***
— Ты меня слышишь? Забавно. Неужели в Аду говорят по-французски? В таком случае ее ждут проблемы. Безумно болит голова. Девушка не знает что делать, лишь бы унять ноющую боль, откидывает волосы назад, трет глаза… Ей в лицо брызгают водой. Холодной. Вскрикивая, Рукия все же сдерживается, чтобы не покрыть нецензурной лексикой все, что знает. Открывая глаза она в первую очередь видит перед собой парня с темными, карими до глубины души глазами, с особой внимательностью вглядывающегося в ее лицо. А еще понимает, что находится не в мире ином, а всего лишь на другой улице, кажется, на террасе очередного кафе, под навесом из брезента. Вот и вся романтика. — Слышишь? – повторяет сидящий светловолосый парень напротив, и девушке не остается ничего другого, кроме как бездумно моргнуть, молча соглашаясь. Такой ответ его, кажется, удовлетворяет, потому с колен он привстает, заглядывая ей в глаза. Глубоко. — Я извиняюсь. Погода, сама понимаешь, – видя ее недоумевающий взгляд он разводит руками, — Пару минут назад я сбил тебя. Эй, ты можешь говорить? Француз. Его язык, как никогда, безупречен, вот только не вяжется чего-то образ столичных мальчиков с этим раздражительным и одновременно обеспокоенный тоном… Очнувшись, девушка только кивает. А что еще? Не слишком хочется много позориться дрянным акцентом. — Я могу, - она поднимает голову, встречаясь взглядами с парнем. Он все еще смотрит. Обеспокоено и молча. Словно ему действительно не все равно, как каждому человеку этой страны… — Хорошо. Твоя юбка испачкалась, – он указывает на пятна от грязной воды, оставшиеся на одежде. Рукия лишь мотает головой. В первый раз, что ли? — Да-да-да. Спасибо за помощь, но мне пора, – она привстает. И немного покачивается, не ожидая от своих ног такой ужасающей усталости. Чужой взгляд тут как тут. — Ты явно устала. Мне стоит проводить тебя? Моя машина за поворотом, – он указывает куда-то, но Кучики не смотрит совершенно. Она пошевелиться не может. Ноги пронзает боль, усталость, в голове отзывается барабанная дробь. Пересилить себя и с легкой улыбкой на бледном лице выдохнуть последний воздух из легких. — Все в порядке, – она встает, игнорируя все вокруг, и от неожиданности сама же покачивается на месте. Тяжеловато. Чужие карие глаза пронзают ее тяжелым взглядом. От этого словно хочется спрятаться, сбежать, закрыться в собственном смущении. Еще немного и она абсолютно забудет французский… — Хорошо. – он встает с колен (О Боги, наконец-то. Еще немного и она бы сама упала) и обводит террасу взглядом. За пределами навеса льет беспрерывный дождь, и парень склоняет голову с легкой улыбкой. Уже привычной. — Все же, я виноват. Кофе и доставка до квартиры за мой счет, ты ведь не возражаешь? И прежде чем Рукия успевает что-либо ответить на его самоуверенную реплику, он уже покидает ее, широкими шагами преодолевая дистанцию до входа в само кафе и скрываясь за стеклянной дверью. Она оглядывается – может уйти прежде, чем он вернется? Не слишком хочется обременять себя чужими знакомствами. Всю жизнь жила без единого друга в этой дрянной Франции, можно подумать сейчас что-то станет лучше. Но ноги кажутся неподъемной ношей, а выйти под дождь равно самоубийству, еще более изощренному, чем броситься под машину. И пока Кучики старается убить себя собственными тревогами, парень уже возвращается, держа в руке накрытый крышкой бумажный стаканчик. — Пойдем? – он протягивает руку, отдавая стакан, однако ладони не убирает даже после того, как девушка неловко берет кофе себе и делает глоток. Пока до нее медленно доходит то, что от нее требуется, ее уже подхватывают под руку и ведут куда-то прочь. — Дождь сильный, – светловолосый повышает голос, потому что из-за барабанящих по земле капель слышать становится проблематично, — Накинь мою куртку. Миг – и ее голова уже в чужом капюшоне. А парню словно абсолютно все равно. Они преодолевают расстояние до чужой машины в молчании. Рукия не слишком настроена на разговор, а парень, кажется, прекрасно ее понимает. Один лишь вопрос, звучащий в машине, относится к месту жительства. Девушка берет телефон светловолосого в руки и молча забивает свой адрес в навигаторе. Отворачивается к окну, делая глоток. Эспрессо, конечно же. Другого коренные французы знать не желали. Если бы она не так сильно боялась собственного языка, то может у нее была бы возможность общаться чаще… Парень отчего-то перестал быть так разговорчив. Когда вокруг проносятся знакомые глазу дома, Рукия ерзает на сиденье от нетерпения. С другой стороны, куда ей торопиться? Туда, где никто не ждет, кроме надоедливой хозяйки, что скоро прирежет ее? Парень останавливается прямо у ее дома. Девушка несколько секунд сидит в трансе, а после вздрагивает, когда крупная капля дождя ударяет в стекло снова. — Дойдешь? – он глушит машину, зачем-то. Сомневается в ее силах? В французских домах вроде тех, где сейчас находилась ее временная квартира, не было лифтов. Лишь узкие лестницы, ведущие до самой крыши. Места под крышей были чуть дешевле – поднимать до них тяжелый груз было нереально, а именно в такие дождливые дни спать было тоже проблемнее. — Пойдем, я провожу, – светловолосый выходит из машины, а девушка вопросительно поднимает бровь. Не слишком ли самоуверенно для человека, чье имя она даже не удосужилась узнать? Она все же выходит. Логичное решение, не оставаться же жить в чужой машине? Хотя, учитывая текущее ее положение, это было не самым плохим вариантом… Черт, как же абсурдно, просто до жути. Они входят в дом, и девушка понимает, что ей в жизни не преодолеть эту лестницу. Ее ноги в отвратительном состоянии, нужно срочно было записаться к врачу, но врачи в Европе для человека без гражданства и страховки – это так дорого… — Проблемы с лестницами? Я тоже это дело не люблю, – незнакомец усмехается, — Сколько ты весишь? Это уже слишком. — Ты не мог бы не задавать таких глупых вопросов? Я благодарю тебя за кофе и доставку, но я в состоянии… – ее недоумение по-французски прерывают самым грубым образом. Просто поднимая на руки, как будто девушка не весит абсолютно ничего. Она кричит, возмущено старается слезть, однако получается это только когда они уже практически под крышей. Опираясь спиной на перила она отходит от парня, зло смотря в его лицо. Он выглядит, кажется, все также довольным. — Извини, не люблю смотреть, как люди умирают по пути домой. Кажется, наши пути расходятся на этой ступени. Но все же, – он переводит взгляд куда-то за нее, — Если тебе понадобится помощь – позвони мне… или напиши. Подожди, я запишу тебе свой телефон Черный маркер оказывается в чужих руках быстрее, чем темноволосая успевает что-либо сделать. Парень быстро черкает номер телефона на каком-то чеке из магазина, а после сует Кучики прямо в руки. Бинго. Она снова беспомощна. Невольно сжимая клочок бумаги, она отворачивается. — Спасибо. Удачи, – быстро шагая, она опирается руками на перила, стараясь не упасть прямо здесь. Боль пронзает суставы до безумия. Оборачиваясь только тогда, когда проходит к двери квартиры она понимает, что парня на лестничной площадке давно уже и след простыл.***
Она проиграла. Денег не осталось на то, чтобы выплатить арендную плату в полной мере. Про следующий месяц и говорить не нужно, потому что хозяйка уже объявила, что их сотрудничеству подошел конец. Наверное, найдется новая студентка на эту квартирку – универ отсюда недалеко, и спрос на эти дома не так уж мал. А студентка наверняка будет ответственнее и удачливее чем она, Кучики Рукия. Девушка, которая не справилась ни с чем в этой жизни. Ее выселяют. Возвращаться некуда, звонить некому. Никого не осталось на этом свете из тех, кто готов приютить ее. Сознаться старшему брату в собственном провале – хуже смерти. Легче уже умереть. Один номер вертится в голове уже несколько недель. Номер, на который она никогда не смотрела и цифры которого не могла прочитать до конца. Это бред – звонить первому встречному парню, который наверняка дал номер телефона просто потому что это его привычка. Привычка улыбаться и обеспокоено смотреть в глаза, привычка быть ни о чем не беспокоящимся студентом. Он и Рукия в тот день оказались по разные стороны жизни, и вряд ли что-то изменится. Она всегда будет такой – одинокой и покинутой. Бедной. С того дня у нее осталась пара причин чтобы набрать номер, хотя бы добавить в телефонную книгу. Она так и не отдала парню его куртку – просто забыла о том, что ей вещь не принадлежит, а когда опомнилась, было уже поздно. Этот дряной трюк был слишком простым, но в тот момент она, оказывается, была глупее девиц из французских драм. Замерзшие пальцы сами набирают чужой номер, полуприкрытые глаза едва смотрят на бумажку, уже прилично помятую за все время. Что она делает? И что собирается говорить? Кажется, ни одно французское слово сейчас не придет в голову. Гудки. Медленные. Если есть звук, обозначающий смерть, то это определенно гудок телефона. — Я слушаю, – чужой голос, будто бы не ушедший из головы за несколько недель, эхом отдается в ушах. Добрый и теплый, как весенняя оттепель. Рукия молчит. — Что-то нужно? Извините, у меня не записан ваш номер, – кажется, голос на другом конце начинает сомневаться, но Кучики его перебивает. — Да. Меня зову Рукия Кучики, пару недель назад ты сбил меня на дороге… Это был несчастный случай. И я хочу… Я могу вернуть тебе куртку? Пару секунд висит молчание. Позже из трубки раздается легкий смешок. — Почему именно сейчас? Я уже успел забыть об этой куртке. Есть еще причины? Черт, как же… Девушка морщится, словно ей сказали что-то до жути грубое и обидное. Страх как рукой снимает. — Да. Я живу в съемной квартире и меня выселяют, будет лучше, если я поживу у кого-нибудь определенное время. Ты не знаешь, где можно раздобыть жилье? Черт, какая же глупая идея. А вдруг он живет с девушкой? Или сейчас скажет обратиться в агентство? Не говорить же, что она бедная иностранка без средств к существованию… Уже мысленно готовя себя к гудкам в трубке Рукия слышит чужой голос снова. — Да? Хорошо. Я подъеду к твоему дому. Во сколько тебе нужно уехать? Собственные руки на секунду замирают, а после девушка в панике оглядывается, словно прямо сейчас пол под ногами рассыпется в пыль. Почему-то кажется нереальным и вымышленным голос в трубке, почему-то хочется просто исчезнуть, оставив телефон в этой забытой всеми комнате. Комнате, которая скоро перейдет другой девушке или парню. Или паре. Более счастливым, чем она. Молчание нарушается чужим тоном. Не таким встревоженным, как в их первую встречу. — Где ты? Девушка тяжело вздыхает и оседает на пол. Почему-то у нее резко отпадает желание говорить. Что она делает? Как можно столь бездарно надеяться на первого встречного человека? Нет, нужно собраться с мыслями, позвонить брату, найти ночлег и работу… Забрать документы из универа завтра же и уехать навсегда. — Рукия? Живой голос. Заинтересованный и слегка волнующийся уже. Должно быть, она тратит чье-то время зря. — Да. К вечеру… Тебе сказать мой адрес? Смешок по ту сторону. — Я и не забывал, Рукия Кучики. Девушка только молча сбрасывает телефон. Наверное, нужно было найти себе оправдание. Отказаться. Сказать, что это все дурная шутка и у нее все хорошо. Но почему-то когда за окном снова сгущаются тучи, врать совершенно не хочется. Парень действительно приезжает к вечеру. Раньше, чем нужно было, кажется, потому что девушка видит волосы цвета апельсина под собственной дверью, когда часы бьют пять. Но были ли у нее причины задерживаться? — Нескромно ты живешь, – чужая голова просовываться в дверной проем, и черноволосая возмущено шипит на него: не прогонять же. До безумия постоянно смущается и отнекивается, но незнакомец, кажется, совершенно не волнуется. «Незнакомец» – странное слово, для человека, которому ты звонишь, когда идти больше некуда. Но она так и не уточнила его имя. Да и он ее не спрашивал, но сразу запомнил… — Меня все равно здесь не будет, – передергивает темноволосая плечом. — Повздорила с хозяйкой? Ты ведь не местная, да? Девушку мгновенно накрывает волна недовольства. Говорит так, словно родиться во Франции – привилегия. Она лишь отворачивается и окидывает квартиру взглядом последний раз. Пара огромных сумок, которые ей одной за один спуск явно не унести. Светловолосый только берет в руки несколько, оставляя ей всего две небольших. С чем-то ей приходится смириться.***
Чужая квартира встречает светлостью бледных стен и чистым ремонтом типичных однушек, сдающихся на любых французских сайтах. У Рукии почему-то в голове никогда не укладывалось, что в подобных квартирах могут жить владельцы, а не пожизненно сдавать бедным студентам. Хотя кто знает, может светловолосый тоже не местный… Но кто тогда? — Чувствуй себя как дома, приживала, – усмешка на чужих губах и легкое движение руками, приглашающее в квартиру. Девушка фыркает, но возражать – дело плохое, когда тебя без каких-либо вопросов принимают на чужом пороге. Как же тяжела жизнь… За последние несколько дней ее постоянно мучала бессонница от постоянных переживаний и тревоги. Сессия, вечное навязчивое желание забрать документы из универа, одна лишь мысль о том, что ее французские однокурсники не тратят на домашнее задание столько часов, сколько это делает она, пытаясь понять хотя бы тему. Она проходит внутрь, осматривается. Сонным взглядом пробегается по стенам кухни, входит в зал и проходит до чужой спальни. Ничего необычного, чистая квартира, словно владелец не так уж много времени в ней проводит. — Я учусь. Только сплю здесь, – поясняет сзади парень, — Может расскажешь хоть немного о себе, Рукия Кучики? Дурацкая идея – просить рассказать о себе? Что она может сказать? Только пару недобрых слов в сторону всего этого поганого мира. В особенности Парижа. Тонкое французское сердце вряд ли потерпит такие оскорбления. Видя ее замешательство и трактуя по-своему, парень первым вмешивается в разговор. — Хорошо, думаю это сделать должен и я. Меня зовут Ичиго, ты в курсе или нет? Даже не спросила, странно, не находишь? Я живу во Франции, в Париже временно учусь. Взгляд девушки на минуту проясняется. — Откуда ты? Светловолосый застревает на полуслове. Ичиго… Она и вправду не знала доселе его имени. Но кажется, что оно создано как раз для него: такое же бушующее и яркое, громкое, как и он сам. — Россия, но я говорю по-французски теперь даже чуть лучше, – он усмехается, — Ты ведь тоже россиянка? Девушка от удивления ломает собственный ноготь, в ступоре глядя на кареглазого. Он – не француз? Серьезно? Идеальный французский акцент в каждом сказанном слове, а самое главное… — Ты знал, что я говорю по-русски и все равно продолжал мучать меня? – все еще по-французски возмущается девушка, делая шаг назад. Парень смеется, взъерошивая волосы рукой. — Эй, не злись. Да, я догадался, но всегда интересно смотреть, как ты думаешь… Над каждым словом. И у тебя забавный язык, знаешь. – светловолосый усмехается, разводя руками, переходя на русский. — Теперь никаких претензий, верно? Кучики задыхается от собственного шока, злости и одновременной абсурдности всей ситуации. В то время как она боялась подобрать не то слово и сказать что-то не так, неверно произнести хотя бы один артикль, парень рядом просто… Смеялся над ее акцентом? Вдох, выдох. Она не в положении. — Забыли, – она зло вздыхает, отворачиваясь, — Я могу поспать где-то? Стоит на секунду повернуться и запечатлеть все ту же усмешку на чужих губах, чтобы потерять любое желание смотреть на парня. — Да, конечно, можешь лечь в гостиной… Или я бы уступил свою кровать. Но почему именно я? Вообще не ожидал звонка от тебя после тех событий. И знаешь, наверное был немного рад. Не в мою пользу встречаться с девушкой, которая бросается под мою машину посреди дождя. Кучики краснеет, наугад бьет воздух позади и садится на край дивана, все также не смотря в чужие глаза. — Просто так получилось, ясно? Я скоро уеду отсюда. Почему-то ей слышится как рядом проносится тяжелый вздох. — Я постелю тебе здесь.***
Кажется, что сон в чужой квартире обязательно настигнет и не даст пробыть весь вечер в бодрствующем, но одновременно таком же глупом и безвозвратном состоянии полусна. Ичиго входит в зал спустя несколько часов и застает Рукию бодрствующей, все такой же уставшей. — Что-то тревожит? Я могу уйти из квартиры. — И куда ты пойдешь? Взгляд в чужие, пронзительно-глубокие карие глаза. Зрачки сливаются с радужкой и невозможно угадать, где находится тонкая грань. — Ты никогда не была в барах Франции? Потрясающе место для бодрой ночи. Девушка снова отворачивается, фыркая. — Не занимаюсь таким. Светловолосый только бровью ведет, но от лишнего вопроса воздерживается. Рукия лишь чувствует то, как прогибается под чужим весом диван. — Хочешь поговорить? Девушка прикрывает глаза. За легкими вопросами и такими же простыми ответами она не замечает, как погружается в сон. Нет смысла беспокоиться о чем-то когда ты знаешь человека, что рядом с тобой. Она так давно не говорила на родном языке, с кем-то родным, кого можно увидеть в живую… Мир казался глупым и несуразным, не несущим смысла. И в один момент все словно снова двинулось, вот только не было понятно куда, и к добру ли это. За окном темнота, и где-то далеко, очень далеко, раздается тонкое пощелкивание клавиш ноутбука. Девушка приоткрывает глаза, обнаруживая себя под мягким пледом. Окно открыто, откуда тянется жаркая и душащая влажность, а часы на кухне показывают три ночи. Кажется, парня в соседней спальне это совершенно не волнует. Проходя в дверной проем она останавливается, сонно опираясь головой о дверь. — Чего не спишь? – светловолосый успевает задать вопрос прежде, чем реагирует девушка. Та лишь сонно моргает, пытаясь прийти в себя. На ней все еще уличная одежда. Не самый лучший выбор. — У меня к тебе встречный вопрос. Разве не ты не учишься? Ичиго усмехается. — Прямо сейчас этим и занимаюсь. Девушка удивленно моргает, подобно сове. Проходит вглубь спальни, присаживаясь на край кровати, заглядывая в чужой ноутбук через плечо. Французские рефераты, экономика, административная система. В глазах рябит от резкого света, и она отворачивается. — Сколько ты уже во Франции? — Первый год пошел. Девушка удивленно взирает на рядом сидящего парня, склоняя голову. Первый год… — Говоришь слишком хорошо для того, у кого практически нет стажа. — А ты явно слишком нетороплива для утонченной француженки. — Да пошел ты. Разговор сходит на нет. Неловкое молчание длиной в несколько секунд, после которого Ичиго снова стучит по клавишам. Рукия дергается. — Вот здесь… Не нужен этот артикль. Повторение получается. И вообще, это не китайский, de после lire… После пары слов ловит на себе ехидный взгляд и останавливается. — Кто-то зубрит французскую грамматику? – он смеется, но все же перепечатывает. — Приходится, знаешь ли. Филология – наука сложнее администрации… Но я не стремлюсь уже. — Разочаровалась во Франции? Никаких романтических свиданий у Эйфелевой башни? Угадал. — Свожу тебя как-нибудь. Девушка только недовольно мотает головой Ночь проходит тихо. Постукивают клавиши, Рукия наблюдает за чужими пальцами, быстро порхающими над клавиатурой. Длинные и местами в шрамах, они кажутся чем-то нереальным. Кучики не замечает, как засыпает, вот только теперь не на своем месте.***
Дни тянутся длиннее обычного. Кажется, что времени впереди еще много, но одновременно каждый день она мучает себя той мыслью, что усложняет кому-то жизнь своим существованием. Она привыкла засыпать по ночам под стук клавиш, иногда помогать справляться с рефератами и делать что-то свое, привыкла практиковать французский со светловолосым нахальным парнем, что стал отдушиной за столь короткий срок. Привыкла свежим, дождливым утром накидывать чужую ветровку и спускаться, спускаться, слушая чужие шаги. Почему-то казалось все таким правильным и родным, простым и обычным. Девушка не могла понять, что изменилось за столь короткий срок. Ей по-прежнему не нравилась специальность, она все еще терялась, когда ее спрашивали на лекциях французского, она также сидела часами над заданиями. Просто теперь рядом был один нахал, который стал той стороной Парижа, которая нравилась. Вечер пятницы, она возвращается в чужую квартиру так, будто бы она принадлежит им обоим. За те пару недель, которые девушка провела у парня, ей стоило немалых усилий признать, что жить, когда рядом есть кто-то, кто готов организовать все, гораздо легче. И легче открывать дверь зная, что ее уже ждут. В некоторые дни лекции заканчивались раньше у нее, в некоторые у Ичиго, но чтобы совпасть – ни разу. Проходя в коридор она присаживается на небольшой диван, закидал голову и давая себе отдышаться после подъема. Лестницы уже стали привычной частью жизни, особенно когда нужно принести ключи от машины человеку, который при всей своей собранности так и не научился их брать заранее. Ей нужно найти новое жилье. Эта мысль не покидала ее с той поры, как она переступила порог чужой квартиры. Она вешает на других свои проблемы, затрудняет жизнь парню, практически живет за его счет и нервы. Да, девушка старательно пыталась быть полезной соседкой: вела себя тихо, когда Ичиго спал (а было это редко, потому что он не спал практически никогда), приносила домой небольшие приятности вроде еды (у Ичиго страсть к шоколаду, но не французскому). Но все равно, казалось, что она абсолютно бесполезна. Отдышавшись, она вешает чужую ветровку, проходит внутрь квартиры. Спустя несколько минут все равно оказывается на диване, выдыхая. Сегодня хорошая погода – тепло и солнечно, наконец-то. Может стоило бы проветриться. Ее ждут. Почему вдруг жизнь изменилась так резко, что она может надеяться на то, что ее встретят? — Ты рано сегодня, – в коридоре мелькают чужие яркие волосы, и девушка невольно улыбается этой маленькой детали. Почему-то приятнее на душе становится, когда видишь в дверях человека, который словно только и ждал тебя. — У меня финальный французский проект на этой неделе. Мне нужно закончить быстрее. Смешок с другой стороны. Конечно. Чей-то язык всегда на высоте. Как иронично. Девушка поднимает голову на парня, вдруг обретая словно какую-то безумную, страшную мысль. — Если я закончу, я уеду на практику в следующем месяце. В Марсель. Думаю, навсегда. Закончу и освобожу тебя полностью. Извини, что задерживаюсь, но это должно быть последней… Точкой. Ну наконец-то Ичиго показывается в коридоре полностью. На нем легкая кофта, а волосы по обыкновению взъерошены. Недавно вернулся. — Навсегда? – кажется, в чужом голосе проскакивает нотка беспокойства, но Рукия для себя ее не замечает, сама резко ошарашенная осознанием сказанного. — Мне нет места в Париже. Я для себя уже решила, – она отворачивается, резко давя на дверную ручку, намереваясь выйти в подъезд, — Извини, дела. Скрывается прежде, чем парень что-то говорит. Еще одного слова она не выдержит.***
Почему так странно и страшно ощущается собственное будущее? Почему не хочется признавать того, что еще чуть-чуть, и она никогда не увидит светловолосого взбалмошного Ичиго, такого эмоционального по жизни, веселого, умного, душу Парижа, но такого спокойного по вечерам, под общим одеялом и ноутбуком с французским интерфейсом – Рукия так и не смогла смириться с тем, что кому-то удобнее жить, читая французский. Не стоит разбрасываться словами.***
Она не возвращается домой по одной простой причине: не слишком понимает, стоит ли ей это делать в таком состоянии, но еще больше разочарована самой собой. Впервые за, кажется, всю жизнь, Рукия передается алкоголю и позволяет слабо забыться самой себе в этом адском городе бесов и дешевых романтиков. Улочки кажутся некрепкими и узкими, пространство давит, а вечер сменяется на позднюю ночь. И стоит ее рукам потянуться за столь долгое время к телефону и отключить беззвучный режим… — Ты где? – мгновенно раздается в трубке чужой голос. Голос, который заставляет ее вспомнить причину столь слабого поведения влюбленной школьницы. Этому чувству нужно было отдельное название. — Я не знаю, – собственный голос кажется удивительно громким, и девушка даже морщится. Уже чуть тише добавляет: — почему ты позвонил? — Почему я позвонил? – глубокий вздох отзывается в голове так, словно произошло что-то плохое. Вспоминаются рыжие волосы в дверном проеме, взгляд карих, обеспокоенных глаз. — Так почему же я позвонил, да? Девушка, которой я дописываю доклады по французской административной ответственности, девушка, которой я готовлю по утрам, которая регулярно засыпает на моей кровати вместо обговоренного дивана, вдруг в один день заявляет, что Париж не для нее, и она уедет навсегда, уходит и не отвечает на любые запросы больше четырех часов. Сейчас три, мать его, ночи, я удивлен как тебя не убили. Ты удивлена, что я позвонил? Я удивлен, что ты ответила. — Pardon. Прости. – она оборачивается. Где-то там ее улица. Она не уходила далеко. Язык заплетается, и сказать больше нечего — Нечего больше сказать? – в голосе парня уже не чувствуется той вспыльчивости, что пару секунд назад. Скорее какое-то нежное чувство… Родное. — Ты можешь идти навстречу… «Rendez-vous?» – она оглядывает вывеску уже хорошо знакомого отчего-то кафе-бара. Разве она была здесь? — Ты точно издеваешься надо мной сегодня. Первое свидание влюбленных пар, искушенных красотой весеннего Парижа, должно быть исключительно в кафе с красивым названием, вкусными коктейлями и восхитительной подачей. И видом на веранду с полумертвой девочкой, сбитой проезжим красивым французом. Они явно прокляты. Оба. Рукия не решается идти навстречу: боится заблудиться или свалиться от бессилия. Ноги ломит, а в голове стоит неприятный звон. Где-то вдали играет музыка. Париж никогда не спит, и это еще одно качество, которое ей не так уж и нравилось. Кажется, она почти засыпает, опираясь на веранду закрытого кафе, когда в переулке слышатся глухие, но быстрые и точные шаги. Идущий не стремится скрыть своего прибытия, скорее наоборот, заставляет еще издалека почувствовать легкое волнение каждого, кто слышит этот ритм. Но черноволосой все равно. Порой процент алкоголя в крови все-таки гораздо больше процента адреналина. — Ты специально сюда шла чтобы мне ответить что ли? – чужой голос так близко, что девушка вздрагивает и открывает глаза. Видит перед собой только расплывчатое лицо. — Идти можешь? — Нет, – честно отвечает девушка, еще сильнее опираясь на перила позади. — Чудесно. Моя машина за углом, – она даже не понимает, в какой момент чужие руки заходят далеко за ее талию и аккуратно приподнимают, подхватывая колени. Взъерошенные черные волосы девушки беспомощно свисают к земле от такого бесцеремонного ношения. — Я люблю тебя, – мямлит она, когда ее усаживают на заднее сидение автомобиля. Рука тянется к загривку светловолосого, но вялые пальцы не находят ничего. Куросаки уже садится за водительское, игнорируя девушку. — Ты слышал меня или нет? – она раздраженно пытается прибрать прическу, но руки запутываются в клочьях волос. — Ты пьяная. — А ты глупый. И ужасно нудный, и еще ты слишком хорош во французском, встаешь рано утром и пьешь кофе без молока. Но я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю. Довольна? Девушка прячет лицо в собственных ладонях и вздыхает. Мир не осветился радугой. — Я не останусь в Париже. Уеду в Марсель, а у тебя квартира, машина, учеба… — Подожди немного. Просто немного. — До того как протрезвею? Я все уже решила. — До того как я продам квартиру.***
Марсель, аэропорт Марсель Прованс. 29 июня, 13:55. «Ты приземлился или нет? Еще пара минут и я уезжаю домой. Забыл про Аляску?» «Звоню из Ада, пилот не справился, буду вынужден уйти от тебя по-французски, моя дорогая. Неужели так сложно было покормить ее перед тем, как поехать?» «Я ухожу.» Как только темноволосая девушка отключает телефон, из дверей выходит светловолосый парень с очками на кончике носа наперевес. Кучики фыркает. Подходит чуть ближе, Снимает очки с чужого лица и вместо них припадает к чужим губам, чуть грубо и настойчиво. — Я думала ты помер. — Я обменял свою жизнь на твою душу. Подходят к машине вместе – Куросаки с некой гордостью осматривает оставленную во владения руки собственность и наблюдает за тем, как черноволосая садится за руль. Французские водительские права – действительно повод для гордости. Садится за второе сидение и тянется первым делом за поцелуем к темноволосой снова, не давая тронуться. Притягивает к себе, заставляя девушку неудобно изогнуться ради близких объятий. — Скучала? Вместо ответа она снова проводит губами по его щеке, трется носом о переносицу, а после целует. Ичиго сжимает ее бледную руку и улыбается. Нет ничего лучше, чем вернуться к девушке, ради которой ты бросил Париж. К девушке, которая обратила весь свой гнев на этот мир в любовь к тебе.