лучше поздно, чем никогда

Nul ami tel qu'un frère; nul ennemi comme un frère

I miss my brother like the sea would miss salt if that were taken away

— Ну же, ты явно способна на большее, — усмехается Сириус. Давненько он ждал именно этой дуэли. Беллатриса была настоящей занозой в заднице еще в детстве, а с возрастом стала только хуже. Кажется, что прямо сейчас, прикончив ее, он сможет показать им всем, всей своей семье, чего на самом деле стоит. Сириус уворачивается от проклятия, посланного в его сторону, но у него совсем не остается времени наколдовать щит, чтобы защититься от следующего. Оно попадает прямо ему в грудь и неведомая сила будто бы тянет его назад. С десяток цепких невидимых рук хватает Сириуса со всех сторон и, кажется, тащит его куда-то. И это ощущается как смерть. Еще рано. Нет, я еще не готов уходить. Гарри нуждается во мне. Ремус нуждается во мне. Война еще не окончена. Я нужен им здесь. Оставьте меня, дайте мне пожить еще чуть-чуть. И все же. Дрожь волнами бьет его тело, и он знает, что это конец. Ему не удается взглянуть на Гарри даже украдкой, но, быть может, это даже хорошо. Сириус в курсе, что у него на лице сейчас отпечатан самый настоящий ужас, так не присущий его гриффиндорской натуре. Несмотря на то, что ему не удается осознать абсолютно все, что тут развернулось, — буквально свалилось на него, кажется, из ниоткуда — одной лишь мысли — «совсем скоро я увижу своих братьев» — удается вызвать на его лице тень улыбки. — Сириус, — сквозь туман раздается приглушенный голосок. Сириус с трудом разлепляет глаза и ворчит, потянувшись ко лбу, который, как ему кажется, кто-то расколол напополам молотком. — Сириус, проснись, s’il te plait, — продолжает голос. Он звучит таким маленьким, тихим и кротким, умоляющим и ох каким знакомым. Сириус наконец открывает глаза, и комната тут же приходит в фокус. Он глядит на сцену, представшую перед ним, и чувствует, как тепло неожиданно обволакивает его изнутри. Он ничего не может с этим поделать. Вот он, его младший брат, сидит на коленях прямо перед кроватью Сириуса. Регулусу тут едва ли семь, его крохотные ладошки цепляются за пижаму старшего брата. Сириус правда не может вспомнить, когда в последний раз видел его таким маленьким, таким хрупким; кажется, это было когда-то в прошлой жизни. Он вдруг чувствует острое желание упасть на пол, подползти настолько близко, насколько только возможно, к этой версии Регулуса, которую он давно уже позабыл. Лежащая на кровати младшая версия Сириуса наконец просыпается. У старшего же Сириуса возникает странное сюрреалистическое ощущение, что он смотрит в какое-то очень специфическое кривое зеркало. Его младшая версия, едва распахнув глаза, тут же оказывается настороже — в этом доме он всегда был готов к самой настоящей борьбе за их с братом жизни. Он тянется к лицу Реджи, лаская пальцем его щеку. — Что случилось? — Он звучит серьезно, хотя сонливость все еще очевидно считывается в хрипловатом голосе. — Тебе опять снились кошмары, ma petite étoile? — Non, — бормочет Регулус. — Просто… — Его голос, и без того тихий, сходит на нет, будто ему немного стыдно. — Прости, просто… там гроза на улице, и я не могу уснуть. — Он робко поднимает взгляд на Сириуса. — Я подумал, что могу прийти и поспать с тобой. Старший Сириус теперь может различить отдаленный шум дождя, хлещущего за окном. Младшая же его версия лишь потирает глаза и говорит: — Конечно, Реджи. Залезай. — Он откидывает одеяло в сторону, приглашая брата лечь рядом. Глаза Регулуса слегка загораются и сверкают, а губы чуть кривятся в довольной и по-настоящему детской улыбке. Регулус ложится сбоку от него, спиной прижимаясь к груди Сириуса, пока тот обвивает брата руками. Регулус, ничего не боясь, прижимается еще ближе к нему, а старший Сириус не может не улыбнуться, стоя возле двери и глядя на них. Его маленькая ложечка. — Maman будет злиться, — надувается Регулус. Произносит он эти слова тихо, с дрожью в голосе. — Она не узнает, — убеждает его Сириус. — Обещаешь? — Обещаю. Я рядом. Мы убедимся, что ты вернешься обратно в свою комнату до того, как она проснется. А теперь спи. — Спокойной ночи, Сири, — бормочет его брат. — Спокойной ночи, Реджи, — шепчет он в ответ и оставляет поцелуй на макушке своего младшего брата. Несколько минут спустя можно различить легкое сопение, однако Сириус не спит весь остаток ночи. Одним глазом он следит за часами, чтобы не пропустить момент и вовремя вернуть Реджи в его собственную спальню. Он даже понесет его на руках, если это потребуется — все равно ему не впервой. Родители никогда не заморачивались о подобном, так что Сириус был уверен, что это его обязанность. Старший Сириус до сих пор помнит, что он тогда думал. Я всегда буду рядом, Реджи. Всегда. Однако жизнь оказалась намного сложнее, чем он ожидал в восемь лет. А горькая правда заключалась в том, что на самом-то деле он не сумел всегда быть рядом со своим братом, да и сам его брат уже, кажется, не особо жаждал его присутствия в своей жизни. Дверь сбоку от Сириуса начинает странно звенеть, и это точно не часть воспоминания. Где-то внутри расцветает понимание — пришло время двигаться дальше, куда бы ни завел его этот путь. Он не хочет уходить, но бросает последний взгляд на двух мальчиков, свернувшихся в крепком объятии на кровати, и почему-то чувствует абсолютную уверенность в том, что видит их не в последний раз. Сириус ступает через порог, и его тут же слепит полуденное солнце. Ему приходится сщуриться в попытке различить хоть какие-то черты, понять, где он теперь находится. Это задний двор дома на площади Гриммо. Мальчики перед ним не сильно старше тех, что остались за дверью пару секунд назад. Выражение полнейшего ужаса на их лицах возвращает Сириуса в прошлое, и он узнает сцену перед собой. В окне зияет дыра, и первой мыслью Сириуса сейчас становится та же, которую он озвучил еще тогда: «Реджи, беги». — Но я… я не хотел. — Глаза мальчика широко распахнуты, а подбородок подрагивает, Регулус выглядит так, будто вот-вот разрыдается. — Ш-ш-ш, все в порядке. Иди в дом, но через входную дверь, а я разберусь с maman, когда она выйдет через заднюю. Не плачь, Реджи, просто иди. Сейчас. — Маленький Сириус легонько подталкивает брата, чтобы тот начал двигаться. Регулус кивает, а затем поворачивается и бежит. Стоит ему завернуть за угол, Вальбурга, подобно вихрю, несется прямо на Сириуса и хватает за воротник. — И чем это ты тут занимаешься, маленький негодник? Тревожишь портреты своих великих предков, позоришь наше честное имя, таких безобразников, как ты, этот дом еще никогда не видел. Никаких мячей и глупых игр в моем доме, что тут непонятного? Je n’ai jamais vu ton frère faire quelque chose de ce genre de malice. — Младшая версия Сириуса безэмоционально выслушивает эту тираду, не позволяя матери прочитать по выражению на лице чего-нибудь лишнего. Он даже не очень уверен, как себя чувствовать: радоваться, что мать не подумала на Регулуса, или обижаться из-за того, что она всегда и во всем винит Сириуса. — Сегодня ты лишаешься ужина, это должно послужить тебе достаточным уроком. А теперь прочь с моих глаз. Сириус помнит, что позднее, той ночью, Регулус с виноватым выражением на лице прокрался в его комнату. Он принес яблоко и сказал Сириусу, что это все, что ему удалось достать для него. И этого было более чем достаточно. Сириус смотрит на свою удаляющуюся младшую версию, которая бредет домой с лукавой ухмылкой, играющей в уголках губ. Она так и говорит: «Шалость удалась». Честно говоря, сейчас это довольно ранит — наблюдать за всеми этими моментами, точно зная, чем все это в итоге обернется для них обоих. Услышав слева от себя легкий звон, Сириус поворачивается и вновь видит знакомую деревянную дверь. Когда он переступает через порог, первым, что до него доносится, оказывается радостное мальчишеское хихиканье. Два так похожих друг на друга мальчика весело бегают по газону во дворе их семейного поместья во Франции, когда младшая версия Сириуса вдруг говорит: — Ладно, теперь главное — будь спокоен. Вот, встань сюда. — Он кладет маленькую метлу на землю. — Вытяни руку вот так. — Он тянет руку брата вперед, так, чтобы она оказалась прямо над метлой, и продолжает: — Мхм-м, а теперь скажи «Вверх!». Сириус припоминает и этот день. Когда ему было десять, отец наконец купил ему его первую метлу. Это, конечно, стало событием. Хотя ни отец, ни мать не были особо хороши в полетах, поэтому Сириусу оставалось только разбираться во всем самому. А разобравшись с механикой, он тут же побежал к Реджи, чтобы показать тому, как летает. Глаза его младшего брата сверкали от удивления, восхищения и желания, пока он наблюдал за парящим в воздухе Сириусом. Тогда-то Сириус и решил, что, когда родители будут не дома, научит летать и своего брата тоже. Регулус звучит робко и неуверенно, когда бубнит: — Вверх. — И его брови тут же взметаются, когда метла этого не делает. Он дуется и хмурится, тяжело сглатывая. — Не получается. — Регулус выглядит так, будто готов драматично топнуть ножкой. Сириус по-доброму цокает и говорит: — Ты должен иметь это в виду, должен быть уверен, что ты тут хозяин, а пока что ты звучишь так, будто боишься, что метла тебя укусит. — Он встает над метлой и с ухмылкой уверенно приказывает: — Вверх! — Метла тут же взлетает прямо ему в руки. — Видишь? Не так уж и сложно, да? — Теперь его улыбка становится мягкой и подбадривающей. — Вверх! — выдыхает Регулус раздраженно, будто не понимает, как метла вообще осмелилась не послушаться его. Она слегка дергается на траве. Регулус издает смешок и быстро глядит на Сириуса прежде, чем снова с большей уверенностью приказать: — Вверх! — И метла действительно взмывает вверх, прямо ему в руку, а он вздыхает, будто сам не может в это поверить, тогда его глаза находят Сириуса в надежде увидеть одобрение, которое тот ему, конечно, предоставляет. — Говорил же, что это не так сложно. — Сириус широко улыбается и слегка взъерошивает волосы брата. — Итак, теперь ты просто садишься на метлу и крепко держишься. — Он кладет руки Регулуса на ручку метлы. На запястьях обоих мальчиков Сириус замечает сплетенные Регулусом браслеты из ракушек. — А затем сильно отталкиваешься от земли и поднимаешься на пару метров. — А если у меня… если я не смогу? — Регулус смотрит на свои ноги, не поднимая взгляд на брата. — Эй, Реджи, послушай меня. — Сириус указательным пальцем поддевает нос брата в подбадривающем жесте и говорит: — Ты можешь сделать все, что угодно, обещаю. И я буду прямо здесь, готовый поймать тебя, если это вдруг понадобится, хорошо? Старшей версии Сириуса приходится отвернуться, потому что он не может… просто не может, честно говоря. Его глаза щиплет, а он не намерен плакать, предаваясь воспоминаниям. Это просто нелепо. Где-то там осталась целая война, а он тут, скорее всего в отключке, дрыхнет и грезит о своем мертвом младшем брате, ему нужно проснуться. И в этот момент… Он вновь слышит звон и, повернувшись, встречает все ту же дверь. Он распахивает ее и ступает через порог в… куда бы она ни завела его на этот раз… все еще пытаясь убедить себя, что в конце концов он сможет уйти отсюда. И снова он в своей детской комнате, а Регулус сидит рядышком. Теперь они еще старше, сидят на подоконнике, свесив ноги и в унисон качая ими; над их головами распростерто, на удивление, ясное ночное небо. Сириус не сразу узнает это воспоминание, потому что они с Регулусом не раз так проводили вечера, но что-то ему подсказывает, что это последняя его ночь на Гриммо перед тем, как он узнает, как ощущается настоящий дом. И пусть он немного нервничал по поводу предстоящей поездки в Хогвартс, он также едва сдерживал восторг, ведь ждал этого момента столько, сколько себя помнил. — Ты уверен, что мне нельзя просто поехать с тобой? — Голос Регулуса тихий и маленький, такой хрупкий, будто в любой момент с легкостью разобьется вдребезги. — Мне жаль, Реджи. — Он тоже звучит тихо. Сириус ничего так не хотел, как взять своего младшего брата с собой. Если бы он мог, то запаковал бы его вместе со всеми прочими своими вещами, на которые дома стоит табу (магловские пластинки, постеры и прочее), и протащил бы Регулуса с собой в замок. — Ты не можешь остаться? — Теперь под красивыми длинными ресницами мальчика собираются слезы — маленькие жемчужинки, готовые выскользнуть из его ярких глаз и понестись вниз по раскрасневшимся щекам. — Не могу. — Он качает головой. — Но я буду писать тебе письма. Много-много писем! — Обещаешь? — Обещаю. На это лицо Реджи расцветает и, кажется, сияет ярче, чем все звезды вместе взятые. — Знаешь, Реджи, я ведь на самом деле никуда не ухожу, ну, по крайней мере, не совсем. Я всегда рядом с тобой. — Сириус указывает на ночное небо и шепчет, будто это величайший секрет мироздания: — Вот здесь. Ты всегда сможешь найти меня, если только взглянешь наверх. — То есть и ты тоже сможешь найти меня там? — спрашивает Регулус, в восторге от одной этой мысли. — Конечно, я постоянно буду смотреть! — говорит ему Сириус и взъерошивает его волосы. Регулус окидывает его нахальным взглядом и снова нуждается в заверениях: — Ты обещаешь? — Да-да, я обещаю! Эдакая маленькая заноза, постоянно выпрашиваешь обещания. — Ты все равно меня любишь, — как ни в чем не бывало, пожимает плечами Регулус. И это даже не вопрос. Десятилетнему Регулусу и одиннадцатилетнему Сириусу нет нужды спрашивать о таком, потому что это никогда не было вопросом. Не тогда. Они оба знали ответ наверняка и делали все, что в их силах, чтобы доказывать его каждый день, находясь под этой крышей. Сириус почти уверен, что сцена, разворачивающаяся перед ним прямо сейчас, была последним разом, когда это было яснейшей в мире истиной. Последний раз, когда они сказали, что любят друг друга, и это было так же очевидно, как-то, что солнце встает на Востоке. — Люблю. А ты любишь меня, — ухмыляется Сириус. — Ну, разве что чуть-чуть. — Улыбка Регулуса такая широкая, что старшая версия Сириуса может видеть маленькую дырку на месте молочного зуба, с которой он тогда был так знаком. Сириус ловит себя на мысли: «Я не хочу идти дальше. С этого момента все будет становиться только хуже». Регулус, его младший брат, которого он всеми силами защищал, выбрал их, вместо него. Не важно, сколько лет пройдет, это осознание всегда будет жалить по-прежнему. Он выбрал их и умер за них, такой молодой и глупый. Когда-то Сириус думал, что ничего не мог поделать, чтобы предотвратить это, но теперь не может не гадать о том, достаточно ли старался. Может, если бы он толкал чуть сильнее, если бы поговорил с ним, понял его и заставил его понять себя, или даже прибегнул бы к крайней мере и потащил Регулуса к Поттерам против его воли, все сложилось бы иначе. Звоночек двери за снова привлекает внимание Сириуса. Он бросает последний взгляд на крепко переплетенных друг с другом хихикающих мальчиков на подоконнике и готовится к тому, что ждет его дальше. Сделав глубокий вдох, он шагает через порог. Сириус тут же понимает, где находится — это комната Регулуса — но он не узнает, «когда» он находится. Он хмурит брови и подходит ближе к столу, за которым сидит его младший брат. Оглянувшись вокруг еще раз, он понимает, что это не его воспоминание, его в этой комнате даже нет, а что значит, что где бы ни находилась его младшая версия, это воспоминание с ней не связано. «Это могло бы быть каким-то сном», — не может не подумать Сириус. Он медленно приближается к столу и садится на одно колено, чтобы быть на одном уровне с глазами Регулуса. Его брат упорно пялится в кусок пергамента прямо перед собой. Взгляд Сириуса бредет к нему, и ему удается узнать собственный почерк. Это письмо, одно из тех, что он отправлял домой Регулусу, пока сам был в Хогвартсе. Уголки рта мальчика сами собой поднимаются вверх, а глаза сверкают чем-то столь насыщенным и искренним, что Сириус, честно говоря, не может и припомнить, когда в последний раз видел нечто подобное на лице своего младшего брата. Мальчик подносит письмо к лицу и позволяет своим губам скользнуть по пергаменту, оставив на поверхности маленький нежный поцелуй. Когда он убирает его, подбородок мальчика дрожит, будто он борется, чтобы не позволить слезам пролиться из глаз. Сердце Сириуса ухает и пропускает удар, в груди разом становится слишком тесно. Сириус слышит неприятный скрип нижней ступеньки лестницы, и они с Реджи тут же поднимают головы. Глаза Регулуса расширяются: страх в них кажется таким очевидным, он в ужасе, потому что, как и Сириус, знает, что она идет. Его брат одаривает письмо последним взглядом, прежде чем испустить тяжелый скорбный вздох и разорвать его на куски, запихнув их в мусорку под столом. Он сидит на стуле, выпрямив спину, будто она прибита к бревну, и притягивает лежащую на столе открытую книгу поближе к себе. — Qu’est-ce que tu y fais? — вопрошает ее голос с порога. Плечи Регулуса напрягаются, но его голос не дрожит, когда он отвечает: — Je lis, Maman. — N’as-tu pas reçu d'autres lettres de ton désolant frère? — наконец задает она тот вопрос, ради которого, очевидно, и явилась. — Non, maman, pas une seule. — Он держит руки позади, скрестив пальцы. Вальбурга щурится и стискивает челюсть. — Bon. Тогда иди, у тебя через пять минут занятие по фортепиано. Регулус слегка кивает и ступает к двери. Когда он уходит, она, взмахнув палочкой, призывает к себе огрызки письма из мусорки и, восстановив их быстрым «Репаро», обхватывает письмо длинными костлявыми пальцами. Она хмурится и бросает взгляд на дверь, Сириус точно знает, о чем она думает. Регулус солгал ей, а ложь не проходит без последствий на площади Гриммо. Сердце Сириуса сжимается в груди, он инстинктивно чувствует страх за младшего брата, особенно теперь, когда снова увидел его таким крошечными после стольких лет. В нем поднимается желание защитить его, взять вину на себя и получить наказание вместо него. И именно сейчас он знает — в этот самый момент он понимает — что даже спустя все это время… Сириус никогда не прекращал любить своего брата. Регулус ранил его, предал его доверие, и все же вот он здесь, маленький и невинный, и Сириус может сказать наверняка, что ни за что не забрал бы назад свои слова и поступки. Если бы у него была такая возможность, он бы вновь сделал все то, что уже сделал ради своего младшего брата, и даже больше, только чтобы защитить его. Дверь призывно звенит позади Сириуса, и он разворачивается, в этот раз жаждя узнать, что будет дальше. У него никогда раньше не было шанса увидеть, что случилось с его братом, пока сам он был в Хогвартсе. Ступив через порог, Сириус оглядывает пространство вокруг в поисках зацепки, которая подскажет ему, «когда» же он находится на этот раз. Он бросает взгляд к окну и почти сразу может понять, что на дворе весна. За окном, пусть там и темно, все же виднеются цветущие деревья — мир за стенами этого холодного и мрачного дома живет и процветает. И, учитывая, что Регулус беспокойно маячит туда-сюда вдоль своей комнаты на Гриммо, а не находится в Хогвартсе, Сириус может рискнуть и предположить, что это весна 1972-го. Сириус не вернулся на Рождество в тот год — никак не мог этого сделать, поэтому остался в Хогвартсе с Ремусом. Ему было ужасно жаль, но он просто не мог заставить себя вернуться в тьму дома на Гриммо. Не после целого семестра с лучшими друзьями, каких только можно сыскать. Даже ради своего брата. Он был гриффиндорцем, но, как оказалось, не был так уж храбр перед лицом старых демонов. Регулус тяжело и нервно вздыхает; где-то на кровати валяется брошенная книга. Он шепотом призывает Кикимера. Эльф появляется с хлопком и кланяется. — Чем Кикимер может помочь юному мастеру? — Мне приходили письма? Хоть одно? — Между его бровей пролегает складка, которую Сириусу так и хочется разгладить. Ничего подобного не должно быть на лице его маленького братишки; оно не должно быть настолько привыкшим к глубокой печали и одиночеству, подобно раненому, запертому в клетке животному. — От другого мастера не было писем, — несколько раздраженно ворчит эльф. «Другой мастер» — вот кем он стал. Сириус почти уверен, что после его распределения ни один из обитателей этого дома — кроме разве что Регулуса — не удосуживался назвать его по имени. Не произносил его вслух, будто оно было оскорбительным, постыдным. Полнейшее разочарование благороднейшего и древнейшего семейства Блэк. Так любил называть себя сам Сириус. Носил этот титул с гордостью, как доспехи, забывая, что те были не более чем щитом, которым он прикрывался по одной лишь причине нескончаемых атак. Тогда он думал, что, возможно, если он повторит эти слова самому себе достаточное количество раз, они перестанут причинять такую боль, доносясь из уст других. Но он ошибался — было все равно больно. Он не хотел, чтобы было, но его никто не спрашивал. — Оу. Спасибо, Кикимер. — Регулус предлагает ему маленькую, слабую улыбку, а затем прочищает горло, встряхивая головой. — Ты не мог бы, пожалуйста, оставить меня? Эльф кланяется еще раз и исчезает, а негромкий хлопок эхом отскакивает от стен, как мячик. Регулус поднимается с места и бредет в сторону двери, тихо выскальзывая из комнаты. Сириус сразу же следует за ним. Оглядываясь по сторонам, проверяя, что он все еще один, Регулус направляется к комнате брата, аккуратно открывает дверь, точно зная, как сделать так, чтобы она не скрипнула. В собственном доме ребенок вынужден ходить на цыпочках, когда ему хочется пробраться в комнату своего брата, по которому он явно скучает. Эта мысль заставляет кровь в венах Сириуса вскипеть даже сейчас. Даже спустя все эти годы. Мальчик открывает один из ящиков в шкафу Сириуса и достает рубашку, надевая ее поверх собственной пижамы, позволяя ей обхватить свои плечи, будто это не какая-то ткань, а мягкие и теплые руки самого Сириуса, обнимающие его. Регулус с грустью улыбается самому себе. Затем он ступает по направлению к подоконнику, на котором всего несколькими месяцами ранее сидел со своим старшим братом. Регулус легко открывает окно и садится рядом с ним, глядя на небо — за тяжелыми темными тучами не видно ни единой звезды. — Ты прячешься от меня, Сириус. Почему? — бормочет мальчик себе под нос, и голос его срывается. — Я сделал что-то не так? — Глаза Регулуса блестят из-за застилающей их пелены. Он вот-вот заплачет. — Ты злишься на меня? Пожалуйста, не злись, я очень по тебе скучаю. Сириус чувствует такую слабость в коленях, что складывается ощущение, что они сейчас откажут, если это вообще возможно, учитывая, что он… призрак, или дух, или что он там теперь такое. Сев на колени, он быстро подползает к Регулусу, желая больше всего на свете дотянуться до него, прикоснуться, утешить. — Я… я знаю, что теперь у тебя есть друзья, и я, я правда за тебя рад. Честно. Прости за то, что подумал о них плохо, когда ты впервые мне о них написал, но, пожалуйста, просто… — Его голос опять срывается, а слезы текут вниз по щекам. Сириусу хочется стереть их все, обхватить маленькое тело Регулуса и остановить дрожь в его плечах. Но стоит ему предпринять попытку, его руки просто проходят насквозь. Он не принадлежит этому миру, этому моменту. Воспоминанию. — Просто напиши мне снова. О чем угодно. Даже если сердишься, просто напиши о том, как зол на меня, но не молчи, не игнорируй меня больше. Сириус в полнейшем замешательстве, потому что не было ни единой причины, по которой он мог бы сердиться на Регулуса. Он не был зол на него. Тогда на то еще не было оснований. — Ты не ответил ни на одно из моих писем. Может, я слишком навязываюсь… Я могу исправиться, меня станет меньше, если тебе этого хочется, я буду писать меньше. Вот увидишь, я смогу. Но ты… ты обещал. Ты сказал, что будет много писем, но не написал ни одного с самого октября. — Регулус уже вовсю рыдает, поэтому трудно разобрать, о чем он говорит. Как от него могло не быть писем? Сириус писал по три-четыре письма каждый месяц и отправлял домой. Это сам Сириус не получил ни единого ответа, но все равно продолжал писать. Он просто полагал, что их дорогая-любимая мамочка не позволяла Регулусу отвечать. И тут все, конечно же, становится кристально ясно. Вальбурга действительно не позволяла им коммуницировать, но не совсем так, как полагал Сириус. Он лишь теперь осознает, что она, должно быть, крала его письма к Регулусу и перехватывала те, которые его младший брат, в свою очередь, отправлял ему. Она активно пыталась рассорить их, и со временем ей это очевидно удалось. — Сириус, я… — Регулус вытирает нос рукавом рубашки Сириуса. — Если ты не напишешь на следующей неделе, я… я больше не буду ждать, слышишь? Но тот Сириус не слышал. Как он мог? Глаза Регулуса уверенно бегают по небу, по-прежнему затянутому настолько, что и намека на звезды не видать. Но вот в чем штука — звезды никогда не выбирают прятаться сами, они всегда там, на небе. А скрыть их ото всех решают именно жестокие тучи, за чьими огромными тушами оказываются несчастные звезды, отрезанные от глаз созерцателей. — Я просто перестану надеяться на то, что ты вспомнишь меня, что выберешь меня, — продолжает Регулус. — И это мое тебе обещание. — Он ставит ударение на последнем слове, выделяя и подчеркивая его. Сердце Сириуса разрывается на мириады маленьких частиц от того, что все это слова его одиннадцатилетнего младшего брата. Потому что, конечно, Регулус так и не получил письма от Сириуса: ни на следующей неделе, ни даже через месяц, раз на то пошло. Их мать сделала все, чтобы убедиться в этом. И Регулус, верный своему слову, перестал ждать и надеяться, что Сириус выберет его, как он сам выразился. Первое, что видит Сириус, в очередной раз переступив через порог, — это то, как распахивается парадная дверь на Гриммо, позволяя теплому солнечному свету заполнить собой прихожую. Фигура юного — теперь уже двенадцатилетнего — Сириуса ступает внутрь, таща за собой огромный сундук. Воздух вокруг него трещит, мальчик выглядит по-настоящему взволнованным, но при этом радуется одной единственной перспективе, на которой позволяет себе фокусироваться — он вот-вот наконец вновь увидит своего младшего брата, свою petite étoile, и расскажет ему обо всем волшебстве и шалостях, которые окружали его на протяжении учебного года. По пути наверх он в спешке перепрыгивает через ступеньки, думая лишь о том, как ему хотелось бы просто аппарировать к своему Реджи. Старший Сириус молча следует за ним, хмурясь и уже зная, что именно ждет их впереди. Как только они оказываются перед дверью Регулуса, Кикимер появляется из ниоткуда и говорит: — Хозяйка желает говорить с мастером Сириусом. — Сириус не может не фыркнуть. Да, «хозяйка желает» на самом деле значит «хозяйка требует». И не стоит воспринимать это никак иначе. «Мое желание — закон для тебя». Когда оба Сириуса оказываются в гостиной, где Вальбурга и ожидает его, старший совершенно не удивляется уже привычному: — Ты стал настоящим позором для своей семьи в этом году. — Однако маленький Сириус явно еще не выработал иммунитет к конкретно этой нападке. Его дергает, но он старается сразу же взять себя в руки и не подавать виду. Он задирает подбородок повыше, покрепче прижимая к груди невидимый щит. Как только обыденный ритуал требования немедленно прекратить навлекать позор и грязь на их имя подходит к концу, Сириус вновь стоит у двери спальни своего брата. Он, теперь уже менее искрящийся радостью, нежели тридцать минут назад, сначала хочет сразу потянуться к ручке двери, но все же решает постучаться. Причиной тому новая для пробывшего год вне дома Сириуса табличка, гласящая: «Не входить без ясно выраженного разрешения Регулуса Арктуруса Блэка». Дверь медленно открывается, и Сириус снова может видеть Регулуса, только… теперь он едва ли похож на того мальчика, которого Сириус видел раньше — одну дверь назад — укутавшегося в его рубашку. И он абсолютно точно не похож на того, с кем Сириус попрощался тогда, в конце августа. Снежный принц — так Регулуса называли в Хогвартсе. Сириус ненавидел это прозвище или, возможно, он просто ненавидел то, как хорошо оно стало ему подходить, учитывая, насколько теплым и светлым ребенком Реджи был в раннем детстве. Лицо его petite étoile теперь холодное, безэмоциональное, закрытое, будто его здесь вообще нет, будто он где-то далеко, заперт глубоко внутри этой ледяной оболочки. Он даже не смотрит толком на Сириуса, а скорее — сквозь него. Глядя на это лицо, едва ли кто-то признал бы в этом выражении одиннадцатилетнего ребенка. Регулус выглядит так, будто постарел на десять лет за десять месяцев. Сириус мог бы в своей привычной шутливой манере прокричать что-то вроде «угадай, кто наконец вернулся!» прямо сейчас. Но он этого не делает. Сириусу требуется лишь полвзгляда в глаза своего младшего брата, чтобы понять, что он уже не тот. Реджи, которого Сириус знал до своего первого курса в Хогвартсе бесследно исчез, пропал, и маленький Сириус просто не понимает, что с этим делать. Не знает, как это исправить. — С возвращением домой, — холодно объявляет Регулус, его тон ни капли не радушен, а эти стены вовсе не ощущаются как дом. Как твои дела? — хотелось спросить Сириусу, — Почему ты не писал? Но отстраненное выражение лица Регулуса — достаточный ответ на оба вопроса. «Я опоздал. Я должен был вернуться в то Рождество, — думает уже повзрослевший Сириус. — Должен был объяснить все Реджи еще тогда, когда было не слишком поздно, когда он еще не закрылся в себе». За его спиной опять возникает дверь, давая о себе знать легким звоном, но, опять же, все, чего Сириусу хочется, — это подойти прямо к своему маленькому братишке и прижать к себе, успокоить, заверить, что он рядом, что ничего плохого больше не случится, хотя бы попытаться объяснить, что на самом деле произошло. Сказать ему, что вина за все это лежит на одном человеке — их матери. Что сами они неповинны. Что они были всего лишь детьми. Он не может этого сделать. А потому идет дальше. Сириус заходит в купе Хогвартс-экспресса, которое теперь кажется куда более крошечным, чем когда он сам был лишь мальцом. Однако оно все еще, даже спустя все эти годы, ощущается как волшебство — лучший тип магии — теплое, нежное и гостеприимное, тут же принимающее в свои объятия. Вовсе не похожее на чувство окутывающее того, кому не посчастливится перейти порог дома на площади Гриммо. — Привет, мальчики, — объявляет о своем приходе Сириус, улыбаясь от уха до уха. — Скучали по мне? О, я знаю, что скучали. Ремус не может не закатить глаза, но он также не может и скрыть то, как волей-неволей уголки его губ ползут вверх. Младший Сириус бесцеремонно вваливается в купе, и Регулус ступает внутрь за ним, выглядя мрачным и совсем не довольным компанией, в которой ему предстоит провести свою первую поездку в Хогвартс. Теперь они все находятся в купе, и ох. Сердце Сириуса заикается где-то в груди, пропуская удар… другой… третий при виде Джеймса. Он так давно его не видел, и все, чего ему хочется сейчас — это смотреть и смотреть на него, обнять и никогда больше не отпускать. Но это будет ошибкой. При жизни он часто был настолько ослеплен светом Джеймса, что не замечал сияния Регулуса, где-то в тени дожидавшегося, когда же взгляд Сириуса соизволит перейти на него. Конечно, Джеймс оказывается первым, кто подходит к новоприбывшим: обнимает друга и предлагает руку Регулусу, когда Сириус представляет их всех друг другу. Однако Регулус лишь морщит нос и сверлит взглядом протянутую руку Джеймса, даже не утруждая себя тем, чтобы ее пожать. Сириус слегка ударяет брата по макушке. — Прекрати дуться и скажи «привет». — Привет, — выдыхает Регулус, не удостаивая группу ребят даже взглядом, пока сощуренные глаза не покидают лица Сириуса, будто говоря: «теперь доволен?» — Так-то лучше. Регулус садится возле окна и достает книгу. Он не обращает ни на кого внимания до самого конца поездки Младший Сириус тоже не обращает внимания на брата, куда более заинтересованный в общении с друзьями, по которым скучал все лето. Однако старший Сириус глаз не сводит с него теперь, когда у него есть шанс снова видеть его. Прошло семнадцать лет и не было ни дня, чтобы он не думал о своем Реджи. О временах, когда он еще мог назвать своего младшего брата по-настоящему своим, а не их. Не их родителей, не семьи, не Волдеморта. Хватка Регулуса на книге вдруг крепчает до побелевших костяшек. В какой-то момент перед прибытием он извиняется, совсем как его воспитали, прежде чем выйти из купе. Звучит это не столько вежливо, сколько рефлекторно. Он все еще мрачный, все еще хмурится по пути в уборную. Старший Сириус следует за ним. Регулус стоит перед зеркалом и брызгает водой прямо себе на лицо, будто пытаясь прийти в себя. Сириус глядит на его лицо в отражении, отчаянно желая расшифровать его, разгадать тот пазл, коим стал его брат, понять его внутреннее устройство, механизм работы. Он бы отдал что угодно, чтобы получить возможность ненадолго заглянуть в его черепушку, хоть глазком увидеть, что его беспокоит, чего он боится, чего желает. Теперь уже слишком поздно, конечно — он не может ни защитить его, ни гарантировать осуществление потаенных желаний. Вдруг Регулус подает голос, вообще-то он говорит не с кем-то конкретным, а с самим собой, потому что он уж точно не может знать о присутствии Сириуса. — Я буду хорошим. Если не для Сириуса, тогда для maman. Я смогу сделать так, чтобы она гордилась, надо просто делать, что велено. Это не так сложно, я могу сделать все, что угодно. И он сделал так, чтобы их мать гордилась. Тем вечером Регулус Арктурус Блэк, в отличие от того разочарования, коим стал его брат, был распределен на Слизерин и продолжил многовековую традицию. 1 сентября 1972 добавило еще одну длинную, извилистую трещину в их с Регулусом отношениях. Оглядываясь теперь, Сириус почти уверен, что они просто неизбежно отдалялись друг от друга с каждым днём, чтобы потом безвозвратно потерять друг друга навсегда. Сириус слышит звон двери и бросает последний взгляд на брата в зеркале, будто он сейчас не переступит через порог, только чтобы увидеть его вновь. Теперь, когда он наконец может действительно видеть его, спустя годы после смерти, он не может насытиться его видом. Сириус оказывается в Большом зале, но совсем не с той стороны, к которой так привык за семь лет обучения на Гриффиндоре. Он стоит возле слизеринского стола и видит сидящего в паре метров брата. Регулус сидит лицом к гриффиндорскому столу и пристально глядит на него. Он толком даже не ест, замечает Сириус. Сканируя взглядом стол, Сириус натыкается на газету; если верить «Ежедневному пророку», на дворе конец сентября 1972. В то время у Сириуса все еще чуть ли пар из ушей не валил от того, что Регулус попал на Слизерин. Он воспринимал это как личную атаку, как предательство — первое из многих, думал он позднее. Естественно, Сириус тогда даже взглядом брата не одаривал, игнорируя его всякий раз, когда тот предпринимал попытку подойти. Это было по-ребячески, конечно, теперь он это понимает. И все же, к сожалению, тогда он и был всего лишь ребенком. Регулус пялится на гриффиндорцев на другом конце зала, в то самое место, где сидят мародеры. Он не отрывает глаз, крепче сжимая в руке вилку. С той стороны зала до старшего Сириуса доносится собственный отдаленный смех. Видимо, Джеймс пошутил или в очередной раз выставил себя дураком перед Лили, а Лунатик вставил саркастичный комментарий, что в свою очередь заставило Сириуса разразиться смехом. До него доносится еще один звук — фырканье откуда-то неподалеку. Чуть повернув голову, он замечает Снейпа, закатывающего глаза и бормочущего какую-то хрень себе под длинный нос. — Знаешь. — Он поворачивается к Мальсиберу, сидящему справа от него и продолжает: — Понятия не имею, как он вообще может называть себя чистокровным, учитывая его окружение: этот мутный полукровка Люпин и прочие грязнокровки. Я бы даже не удивился, если бы этот поганец на самом деле оказался вовсе не Блэком. — Снейп снова поворачивает голову, на этот раз в сторону Регулуса, и спрашивает: — А ну-ка расскажи нам, Блэк, твоего брата что, усыновили? Регулус, который прежде не обращал ни малейшего внимания на разговор, продолжая глядеть на Сириуса, теперь холодно взирает на Снейпа. Вообще гнев Регулуса никогда не проявлялся, как горячее пламя, подобно ярости Сириуса, его острая злость имела способность заморозить тебя до смерти, он мог разрубить тебя на кусочки ледяными лезвиями своих серых глаз. Снежный принц. Теперь он глядит этими ледяными глазами на Снейпа, будто тот не более, чем грязь на его подошве — взгляд, которому оба брата научились у любимой матери, хотя сам Сириус использовал его лишь, чтобы впоследствии глазеть в ответ на нее же, да и на всю семью Блэков, включая Регулуса, раз на то пошло. — Забавное наблюдение со стороны от полукровки. На твоем месте, я бы следил за языком, иначе есть риск его лишиться. Лучше не лезь не в свое дело, Нюниус, — шипит Регулус и отворачивается, делая глоток чая. Его свободная рука, как замечает Сириус, незаметно тянется за палочке под столом, и, как только Регулус бормочет заклинание прямо в чашку, кружка Снейпа взрывается прямо в его руках. Он громко выругивается — по-видимому, содержимое кружки было обжигающе горячим. Весь Большой зал смотрит на Снейпа и погружается в хохот. Сириус может различить собственный смех, перемешанный со смехом остальных мародеров. Однако Регулус остается совершенно спокойным и просто продолжает попивать свой чай. Сириус никогда раньше не бывал в слизеринских спальнях, но у него есть все основания полагать, что именно там он и оказался. В воздухе стоит неприятная сырость, вокруг темно — окон нет, но Сириус и без них может догадаться, что на дворе ночь. Балдахины на трех спальных местах в комнате задернуты, но сквозь узкую щель в балдахине ближайшей от него кровати льется яркий свет люмоса. Сириус недолго думая делает шаг, затем еще один, и наконец проходит прямо сквозь темно-зеленую ткань с серебристой вышивкой. Просто блеск, он теперь полноценный бестелесный дух. На кровати, загнув одну ногу под другую, сидит Регулус, сгорбившись над каким-то куском пергамента с пером в руке. В какой-то момент он даже подносит перо ко рту и задумчиво пожевывает пушистый кончик. Один взгляд дает Сириусу понять, что пергамент пока пустой, а значит, Регулус усердно думает, что на нем написать. Или — как Сириус узнает всего через несколько секунд — нарисовать. Регулус начинает водить пером, сосредоточенно вычерчивая что-то черными чернилами. В конце концов закончив работу, он приподнимает пергамент, чуть отстраняя его от себя, видимо, чтобы рассмотреть издалека. Расценив рисунок как достойный он достает палочку из-под подушки и привычно взмахивает ей. Сириус хорошо знаком с этой привычкой брата, хоть в детстве это и было несколько более проблематично за неимением палочки. Обычно Регулус довольствовался своими рисунками в обычном виде, но порой Сириусу удавалось-таки достать палочку кого-то из родителей и помочь Реджи оживить его рисунки. Сейчас, взглянув на теперь уже раскрашенный кусок пергамента, Сириус чувствует, как перехватывает дыхание. Потому что он помнит его. Разве мог он такое забыть? Честно говоря, Сириус до сих пор до мельчайших подробностей помнит абсолютно все, что связано с его младшим братом. Даже то, что делает больно. Даже то, что хотелось бы забыть. Это открытка, которую Регулус подарил ему на тринадцатилетие. На ней — два мальчика, смутно напоминающие их самих: темные волосы, похожие родинки, острые черты еще кругловатых лиц. Они летают на метлах и играют в квиддич — в ту его версию, в которую можно играть вдвоем, имея в распоряжении только две метлы и нечто, смутно походящее на квоффл. На их лицах сияют радостные улыбки, а над головами — солнце. Подпись в нижнем углу: «С днем рождения, Сириус». Сириус помнит, что избегал встреч со своим братом после его распределения. Но в начале ноября, в свой день рождения, никак не мог продолжать игнорировать Регулуса, который чуть ли не на цыпочках следовал за ним по пятам по замку. Когда его заметили, Реджи залился краской и, едва выдавив пару членораздельных слов, одним из которых было «прости», всучил ему в руки открытку и застыл. Пока Сириус изучал пергамент, Регулус чуть не сбежал, но Сириус остановил его, ласково взъерошив волосы, и с приклеенной к губам веселой ухмылочкой сказал: «спасибо, Реджи». Он был почти уверен, что Регулус тогда засиял и почти воспарил. После этого их отношения пришли в относительную норму. Хотя, если сравнивать с тем, как близки они были в раннем детстве — до Хогвартса — то вели они себя довольно отстраненно, холодно. Они кивали друг другу, когда пересекались где-то в замке, могли переброситься парой расхожих фраз, но разговоры их все же были пропитаны неловкостью и недосказанностью. Оно и понятно, ведь они все еще оба таили друг на другу обиду, и вместо решения проблемы словами через рот, они, как дети (коими и являлись), зарыли ее глубоко внутри, думая, что все снова стало хорошо. Вот только закопанное начало гнить, отравляя любой прогресс, который мог бы им светить. Где-то за балдахином раздается знакомый звон двери, и Сириус, наконец отводя завороженный взгляд от поглаживающего открытку брата, идет дальше. На этот раз, переступив через порог, Сириус по окружающей Регулуса суете — куче бегающих из стороны в сторону детей и подростков, парящим над головами отдельным предметам, в том числе целым сундукам, и венку над камином — понимает, что слизеринская гостиная в разгаре предрождественских сборов. Это все тот же 1972 год, вернее уже его конец. Регулус сидит на зеленом кожаном диване, будто вся эта мирская суматоха его совершенно не касается. С бесстрастным выражением лица он читает какую-то книгу, когда на раскрытую страницу приземляется заколдованный бумажный самолетик. На одном крыле изящным курсивом красуется подпись «Регулусу», на другом — «от Сириуса». Развернув послание и быстро пробежавшись по нему глазами, Регулус встает с места и, не обращая ни на кого внимания, выходит из гостиной. Он направляется к пустому кабинету по Чарам, в который его и позвал Сириус. Тот уже ждет его там, прислонившись к подоконнику и глядя на дверь. Вроде совершенно незначительный жест, но сейчас взрослый Сириус понимает, как сильно это контрастировало с их обычными посиделками в детстве. Обычно они сидели друг рядом с другом на подоконнике, смотрели на звезды или (чаще всего) облака за окном, улыбались и стукались плечами, обмениваясь обещаниями. Теперь же тринадцатилетний Сириус стоит с руками, скрещенными на груди, будто бы говоря: «давай сразу к делу». — Привет, — начинает Сириус. Потому что это он позвал Регулуса, а значит, и начало разговора за ним. Вежливая и опасливая улыбка в уголке его губ уже о многом говорит. Как далеко они уже отдалились друг от друга всего за полтора года. И сколько еще километров проляжет между ними в будущем. — Привет, — зеркалит Регулус. Он не улыбается, даже из вежливости. — Я… эм. Не хочу домой на праздники, — выдает Сириус на одном дыхании. Регулус стоит там, у самой двери, будто готовый вот-вот сорваться с места, с привычным непроницаемым выражением, но всего на миг — да, на полсекунды — и сейчас Сириус видит это очень четко, на его лице проскакивает удивление, непонимание, обида, предательство — все эти чувства переплетены в мерзком запутанном пучке, в котором невозможно разглядеть ни начала, ни конца. — Рад за тебя, — ровно отвечает Регулус, не позволяя эмоциям отразиться в голосе. — А я тут при чем? — Я хочу, чтобы ты остался со мной, — неуверенно предлагает Сириус. Это просто попытка. Он пытается, правда пытается выйти на контакт, но такое ощущение, что каждый раз, когда тянет руку он — отворачивается Регулус, а когда тянется Регулус — в другую сторону смотрит Сириус. Регулус хмурится, позволяя маске наконец если не треснуть, то дрогнуть, чуть съехав в сторону. — В Хогвартсе? — У Регулуса в голосе странная каша из удивления и надежды. Сириус слегка прикусывает губу и отвечает: — Я хотел бы поехать к Поттерам, и Джеймс сказал, что они с удовольствием примут нас обоих. Старший Сириус видит, как маска Регулуса моментально встает на место. Любая надежда рушится, падает и разлетается на части при одном только упоминании Джеймса. Это был неправильный ход. Неловкое движение — ошибка дилетанта. Опытный акробат такую не совершил бы, а учитывая, по какому тонкому канату Сириус тут пытался пройти, ему, очевидно, следовало это предвидеть. Но дело в том, что тогда маленький Сириус этого еще не понимал. Может, он и видел, что отдаляется от брата, но совсем не подозревал, что тот может чувствовать себя преданным, может чувствовать себя так, будто ему нашли замену. Джеймс никогда не был для Сириуса заменой Регулуса. Никто никогда не смог бы заменить ему младшего брата. Нет никого больше на этом свете, кто мог бы причинить ему такой уникальный тип боли, оставить такие глубокие шрамы. Незаживающие раны. Все, что подарила ему Вальбурга, со временем огрубело, стало едва заметным, почти слилось с ним, став второй кожей. Оставленные Регулусом раны до сих пор кровоточат. Иначе его здесь сейчас не было бы. — Я не поеду к Поттеру. — Последнее слово он выплевывает, будто это оскорбление. Будто ему в рот попало что-то, от чего хочется поскорее избавиться. Что-то протухшее. — Но… — начинает Сириус, и Регулус тут же его перебивает. — Нет, Сириус. Я не поеду и тебе не советую. Maman будет недовольна, у нас и так полно проблем. «У нас». Тогда Сириус подумал, что под этими «нами» Регулус имел в виду себя и родителей — всю их семью. Теперь же ему кажется, что, возможно, тогда в голове Регулуса они с Сириусом еще были заодно, находились в одной системе координат. Были «они» и была «она» — Вальбурга. Были они против нее. Пока еще Регулус не был с ней. Он все еще находился где-то посередине, и, кажется, именно от Сириуса зависело, какую сторону он примет. — Я не хочу домой, — упрямо заявляет младший Сириус, — это не дом вовсе, а какая-то тюрьма. Честно говоря, взрослый Сириус фыркает, не в силах сдержать смешок, потому что… о Мерлин, если бы он тогда знал, что попадет и в настоящую тюрьму… Хотя даже двенадцать лет в Азкабане показались ему не такими ужасными, как последний год, который он провел на Гриммо в полном одиночестве, с единственными компаньонами в лице портрета сумасшедшей покойной матушки и старого ворчливого домовика. — Что ж, — выдыхает Регулус. — А я не хочу больше продолжать этот разговор. Произнеся эти слова, он выходит из кабинета, хлопая за собой дверью. После хлопка у окна раздается раздраженный стон Сириуса, а затем дверь вновь звенит, призывая старшего Сириуса идти дальше. Он снова в слизеринском общежитии. На одной из кроватей лежит, держа над головой книгу, Эван Розье. Соседняя кровать, находящаяся посередине, пустует, а крайняя справа занята Регулусом, разложившим вокруг себя учебники. На обложке одного из них Сириус видит название «История магии: 2 курс». Вдруг безо всякого предупреждения, не стучась, в комнату кто-то врывается. Барти Крауч младший. Он шумно, даже не пытаясь двигаться потише, дабы не помешать однокурсникам, проходит к своей кровати, садясь прямо напротив Регулуса. Тот все еще не отрывается от своих бумажек, несмотря на то, что очевидно заметил вновь прибывшего. Барти безмолвно опускает тяжелый фолиант прямо на пергамент Регулуса, когда тот отводит перо в сторону, чтобы макнуть в чернильницу. Звучит негромкий хлопок — книженция действительно не маленькая. — Что это? — наконец обращает на него внимание Регулус, слегка хмурясь. Барти лишь игриво приподнимает брови, кивая на книгу. Регулус вздыхает и переводит взгляд вниз, на обложку. «Азы окклюменции». Сириус хмурится, не понимая, зачем студентам второго курса такой материал. Крауч все еще не произносит ни слова, но когда Регулус снова поднимает взгляд, в его глазах светится удивление вперемешку с какой-то признательностью. В ответ на это парень лишь жестом руки показывает, как закрывает рот на замок и выкидывает ключ, легко улыбаясь краешком губ. — Поднимайтесь, зануды, — объявляет Крауч, меняя тему и поворачиваясь к Розье. Он хлопает в ладоши, призывая подчиниться. — Время ужина. Я сейчас просто сдохну, гиппогрифа бы съел, честное слово. — Он уже у двери, Эван присоединяется, и они оба смотрят на Регулуса, все еще разглядывающего книгу, вертя ее в руках. — Ну, чего ждем? Потом будешь на книжки свои дрочить. Регулус кидает в него подушку, тихо бубня что-то вроде «придурок», но все же встает и направляется к друзьям. Барти легко перебрасывается словами с Эваном, а Регулус бредет, едва ли участвуя в беседе. Разворачивается оживленный разговор, полный шуток и смешков; ловя его обрывки, Регулус изредка поднимает голову, расплываясь в улыбке. Похожая появлялась на его лице при общении с Сириусом — по большей части до Хогвартса, крайне редко — позднее. Сириус видит теперь, что его Реджи мог найти в Крауче. Он громкий и вездесущий, при этом умеющий найти подход к тихому и нелюдимому Регулусу. Относящийся ко всему, как к шутке, но умеющий быть серьезным там, где нужно. По пути к Большому залу они проходят мимо Снейпа с Лили, и Барти показательно закатывает глаза. — Что за фрик? — язвительно спрашивает он. — Ну то есть серьезно. Думаю, ему стоит собрать яйца в кулак и наконец выбрать, хочется ему стелиться перед друзьями вроде Мальсибера и Эйвери или перед грязнокровкой Эванс. Сириусу хочется придушить Крауча на месте за оскорбление в сторону Лили, но он не может не согласиться с тем, что Нюниус — чертов лицемер. Регулус хмыкает, а Розье отвечает: — Шутишь? Он же изворотливая, ползучая тварь. Под любого постелится. Боюсь, что ножа в спину от такого можно ожидать в любой момент. Сириус и это замечание считает справедливым. Они продолжают идти по коридору, когда у самого входа он ловит взгляд маленького себя. Младший Сириус сверлит взглядом брата, и когда тот оказывается в самом проходе, хватает его под локоть, говоря: — Поговорим? Регулус смеряет его холодным взглядом, но все же тихо сообщает Розье и разом нахмурившемуся Краучу: — Я скоро приду. Они с Сириусом отходят в альков неподалеку, где старший брат тут же начинает шипеть: — Я совсем тебя не понимаю, Регулус. Как ты так можешь? Регулус невпечатленно приподнимает брови, явно не понимая, о чем речь, но принимая вид человека, которому абсолютно все равно, что ему дальше скажут. Да и вообще все равно на слова, сказанные в любое время. Особенно если они вырываются из уст блудного брата. — Конкретнее? — просто уточняет он. — Конкретнее: как ты можешь дружить с этими гадюками? Тебе не надоело вообще? Постоянно слушать одно и то же, как заевшую пластинку. «Грязнокровки» то, «предатели крови» это, и бла-бла-бла… Ты даже не пытаешься всему этому противостоять, быть выше всех этих предрассудков? — Все сказал? — монотонно выдыхает Регулус в ответ. И уже поворачивается, чтобы пойти за друзьями в Зал. Старший Сириус морщится, понимая, что тогда — в очередной раз — выбрал совершенно не верный подход к брату. — Нет, не все! — Он снова хватает Регулуса за руку, а тот показательно вырывается, шипя: «не прикасайся ко мне». — Просто… — Сириус тяжело вздыхает. — Я правда не могу понять, как ты все это выносишь, дома и тут тоже. Тебе не противно? Реджи, поверь, они все такие же, как мы, ничем не хуже, а у некоторых и поучиться можно было! — Учиться у грязнокровок? — язвительно фыркает Регулус. — Чему? Катаниям в грязи? Сириус видит, что в этот момент они с братом уже достаточно далеко друг от друга и достаточно обозлены, чтобы просто продолжать перечить из принципа. Из вредности: если Сириус скажет «право», Регулус ответит «лево». Тринадцатилетний Сириус, вспылив, хватает брата за ворот и грубо припечатывает к стене. — Что с тобой стало, petite étoile? — разочарованно вздыхает Сириус, сводя брови к переносице. — Я повзрослел, — безэмоционально отвечает Регулус. — Не нравятся мои друзья? Тогда отвернись. — Выбравшись из хватки Сириуса, он вновь делает несколько шагов в коридор, через который в Большой зал стекаются студенты; от любопытных взглядов братьев Блэк скрывает лишь темнота ниши. — И не называй меня так больше. — Фраза произнесена тихо, но звучит громогласно в голове Сириуса что тогда, что сейчас. Регулус уходит довольно далеко, прежде чем младший Сириус бормочет в темноту: «Tu resteras toujours ma petite étoile». Выйдя из двери в этот раз, Сириус снова оказывается на Гриммо. Дверь в его детскую спальню приоткрыта, из щели льется теплый свет, и он замечает, как открывается соседняя дверь — Регулуса. Мальчик выглядывает из своей комнаты с книгой в руке и собирается пойти по лестнице вниз, когда его внимание привлекает шум из комнаты Сириуса. Действительно, там будто бы происходит масштабная перестановка — грохот стоит тот еще. Сириус всегда был громким, но в какой-то момент он перестал пытаться это скрывать. Носил свою так называемую взбалмошность гордо, как подобало гриффиндорцу. Регулус тяжело вздыхает и меняет маршрут, направляясь в сторону спальни брата. Он как раз собирается постучать в дверь, когда краем глаза замечает что-то, что заставляет его шокировано ахнуть. Регулус медленно открывает дверь, и та своим скрипом привлекает внимание Сириуса, довольно ухмыляющегося прямо напротив стены, полностью обклеенной плакатами. Старший Сириус помнит, как разменял у Мэри свои деньги на магловские. Как пошел в киоск и купил плакаты с массивными мотоциклами и даже нашел возле мусорки какие-то изображения полуголых женщин. Это было летом после его третьего курса. Глаза Регулуса буквально разбегаются и он только и может, что хватать ртом воздух. — Нравится? — с ухмылкой в уголке губ интересуется Сириус. — Ты… — выдыхает Регулус. — Сириус! Ты из ума выжил? Maman… — Maman это, maman то! Ну и пускай она меня накажет. Ставлю все свои галеоны на то, что она ни за что не сможет сорвать эти плакаты со стен. — Во всем его виде, позе сияет самодовольство и нахальство. И ему это нравится. Нравится бросать вызов в мелочах, раз уж пока что он не может сделать ничего по-настоящему большего. — Сириус… — И его тон… это осуждение, непонимание так похоже на Блэков. Разочарованный вздох, которым стало имя Сириуса, переходил из уст в уста всех членов благороднейшего и древнейшего рода. Но, кажется, впервые его имя звучит так из уст Регулуса. Сириус лишь закатывает глаза, не показывая, как разочарование, сквозящее в тоне младшего брата, на самом деле задевает его. Давно ушли те времена, когда они были в этом доме союзниками. Теперь они друг для друга предатели, что хуже врагов. Регулус качает головой, будто не считая нужным тратить на все это дыхание, пытаясь что-то доказать. Он разворачивается и выходит из комнаты. Старшая версия Сириуса остается в комнате со своей молодой копией. Сто́ит двери за Регулусом захлопнуться, как улыбка слетает с его губ, и он стоит посреди всего своего беспорядка: перевернутые вверх дном ящики, переставленные кресла и стена, настолько заклеенная изображениями, что не видно и кусочка дорогих обоев. Некоторое время Сириус так и стоит тут, но затем вспоминает, что должно произойти с минуты на минуту и подходит к стене, которая соединяет их с Регулусом комнаты, чтобы пройти прямо сквозь нее. Регулус вернулся в свою спальню, и Сириус хмурится, потому что был убежден, что его здесь не будет. Если память ему не изменяет, всего через несколько минут в комнату Сириуса должна нагрянуть разъяренная Вальбурга Блэк, которой кто-то сообщил о проказе старшего сына. Сириус всегда думал, что это сделал Регулус, но сейчас, глядя на угрюмого, уткнувшегося в книгу мальчика, он уже не так уверен в этом. Но если не Регулс, то кто… Негромкий хлопок привлекает его внимание. Регулус несколько испуганно поднимает взгляд, но успокаивается, когда замечает Кикимера. — Мастер Регулус опечален. Что еще может Кикимер сделать, чтобы его обрадовать? — хрипит эльф, отвешивая поклон. — Еще? Что ты там уже успел сделать, неужели мой любимый лимонный торт? — Регулус тут же расплывается в улыбке. — Пока нет, но если этого хочет мастер, то Кикимер сейчас же примется за готовку! — с энтузиазмом заверяет Регулуса эльф. — Кикимер уже сообщил хозяйке о шалостях другого мастера, так что скоро она с ним поговорит. От улыбки Регулуса не остается и следа. Глаза расширяются в настоящем ужасе. Панике. — Что?! Кикимер, почему ты… зачем… — Регулус явно не может найти слов, либо же сам понимает, почему и зачем. Кикимер всегда недолюбливал Сириуса, и корнем этого, скорее всего, было именно грозное отношение к нему Вальбурги. Эльф просто брал с нее пример. — Кикимер видел, как мастер Сириус расстроил мастера Регулуса, и решил, что это поможет мастеру почувствовать себя лучше. Кикимер не должен был этого делать? Мастер Регулус только больше расстроился! Плохой Кикимер, плохой эльф! — Домовик начинает бить себя по голове, наказывая. Регулус ловит маленькую костлявую ручонку, прекращая самобичевание. — Нет, Кикимер! Не надо. Нет. — Он тяжело вздыхает, после чего пытается принять беззаботный вид и соответствующий тон. — Знаешь что? Давай ты пойдешь на кухню, приготовишь мое любимое лакомство, а я пока посмотрю, что тут происходит, ладно? — Он явно просит об этом, только чтобы отвлечь эльфа. Кикимер в ответ лишь судорожно кивает, пытаясь вытереть выступившие слезы. — Ступай, Кикимер. Эльф с хлопком исчезает. Регулус резко встает на ноги и бросается к двери, но выйдя в коридор ступает осторожно, тихо, вовсе не желая привлекать внимание. Он подходит к наполовину распахнутой двери Сириуса. И старший Сириус следует за ним. Вальбурга уже находится в спальне Сириуса, она во всей своей мощи возвышается над мальчиком, который ростом уже почти доходит до ее плечей и задирает голову, отчаянно желая показать, что они на одном уровне. Хоть это никогда и не было правдой. — Это безобразие и позор, немедленно сними заклинание и убери эту мерзость со стен дома своих предков! — требует Вальбурга, в голосе которой скользит стальная ярость. — Боюсь, контр-заклинания просто-напросто не существует, — парирует Сириус, явно не планируя сдаваться. Справедливости ради, контр-заклинания он действительно так и не изобрел… — Если ты думаешь, что на твои проступки продолжат закрывать глаза, ты серьезно ошибаешься. Ты наследник дома Блэк, на тебе лежит большая ответственность, от тебя многого ждут, и тебе лучше не подводить наши ожидания. Совсем скоро настанет наш час и мы будем предпринимать определенные шаги. К тому времени тебе нужно собраться и привести себя и свои грязные мысли в порядок, ясно тебе? А теперь на колени лицом к стене. Оттуда, где стоят Регулус и старший Сириус, не видно лица Вальбурги, но они оба могут представить холодную усмешку матери, когда она произносит последние слова. На миг в лице младшего Сириуса проскакивает страх, но он быстро и храбро заметает его, закапывая куда-то в недры сознания. Он бросает взгляд к двери, будто в поисках способа бегства на случай чего, и сталкивается с глазами Регулуса, наблюдающего за всем этим действом. Не выдержав осуждающего взгляда Сириуса, мальчик отводит собственный вниз. Старший Сириус видит, как в глазах младшего вспыхивает гнев. В своей голове он уже все решил и пришел ко всем неправильным выводам. Он, конечно, думает, что матери его сдал именно Регулус. Как же Сириусу хочется сейчас прокричать, чтоб он разинул глаза, открыл рот и по-человечески поговорил. Вместо того, чтобы приходить к поспешным выводам. Чтобы они оба перестали закапывать обиды и попытались решить все накопившиеся проблемы. Чтобы поняли наконец друг друга. — Я сказала на колени. Или у тебя теперь кроме головы еще и с ушами проблема? — разносится эхом грозный голос Вальбурги. Младший Сириус, сглотнув, поворачивается и опускается на пол. Старший же совсем не хочет видеть то, что последует дальше… И, будто услышав его немые мольбы, дверь призывно звенит слева от него. Сириус почти вываливается за порог, торопясь, как можно скорее выбраться оттуда и быть настолько далеко от матери, насколько только возможно. Сейчас совсем неважно, что все это лишь воспоминания, а сама Вальбурга Блэк давно в гробу и постоянно в нем вертится, пока орденцы орудуют в доме ее предков. Оглядевшись, он понимает, что снова вернулся в Большой зал Хогвартса. Если судить по количеству студентов, можно смело предположить, что это ужин. На завтрак приходили в разное время, с раннего утра и до самого начала занятий, вечно находились те, кто либо просыпал, либо решал пропустить этот прием пищи. Сейчас учеников довольно много и все они достаточно уставшие, чтобы можно было сказать, что они пришли поужинать, а потом разойтись по гостиным и спальням. Сириус привычно окидывает взглядом гриффиндорский стол, замечая младшую версию себя и мародеров, но не задерживается на них, переходя к слизеринцам, среди которых, конечно же, видит своего брата. Регулус, как всегда, выглядит непроницаемо. Одет с иголочки, волосы идеально уложены — примерная картина отпрыска дома Блэк. Он кажется не просто застывшей статуей, Снежным принцем, он выглядит, как кукла на ниточках, безжизненная, пока кто-нибудь не дернет ее, пока ей не прикажут. Сириус не понимает, что это за воспоминание и для чего он здесь, пока не раздаются первые женские крики и возмущенные восклики. Черт. Сириусу следовало этого ожидать. Последние несколько часов (дней? сколько он вообще здесь провел?) растормошили его и втерли соль в каждую его незажившую рану, с чего бы этому дню не всплыть в памяти снова? В конце концов, это воспоминание не раз послужило причиной для бессонных ночей, как в Азкабане, так и до и после него. Когда Сириус Блэк учился на пятом курсе в Хогвартсе, он чуть не потерял одного из лучших друзей из-за своего глупого и жестокого пранка над Северусом Снейпом. Его поступок шокировал многих; едва ли кто-то мог ожидать подобного предательства и бессердечности от представителя львиного факультета, однако при мысли о его фамилии в головах у вопрошающих наверняка все вставало на места. Немногим известно, однако, что пранк над Снейпом не был ни первым, ни единственным печально обернувшимся инцидентом блэковской жестокости, чуть не приведшим к чьей-то смерти. Сириусу не хочется здесь оставаться, он умоляет эту чертову дверь снова волшебным образом появиться, не заставлять его переживать это еще раз — одного раза было более чем достаточно — но она упрямо отказывается повиноваться его воле. Сейчас он скорее предпочел бы стать свидетелем зверств Вальбурги Блэк, чем собственных. После того лета, того наказания, Сириус не разговаривал с Регулусом. Совсем. Он чувствовал себя преданным тем человеком, от которого никогда, ни при каких обстоятельствах и ни в какой ситуации, не ожидал ножа в спину. Конечно, мать рано или поздно и сама узнала бы о плакатах, но ее гнева, ее жестокости он ожидал. В отличие от ябедничества брата. Сириусу хочется смеяться, и плакать, и биться в истерике от ироничности, учитывая, что Регулус даже не был тем, кто на него настучал. Большой зал вокруг Сириуса разом погружается в хаос, кричат уже не только слизеринцы, но и представители других факультетов. До того, как привести его в действие, четырнадцатилетний Сириус считал этот пранк своим пиком, лучшей идеей, которая ему только приходила. Он настолько гордился им, что даже не стал рассказывать друзьям, желая сохранить элемент сюрприза и для них. Скорее всего, если бы он хоть заикнулся об этом перед Джеймсом, тот вправил бы ему мозги, объяснил, что это не гениальная, а ужасная и опасная затея. Теперь он и сам не может видеть и воспринимать ее иначе. Перед ним сейчас разворачивается картина, напоминающая бомбу замедленного действия, до взрыва которой осталось всего десять секунд. Некоторые слизеринцы уже успели выскочить из-за стола, иные — все еще сидят, понятия не имея, что делать. Все до единого зелено-серебристые галстуки превратились в змей. Кому-то уже удалось спихнуть с себя скользких тварей, другие яростно борются с ними, пытаясь аккуратно и не очень избавиться от них, откинуть куда-нибудь подальше от себя. Сириус не хочет, он знает, что его ждет дальше, поэтому не хочет, но не может не посмотреть на своего брата. Сначала и без того светлая кожа Регулуса кажется еще более побледневшей. Затем его кожа начинает краснеть, глаза выпячиваются, он пытается ухватиться за змею, сжимающую его шею в тисках, но у него это никак не получается. Сириус подбегает к Регулусу, к своему Реджи, к своей звездочке, но ничего не может поделать, никак не может это исправить. Он не может вернуться в прошлое и все изменить. А сейчас он не может даже обнять своего младшего брата. Ему остается только плакать — слезы градом катятся по щекам, а сердце, которое вообще не должно биться, с силой сжимается. Где-то на другом конце зала сидит Сириус, на лице которого ухмылка сменяется жутью, осознанием и паникой, самым настоящим животным страхом. Преподаватели, пытаясь разобраться с остальными, безвредными, змеями и паникующими студентами, не сразу замечают того единственного, кому действительно требуется помощь. Сириус видит, как Барти Крауч хватает МакГонагалл за рукав и тащит к Регулусу, не теряя времени на разъяснения. Она взмахивает палочкой, и вот так просто змея, стискивавшая жизнь Регулуса, взрывается, разлетаясь на тысячи бумажных обрывков, как пиньята. Регулус, в какой-то момент потерявший сознание, падает со скамейки, но Барти оказывается рядом, чтобы поймать его. Барти Крауч ловит Регулуса, а вовсе не его старший брат, ставший причиной падения и почти смерти. Сириус и по сей день не понимает, как все так получилось. Все произошло так быстро. Это должно было быть шуткой. Он просто хотел проучить Регулуса, просто хотел задеть его так же, как он задел Сириуса. Учитывая, что ни одного другого студента змеи задушить даже не пытались, они явно подпитывались подсознательными желаниями волшебника, призвавшего их. Сириус не хотел убивать Регулуса. Конечно, не хотел. Но, возможно… только может быть, всего на секунду, он позволил своей злости и обиде на брата взять верх, накрыть его волной, утопить любые другие чувства, утопить его любовь к Регулусу. Возможно, этого было достаточно, чтобы змея на шее брата, воплотила его навязчивую мысль в реальность. Младший Сириус в какой-то момент вскочил на ноги, но даже не пытается подойти, не зная, как подступиться после того, что произошло. Мадам Помфри, МакГонагалл, Барти и Эван уносят Регулуса прочь из Большого зала в больничное крыло. Младший Сириус, игнорируя обращения друзей, выдвигается за братом, и Джеймс молча следует за ним. Старший же Сириус ни на шаг не отходит от бессознательного тела Регулуса, вслушиваясь и вслушиваясь, пытаясь распознать признаки дыхания, расслышать тихое сопение. Сириус понимает, что все это лишь воспоминание, что он и так знает, как все было и чем все кончилось, но ему все равно страшно, он все еще чувствует себя напуганным четырнадцатилетним ребенком, который облажался, который совершил ошибку, которая чуть не привела к гибели одного из самых близких ему людей в мире. Сейчас Сириуса даже мало волнует тот факт, что Регулус давно мертв; он умер в возрасте семнадцати лет от рук Волдеморта и его приспешников, а вовсе не в тринадцать от удушья. По прибытии в лазарет мадам Помфри начинает суетиться вокруг уложенного в постель пострадавшего. Она прогоняет всех, но Сириусу удается остаться у койки, скорее всего, целительница, бросив один взгляд на побледневшего и притихшего Сириуса, который обычно кричит и буянит громче всех, поняла, что лучшим вариантом будет позволить ему быть рядом с Регулусом. Она не знала — никто не знал — что нахождение Регулуса в больничном крыле и вся эта ситуация в целом полностью лежат на плечах Сириуса. Никто и не узнает, преподавателям только и оставалось что гадать о личности зачинщика; конечно, во многих спекуляциях среди студентов в главных ролях фигурировали мародеры, но никто не смог бы доказать их причастности. Сириуса Блэка, брата жертвы, вообще мало кто хотел подозревать. Самому Сириусу было настолько стыдно, что он больше никогда не обсуждал произошедшее ни с кем, он не признавался в содеянном никому, но Джеймс и мародеры наверняка догадались, что это было его рук дело, и негласно решили помалкивать, сделав тему запретной. Теперь оба Сириуса сидят в тишине рядом с лежащим на кушетке Регулусом. Мадам Помфри в какой-то момент успела скрыться в своем кабинете. Они сверлят взглядом мерно поднимающуюся и опускающуюся грудь Регулуса. Теперь, такой неподвижный и едва живой, он еще больше напоминает куклу. Его шею украшают отвратительные красные следы, которые постепенно начнут фиолетоветь, затем — желтеть, пока совсем не спадут. Доказательства преступления, которые своим присутствием будут преследовать Сириуса еще некоторое время, а после исчезновения останутся на долгие годы в его голове. Младший Сириус робко поднимает руку, пытаясь прикоснуться к щеке спящего брата, но боясь сделать даже это. Ему страшно, что после того, что он сделал, одно прикосновение может испепелить Регулуса, что он рассыпется в прах, и это будет виной Сириуса. Он не заслуживает дотрагиваться до него, и все же… Ему нужно убедиться, что Регулус реален, что он здесь, что он жив. Сделав глубокий вдох и пересилив себя, Сириус таки решается сделать это. Сначала едва заметно, боязно, затем, полностью прижимая костяшки пальцев к щеке Реджи, после чего наконец заставляет себя обхватить его щеку ладонью. Почувствовав тепло исходящее от младшего брата, Сириус издает жалкий всхлип и начинает плакать. — Прости, — едва различимо шепчет он. — Прости, прости, прости, прости… — Он повторяет это, пока не начинает хрипеть. Младший Сириус не дожидается момента, когда Регулус очнется. Он просто не сможет встретиться с ним взглядом. Старший же остается сидеть возле спящего брата. Ночью Регулус в какой-то момент подскакивает с места, проснувшись резко и разом, хватаясь за шею и часто дыша. Видимо, ему приснился кошмар, связанный с этой змеей, и Сириусу хочется выцарапать себе сердце из грудной клетки. На шум прибегает мадам Помфри, которая сразу же ласково и спокойно объясняет Регулусу, что случилось, где он находится и как тут оказался. Регулус, восстановив внешнее спокойствие и избавившись от лишних эмоций, садится прямо на своей койке и выслушивает ее. Если Регулус и удивляется, когда она сообщает ему, что почти все время его нахождения здесь, с ним сидел брат, внешне он этого никак не показывает. Невозмутимое лицо — Снежный принц. Вновь оставшись наедине с самим собой, он позволяет себе сбросить каменную маску и как-то горько усмехнуться. Тяжело вздохнув, он тихо шепчет: «стоило всего лишь чуть не умереть». Сердце в груди Сириуса екает. Он не уверен, понял ли, догадался ли Регулус тогда или когда-то потом, может, через неделю, месяц или годы, что на самом деле произошло этим вечером. Сириус надеется, что нет. Сириус надеется, что да. Точно он знает лишь одно — сам он никогда не сможет простить себе того, что случилось. Выйдя из двери в следующий раз, Сириус обнаруживает, что вновь вернулся на Гриммо. В этом есть какая-то горькая ирония… Он не уверен, успел ли Регулус вообще побывать хоть где-то кроме поместий семьи Блэк и Хогвартса. Это тоскливая мысль, которая напоминает ему о том, как рано Регулус покинул этот мир. Оглядевшись, Сириус понимает, что он находится на третьем этаже в коридоре, соединяющем две спальни — его и Регулуса. Свою младшую версию он нигде не видит, но быстро замечает Регулуса, привалившегося к стене. Он выглядит обеспокоенным и даже взвинченным. Его волосы в беспорядке, а глаза покраснели. Прикусив губу, он сверлит глазами дверь в комнату Сириуса. Не распознав воспоминание, Сириус покорно ждет, что будет дальше. Долго ждать не приходится. Всего через полминуты с той стороны двери доносятся шорох и позвякивания. Регулус быстро выпрямляет спину, принимая непоколебимый вид, даже краснота глаз становится менее заметна за ледяным взглядом. Полушепотом он накладывает на коридор заглушающее заклинание и прячет палочку в складках домашней мантии. Дверь тихо отворяется, и из-за нее осторожно высовывается Сириус. Правую руку он прижимает к груди, а на опухшей щеке красуется алый отпечаток ладони, под глазом — царапина от увесистого кольца. При виде младшего брата в глазах у него проскакивает горечь вперемешку с самой настоящей яростью. Сириус всегда был непокорным, но тем вечером он показал родителям свой максимум и получил вполне ожидаемый ответ. В канун Рождества, во время семейного ужина, который по ощущениям уж точно не казался семейным, будто сидевшие за столом, не то что не любили друг друга, а общего ничего иметь не желали, Сириусу Ориону, наследнику рода Блэк, сообщили, что грядущим летом он поклянется Темному Лорду в верности. В конце концов, другая ветвь семьи уже внесла свой вклад в «правое» дело — Беллатриса стала Пожирательницей тремя зимами ранее. Когда Сириус, гордо вздернув подбородок, заявил, что ни за что не сделает этого — не станет чьей-то шестеркой в полномасштабном геноциде — конечно же, последовала реакция. Последствия видны сейчас невооруженным взглядом: Сириус прижимает к себе сломанное запястье. Ломая его, Вальбурга сказала, что может делать все, что захочет, со всеми частями его тела, кроме левого предплечья, ведь оно уже по праву принадлежало Темному Лорду. Закончив с сыном, Вальбурга заперла его в комнате, отобрав палочку со словами, что он получит ее обратно, когда вспомнит наконец, кто он такой, как ему вообще досталась магия и для чего он должен ее использовать. К счастью для Сириуса и несчастью для Вальбурги, ненавистные ей длинные волосы снова доказали свою мультифункциональность. У него была куча магловских заколок, шпилек и невидимок, поэтому, хоть ему и пришлось повозиться, но в конце концов ему удалось выбраться из спальни. Даже в том измученном состоянии он отметил в голове, что просто обязан будет потом как-нибудь отблагодарить Ремуса за такой полезный навык. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Сириус, злобно вперившись взглядом в брата. — Живу, — отвечает Регулус лишенным эмоций голосом. Старший Сириус хмыкает, потому что сейчас это почему-то кажется забавным. Тогда не казалось — младший Сириус закатывает глаза и подходит к брату, хватая за рукав и таща его к ближайшей двери. Они заходят в комнату Регулуса — Сириус, не знающий о заглушающем заклинании, скорее всего, рассудил, что за закрытой дверью у них будет больше приватности. — Я не могу здесь оставаться, — просто признается он. Регулус не позволяет себе проявить ни единой эмоции. — Все это убивает меня. Они убивают меня, понимаешь? Я просто… я не могу. — Вдруг вся злоба испаряется из взгляда, голос ломается, мышца на скуле дергается. Сириусу тяжело смотреть на собственное отражение, такое маленькое и беззащитное, мужающееся, ведь от его следующего решения зависит вся оставшаяся жизнь. Не легче ему смотреть и на маленького Регулуса — да, ему вот-вот должно было исполниться пятнадцать, но прямо сейчас он кажется таким… крошечным, потерянным. — Ты не можешь уйти. — Твердо, уверенно, с интонацией, так сильно напоминающей их мать. Сириус в ответ издает истерический смешок и окидывает брата разъяренным, почти брезгливым, взглядом. — Неужели? Спорим? — огрызается он. Как обезумевшая собака, с которой слишком долго жестоко обращались и которая теперь с пеной у пасти клацает зубами, желая откусить кому-то руку. — Я никогда не примкну к нему. Я никогда и ни за что не выберу их. — Я тебя об этом и не прошу. — Он звучит все так же ровно, но что-то меняется в нем самом. Поза. Регулус расслабляет плечи, позволяет себе чуть ссутулиться, расслабляет мышцы лица, хотя выражение не сильно меняется — все такое же беспристрастное. И теперь он наконец видит то, чего не мог разглядеть за пеленой злости тогда. Видит, что на самом деле скрывается за этой уверенностью, непоколебимостью. Крик души. «Я не прошу тебя выбрать их, — говорит он. — Я прошу тебя выбрать меня». Но Сириус не смог бы остаться, даже ради Регулуса. Что он мог сделать, но не стал по причине многочисленных отказов в прошлом, так это убедить Регулуса тоже уйти с ним. А теперь уже слишком поздно. — Тогда чего же ты от меня хочешь, Реджи? А? Чтобы я примкнул к борьбе за правое дело? — Лицо Сириуса искажается в злобе, будто ему противно даже предположить такое. Так и есть. — Этому не бывать. Регулус ничего не отвечает, его поза все еще чуть более вялая чем обычно — уязвимая. Но он молчит, а терпение у Сириуса не бесконечное. — Молчишь? Как всегда. Ну и молчи тогда. Я не намерен продолжать разговор со стенкой, — яростно выплевывает Сириус, у которого просто руки чесались хоть раз со дня поступления в Хогвартс суметь вывести Регулуса на эмоции. Его Реджи в детстве совершенно не умел скрывать эмоции, был открытой книгой, и что с ним стало? Здесь и сейчас перед Сириусом стоит ребенок, не позволявший себе быть ребенком, заперший себя самого за семью замками, не выпускавший наружу ни намека на прежнего себя. Наконец, поняв, что ничего больше он уже не добьется, Сириус широкими шагами двигается к двери, намереваясь выйти из этой комнаты, а потом и из дома на Гриммо, навсегда. Когда он берется за ручку, из-за спины раздается спокойное и твердое: — Если ты сейчас выйдешь за эту дверь, то ты мертв для меня. Это обещание. — Я лучше буду мертв, чем стану одним из вас. С этими словами Сириус выходит из спальни своего младшего брата, полагая, что никогда больше не ступит ни в нее, ни в отчий дом. Как же сильно он ошибался. Проходит минута в тишине, другая. Сириус все ждет уже знакомого звона двери, но его нет и нет. Он смотрит на Регулуса, тот подбегает к окну, которое смотрит прямо на улицу. Наверняка он видит, как фигура Сириуса удаляется все дальше, но не перестает пожирать ее глазами, будто если только он достаточно будет заколдовывать ее взглядом, брат обязательно тут же развернется. Когда Сириус наконец исчезает из поля зрения, Регулус замирает и, кажется, даже не дышит. Секунда. Две. Три. И грохот. Он одним махом скидывает со стола все свои принадлежности, подбегает к стене, разделяющей их с Сириусом спальни, и ударяет по ней кулаком со всей силы. Потом еще раз. И еще. Сириус даже не представлял, что Регулус способен на подобный всплеск агрессии. Он припадает спиной к стене и съезжает вниз. Оказавшись на полу, Регулус зарывается пальцами в кудри и часто дышит, не в силах взять дыхание под контроль. За судорожными глотками воздуха следуют слезы, безостановочные, отчаянные. — О, ma petite étoile… — тянет Сириус и садится на пол рядом с Регулусом, в очередной раз жалея, что никак не может его успокоить. Помочь ему. Сириус всегда хотел лишь одного — помочь своему младшему брату, быть рядом с ним. Но он может лишь наблюдать, как Регулус плачет, пока в какой-то момент, часами позднее, не засыпает прямо там, на полу. Именно в этот момент дверь дает знать о своем появлении. Сириус оказывается в обеденной Гриммо и впервые видит эту обновленную картину семьи Блэк со стороны. Вальбурга сидит на одном конце стола, на другом — Орион, и где-то посередине — Регулус; между ними множество пустых мест. Дом на Гриммо в целом всегда казался слишком большим для такой семьи. Там все обязательно должно быть огромным, внушительным, дорогим. Но к чему вся эта величина, когда членов семьи, живущих под этой крышей, можно пересчитать на пальцах одной руки. Зачем все это нужно, если ощущается пусто. — Regulus, — объявляет Вальбурга (она никогда не обращалась к своим детям, не говорила с ними, лишь говорила им), — Comme ton frère est un traître pathétique à son sang, tu prendras sa place dans les rangs du Seigneur des Ténèbres. C'est clair? — Oui, maman, — только и отвечает Регулус, продолжая ковырять вилкой еду, ни кусочек которой, судя по всему, до сих пор не попал ему в рот. — Il a toujours été faible. Désormais les responsabilités familiales reposent sur tes épaules. Ne me déçois pas, — категорически заявляет она, явно не терпя препирательств. Справедливости ради, Регулус, кажется, и не думает препираться. В конце концов, он не Сириус. — Pourtant, j'ai toujours souhaité que tu sois mon premier-né. И, возможно, это ближайшая к комплименту реплика, которую Сириус когда-либо слышал из уст матери в адрес кого-то из них. Регулус, однако, впечатленным не выглядит, все волочит еду из стороны в сторону по тарелке. На этот раз он ничего не отвечает — ему явно нечего. Вальбурга Блэк всегда оставляла последнее слово за собой. Под конец этой пародии на семейный ужин Регулус взмахом палочки избавляется от еды, скорее всего, чтобы не вызвать лишних вопросов. Хотя их родителям всегда было безразлично, как они питаются и чем живут до тех пор, пока они могли исполнять свои тщательно выверенные роли в фасаде кукольного домика Блэков. Затем он бредет в свою комнату, останавливаясь в коридоре и поднимая мимолетный взгляд на дверь Сириуса, будто ожидая, что его брат магическим образом появится в проеме. Когда этого не происходит он хмурится и зло распахивает дверь в собственную спальню. Регулус падает на заправленную постель, на тумбочке возле которой лежит завернутая в темно-зеленую оберточную бумагу маленькая коробочка, обмотанная бичевкой. На клочке пергамента, обвязанном вокруг веревочки выцарапано раскидистое «от Б». Оу. По-видимому, Сириус сейчас находится в преддверии 1976 года, а, вернее, в 27-м декабря 75-го — дне рождения Регулуса. И вот как Регулус встречает свой шестнадцатый год… В полном одиночестве и абсолютной подавленности. По крайней мере, пока не раздается знакомый хлопок аппарации. Кикимер на цыпочках и с несвойственной ему улыбкой подходит к кровати и, когда Регулус поворачивается к нему, говорит: — Кикимер поздравляет мастера с днем рождения. Кикимер хороший эльф, он испек мастеру Регулусу его любимый лимонный торт. — Он щелкает пальцами и на тумбочке материализуется тарелка с тортом и одной горящей свечой. При виде этого уголок губ Регулуса легко тянется вверх. Будто это ему ничего не стоит. — Спасибо, Кикимер, — отвечает Регулус и секунд десять смотрит на горящую свечку, капающую воском на торт. Он задувает ее и тут же поворачивается обратно к эльфу. — Я очень ценю твой труд, но я не голоден. Кикимер, судя по выражению лица, не будь он старым и ворчливым, вполне мог бы сейчас топнуть ногой, но ограничивается лишь назидательно-укорительным тоном, бубня: — Но мастер ничего не ест уже несколько дней, так нельзя. Кикимер все перепробовал, готовил любимые блюда мастера, а мастер все равно отказывается есть. — Прости, Кикимер, — только и может с грустью выдавить Регулус. — Никудышный у тебя какой-то мастер… — Юный мастер лучший, на какого Кикимер только мог надеяться, — почти оскорбленно отзывается эльф. Сириус почти уверен, что про себя Кикимер осыпает его всеми возможными оскорблениями и проклятиями, но не осмеливается плохо отзываться о Сириусе при Регулусе, да и в целом не осмеливается упоминать его. — Спасибо, — просто выдыхает Регулус. И звучит его голос почти так же пусто, как выглядел большой стол в обеденной Гриммо. Непричастно и почти бестелесно. От этого жутко стискивает сердце в груди. И снова появляется дверь. И снова Сириус, затаив дыхание, подходит к ее порогу, не ожидая ничего хорошего. Сириус снова в Хогвартсе. В одном из коридоров на третьем этаже, если быть более точным. Неподалеку от него шеренгой идут Регулус, Крауч и Розье, они что-то обсуждают, негромко обмениваясь мнениями и шутками. Они явно держат путь к слизеринским подземельям, но, когда из-за угла начинает доноситься громкий гомон, Регулус говорит друзьям идти дальше без него, обещая скоро присоединиться. Причина заминки Регулуса становится ясна довольно вскоре после этого, когда на горизонте появляется шумная компания пятикурсников-гриффиндорцев в сопровождении взрывов смеха, хохота и громких шуток. Они почти проходят мимо, когда Регулус наконец выходит из тени, явно желая поймать старшего брата. Скорее всего, ему хотелось бы поймать его одного, но в тот период друзья старались не оставлять Сириуса наедине с собой. Когда Регулус окликает брата, на его голос оборачивается только несколько обеспокоенный Джеймс, которому явно не хочется, чтобы настроение лучшего друга испортилось после такого вот семейного воссоединения. Сириус же, который прекрасно видел и слышал брата, проходит мимо, полностью игнорируя его, будто прошел мимо очередного камня в стене. Старший Сириус смотрит на все это со стороны и не знает, что чувствовать — он эмоционально вымотан. Слишком много всего накатило разом, слишком много эмоций и неприятных воспоминаний ему пришлось пережить за столь короткий промежуток времени. Самое ужасное — Сириус точно знает, что это далеко не единственный случай, когда он игнорировал Регулуса. Он даже не запоминал все разы; ему просто было больно… и горько. Он даже не знал, причиняет ли Регулусу боль своим игнорированием. Он не уверен, что понимал, хотел ли вообще обидеть его в ответ или просто пытался быть выше своей семьи и отрезать любую связь с ними ради собственного блага. Регулус, которого на секунду предает маска безразличия, быстро убирает любые следы обиды и, гордо вздернув голову, направляется в сторону своей факультетской гостиной. Так как дверь не подает никаких признаков того, чтобы снова появиться в ближайшие секунды, Сириус, недолго думая, следует за братом. На входе в слизеринскую общую комнату внимание Сириуса, как и Регулуса, привлекает кучка, собравшаяся около камина, пламя в котором будто бы от какого-то заклинания горит зловещим оттенком зеленого. Оказвыается, что студенты окружили активно жестикулирующего во время своего рассказа Мальсибера. — Когда Темный Лорд придет к власти, а до этого момента уже дни сочтены, все мы, его сторонники, будем вознаграждены. Великой чести и славы будут удостоены все Пожиратели, — настаивает он, ловя восхищенные взгляды младшекурсников и некоторые несколько подозрительные от чуть более старших ребят (их, к сожалению, меньшинство). Большинство слизеринцев слушает товарища с благоговением и немым восторгом. — Совсем скоро одним из них стану и я, отец об этом позаботится. Если вы достаточно проявите себя, то и и вам, быть может, выпадет такая возможность. Если вы и кровь в ваших жилах достойны такой чести. Мальсибер выглядит так гордо, так уверенно. Но все, что сейчас видит Сириус — это очередной ребенок, которому промыли мозги и которого пихнули в пламя войны. Ему даже жаль его, но больше ему жаль Регулуса, на лице которого, кажется, впервые с момента этой первой встречи с братом, появляется решимость. Будто он наконец понял, как быть — в какую сторону двигаться дальше. И Сириусу хочется молить его передумать. Увы и ах, возможности отмотать время назад ему не дали. — Что думаете? — вдруг спрашивает Крауч у Регулуса и Розье. Тон у него столь будничный, будто они обсуждают, что выберут на ужин, а не какое будущее их всех, возможно, ждет. Розье жмет плечами, а затем просто говорит: — Думаю, грязнокровки получат по заслугам. Отец с кузенами уже получили свои метки. Мне обещали, что я получу собственную, когда окончу Хогвартс. — Он лишь жмет плечами, будто все и так очевидно. — Что насчет тебя, Блэк? Сириус выдыхает истерический смешок. Эти дети буквально обсуждают, будут ли они участниками массовой чистки в войне, которую затеяли их родители, так спокойно, будто завели обычный скучный разговор о погоде за чашкой чая. — Я буду бороться на стороне своей семьи. Метка — лишь вопрос времени, — решительно отвечает Регулус. И Сириус слышит призывный звон двери за спиной. Ему хочется смеяться и царапать стены, скрести по этой самой двери, потому что абсолютно каждый, совершенный им в прошлом шаг, отталкивал Регулуса от себя и подталкивал его к Вальбурге. К Волдеморту. Сириус ступает через порог, не видя смысла в продлении всего этого маскарада, провозглашающего его провал. Теперь Сириус оказывается… где-то, где прежде не был. Он хмурится, оглядываясь по сторонам. Обстановка, конечно, мрачная, но не такая же, как в поместьях Блэков. Из высокого окна льется яркий солнечный свет, отчего взгляду Сириуса четко предстает каждая пылинка — их тут достаточно, учитывая, что Сириус довольно быстро узнает в помещении незнакомую, но, очевидно, библиотеку. Регулус сидит за столом и корпит над какими-то крупными томами, время от времени царапая пером по пергаменту. Двойные двери распахиваются и в комнату гиперактивным вихрем врывается, конечно же, Беллатриса. Кого-кого, а ее Сириус видеть абсолютно не рад. Учитывая, что в последний раз видел ее лицо в битве один на один, из которой он, явно, вышел проигравшим. — Реджи! — Она расплывается в ехидной улыбочке. Сириус и забыл, что Беллатриса раньше умела так улыбаться. Ее улыбки всегда были несколько ядовитым, хищными, но только после Азкабана начали выглядеть по-настоящему одичавшими. — Как успехи у моего любимого кузена? «Несложно быть любимым кузеном, когда второго сожгли с семейного древа», — думает Сириус. — Все пыль глотаешь? — Беллатриса закатывает глаза и подходит к самому столу, ероша Регулусу волосы. Он постригся, замечает Сириус. Всего несколькими месяцами ранее, кажется, волосы прикрывали ему уши и чуть ли не до плечей доходили. Теперь более-менее длинные кудряшки оставались только на самой макушке, а бока были аккуратно подстрижены. — Давай-ка мы с тобой немного отвлечемся. Теория теорией, а практику никто не отменял! Тело Регулуса на секунду напрягается, но Белла, кажется, этого не замечает. Либо предпочитает игнорировать. Она взмахивает палочкой и на столе, поверх кучи книги пергаментов, появляется клетка с крысами. — Ты знаешь, что делать, Регулус, — только и выдает она. Регулус тихо отодвигает стул от стола, вставая с места аккуратно и делая как можно меньше движений. Он достает собственную палочку и направляет на клетку, без слов открывая решеточку. Затем он выдыхает «Империо», после чего одна из крыс, встав на две лапки, делает шажки к открывшейся дверце и выходит в открытое пространство, оказываясь теперь на раскрытой странице одной из книг. Она сначала быстро крутится вокруг своей оси в одну сторону, затем в другую. — Отлично, — комментирует кузина, не отрывая взгляда от крысы. — А теперь нескольких разом. Регулус чуть меняет угол, под которым держит палочку, снова выдыхает заклинание. На лице у него решительность и ни капли сомнений. Все пять крыс теперь синхронно танцуют, будто долгие месяцы идеально оттачивали хореографию. Глаза Беллатрисы горят почти детским блеском и озорством. — Задуши их, — спокойным тоном велит она Регулусу. Теперь его рука заметно вздрагивает и заклинание спадает, а крысы разбегаются кто куда. На лице Беллы появляется разочарование, но она театрально скрывает его за любезной, хоть и натянутой улыбкой. — Ничего страшного. Ты пока еще только учишься. Регулус стыдливо опускает взгляд. — Я буду стараться лучше в следующий раз, — слабо проговаривает он. — Конечно, будешь. — И снова диковатая улыбочка. — А сейчас давай выпьем чаю, пока Родольфус не вернется с миссии. Сириус теперь понимает, что они явно не могут находиться нигде, кроме как в поместье Лестрейнджей. Эльф-домовик, появившись из ниоткуда, расчищает место для чайного сервиза и накрывает на стол. Беллатриса тем временем без устали рассказывает и расхваливает все «подвиги» ее ненаглядного Темного Лорда. Любые разговоры о величайшем волшебнике и его магическом гении неизменно приводят к нужде сохранить чистокровное наследие, и наоборот. Поэтому Белла в какой-то момент выкладывает козырь. — А ведь Темный Лорд потомок и истинный наследник Салазара Слизерина. В свое время именно он открыл тайную комнату, напустив чудовище основателя на грязнокровку. В глазах Регулуса вдруг начинает сиять почти лихорадочный блеск. Он однозначно впечатлен и нашел себе нового кумира. А когда-то такими глазами он смотрел на Сириуса… — А правда, что он говорит на парселтанге? — Конечно, — гордо сообщает Белла, будто о собственном достижении, — нет ничего, чего хозяин не умел бы. «Кроме, разве что, банальной человечности», — не может не вставить мысленно Сириус. Они продолжают восторженно обсуждать каждый чих Волдеморта, а Сириусу хочется просто исчезнуть и ничего из этого не слышать. Не видеть, как Реджи, его малыш Реджи строит кумира из конченого психопата. Сириус устал от этого парада тыкания его в собственные неудачи и ошибки. Да, он уже понял, что должен был поступить иначе, что должен был спасти Реджи. К счастью, вселенная, кажется, решает перестать его мучать. Дверь снова наконец появляется, и Сириус может спокойно уйти из этого воспоминания. Сириус вновь оказывается в комнате Регулуса, но на этот раз она выглядит иначе; теперь она больше похожа на то, что от нее останется после смерти ее хозяина, что Сириус обнаружит после побега из Азкабана, когда предложит сделать дом на Гриммо штаб-квартирой Ордена Феникса. Почти все стены завешаны вырезками из газет, статьями о Пожирателях и самом Волдеморте. Даже над кроватью Регулуса, рядом с гербом Блэков и извечным «Toujours Pur», красуются «подвиги» Лорда Безносого, как Сириус стал величать его в собственной голове после рассказа Гарри об облике вернувшегося к жизни темного мага. Регулус стоит перед зеркалом и поправляет сначала волосы, потом мантию, потом снова волосы. В последний раз проведя по воротнику ладонью, он наконец тяжело вздыхает и отворачивается от своего отражения. Неестественно выпрямив спину и задрав подбородок, он делает первый уверенный шаг к двери. Сириус следует за братом, пока тот решительно проходит по знакомому и тысячи раз пройденному пути от собственной спальни до обеденной. Орион уже там, сидит за столом с газетой в руке и неодобрительным выражением на лице. Скорее всего, он читает какую-нибудь статью в «Пророке» об очередных опрессивных по отношению к чистокровной элите, возмутительных, по его мнению, мерах, которые осмелилось принять министерство. В то время министерство магии всячески пыталось откреститься от любых спекуляций о том, что оно как-то содействует Волдеморту или поддерживает взгляды его сторонников. Словно по сигналу, стоит Регулусу ступить в обеденную, из другой двери появляется Вальбурга. Она всегда выглядит собранно, ее одежда всегда идеально отглажена, а из прически не торчит ни волоска, но в этот раз она особенно постаралась — вид у нее торжественный. Как и у Ориона с Регулусом, подмечает Сириус. Они определенно ждут важных гостей. Мать оглядывает Регулуса с ног до головы, оценивая его внешний вид, и, видимо, не найдя, к чему придраться, лишь хмыкает, жестом призывая его к столу. Но ни она, ни он пока не садятся. Орион тоже встает из-за стола, на котором тут же, несомненно, по велению магии домовиков появляются разнообразные блюда — у них, скорее всего, были очень четкие инструкции касательно меню, потому что они просто превзошли самих себя. До ушей Сириуса доносится звук вспыхнувшего в камине пламени, и он знает, что вот-вот загадочный гость, кем бы он ни был, появится на пороге обеденной в сопровождении встретившего его Кикимера. Долго ждать не приходится, в комнату входит высокий мужчина в дорогой черной мантии, но в теплом свете хрустальных люстр Гриммо, он выглядит почти нечеловечески. Лицо его — бледное, посеревшее — выглядит так, будто покрыто какой-то болезненной испариной, хоть оно и сухое, черты лица кажутся перекошенными, смазанными, белки глаз залиты кровью. — Мой Лорд, — обращается к нему Вальбурга, чуть склоняя голову, и Сириус наконец понимает, кто перед ним сейчас находится. На него тут же накатывает странная тошнота, ему хочется уйти отсюда, убедиться, что между ним самим и этим, с позволения сказать, человеком минимум сто метров дистанции. Волдеморт же, как ни в чем не бывало, подходит к Вальбурге, вытянувшей вперед руку, и целует тыльную сторону ее ладони. Регулус, кажется, не знает, куда себя деть. Тело его в напряженной неподвижности, но глаза мечутся туда-сюда. То он с обожанием смотрит на мужчину перед собой, то смущенно отводит взгляд в пол. — А, — выдыхает Волдеморт, — Регулус. Еще один перспективный юнец, которого мне предлагает ваша семья. — И его голос звучит так, что Сириусу становится еще более не по себе. В нем вроде нет ничего такого, он просто… жуткий. Отзывающийся игольными уколами по телу. Но никого кроме Сириуса, которого технически в этой комнате даже нет, кажется, ничего не тревожит. Семейство вместе со званым гостем садится наконец за стол и начинается ужин. В основном он проходит за вовсе не интересующими Сириуса обсуждениями «грязнокровок» и бесхребетного министерства, и прочего, и прочего. Все эти разговоры за годы, проведенные под этой крышей, уже сливаются в ушах Сириуса в одно протяжное «бла-бла-бла». Порой Волдеморт обращается к Регулусу, спрашивает, как прошло его лето под крылом Беллатрисы, хвалит за превосходные оценки в школе и уверяет, что его ждет большое будущее. Регулус заметно краснеет и принимает похвалу, даже не подозревая, что никакого будущего у него не будет. Когда темы для обсуждения иссекают, а еда на столе уже либо съедена, либо остыла, они встают и направляются в гостиную. Свет там приглушен, но в камине потрескивает огонь, и, если не смотреть на жуткого мужчину, который будто сошел со страниц какой-то жестокой средневековой сказки, остановившегося посреди комнаты, то атмосфера может показаться почти уютной. В полумраке сокрыты громоздкие излишества, именуемые в доме Блэков мебелью, а семейство замерло, как на картине. Они все молчат, но будто бы точно знают, что происходит. Сириус не знает, что происходит. Но стоит Регулусу выйти вперед и встать напротив Волдеморта, Сириус понимает. Его дергает, а в груди жмет. Он подходит ближе, глядя на своего младшего брата, закатывающего сначала рукав мантии, а затем и рубашки. Нет, нет, нет. Так не должно было быть, это не должно было случиться. Сириус мог это остановить. У него было столько возможностей, и все — упущены. Регулус садится на одно колено. — Регулус Блэк, понимаешь ли ты, что служба мне — это клятва верности, которую забрать назад уже не получится? — официальным, но будто бы несколько скучающим тоном спрашивает Волдеморт. — Понимаю, — отвечает Регулус. — Готов ли ты поклясться мне, Лорду Волдеморту, в верности? — Готов, — говорит он немедля. — Я клянусь посвятить свою жизнь вам, мой Лорд, и сочту за честь отныне и до конца своих дней выполнять ваши поручения и всячески содействовать в нашем общем деле. Все это он произносит, не колеблясь и глядя прямо в покрасневшие глаза, но, договорив, покорно преклоняет голову. Рот Волдеморта искривляется в подобии улыбки, и он подносит свою палочку к предплечью Регулуса. Ему даже не приходится произносить заклинание, через полсекунды у Регулуса, кажется, прямо изнутри, из самых вен, на поверхность кожи всплывает черная метка. «Это конец», — думает Сириус, будто каждое предыдущее воспоминание не приближало его к этому моменту. Сириус злится. Он злится на Волдеморта, который пользуется недалекостью и наивностью шестнадцатилетнего ребенка, который вообще не должен быть частью этой войны. Злится на своих родителей, которые промыли сыну мозги так, что он совершенно лишился здравомыслия. Но больше всего Сириус злится на самого себя за то, что не предотвратил всего этого. За то, что отталкивал, не понимал Регулуса. По юности и глупости своей позволял жалким мелочным обидам застилать обзор на будущее. Но все это сейчас уже ничего не изменит. В конце концов, они оба были всего лишь детьми. Сириус уходит из этого воспоминания вымотанный и чувствует себя так, будто из него выжали все соки. На этот раз Сириуса забрасывает на кухню дома Блэков. Вокруг царит привычная атмосфера бурной деятельности эльфов, готовящих ужин для хозяев. Помимо Кикимера вовсю трудится еще один эльф-домовик, Волпи, поэтому первый может, не переживая за еще не приготовленный ужин, отвлечься от обязанностей, когда на пороге появляется Регулус, призывающий его к себе. Они уходят вглубь комнаты, подходя к чулану, в котором Кикимер обустроил свое маленькое гнездо. Регулус в массивной черной мантии Пожирателя выглядит до нелепого неестественно. Как ребенок, на которого взгромоздили что-то, ему явно не предполагавшееся. Что, по сути, является правдой. — Кикимер, — начинает Регулус, — Темный Лорд нуждается в эльфе, и я пообещал его ему предоставить. Я выбрал тебя, и ты, как никто другой, должен понимать, какая это честь для нас обоих — суметь как-то помочь ему. — Конечно, мастер, Кикимер понимает и всегда готов служить своему хозяину, — говорит эльф, с уважением склоняя голову. — Я хочу, чтобы ты ассистировал Темному Лорду и слушался его приказов так же беспрекословно, как моих, а затем вернулся домой. — Кикимер все понял, хозяин, — поклонившись чуть ли не в пол, эльф торопится аппарировать в поместье Лестрейнджей, где, по словам Регулуса, его и ожидает Волдеморт. Когда домовик исчезает, Сириус не очень понимает, какую роль вообще может играть конкретно это воспоминание. Да и зачем Волдеморту эльф… едва ли он нуждается в помощи при стирке белья. Остается только догадываться, какие больные планы у него могут быть на существо, которое физически не может не исполнить его приказов. Но Регулуса это, кажется, не волнует. Он отправляется вверх по лестнице в свою комнату, и Сириус, конечно, следует за ним. Окно в спальне приоткрыто, а на подоконнике сидит, клюя деревянную раму, белоснежная сова Регулуса. Он с улыбкой подходит к ней, поглаживает клюв и макушку, а затем забирает из лап письмо. Скинув с себя мантию и сев за стол, он принимается распечатывать конверт. Письмо датировано восемнадцатым августа 1978, и у Сириуса пересыхает во рту. Уже лето 78-го… Он даже не заметил, как быстро пронеслись последние несколько воспоминаний, все вдруг покатилось снежным комом. Сириус узнал о том, что его младший брат пропал без вести, из «Ежедневного пророка» за 29 ноября 1978. К 29 декабря того же года его признали мертвым и Блэки для вида устроили похороны с пустым гробом. Сириуса на них, конечно, никто не позвал, но это не помешало ему явиться на могилу в ночи, после того, как все остальные разошлись. Просто ребенок… Регулус даже не успел отпраздновать восемнадцатилетие. Лили как-то говорила, что у маглов именно этот возраст принято считать совершеннолетием, тогда как у волшебников — семнадцать. Сириус подходит поближе к столу, чтобы было проще прочесть содержимое письма. Конечно, читать чужую корреспонденцию не есть хорошо, но он сомневается, что обычные правила хорошего тона работают по эту сторону жизни.       Дорогой Блэк,       Лето, как всегда, отстойное. Если кому из нас и есть, что рассказать, так явно тебе. Ты не провел очередной год запертый в стенах Хогвартса, и тебе уж точно не нужно сейчас переживать из-за оценок по грядущим в следующем году ЖАБАм. Хотелось бы сказать, что замок потерял свои краски без тебя, но это было бы враньем, учитывая монотонность твоего стиля в одежде.       И все же. Тебя не хватает. К счастью, скоро мы с Розье присоединимся к тебе, осталось недолго. А пока постарайся не натворить глупостей.       (Не) скучай там,       Б Сириус, конечно, помнит, как Регулус пропал из поля его зрения на последнем курсе. Даже после того злополучного Рождества он всегда невольно искал взглядом младшего брата в любой комнате. 1 сентября 1977, не обнаружив за столом слизеринцев темной кудрявой макушки, Сириус начал переживать и неосознанно срываться на друзьях. Первые две недели были адом, пока он не подслушал разговор Розье и Крауча и не узнал, где на самом деле теперь находился Регулус и чем был занят. Тогда страх тут же сменился гневом и он стал активно убеждать себя, что ему плевать на маменькиного сынка Регулуса Блэка и на то, чтó он делает со своей жизнью. У него не очень это получалось, но он абсолютно точно прилагал к этому все усилия. Регулус сидит некоторое время над чистым куском пергамента с пером в руке, будто не зная, чтó можно написать в ответ. После обращения он начинает выводить слова, которые можно свести к тому, что рассказывать ему особо не о чем. Дописав это предложение, он отводит взгляд к окну, в которое беспричастно глядит так долго, что с пера на письмо падает капля чернил; Регулус даже не замечает. Он вроде здесь — сидит прямо перед Сириусом — но его мысли где-то далеко-далеко. Сириусу остается лишь догадываться, с чем ему приходилось сталкиваться на службе у Волдеморта, чтобы заработать такой взгляд. Из прострации его вырывает громкий хлопок и грохот. Повернув голову на звук, Сириус, как и Регулус, обнаруживает распластавшегося на полу бьющегося в истерике насквозь мокрого эльфа. Кикимер все бормочет себе что-то под нос и, прислушавшись, Сириус улавливает цепочку: «затем Кикимер должен вернуться домой… Должен вернуться… Должен домой…». Регулус бросается к нему, садясь на колени перед домовиком, и, понятия не имея, что вообще довело его до такого состояния, пытается как-то его утешить. Когда всхлипы притихают, а дыхание Кикимера чуть выравнивается, Регулус говорит: — Кикимер, послушай меня. Все хорошо. Ты дома. Ты в безопасности. — Дождавшись кивка со стороны эльфа, Регулус продолжает: — Ты можешь рассказать мне, что стряслось? Дыхание домовика снова учащается, он вот-вот снова разрыдается, но Регулус обнимает его, позволяя на этот раз поплакать на своем плече. Когда Кикимер наконец снова находит в себе силы успокоиться, он отстраняется, и хрипло ворчит: — Кикимер плохой эльф, он заляпал рубашку мастера. Плохой Кикимер! — Он почти бросается на поиски ближайшего тяжелого объекта, которым сможет себя побить, но Регулус останавливает его. — Перестань, Кикимер, ты не сделал ничего, что заслуживало бы наказания. Присядь. — Он рукой указывает на свою кровать, у подножия которой эльф и появился. Глаза Кикимера расширяются — картинка с сидящим на кровати своего мастера домовым эльфом явно кажется ему чуть ли не оскорблением в адрес первого — но едва ли он может ослушаться приказа. Поэтому он неохотно садится на мягкий, чуть прогибающийся под его весом матрас. — Кикимер сделал все, как мастер ему наказал, — стал уверять Регулуса эльф. — Я в этом даже не сомневаюсь, — тут же отвечает Регулус, одаривая домовика хрупкой обнадеживающей улыбкой, будто боясь, что неаккуратно вставленное слово может его разбить. — Кикимер отправился в дом мисс Беллы, после чего Темный Лорд взял Кикимера с собой и аппарировал к обрыву у моря. Там в скалах была пещера, внутри которой находилась другая — побольше. Кикимеру стало не по себе при виде огромного темного озера, но Кикимер хороший эльф, он ничего не сказал и послушно следовал указаниям Темного Лорда. — Видно, что домовик всячески пытается держать себя в руках, но ему тяжело даже пересказывать произошедшее. Его все еще трясет, несмотря на то, что Регулус незаметно набросил на него невербальное согревающее заклинание. — Посреди озера был остров, Темный Лорд и Кикимер сели на лодку и доплыли до него. На острове стояла большая чаша, полная какого-то зелья. Кикимер такого раньше не видел. А затем… — И тут эльф начинает задыхаться, Регулус накрывает его запястье ладонью, чтобы без слов показать, что он рядом. У Сириуса жмет в груди; он успел заметить тенденцию, что только с Кикимером Регулус позволял себе быть таким же, как в детстве. — Все хорошо, все закончилось, — тихо говорит Регулус, скорее всего, не понимающий, как еще утешить эльфа на грани нервного срыва. — Потом Темный Лорд приказал Кикимеру вы-выпить зелье. Это было ужасно, Кикимер горел изнутри и кричал, Кикимер умолял прекратить, потому что не мог терпеть боли. — Теперь Кикимер начинает обливаться слезами, но стоически продолжает: — Темный Лорд только смеялся и заставлял Кикимера пить дальше и видеть… ужасные вещи… Кикимер видел ужасные вещи. Когда Кикимер допил, Темный Лорд бросил в чашу медальон и опять наполнил ее зельем. Потом Темный Лорд уплыл, оставив Кикимера на острове. Сириус просто… не знает, что и думать. Это просто отвратительно. Да, конечно, он и сам не особенно хорошо обращался с Кикимером, но теперь, после всего услышанного, ему становится искренне жаль домовика. Хотя в произошедшем едва ли есть что-то удивительное. Учитывая отношение Волдеморта к людям, вряд ли стоило рассчитывать, что он будет добр по отношению к прочим магическим и не очень существам. — Кикимеру хотелось пить, он подполз к краю острова и начал пить из темного озера. Тогда появились руки… мертвые руки. Они вцепились в Кикимера и потащили под воду. Но мастер Регулус приказал Кикимеру вернуться домой. Кикимер не мог ослушаться. Кикимер должен был вернуться д-домой… — Ш-ш-ш, ты молодец, Кикимер. — Пытаясь подавить собственный шок, Регулус успокаивает эльфа, все повторяющего и повторяющего, что ему было приказано вернуться домой. — Теперь ты дома. Кикимер шмыгает носом, и Регулус хмурится, на время пропадая где-то в собственных мыслях. После минутного молчания, он говорит: — Послушай, Кикимер, тебе лучше пока что не высовываться. Покупками и прочими делами снаружи пусть занимается Волпи, а ты сиди дома, хорошо? Кикимер просто лихорадочно кивает. — И еще. Расскажи мне, как выглядел этот медальон, — решительно заявляет Регулус. Кикимер как раз начинает его описывать, когда за спиной Сириуса раздается знакомый звон двери. Он без раздумий ступает к ней, потому что очевидно, раз дверь появилась, то здесь ему больше нечего узнавать, а что будет после этого воспоминания, ему узнать необходимо прямо сейчас. «Прошу, прошу, прошу, — мысленно молит Сириус, — пусть все будет не так, как я себе представляю». Долгие годы Сириуса терзало незнание того, что же на самом деле произошло, как именно прервалась жизнь Регулуса. Теперь, оказавшись на пороге этого знания, Сириус не так уверен, что готов к нему. Далеко Сириуса не заносит. Он все так же находится в комнате Регулуса, но она выглядит иначе. Многие вырезки из статей о Пожирателях и Волдеморте, прежде развешанные на стенах, пропали, вместо них — страницы из других газет, более старые; куски пергамента, исписанные выразительным почерком, но торопливой рукой, отчего кажущиеся немного неразборчивыми. Сириус бегло осматривает стену, обнаруживая статью о повторном заключении в Азкабан некого Морфина Гонта, слово «крестраж», то и дело мелькающее в пометках Регулуса, изображение какого-то медальона (Сириус полагает, что того, о котором говорил Кикимер) и очень много родословных. Сириус бы не удивился, если бы насчитал тут половину Священных двадцати восьми. Некоторые фамилии зачеркнуты, рядом с иными стоят знаки вопроса, третьи подчеркнуты. Подойдя к столу, за которым, собственно, и сидит Регулус, Сириус обнаруживает перед ним еще бóльшую кучу разбросанных книг и исписанных пергаментов. Один из томов открыт на странице с очередной иллюстрацией медальона, а под ней подпись: «Медальон Салазара Слизерина». Теперь Сириус узнает его… он вроде как видел его, когда они решили устроить в доме генеральную уборку — привести в порядок штаб-квартиру. Дети никак не могли открыть медальон, а Сириус просто выкидывал все, что попадалось под горячую руку. На каком-то клочке еще раз выцарапано слово «крестраж», а рядом его значение. У Сириуса волосы дыбом встают при одной только мысли о настолько темной магии. Почти наверняка за все то время, что Регулус провел в поместье Лестрейнджей под покровительством Беллы, он успел изучить многие разделы неизвестной общим массам магии. Сириус не может не оценить масштабов исследования. Достаточно одного взгляда на Регулуса, чтобы понять, что тот, скорее всего, безвылазно сидит за всем этим делом уже долгое время. — Полукровка, — все еще смеясь, если этот звук вообще можно назвать смехом, выдыхает Регулус. В какой-то момент истерический смех переходит в истерические слезы, и Сириус не знает, что делать. Он едва ли понимает, что происходит. Просто не успевает за Регулусом и его реакциями. А парень сидит, опершись локтями на стол и зарывшись пальцами в чуть отросшие с прошлого воспоминания кудри. На некоторое время он просто позволяет эмоциям взять над собой верх, но через несколько минут начинает делать глубокие вдохи и выдохи, пытаясь вернуть себе контроль над дыханием. Слегка трясущейся рукой он заправляет прядь за ухо и сильно выдыхает, будто пытается полностью опустошить легкие. Регулус, встав из-за стола, выдвигает нижний ящик прямо под ним и вытаскивает шкатулку из темного дерева. Когда он распахивает ее, взгляду Сириуса предстает коллекция украшений. Куча семейных реликвий и дорогущих камней, а среди них браслет из ракушек, которые Регулус собрал на побережье во Франции, где они частенько проводили лето в детстве. Регулус сплел из ракушек два браслета — себе и своему старшему брату. Он долго смотрит на свой, вертит в руке, а затем надевает-таки на запястье. После недолгого копошения в содержимом шкатулки, Регулус достает из недр какой-то медальон, разглядывает и, видимо, сочтя его годным, кладет на стол, после чего прячет шкатулку на место. Этот медальон выглядит солидно и дорого, Сириус даже, кажется, узнает в нем одну из блэковских реликвий. Регулус пододвигает к краю стола книгу с рисунком медальона Слизерина, и, глядя на иллюстрацию, начинает произносить заклинание, которое Сириус ни разу прежде не слышал. По латинским словам и тому, что происходит далее, он понимает, что это продвинутая трансфигурация; блэковский медальон превращается в слизеринский, и Сириус подозревает, что это заклинание продержится очень долго. Регулус, взяв медальон за цепочку, подносит его к самым глазам, будто собираясь играть в гляделки. Оценив свою работу и, оставшись довольным, он улыбается уголком губ и кладет его обратно. Он взмахивает палочкой, отправляя в полет все книги и разбирая развешанные на стенах пергаменты и вырезки: что-то воспламеняется прямо в воздухе, что-то укладывается по своим местам на полках. Сев обратно за стол, Регулус достает стопку чистого пергамента, макает перо в чернильницу и начинает выводить свое послание.       Тёмному Лорду.       Я знаю, что умру задолго до того, как ты прочитаешь это, но хочу, чтобы ты знал: это я раскрыл твою тайну. Я похитил настоящий крестраж и намереваюсь уничтожить его как только смогу. Я смотрю в лицо смерти с надеждой, что когда ты встретишь того, кто сравним с тобою по силе, ты опять обратишься в простого смертного.       Р. А. Б. Сириусу хочется прислониться к стене и скатиться на пол, но это довольно тяжело в его нынешнем, нематериальном, состоянии. Регулус собирается уничтожить часть души Волдеморта. Его малыш Реджи пойдет… пошел на это? Сириус не знает, что думать… не понимает, что чувствовать. Это… странно. Это просто не укладывается в голове. Сириус был так свято уверен, что у Регулуса кишка была тонка в открытую пойти против их родителей, против всего, что они отстаивали, во что верили. С другой стороны, Сириус сомневается, что это можно отнести к категории «в открытую». И все же… это выходит за рамки его представления. После того, как Регулуса признали мертвым, Сириус по крохам собирал то тут, то там информацию о том, что же произошло. Никто и предположить не мог. Большая часть спекуляций была о том, что он попытался сбежать, когда хозяин поручил ему особенно жуткое задание, и за попытку дезертирства его и убили. Регулус складывает пергамент с посланием, кладет его внутрь медальона и сразу же берется за новый. Когда он выводит первое слово — «Сириус» — у Сириуса ощущение, что его ударили в живот. Он копается в собственной памяти, но, конечно же, не находит воспоминания о письме от брата. Ни одного письма со дня их ссоры и побега Сириуса. Регулус пишет еще пару слов, глядит на пергамент и комкает его в руках. Взяв еще один чистый кусок пергамента, Регулус долго глядит на него, должно быть, формулируя послание в голове, прежде чем перенести его в реальность. Наконец надумав, Регулус снова берется за перо; Сириус смотрит и с каждым новым словом сам чувствует себя как скомканный, смятый кусок пергамента.       Дорогой Сириус,       Кажется, я решился на что-то совершенно безбашенное и смелое, веришь? Даже не знаю рассмеялся бы ты мне прямо в лицо, если бы узнал об этом, или что… Может, ты бы гордился мной, а может, упрекнул бы за этот самоубийственный план.       Но я думаю, что это правильное решение. Я должен это сделать. Кто, если не я? Довольно иронично получается… Я так верил в него, а он оказался очередным лжецом и лицемером. Не умею я выбирать себе кумиров, видимо. Первый — ребенок годом старше меня, второй — жадный до власти убийца-садист.       Вообще-то я пишу, потому что хочу встретиться. Мне надо тебе кое о чем рассказать… об этом плане. Думаю, мне понадобится твоя помощь, если ты, конечно, не выставишь меня за дверь и не разорвешь это письмо сразу по получении.       В любом случае я просто хочу, чтобы ты знал, что… я люблю тебя. И если ты прочтешь-таки это письмо, то давай встретимся завтра на холме около поместья во Франции.       Всегда твой,       Реджи Сириус мог бы сколько угодно злиться и обижаться на Регулуса, но он ни за что не уничтожил бы письмо от него. Если бы Регулус вышел с ним на связь, он точно для начала узнал бы, ради чего, прежде чем предпринимать какие-либо действия. Поэтому он не понимает, почему. Почему это письмо не попало ему в руки? Может, сова потерялась? Может, ее перехватили? Может, это Сириус виноват в смерти Регулуса? Если бы только он оказался рядом, чтобы помочь… Регулус запечатывает конверт и бросает взгляд на окно, затем снова возвращает его к письму. Он проводит по нему пальцем, вырисовывая непонятные узоры и усердно над чем-то раздумывая. Регулус хмыкает и подносит конверт к освещающей стол свече. — Нет, — выдыхает Сириус, но Регулус его, конечно, не слышит. Письмо вспыхивает, постепенно распадаясь на комки пепла. Последняя надежда Регулуса — теперь в огне. — Идиот. — Сириус даже не может придумать, что еще сказать. Избавившись от остатков письма, Регулус опять встает из-за стола, подходит к шкафу и надевает мантию. Регулус (и Сириус следом за ним) направляется в чулан Кикимера, где находит эльфа уже устроившимся на ночь в своем гнезде. Регулус просит его аппарировать с ним к пещере, и домовик выглядит так, будто намного охотнее избил бы себя кочергой, чем вернулся в то место, особенно с Регулусом. Когда они аппарируют, Сириус, конечно, перемещается вместе с ними. Это ощущение не похоже на привычную аппарацию, а с другой стороны… абсолютно все, что произошло с момента его битвы с Беллатрисой, ни на что не похоже. Они приземляются на каком-то камне посреди бушующего моря. Судя по пару, исходящему изо рта Регулуса при каждом выдохе, погода явно не радует, что неудивительно — по подсчетам Сириуса сейчас на дворе должен стоять поздний ноябрь. Несмотря на явный холод, когда Сириус вслед за Регулусом поднимает голову к небу, он замечает, что на нем нет ни облачка. Все звезды видно, как на ладони. Все еще глядя наверх, тяжело вздохнув, Регулус полушепотом говорит: — Regarde-moi, mon frère. J’ai peur que ce soit la dernière fois que tu le puisses. — А затем, чуть погодя: — Я совсем не храбрец, Сириус. Тебе придется одолжить мне немного этой своей гриффиндорской отваги. Он смотрит на нервничающего эльфа рядом с собой, а затем переводит взгляд на бурные воды. Даже если Регулус решит трансфигурировать что-нибудь, никакая лодка не выдержит под напором таких волн. Регулус тоже это понимает, поэтому накладывает на себя и заодно на Кикимера согревающее заклинание и молча прыгает в воду. Сириус же, к своему удивлению обнаруживает, что не может погрузиться в воду, а буквально ходит по ней. Что ж, он следует за Регулусом, который с трудом, но остается на плаву, несмотря на явно не дружественные волны. В пещере Кикимер приводит Регулуса к тупику и просто останавливается перед стеной из камней. — Что дальше? — спрашивает Регулус. — За стеной находится вторая пещера, мастер, — неохотно бормочет эльф. — И как в нее попасть? — Регулус ощупывает каменистую поверхность. — Плата кровью. — И Кикимер смиренно протягивает вперед худощавую руку. Регулус, не произнося ни слова, достает палочку и делает на ладони порез и, проводя окровавленной частью по стене. Подобная магия — просто мерзость, отмечает про себя Сириус; с другой стороны, едва ли стоит удивляться магии крови, раз Волдеморт не брезгует прибегать к чему-то столь гнусному, как крестражи. Пока Регулус занимается порезом, решая хотя бы чуть-чуть подлатать его базовым медицинским заклинанием, в стене появляется проход. Они ступают внутрь и оказываются перед большим темным озером, точь в точь как описывал Кикимер. Эльф подводит Регулуса к самому берегу и отыскивает невидимую цепь, которая по мановению его магии вмиг обретает видимость. По поверхности озера пробегает рябь, и из-под нее всплывает небольшая лодка, в которой поместится лишь один взрослый человек, а с ним разве что ребенок или домовик. Регулус выглядит собранно и на удивление спокойно. Будто ничто из происходящего его ни капли не трогает, будто он всего этого ожидал и даже готовился. Сириус следует за лодкой к островку в середине озера, поглядывая себе под ноги, твари под водой, о которых говорил Кикимер, скорее всего были инферналами, но их пока не видно. Быть может, из-за появления лодки они полагают, что это сам Волдеморт, а вовсе не незваный гость. Оказавшись перед чашей с уже знакомым по рассказу эльфа зельем, Регулус решает предпринять пусть и тщетную, но все же попытку; увы, на «Акцио» медальон не отзывается. Кикимер совсем позеленел при виде чаши, но старается храбриться. — Кикимер готов выпить зелье, хозяин. — Он уверенно расправляет плечи. Такая поза могла бы выглядеть просто нелепо, если бы не искренность, с которой были произнесены слова, и решимость в глазах. — Не стоит, Кикимер, — заверяет его Регулус, когда попытка осушить чашу заклинанием тоже проваливается. — Я сам. — Эльф, кажется, хочет возразить, но Регулус ему не позволяет: — Не перечь мне, это приказ. Ты должен убедиться, что я выпью все до конца, а потом подменить медальон, — говорит он, вручая домовику подделанную реликвию. — Если я… — он останавливается, то ли не зная, что сказать, то ли не решаясь сказать то, что на уме. — Если вдруг я буду не в состоянии, ты должен во что бы то ни стало уничтожить медальон, ясно? Ты вернешься домой, но никому ничего не скажешь. Никто не должен знать о том, что произошло в этой пещере, ты понимаешь, Кикимер? Никто. — Даже хозяйка Вальбурга? — в недоумении уточняет эльф. — Даже она. — Кикимер понял, мастер. Кикимер не подведет, — воодушевленно кивает Кикимер, видимо, пока что не понимающий, что в этой пещере от рук самого ли зелья или же от рук инферналов, но Регулус встретит свой конец. Регулус кивает и резко выдыхает. — Давай же, Регулус, ты можешь сделать все, что угодно. Эти слова… и Сириус не может дышать… Взяв в руку хрустальный кубок с края чаши, Регулус решает, что первую порцию лучше выпить залпом. С полминуты он просто стоит, вцепившись в края чаши, с зажмуренными глазами, но приоткрывает их и, кажется, пока ничего не чувствует. Однако это лишь ложное чувство безопасности, и спустя еще два кубка в этом убеждаются и сам Регулус, и Сириус. Дыхание Регулуса становится тяжелым, он едва держится на ногах. Через пару секунд он таки припадает к чаше спиной и сползает на землю. На его лице не остается ни следа от тех собранности и спокойствия, которые Сириус отметил каких-то пять минут назад. На вид не скажешь, что Регулусу больно: ничто нигде не кровоточит, он не кашляет и не задыхается. Внешне, кажется, что он в порядке, но Сириус видит, что ему плохо, хоть и не может определить, что именно болит. И тут до него доходит: такой человек, как Волдеморт, направо и налево разбрасывающийся непростительными, наверняка находит особое наслаждение в психологических пытках. Круциатус тоже не оставляет внешних следов, но причиняет невообразимые внутренние страдания. По щекам Регулуса катятся слезы, а в глазах, которые он распахивает, когда слышит настоятельный тон Кикимера, заверяющего, что ему нужно пить дальше, стоит животный страх. Самый настоящий ужас. Он качает головой из стороны в сторону и умоляет Кикимера не заставлять его пить зелье. Его голос надрывается, и Сириус оказывается на коленях. Он даже не заметил, как тоже начал плакать. «Черт, Реджи… Почему же ты не позвал меня с собой? — Сириус просто не может это вынести, это выше его сил. — Реджи, я ведь поклялся защищать тебя». — Пожалуйста, — сбивчиво бормочет Регулус, — пожалуйста, не надо… — Мастер, вам надо выпить еще чуть-чуть, — тоже рыдая, настаивает Кикимер. — Нет, Сириус… СИРИУС! — кричит Регулус явно в бреду, — вернись, пожалуйста. И Сириус беспорядочно рыдает, его глотку царапает крик, но он лишь скулит и шмыгает носом, придвигаясь ближе, будто Регулус сможет как-то почувствовать его присутствие. — Я здесь, Реджи. Я здесь, звезда моя. Прости, что оставил тебя, прости, что ушел. На секунду Сириусу кажется, что в глазах Регулуса проскакивает ясность — узнавание — будто он заметил его, но это лишь иллюзия. Кикимер заливает ему в рот зелье, затыкая нос пальцами, чтобы Регулус глотал. Все тело эльфа сотрясает дрожь, едва ли он может видеть хоть что-то за таким количеством слез. — Перестань, — пытается вырваться Регулус, но он настолько обессилен, что это движение скорее напоминает слабое дергание. — Прекрати, не мучай меня, Сириус, не мучай. Лучше просто убей меня! Я не могу так больше, — кричит Регулус и, кажется, рыдает пуще прежнего, хоть и непонятно, как это вообще возможно. После очередного кубка зелья, Регулус, видимо, сорвавший голос, хрипло выдыхает: — Это все моя вина. Я виноват… прости, пожалуйста. Прошу, перестань, прошу, вернись… Когда зелье в чаше наконец заканчивается, Кикимер, явно отлично помня эффект и послевкусие зелья, обхватывает Регулуса за шею, приговаривая: — Мастер, нам надо уходить. — Воды… — хрипит Регулус. — Кикимер принесет воды, когда мастер будет дома, — заверяет эльф и с хлопком исчезает. Регулус же остается на месте, развалившись напротив чаши. Он, кажется, даже не замечает, что домовик куда-то пропал. Он не осознает ничего из того, что происходит вокруг. Кикимер возвращается через пару секунд и пытается аппарировать с Регулусом еще раз. Очередная провальная попытка. В следующий раз он возвращается, держа в руке кувшин с водой. Очевидно, последнее, что сейчас нужно — это дать инферналам знать о том, что к крестражу подобрались чужаки. Когда Регулус опустошает содержимое кувшина, в его глазах появляется намек на ясность. Он все еще далеко не в порядке, конечно, но теперь он хотя бы не в бреду и потихоньку начинает приходить в себя. Кикимер кое-как затаскивает Регулуса в лодку и отплывает от острова на каких-то несколько метров, прежде чем по всей поверхности озера начинают высовывать руки и головы мертвые твари. Регулус, вмиг оценивая ситуацию, понимает, что с секунды на секунду лодку перевернут инферналы, и кое-как выговаривает приказ: — Кикимер, уходи. Аппарируй домой. — Но, хозяин… — Сейчас же. Это приказ. И с громким всхлипом эльф исчезает, будто его тут и не было. Как по команде, в следующую же секунду лодку переворачивают и Регулус падает в воду, еле держась на плаву. Лодка по мановению неизвестной магии сама собой уплывает обратно на свое место, к берегу, оставляя Регулуса на растерзание монстрам. Регулус пытается отбиваться, он врезает паре инферналов по голове, но этого, конечно, недостаточно. Сириус пытается ногами отбиваться от них, держать их подальше от брата, но и это, конечно, тщетная попытка — в конце концов, его здесь нет. Регулус шипит, когда монстры вонзают свои острые когти ему в кожу. Он, кажется, даже не успевает осознать, что вот-вот умрет… Последнее, что Регулус успевает сделать, перед тем, как его начинают тянуть на дно, это выкрикнуть: — Сири… — Он не успевает даже договорить. Вместо окончания по пещере разносится лишь булькающий звук. У Сириуса звенит в ушах, он сидит на коленях на поверхности воды пытается дотянуться до медленно скрывающего в темноте вод Регулуса. Одна его рука все еще поднята наверх, будто в ожидании, что кто-нибудь вытащит его. Сириус бьет по поверхности воды, но не чувствует ни влаги, ни боли — ничего. На этот раз он не сдерживает крик, рвущийся наружу из глотки. Это дикий вопль — животный. Реджи. Реджи. Реджи. Реджи, нет… Но Реджи больше нет. Его забрали когтистые лапы… Вальбурги… Ориона… Беллатрисы… Волдеморта… Инферналов. Еще с полминуты Сириус сидит на воде, пытаясь ее вскопать. Пытаясь сделать хоть что-нибудь. Пытаясь повернуть время вспять. Оказаться там с Регулусом. Но уже поздно. Прошлого не воротишь, сделанного не изменишь. Сириус просто глупец, если рассчитывал на что-то иное. Если позволил себе надеяться, что видит все эти воспоминания не просто так, что у всего этого есть какая-то причина, помимо невероятной боли. Зачем все это было? Просто чтобы он сидел здесь теперь с выпотрошенной душой?! Когда за спиной вдруг раздается звон двери, Сириусу кажется, что это какое-то издевательство. Наверное, это его персональный ад. Что еще ему могут здесь показать? Регулус мертв. Он умер, и Сириуса не было рядом, чтобы предотвратить это. Сириус подвел обоих своих братьев. Он не смог спасти ни Регулуса, ни Джеймса. Они оба мертвы по его вине. Если теперь на его глазах будет умирать Джеймс, Сириус не выдержит. Он уже почти уверен, что за все содеянное просто-напросто попал в ад и отбывает свое наказание. Повернувшись к двери, Сириус обнаруживает, что она выглядит иначе. Во все предыдущие разы появлялась дверь из темного дерева, идентичная тем, что стоят на входе в его собственную спальню детства и в комнату Регулуса. Теперь же перед ним белоснежное дерево, так и манящее пройти через порог. Сириус встает, решившись идти дальше. Что бы это ни значило и куда бы его ни привело. Выйдя наружу, Сириус обнаруживает все еще танцующие на сумеречном небе остаточные краски солнечного света. Над головой — полотно из теплых мазков, потихоньку растворяющихся под напором наступающей ночи, вот-вот должны начать расцветать созвездия. Оглядевшись по сторонам, он узнает стоящее неподалеку летнее поместье Блэков. Нормандские поля радуют глаз разноцветными мелкими цветочками уже выросшими по щиколотку. По пейзажу Сириус может предположить, что представший ему вид относится к поздней весне, которая вот-вот перекатится в раннее лето. Сириус несколько минут бродит по давно изученным окрестностям в поисках непонятно чего. Что он должен здесь найти? Вид тут, безусловно, прекрасный, но едва ли он оказался тут сейчас только для того, чтобы насладиться красотой французской природы. Вдруг он вспоминает об их с Регулусом «большом камне» — так они обозвали валун, который обнаружили в детстве на берегу близлежащего озера. Теперь Сириус держит путь прямо к нему, точно помня, как до него добраться. Оказавшись в нескольких десятках метров от места назначения, он замечает развалившуюся на валуне фигуру. Подойдя еще ближе, он узнает ее по до боли знакомой, родной кудрявой макушке. Это что, очередное воспоминание? И почему вселенная вдруг решила сбить хронологический порядок? Сириус подходит еще ближе, и Регулус внезапно подскакивает, оказываясь в сидячем положении, оборачивается, глядя прямо на него и хмурясь. Сириус даже не успевает осознать тот факт, что Регулус его услышал и увидел, потому что он вдруг удивленно обращается к нему: — Сириус? — Реджи? — Уточняет Сириус, все еще не веря, что столько воспоминаний спустя, при том, как отчаянно ему хотелось поговорить с братом, переживая большую их часть, он наконец может это сделать. Сириус, все еще не оправившийся от вида Регулуса, утаскиваемого под воду инферналами, явно не в силах удержать эмоции в узде. Слезы начинают бесконтрольно катиться по его щекам, а он тщетно приказывает им перестать. Пелена перед глазами мешает ему хорошенько рассмотреть Регулуса, а ему ведь так хочется убедиться в его целости. В том, что его сейчас не разрывают на клочья длинные когти. Регулус в недоумении и, очевидно, не понимает, что происходит. И все же он слезает с валуна и подходит к Сириусу, обеспокоенно разглядывая его, после чего осторожно, будто боясь спугнуть, спрашивает: — Что случилось? Ты в поря… Но Сириус не дает ему договорить, обнимая так крепко, что разом выбивает весь воздух из легких. Сначала, несколько пораженный, Регулус не отвечает на объятие, но сообразив, что к чему, обхватывает спину Сириуса кольцом своих рук. Кажется, можно даже услышать негромкий выдох Регулуса, когда он вжимает голову в плечо старшего брата. О, как давно Сириус этого не чувствовал. Объятия его младшего брата ощущаются как детство. Им обоим пришлось вырасти так рано, отчего они оба до последнего своего вздоха оставались детьми, запертыми в подросших телах. Будто прочитав мысли Сириуса, Регулус чуть отстраняется, все еще не выпуская из своих рук, несколько секунд изучает его лицо, пробегаясь глазами по отросшим волосам, небрежной щетине и морщинам, которые достались Сириусу наряду с другими сувенирами в память об Азкабане. — Ты вырос… — просто говорит он. И это факт. «А ты нет», — не отвечает Сириус. Вместо этого он пытается состроить веселое выражение лица и искривить губы в каком-то подобии своей коронной самодовольной ухмылки. Получается, как он полагает, не очень. — Скажи, — посмеиваясь, выдыхает он, — какой я красавчик. Регулус даже теперь находит в себе достаточно саркастической напыщенности, чтобы закатить глаза. Маленький засранец. Сириус просто качает головой и с горьким смешком говорит: — Реджи, ты такой… идиот. Почему ты не взял меня с собой? Почему?! — И голос его срывается на последнем слове. Регулус хмурится, наверняка не понимая, как именно Сириус мог узнать о произошедшем. Еще через пару секунд молчания Сириусу начинает казаться, что Регулус просто сведет неудобную тему на «нет», не удостоив его ответом. Но он его удивляет. Возможно, ему хватило молчания при жизни. Намолчался и наконец решил, что пора бы начать говорить. — Я хотел… — Он раздраженно вздыхает. Ему явно все еще тяжело дается немолчание. — Хоть раз я хотел позаботиться о тебе сам… Стать тем, кто спасет тебя. Я… У меня получилось? Ты был в безопасности? — В его голосе так много искренности, что он буквально кровоточит ей, как открытая рана. Ощущение, будто Регулус разорвал себе грудную клетку, вытащил сердце и вручил его Сириусу, умоляя заверить его, что все было ненапрасно. — Да, Реджи, — врет Сириус, — ты справился. Я был в безопасности. И, конечно, это неправда. Это ложь чистой воды, но… а что он еще может сказать? Что провел все те годы между смертью Регулуса и своей собственной, обвиняя себя в его смерти? Что потерял не только его, но и Джеймса? Что не сумел спасти ни одного из них? Что не сумел быть рядом, стать опорой и поддержкой для своего крестника? Что отсидел двенадцать лет в Азкабане? Зачем? К чему все это сейчас? Сейчас, когда все закончилось, когда они уже здесь… нет никакого смысла предаваться размышлениям о том, как все могло бы обернуться «если бы». Уже ничего не поправишь — слишком поздно. И все же… лучше поздно, чем никогда. — Это хорошо, — отвечает Регулус. Но Сириус не уверен, что брат ему поверил. В конце концов… Сириус пусть и выглядит старше, но он все еще не старик. Едва ли он находился бы здесь в таком возрасте, если бы был там — в том мире — в безопасности. Они наконец выпускают друг друга из полуобъятий, и Регулус протягивает Сириусу свою ладонь, после чего они рука об руку идут к своему «большому камню». У его подножия Регулус останавливается и наклоняется к самой земле, поднимая с нее два браслета из ракушек. Сириус не может не усмехнуться при виде них. Регулус сначала надевает один на запястье Сириуса, а затем второй — на свое. Сириус моргает и вдруг видит перед собой маленького Регулуса. Ему не дашь больше восьми. Да и сам он теперь почти на одном с ним уровне, выше лишь на несколько сантиметров. Реджи улыбается, и взгляду Сириуса предстает дырочка на месте, некогда занятом молочным зубом. Сириус лохматит ему волосы и кричит: — Кто быстрее до озера! — Тут же срываясь с места. — Так нечестно! — своим детским голоском возмущается Реджи, пытаясь догнать брата. Сириус, конечно, же сбавляет темп, но незаметно, чтобы Регулус точно не подумал, что победил, только потому что Сириус ему это позволил. В воздухе разливаются легкий смех и радостные победные восклики Регулуса. Когда Сириус приходит к финишу вторым; он театрально машет рукой перед лицом, показывая, как устал, будто, как бы он ни старался, у него не было ни шанса обойти своего братишку, Реджи. — Спасибо, — выдыхает Регулус со сверкающими в глазах искорками. — За что? — удивленно спрашивает Сириус. — За все, — просто отвечает Реджи, шмыгая носом и моргая, чтобы не заплакать. Сириус улыбается и снова обнимает его. — Я всегда буду рядом, petite étoile, — уверяет его Сириус, на этот раз намереваясь сделать все, чтобы это оказалось правдой. — Обещаешь? — Обещаю. Когда темнота наконец полностью окутывает небо, Сириус с Регулусом устраиваются поудобнее на «большом камне» и разглядывают знакомые созвездия. Регулус, конечно, все еще знает и помнит их все намного лучше Сириуса. Они по-ребячески смеются и шутят, пока откуда-то неподалеку не слышится уже привычный для Сириуса звон. Новая дверь оказывается давно забытой старой. Честно говоря, Сириус боялся уже никогда ее не увидеть. И вот наконец, спустя столько лет, через порог входной двери Поттеров переступают оба брата Блэк.