобья и с наклоном головы, Людмила Александровна снова засмеялась. — Спрашивается: твой муж наследник престола, у вас и так всё еле держится, одна ошибка, и начнется развод со всеми вытекающими, так будь же аккуратнее! Нет. Впустим в дом незнакомого человека, потом едва не дадим ему интервью. Честное слово, я уверена, что спасла Диане минимум брак, а максимум жизнь. Она привыкла жить так, как она живет сейчас. Что бы с ней было, лишись она всего этого? — Я цокнула. — Денег было бы меньше, влияния меньше, полезных знакомств тоже меньше, зато ни шагу вперед без толпы журналистов. Ее благотворительность тоже бы прикрыли. Она однажды спросила через Майкла мое мнение по одному конкретному проекту, и я впервые задумалась, сказать правду или промолчать и посмеяться с того, как их премьер потом разруливал бы сложившуюся ситуацию. Она собиралась ехать в страну, где Англия промышляет, и интересоваться, кто же там развез войну, из-за которой у людей конечностей не достает. Я натурально была в шоке. — Но вы сказали правду? — Да, но только ради Майкла и самой Дианы. Конечно, репутационные проблемы Британии мне польстили бы, но, — я вздохнула, разгладила одеяло, — но нехорошо это было бы по отношению к Диане. Иногда я очень злюсь на ее ситуацию, в основном думая о том, как Чарльз решил посидеть и на троне, и в кровати Камиллы, но потом, — я покачала головой, — если бы меня заставили так жить с человеком, у которого уровень образования и логики столь низок… Да, у Майкла нет высшего технического образования, он наивный местами, но он не глупый. Он много читает, причем не книгу ради книги, а с погружением и попыткой вдуматься в написанное. Майкл интересуется проблемами мировой экологии не так, как это сейчас модно, то есть не поверхностно, а пытается посмотреть хоть какую-то научную литературу по этому поводу. Он увлекается историей, ему нравится философия, он иногда такие направления и мыслителей называет, что я о них даже не слышала, а Диана, — я покачала головой, — она кроме романов ничего не читает. Я не вижу ничего плохого в романах, но Чарльз воспитан в совершенно иных пониманиях образованного человека. Диана для него как Эллочка-Людоедка. Я это очень хорошо поняла, когда Диана описала мне его реакцию на их ссоры. Он злится не на то, что она в чем-то лучше, нет, — я снова покачала головой, — его бесит, что она привлекает внимание людей глупыми мещанскими выходками. Он тут, видите ли в монархию играет, а она танцульки танцует. Он натурально не понимает, почему люди восхищаются мещанскими танцульками, а не его высоким интеллектом, и злится, срываясь на Диане. — А ей не объясняли, какую модель поведения от нее ждут? — Объясняли, — я закивала, — она списывает всё на то, что ей было всего девятнадцать, когда она стала невестой. Не знаю, у меня много знакомых, которые женились в таком возрасте, и они были в адеквате. Они понимали, что это ответственность. Диана просто ждала чуда как в одном из ее любимых романов. Я очень хорошо знаю таких женщин: около Майкла стабильно такие оказываются. Они считают, что им всего-навсего нужно смотреть на него влюбленными глазами, и он будет всё время так на них смотреть, — я сложила руки на животе, — они будут просыпаться в двенадцать, ничего не делать до полуночи, а потом ходить по званым ужинам, чтобы каждый вечер показывать новое платье и украшения. Они живут в мире Великого Гэтсби. Это всё от того, что люди хотят денег, власти, уважения и счастья в браке, ничего для этого не делая. Так не бывает. Я с Майклом в браке всего шесть лет, но и то! Сколько сил мы вкладываем, чтобы оставаться друг для друга любимыми людьми, а не соседями по постели, — я вздохнула, а потом мне стало резко интересно, и я спросила, — а вы, простите, сколько в браке? — Шестнадцать лет. Я вас понимаю, — она покивала, — по-женски очень хорошо понимаю. — Переживаете? — Спросила я с участием. — За что именно? — Быть первой леди должно быть волнительно, — я пожала плечами, — особенно первой леди России, особенно при президенте, которого явно не будут любить там, откуда происходит большая часть мерзопакостных газет. Карикатуры, шаржи, заказные статьи, откровенная ложь, хамство, специальный подбор самых неудачных фотографий, — я снова пожала плечами, — всё, что было со мной и Дианой, просто на вас одну и просто потому что вы жена. — Танцевать как Диана на дне рождении Чарльза я не буду, — Людмила Александровна вскинула брови, — говорить что-то о чем-то, в чем я не разбираюсь, тоже не буду. Если им не понравится, как я выгляжу или что я постоянно молчу, — она пожала плечами, — что тут уже сделаешь? Можно было бы, конечно, развестись, но, — она вздохнула, — я и вы не из тех женщин, которые будут бросать семью и мужа из-за первых трудностей, когда им наоборот необходимы поддержка, понимание и забота, — тут я закивала, — я люблю своего мужа, и если я смогу быть ему полезна даже молчанием и молчаливой поддержкой, то я буду этой поддержкой. — Это очень мило, — я улыбнулась, — и это то, о чем я говорила: Диана смотрит на мир как-то иначе. Будто это всё какая-то игра, а ведь это жизнь со своими проблемами, трудностями и, самое главное, моментами, в которые всё происходит совершенно не так, как планировалось или как хотелось бы. Я в первое время очень переживала на каждом совместном выходе. Я держалась, даже Майклу не показывала этих переживаний, а в душе буквально, — я махнула рукой. — Сколько я выслушала из-за одежды? — Я прикрыла глаза, покачала головой, стала перечислять то, за что мне попадало, — нет лодочек на каблуках, слишком короткие юбки, слишком толстая, слишком обтягивающая одежда, чрезмерно свободный крой, распущенные волосы, не так собранные волосы. Походка, смех, неправильные позы для фотографий. Это действительно был ад. Если бы мне сейчас пришлось через это же пройти, я бы уже так не переживала, а тогда… Я неловко замолчала, спросила: — Я не хочу на вас давить или тем более пугать. Всё в порядке? — Думаете, я не понимаю этого? — Она махнула рукой. — Это полбеды. Я еще не первая леди, а я уже то и дело слышу за спиной разговоры о второй, третьей, пятой любовнице и новых детях. — Да, действительно, как я могла забыть? — Я хмыкнула. — Истории почище библейских и древнегреческих: от непорочных зачатий до изнасилований в храмах, от секса без обязательств до искренней любви с обещаниями сослать жену на другой конец света. Майклу тоже такие пачками приходят. Одна другой краше. Особенно смешно, когда пытаются доказать, что белый ребенок от него. Честное слово, белый прям как швед, а отец, видите ли, Майкл. — Я помолчала, потом спросила, — Майклу это пишут или ненормальные фанатки, или ненормальные журналы. А вам кто так на нервы действует? Я не видела ничего в газетах. — Не поверите, некоторые осмеливаются говорить это в лицо. — Этот фактор стоит учесть. Нам не нужно повторение сценария Моники Левински. Наш народ из-за такой мелочи импичмента не потребует, но потом будет в каждом голубоглазом человеке видеть ребенка президента. Это тоже не дело. Сразу за этим последуют предположения о многомиллиардных содержаниях, квартирах в Москве для них и их мам, а с учетом количества голубоглазых детей в одной только Москве всё станет совсем весело, — я хмыкнула, — да, приключения только начинаются. — Меня пугает ваш энтузиазм. — Зря, — я улыбнулась, — вы же видели, что мои газеты делали с Наиной Иосифовной? Раису Горбачеву я оставила в покое только после того, как узнала, что ей диагностировали лейкоз, и только по той причине, что не считаю за правильное бить лежачего. Сейчас я на вашей стороне. Даже если вы где-то ошибетесь, я смогу это очень мягко преподнести, а там и завалить кучей других новостей. Даже если мои конкуренты будут писать о вас плохо, у людей хотя бы будет альтернатива. Поверьте, это немаловажно. — Люди не решат, что ваша газета полностью прокремлевская? — Не-е, — я покачала головой, — у меня есть пара, как я их называю, проституточных изданий, а мои реальные детища имеют репутацию наиболее объективных издательств. — Простите, проституточных? — Да, они рады любому слову президента, даже пьяному, — я засмеялась, — люди ненавидят эти газеты. Вся их ненависть тратится на них, а мои реальные издания потом выглядят очень привлекательно. Правда, иногда я и в этих проституточных пишу что-то полезное, но это редкость. В последний раз такое было, — я задумалась, — когда была статья про скачки доллара в девяносто восьмом. Всё. В остальном клиент, то есть президент всегда прав. Для нашего народа это как красная тряпка для быка, так что к моим нормальным газетам они подходят уже с должной долей усталости и облегчения, поэтому они читают их не на эмоциях, а с осмыслением. — У вас большой опыт. — Да, — я покивала, — мехмат МГУ СССР занимается выпуском желтушных статеек. Некоторые мои профессоры слегли бы с ударом, если бы увидели, чем я занимаюсь: воровство и вранье, зато всё с идеальной бухгалтерией. Рубль в рубль, копейка в копейку, — я искренне засмеялась. Мы обе улыбнулись, а я про себя порадовалась: в кой-то веки и президент, и первая леди будут адекватными без пьяных танцев, игр на ложках, щипков секретарш, подкаблучных президентов с меркантильными женами и прочих «прелестей» ельцинской и горбачевской эпох.