Выживут только любовники

Со всех сторон на поле разносились крики, стоны боли прорезали лязг железных мечей и ржание испуганных лошадей. Они уже не тревожили Джеремайю, лишь убаюкивали своими слаженным пением, как песни бардов в трактире, когда он был счастлив и полон жизни, выпивая очередную кружку темного эля. Славное было время… Он не отказался бы сейчас от доброй пинты густого эля, но кто ж ему принесет его сюда в гущу мясорубки? Он не знал, кто сейчас лидирует на позициях — ирландцы или англичане, да и не так важно уже для него это было теперь. Свое он уже отвоевал и о нем даже не сложат задорную балладу, чтобы рассказать всем о доблестных подвигах, ведь никаких заметных заслуг после себя он не оставил. Его жизнь была словно яркая вспышка, а за светом всегда приходит тьма. На запах крови слетелись жирные мухи, и у Джеремайи не было сил отмахнуться от них, ведь правую руку после рубящих ударов мечей он уже не чувствовал, а левую пронзила стрела. Растянувшись на земле, он ждал, когда жизнь наконец оставит его. Лучи заходящего солнца ласкали лицо в последний раз, грели щеки, просвечивали насквозь веки. Хрипя и чувствуя, как губы стянуло от спекшейся крови и слюны, он распахнул глаза, чтобы увидеть солнце в последний раз. Но когда он взглянул на небо — оно было черно от стрел, летящих с позиций лучников и арбалетчиков обеих армий. Среди ирландцев наверняка был тот юноша, с которым он познакомился накануне. Еще юнец, но какой дерзкий! Он пропускал дневные учения, но был слишком метким стрелком, чтобы выгнать его из отряда. Такие горячие сердца нужны были им, чтобы одержать победу и отстоять свой остров. В отряде его каждый называл на свой манер гэльского, по принципу того, из какого региона происходил и какой диалект там преобладал. Джеремайя слышал и Коэмген, и Квиван, но сам юноша предпочитал произносить Кевин. Невзирая на местные языковые особенности, имя его значило везде одно и то же — благородный и красивый. И он полностью оправдывал свое имя. Темные глаза с тяжелыми веками, точно у блудницы, густые черные кудри и сильное гибкое тело. Джеремайю завораживал Кевин, он грезил им по ночам, искал встречи во время похода, следил, выбирая укромные места в лагере для наблюдения. Попытки каждый раз заканчивались неудачей. Ночью Джеремайя часто видел его на стрельбище, но во время дневного перехода среди сотен солдат никак не мог его отыскать. Он надеялся привлечь его внимание, наблюдая издалека, сверля взглядом, и представлял, как же приятно будет хвататься за его вихрастую гриву, вбиваясь в тело. Кевин будто слышал его и держался подальше… пока однажды сам не пришел к его шатру, когда тот сидел в одиночестве у догорающего костра. — В один прекрасный день ты протрешь во мне дыру своим взглядом, — ухмыляясь, небрежно заключил он, не удосужившись присесть рядом, и взирал на Джеремайю сверху вниз, загораживая ему костер, так что различим был лишь силуэт, а лицо скрывалось в тени. — О, я бы протер в тебе дыру, — нагло ответил Джеремайя и похлопал рядом с собой по примятой траве, предлагая присоединиться к нему у костра. Насмешливо фыркнув, Кевин вскинул лук и, выхватив из колчана стрелу, направил ее на Джеремайю. — Как бы я в тебе дыр не наделал, — пригрозил он, целясь в промежность. В венах закипела кровь, хоть Джеремайя и не боялся и не думал, что тот выстрелит. Это было бравадой. Но липкий холодок все же пробежался по его спине. — Давай, — подначил он, не собираясь уступать. Кевин не столько угрожал, сколько заигрывал. Хмыкнув, он направил острие стрелы в землю и ослабил натяжение тетивы. — После битвы, — пообещал он туманно, прежде чем скрыться в ночной тьме. …Налившееся пролитой кровью солнце коснулось своим диском макушек деревьев. Джеремайя завороженно следил за ним, понимая, что как только наступит ночь, то его уж точно никто не сможет отыскать во мраке. Небо на востоке уже темнело густой синевой, а в вышине проплывали персиковые облака. Вот бы сейчас воспарить на одном из них, вознестись над этой бойней. Звуки сражения стихали — уцелевшие отступали, чтобы продолжить на следующий день, когда над землями вновь взойдет солнце. Но Джеремайи уже не будет с ними. Лишь тихие стоны долетали до его ушей, когда небо почернело и высыпали первые звезды. Луна появилась над кромкой леса. Холодный и равнодушный серебристый свет. В его лучах кровь казалась черной. Если он не замерзнет насмерть, то ему точно помогут лесные хищники, приманенные запахом крови, растерзают его тело. До него уже долетали пугающие звуки — это его братья по оружию, не важно с какой стороны, хрипели от боли под звуки плотоядного чавканья. Скоро найдут и его… Обещанию Кевина не суждено было сбыться. Хоть Джеремайи и было горько от этого, он не боялся смерти и хотел заглянуть ей в глаза напоследок, чтобы встретиться взглядом с хищником, который наконец подарит ему избавление. Но вместо голодного рычания он услышал шелест травы и тихую поступь. Может, это ангел, пришедший забрать его? Нет, вряд ли… Джеремайя принес слишком много боли в этот мир, чтобы заслужить счастье по ту сторону жизни. — Жив еще? Небрежный вопрос вынудил из последних сил распахнуть глаза. Джеремайя увидел очертания высокой худой фигуры. Обойдя его распластанное тело, фигура склонилась к нему. Джеремайя не мог повернуть голову и лишь скосил глаза в сторону, чтобы увидеть того, кто нарушил его предсмертный покой. На него взирал чернокудрый юноша. Губы его были тоже черны, как кровь в серебряном лунном свете. — Я искал тебя, Джеремайя Дендридж, — промолвил он. — Надеялся, что ты еще дышишь. Ты мне кое-что задолжал. Джеремайя узнал его сразу. Это был тот самый молодой лучник Кевин. Возможно, он сможет привести помощь или оттащить его в лагерь. Хотя оттуда у него возьмутся силы, чтобы тащить его на себе. — Хочешь жить? Вместо смеха Джеремайя издал булькающий звук. Конечно же он хотел. Кто бы не хотел на его месте? Но его тело уже не сможет исцелиться, момент упущен. Он истек кровью, руки и ноги больше не слушаются. Проще добить его, чем спасать, даря пару часов, чтобы он в последний раз встретил рассвет. Лучшее, что Кевин мог для него сделать — это покрыть его тело камнями, соорудив курган, который спасает его тело от челюстей голодных зверей и клювов диких птиц. — Да… — на последнем дыхании выдавил из себя Джеремайя. Хмыкнув, Кевин резко задрал рукав своей куртки и впился черными губами в запястье, а после поднес его ко рту Джеремайи. Что он задумал?.. Его бледнолицый спаситель если и был ангелом, то ангелом смерти, воплотившим знакомые милые сердцу черты, чтобы Джеремайя доверился ему. — Тогда пей, — велел Кевин, ухмыляясь кровавым ртом. И Джеремайя послушно стал пить.

***

Проверив, что замок на двери комнаты, где сидела пленница, Джерри вытер губы, стирая кровавые разводы и спустился на первый этаж. Достав из холодильника пиво, он уселся в кресло и включил телевизор, собираясь просидеть так до рассвета, прежде чем отправиться спать. Жизнь становилась слишком простой и скучной, он воспринимал ее как рутину. Примерно такой же, как у его соседей по спальному району. Работа, учеба… или охота на людей. Одно и то же изо дня в день. Современный мир сделал его жизнь значительно проще. Еще лет пятьдесят назад от него бы шарахались, но сейчас современная молодежь, выросшая на ужастиках, воспринимала его не как опасного типа, а как загадочную и притягательную личность. Если влиться в компанию к каким-нибудь неформалам и сказать, что он вампир, то это не отпугнет, а напротив заворожит. Видать надеялись, что Джерри обратит их, сделает подобными себе, а не просто перекусит их шейные позвонки. Если соблазнить кого-нибудь в баре и пригласить к себе домой — это тоже будет легкая добыча. Вместо страстных поцелуев их встретит укус в шею. Единственное препятствие, которое вставало на его пути — пропавших начинали искать. Они оставляли за собой следы — активность в интернете, появление на уличных камерах. Потому Джерри старался не задерживаться в одном месте надолго. Пусть охота и превратилась для него в рутину, но вкус свежей крови для него был слаще, чем кровь из донорских пакетов. Многие вампиры, в том числе и высшие, прародители всего рода, жили сейчас именно так, подстраиваясь под новые реалии. Интересно, как там Кевин?.. Вот уже который день мысли о нем не давали покоя. Джерри уже и не помнил, когда видел его в последний раз. Жив ли он? Наверняка да, иначе сам Джерри бы развоплотился и погиб. Хотя он так и не был до конца уверен, как это работает. Если бы кто-то завалил Кевина до того момента, как Джерри впервые попробовал человеческую кровь, то он скорее всего стал бы человеком. Вот только этот момент был упущен почти четыреста лет назад. На протяжении месяца ему снился один и тот же сон о том, как Кевин обратил его в вампира. Тогда он носил свое полное имя Джеремайя, но современные тенденции диктовали правило, что его имя, данное при рождении, вызовет больше подозрений, чем то, что он вампир. Это как носить старомодное имя Персиваль или Криденс. Кевин вот уже давным-давно уяснил это правило. Как его только не звали за те тысячи лет, что он ходил по этой земле… Он не помнил ни одного из них, кроме самого первого, данного родителями — Каин. Кевин любил рассказывать эту историю. Джерри подозревал, что за столько веков Кевин уже не в состоянии отличить правду от мифа и потому путал истину с христианской трактовкой. Тогда, больше пяти тысяч лет назад, людей на земле практически не было в сравнении с тем, как они расселились сейчас. Еще до того, как стать вампиром, Каин принес Богу дары из плодов, которые выращивал сам. Его брат Авель сделал также, но жертвой его был ягненок из стада, которое он пас на лугах. Во всяком случае, так описывали религиозную версию про Каина и Авеля. Из уст Кевина Джерри слышал немного иную историю — он вместе с сестрой Селией были первыми детьми Адама и Евы и на тот момент у них еще не родились Сиф и другие младшие братья и сестры, ставшие предками всего человечества. Кевин и Селия могли стать мужем и женой, положив начало новым людям на планете, но этому не суждено было сбыться. Кевин ревновал Селию к материнской любви. Еву пугал сын, пугала его жесткость, а также стремление любой ценой заполучить внимание. Уже тогда Кевин блестяще освоил стрельбу из лука и регулярно выходил на охоту, пока Селия занималась садом. Именно Селия принесла в дар их Создателю урожай — сладкие плоды с деревьев из сада, а Кевин тушу ягненка из стада, которое пас Адам. За необдуманное убийство животного на Кевина ополчились родители и Создатель, ставя в пример сестру — ее добродетель и послушание. И тогда Кевин из мести убил Селию. Пронзил ее стрелой точно также, как ягненка, попав точно в глаз. С тех пор его отношения с родителями вот уже около пятидесяти пяти веков претерпевали не лучшие времена. Именно этим Кевин объяснял, почему до сих пор не познакомил Джерри с Евой и Адамом. Что, впрочем, не сильно расстраивало самого Джерри. Они бы сказали, что их сын слишком староват для него. Хотя выглядел Кевин не старше современных шестнадцатилетних. Зато вскоре после обращения Джерри неплохо поладил с его тетей Авой. В ту пору они любили вместе участвовать в различных людских кровавых заварушках, зная, что смогут прекрасно попировать. Джеремайя стал третьим членом их клыкастой команды. И все шло хорошо, пока не стал меняться мир. Ава не хотела принимать правила игры и была слишком неуправляемой, продолжая загрызать всех без разбору. Джерри знал, что это раздражало Еву и Адама, и оттого они избегали общения с ней. Возможно, будь в их компании другой расклад иерархии, Джерри смог бы повлиять на ход вещей, но в их вампирской стае он существовал на правах самого младшего, хоть внешне и выглядел старше Кевина и Авы. Для случайного наблюдателя Кевин годился ему в сыновья, и это вызывало диссонанс в восприятии действительности даже у самого Джерри. Ему приходилось подчиняться решениям Кевина, порой взбалмошным, ведь тот был его альфой, создателем, одним из круга высших вампиров этого мира. Пусть Кевин и был умудрен многовековым опытом, но подчас совершал слишком необдуманные и рискованные поступки, чем выводил Джерри из себя. Это не раз становилось почвой для конфликтов, но в конечном итоге связь между ними и животная тяга брали верх, так что все споры усмиряла постель. Кевина не обременяли предрассудки, что Джерри мужчина, его привлекали его черты — упорство и твердость в решениях. Он будто мог рядом с ним ощутить себя ненадолго вновь молодым подростком, которым и казался на первый взгляд. Его претило, что пусть Джерри и не лидер в их иерархии, но все же стоит на своем, доказывая собственную правоту. Немногие в нежизни Кевина могли взять над ним главенство и в поступках, и в постели. Когда Кевину пришлось уйти, он велел Джерри не заводить новую семью, не обращать никого и довольствоваться лишь кровью. По просьбе Евы Кевин отправился, чтобы вытащить Аву из очередной переделки и помочь замести следы из кровавых убийств, которые та так неосмотрительно оставляла за собой. Джерри скучал по нему, хоть и не хотел признаваться в этом даже себе. Дни становилось похожими друг на друга и были лишены былых красок. Все казалось бессмысленным и блеклым. Ему не хватало огня. С того дня, как умер, Джерри не видел солнца… до тех пор, пока не появились цветное телевидение и фотография. Но ни одна фотография не могла и близко передать того ощущения, какое охватывало его, когда он прощался не только с жизнью, но и с солнцем. Его лучи, греющие кожу… теперь они были смертельны для Джерри. Но животная страсть между ними с Кевином стала тем солнцем, что согревала его в посмертии и помогала вставать по вечерам, выбираясь из гроба. Он скучал по ощущениям его гибкого тела в своих объятиях и кусачим поцелуям, по наглости Кевина и беспардонности, с которой тот себя вел. Ему ничего не стоило навести полнейший хаос в гнезде к приходу Джерри, забрызгав стены кровью еще живого тела, распластанного на полу. Точно довольный кот, принесший дохлую мышь на подушку своего хозяина. Джерри психовал, что если кто-то пожалует в их дом, то сразу сопоставит, что это за бурые засохшие брызги и разводы на стенах. Кевин не придавал этому значения, нервозность Джерри его лишь веселила. Осушая вместе свою очередную жертву, они обменивались жадными кровавыми поцелуями, распаляя друг друга, чтобы заняться сексом прямо в луже крови под надсадные хрипы захлебывающегося рядом с ними тела. Кевин обожал быть сверху, получая полную власть над Джерри. Он ничуть не уступал ему ни ростом, ни силой, и оттого легко мог согнуть его, подчинив себе. Стоя на четвереньках со спущенными штанами, Джерри бесстыдно подавался навстречу, позволяя трахать себя. Испачкав руки, Кевин собственнически лапал его, оставляя на коже свои метки, будто рисовал карту из русел кровавых рек. Острые ногти впивались в бедра под утробное рычание. Кевин до крови кусал мочки ушей, вколачиваясь в задницу так отчаянно, будто хищник, который не хочет выпускать добычу из своих челюстей. Какое-то время Джерри стыдился признаться и Кевину, и себе в том, до какого безумия и экстаза его доводит не брать, а принадлежать. Принадлежать Кевину, своему господину, ублажать его, подставляя свое тело в его полное распоряжение. Джеремайя был зеленым юнцом, желая попросту отодрать Кевина, и только Джерри сумел познать черные зияющие бездны похоти, когда отдаешь себя сам. Возможно, причиной тому была кровь, которую он жадно пил, высасывая из вен на запястьях Кевина, пока балансировал на грани между жизнью и смертью. И что же с того? Кто скажет, что это не были желания самого Джерри и он потерял право выбора после обращения? Нет, желания принадлежали ему и он был волен идти у них на поводу, погружаясь в пучину греха. Отныне ему нравилась кровь, ему нравилось обладание и нравилось принадлежать. Нравилось целовать пухлые окровавленные губы своего покровителя и подставляться ему, воплощая капризы. Нравилось быть его развратной шлюхой, суженным дьявола. Оттого, оказавшись должно быть впервые в одиночестве на столь долгое время, его одолевали тоска и одиночество. Кевин не выходил на связь, и Джерри старался не поддаваться чувствам, не докучать. Кевин велел ждать. И первое время Джерри послушно ждал, отвлекаясь охотой, пока соседский мальчишка Чарли Брюрстер не начал подозревать его. Негодник не должен был уйти от него, узнав тайну, и Джерри казалось, что разделаться с ним не составит труда… но просчитался. Чарли дал достойный отпор со своими теплокровными друзьями. Джерри был уже на грани окончательный смерти, пока Кевин, будто предвидя угрозу, не явился в последний момент, чтобы спасти его и отпоить своей кровью. — Я заебался тебя спасать, — отчеканил Кевин, с любопытством ученого рассматривая болезненно осунувшееся и посеревшее лицо Джерри. Черты заострились, щеки ввалились. Он походил на глубокого старца, точно оживший портрет Дориана Грея после всех тягостей и грехопадений. У Джерри не было сил, чтобы ответить. Устроив голову на коленях у Кевина, он неторопливо пил кровь из двух аккуратных отверстий, оставленных клыками. Где они были? Место точно не походило на подвал его дома, где Чарли с друзьями сумел истребить всю его новую семью. — Я же велел сидеть тихо и не обращать никого. И что ты сделал? — сердился Кевин, хмуро взирая на него сверху вниз. Точно родитель, отчитывающий нерадивого ребенка. — Подставил нас всех под удар своей неосмотрительностью. Не подозревал, что у вас с Авой так много общего. «Он разочарован», уяснил Джерри и не мог обижаться за это. — Мне было плохо одному, — признался Джерри, полагая, что это должно все объяснить. В том числе и факт, как он скучал по Кевину. Сил у него хватило пока лишь на одну эту фразу. — И ты решил создать себе семью, — ревниво проворчал Кевин. — Я твоя семья, — отрезал он. Ослабший, уставший и обезображенный битвой с подростками, Джерри приподнялся, чтобы красивое и строгое лицо Кевина стало чуть ближе. Сжав пальцы на его предплечье, он коснулся губами запястья, из колотых ран почти прекратила сочиться кровь. — Видать, без тебя мне не выжить. Кевин долгое время сверлил его взглядом, пытаясь уловить запах раскаяния, пока не кивнул, улыбаясь одним лишь уголком рта.