Чаёк

Сегодня в деревню Кана прибыл редкий в этих местах гость - почтальон. Среди прочего, он привёз перевязанную шёлковой лентой, упакованную в хрусткую бумагу посылку. Торопясь домой, почтальон не стал ходить по адресам, а отдал свой багаж старосте. Разобрав начертанные витиеватым почерком иероглифы, староста ахнул и заторопился к получателю – высокому светловолосому самураю с тремя хвостиками на затылке. Вскоре посылка была благополучно вручена. Ситиродзи, узнав почерк своей дорогой Юкино, умилился. Он аккуратно распаковал ещё хранящую любимый запах бумагу и растрогался до слёз. В упаковочной трухе, как яички в гнёздышке, нежились три пузатых кувшина сакэ. И это было ещё не всё. Под бутылками обнаружилась довольно крупная резная шкатулка. Заинтригованный Ситиродзи осторожно открыл крышку. Шкатулка была доверху наполнена прекрасным – листик к листику – чаем. По деревенской комнате поплыл аромат дорогой столичной чайной. Страстно захотелось домой, к душистому чаю, изысканным блюдам, хорошим винам и, конечно, к любимой женщине. - Ай, да Юкино! – сказал Ситиродзи. – Колдунья. До чего ж надоела эта деревня! Отпроситься на побывку было не у кого – Камбэй ушёл в столицу. - Ладно, хоть чаю вкусного попью, - пристраивая чайник на горячие угли жаровни, успокоил себя Ситиродзи. Послышались шаги, и на пороге появился довольный жизнью Хейхати. В руках, прижимая ношу к груди, он держал два дерюжных пакета. - Какой запах! Откуда это чудо? – сложив пакеты на столик, спросил Хейхати. - Подружка прислала. Хватит воздух нюхать, бери чашку. Жаль только, что здесь нет моих любимых медовых пирожных с лимонным кремом и цукатами. У впечатлительного Хейхати заурчало в животе, он распаковал один пакет и похвалился: - Старое занятие вспомнил – вдове одной колол дрова. Хозяйка мне за это дала десяток онигири. Они нам заменят пирожные. - А в другом пакете что булькает? – заваривая чай, поинтересовался Ситиродзи. - Это к чаю не относится. Самодельный алкоголь, вонючий, но крепкий. - Да, - согласился Ситиродзи, - к чаю это не относится. Чай и онигири. Чего-то не хватает. От двери потянуло сквозняком, самураи оглянулись, и выяснилось, что, хмуро разглядывая комнату, в дверном проёме стоит Кюдзо. Ноздри его тонкого носа заметно дрогнули, губы сложились унылой скобочкой. Ситиродзи взял с полки ещё одну чашку и радушно предложил: - Выпей с нами чаю. Добрый Хейхати, положив онигири на салфетку из бамбуковой соломки, придвинул её к третей дымящейся чашке. Кюдзо с самым независимым видом – топ-топ-топ - подошёл к столику, опустился на корточки и сунул руку за борт красного плаща. - Вот, - сказал он, ссыпая на столик сухие бордовые кубики, - вяленое мясо, а то сдохнешь тут с вами на одном рисе. Мясо самураи немедленно попробовали. - Очень уж оно солёное! – прихлёбывая чай, пожаловался Хейхати. – Зачем ты такое выбрал, пить же сразу хочется? Кюдзо снизошёл до объяснений: - Солёное мясо не портится. А воду всегда можно найти. Заварив новую порцию, Ситиродзи мечтательно сказал: - Ах, какой чай мы пили в перерывах между боями. - На последней войне? – заинтересовался Хейхати. Ситиродзи пожал плечами. - Ну, выходит, та война была не последней. - Какой чай? – спросил Кюдзо. Достав из открытой посылки коричневую бутылку, Ситиродзи ответил: - Сейчас расскажу и даже угощу. Наливаем полные кружки чая. Ну-ка, отпейте по глотку. Самураи послушно отхлебнули. - Теперь, чтобы кружки вновь оказались полными, в чай надо долить саке. И так далее. Самураи ещё раз отхлебнули и выжидательно уставились на Ситиродзи. - Вижу, последовательность действий вы уловил, - снова доливая сакэ, сказал Ситиродзи. Процесс оказался увлекательным. Вскоре бутылочка себя исчерпала. - Кхе-кхе, - намекнул Ситиродзи. - Понял, сейчас, - сообразил Хейхати, размотал дерюжку и предъявил обществу бутыль с голубоватой мутной жидкостью. От кружек потянуло таким запахом, что даже Кюдзо исказился лицом. Но самураи не зря слыли ребятами отчаянными, и трудностей они не боялись. Вскоре жидкость в кружках заметно посветлела, а языки дегустаторов чая развязались. Ситиродзи предался воспоминаниям. - Эх, были времена! Я однажды лечу, смотрю – крыло горит, да весело так! Сбивал пламя, сбивал, весь извертелся, ничего не получается. Полетел на базу, думаю, вдруг дотяну. Сел, а крыло нормальное, даже не закоптилось. Спрашивается, к чему бы это? А, механик? - Химия, наверно, какая-то типа топливной присадки. Ситиродзи добавил в чашки мутной жидкости и согласился: - Точно, химия. Только где: на крыле или в моей голове? А однажды я сел и сразу взлетел, как стая летучих мышей. Догадайтесь, почему? Кюдзо сделал вид, что занят пережёвыванием онигири. Хейхати почесал шлем на затылке и предположил: - Диспетчер с полосами напутал? - Нет. Пока я летал, базу противники захватили. Еле задницу свою и сами знаете кого от них унёс. Кюдзо, обидевшись на «задницу», грозно сверкнул на рассказчика красным глазом, но спьяну промахнулся. Ситиродзи сделал вид, что страшно напуган. Хейхати в своих воспоминаниях был скромнее. - А я однажды в палатке ужинал и один рисовый шарик… ик… на утро припас. А утром – тревога, ик… про шарик я забыл, палатку свернул и - дёру. Через неделю палатку ставить начал, а внутри! - Что? – спросил Ситиродзи, разливая по кружкам остатки сивухи. - Жизнь зародилась, - хихикнул Хейхачи. Ситиродзи грустно сообщил: - Всё, горючее кончилось. Кюдзо снова полез за пазуху и извлёк оттуда плоскую поллитровую флягу. Ситиродзи, открутив крышку, ахнул: - Спирт! Оказывается, у тебя, Кюдзо, богатое внутреннее содержание. Обмен воспоминаниями продолжился, правда, он стал сумбурным, однако самураи отлично понимали друг друга. - Как жахнет, чуть без штанов не остался… - Я ему говорил, говорил, а он всё - своё… - Провода разноцветные, в голове каша, я их все разом и перерезал. - …летит он вниз, а снизу вверх тоже кто-то летит… Выдохнули, налили спирта по третьему кругу. Кюдзо отпил положенный глоток, растёкся по полу, как талый сугроб, и открыл рот. - А я, когда в городе жил, любил в свободное время уходить на окраину закат наблюдать. Очень красиво. Жёлтое пламя постепенно становится кроваво-алым, это рождает предчувствие чего-то грозного и торжественного. Через пять минут – кроваво-алый цвет сменяется тёмно-багровым, и в тот момент, когда думаешь, что этот пожар неистребим – пламя гаснет, словно ты видел всё это во сне и теперь проснулся. Кюдзо посмотрел на лица собутыльников, вздёрнул брови и спросил: - Что?! - Заговорила валаамова ослица! – всплеснув руками, воскликнул Хейхати. Кюдзо моментально перешёл в другое агрегатное состояние - отвердел, поднялся на ноги и попытался достать Хейхати кулаком. Пьяненького до полной неподъёмности механика удача не покинула - Ситиродзи, в отличие от Кюдзо, с алкоголем был на «ты». Сказались годы тренировок в «Светлячке». Проворно вскочив, он успел металлической рукой прихватить буяна за тонкую талию и оттащить его от перепуганного Хейхати на несколько шагов. Через секунду стало ясно, что удержать оскорблённого в лучших чувствах дикого кота и не задавить при этом в объятьях, будет трудно. Ситиродзи, по жизни хитрющий и красноречивый, наклонившись, жарко зашептал в пушистые волосы: - Как ты романтичен! Глаз художника, язык поэта и мозги куриные… кх, философа. Описанные тобой подробности мироздания не под силу понять грубому уму механика. Я – другое дело. Будем вместе любоваться закатами. Ты расскажешь мне о голосах и красках природы, о горах, тонущих в мареве тумана, о лунной ночи и майском снеге… Какой ты утончённый! Кюдзо придушенно попросил: - Псих с пропеллером, отпусти, пока я совсем не утончился. Выпили мировую. И не один раз. Заснули самураи на полу, окружив столик кольцом храпящих тел. Утром выяснилось, что у Хейхачи страшно болит голова и болит вовсе не от того, что он спал в застёгнутом шлеме и съехавших на лицо очках. У Ситиродзи на одной щеке отпечатались полоски бамбуковой салфетки, а глаза открывались только наполовину. Стоический Кюдзо выглядел совершенно обычно, но, поднимаясь с пола, он скривился, схватился за бок и разгибаться не поторопился. После долгих уговоров и обследования, самураи выяснили, что одно ребро у Кюдзо сломано, а белую кожу украшает широкий полукруглый синяк. Ситиродзи долго извинялся, Кюдзо внимательно слушал, но, судя по косым очам, едва ли что-то понимал. Самураи вяло позавтракали, налегая, в основном, на квашеные овощи. Для поправки здоровья тяпнули по глотку оставшегося спирта. Мир прояснился. Тяпнули ещё по глотку. И тут Ситиродзи вспомнил, что две бутылочки сакэ…