Милый, солнце подождёт.

С глухим плюхом Квай-Гон приземлился в кресло, и, медленно погружаясь всё глубже в мягкую обивку, вытянул ноющие после короткой прогулки от космопорта ноги. После стольких дней в космосе он всегда чувствовал себя неуверенно на своих двоих. — Ты помнишь тот лес на Сематере? — спросил Квай-Гон. Мгновение он оглядывал лицо Оби-Вана, безмятежное ото сна, ища признаки узнавания в подёргивании гусиных лапок вокруг век — едва заметных — или уголков рта — скрытых бородой. — Я часто думаю о нём в это время года, — тихо пробормотал Квай-Гон, а затем покачал головой, как бы пренебрегая собственными словами. Какая-то часть его не желала будить Оби-Вана. Не то чтобы он мог. Его взгляд расфокусировался, и он обратил его на сад, раскинувшийся прямо за стеклянной стеной храмовой палаты. Звуки бегущей воды и щебетание птиц были едва слышны отсюда. Оттого ещё сильнее хотелось ступить на раскинувшийся за стеклом зеленый покров лишь вдвоём, позволить почти бесшумному трепетанию крыльев разметать волосы, разливая невесомый аромат зелени и почвы по коже. Дверь бесшумно открылась: отдаленное гудение мониторов и шарканье шагов проникли в комнату вместе с целителем, прежде чем снова замолкнуть. — Как наши дела? — Голос мон-каламари был мягким, мелодичным, направленным на то чтобы расслабить собеседника, приятным и, как Квай-Гон вдруг понял, знакомым. — Здравствуй, Бент. — Квай-Гон улыбнулся, почувствовав лёгкий дискомфорт, когда оттолкнулся от стула, чтобы подняться и обнять молодую женщину. — Давненько не виделись. — Попытки были. — Её смех был подобен птичьей трели. — Я вас знаю. Вам было нелегко, но вы заняты своим падаваном. — Что ж, — хмыкнул он. — Энакин находит достаточно проблем, чтобы хватало для нас обоих. — Яблоко от яблони, да? — спросила она, всё ещё крепко обнимая его и не давая ему отстраниться. Он вздохнул. — С ним всё будет хорошо, — заверила она тихим голосом, больше похожим на голос той девчушки, которую он когда-то знал, и меньше на практикующего целителя. — Я знаю, — мягко ответил он, поглаживая рукой её спину. Шмыгнув носом, Бент отвернулась и быстро подошла к Оби-Вану, хотя по линии её плеч можно было сказать, что она тоже пока не нашла покоя. Она заняла себя работой, а он снова подошёл к окну и выглянул наружу, смотря на солнечный свет, отражающийся от фонтана, на бабочек, сверкающих своими яркими крыльями… Сегодняшним днём и правда можно было отпраздновать жизнь. — Ещё несколько часов, — сказала Бент, привлекая его внимание. — Тогда Целитель Че вернётся, чтобы проверить, как обстоят дела с затянувшимися ранами, и если он не выйдет из транса сам, ей, возможно, придется помочь ему. Мы можем сообщить вам, когда… — Я буду здесь, — сказал он, перебивая её. Её рот слегка округлился в удивлении. — Я не хотел, чтобы он провёл День жизни в одиночестве, — проговорил Квай-Гон. Снова найдя глазами Оби-Вана, он устроился в ближайшем к окну кресле, чувствуя, как по спине растекается тёплый свет. Его иллюзорный луч упал на растрепанные волосы Оби-Вана и на его бледное лицо. Синяк, красовавшийся на его коже начал исчезать: несколькими днями ранее он, должно быть, был фиолетовым, а не желтым, как сейчас. На щеке до сих пор виднелась царапина, уже затянувшаяся и хорошо зажившая. — Конечно, — прошептала она. — Я ещё зайду вас проверить. И снова ушла. Квай-Гон вздохнул, чувствуя, как давит на него гравитация планеты, и прикрыл глаза. Он был рад, что мониторы в этой комнате работали тихо, что позволяло ему сосредоточиться на том смутном беспорядке жизни, что кипела прямо за стеклом. Времена, когда всё было наоборот, когда Квай-Гон лежал на больничной койке, а Оби-Ван мерил шагами палату или так же держался как можно дальше, продолжали всплывать в его памяти. И в конце его ждал тот последний ужасный раз, когда Оби-Вана пришлось оттаскивать от него насильно… Квай-Гон тоже никогда не был из тех людей, которые могут оставаться в стороне. — Мне сказали, что прошло несколько дней, — тихо сказал Квай-Гон, не сводя глаз с лица Оби-Вана. — Даже неделя. Они продолжают проверки… — Он выдохнул. — Чего же ты ждёшь? Ответа, конечно, не последовало, но он подумал, что ситуация не ощущалась бы настолько болезненно, не кажись Оби-Ван таким умиротворённым. Он был очень бледен, словно много дней провёл в космосе, но в остальном выглядел здоровым. Что бы ни случилось, оно осталось позади или въелось так глубоко, что снаружи не оставило никаких следов. Он выглядел мягче, но, может быть, это из-за волос, которые падали ему на лоб, или бледно-голубых туник, выдаваемых всем больным. Было немного больно видеть его расслабившееся во сне лицо, потому что Квай-Гон давно не видел Оби-Вана таким. Его внимание привлекла тёмная тень, которая неслась по коридору, а затем остановилась прямо у двери и, медленно толкнув её, аккуратно прокралась внутрь, словно пытаясь скрыть тот факт, что пробежала весь свой путь до сюда. Безудержная теплота заклубилась внутри Квай-Гона от этой маленькой попытки соответствовать царившему здесь мрачному настроению. — Энакин, — выдохнул Квай-Гон. Он сложил руки на коленях и улыбнулся своему неуклюжему падавану. — Я думал, ты проводишь время с друзьями? — Я не знал, что вы придёте сюда, — отозвался Энакин, не отвечая на вопрос. Его глаза осторожно метнулись к кровати. — Как он? Он был рядом с Квай-Гоном, когда пришло сообщение. Мастер без всякой задней мысли принял его в присутствии ученика, тем более оно не было отмечено каким-либо уровнем доступа. Энакин видел, как его лицо побледнело, и даже взял Квай-Гона за руку, словно боялся, что тот может упасть в обморок. Почему же Энакин не знал? — Он в исцеляющем трансе. Нет ничего необычного в том, чтобы подержать кого-то в нём пару дней, особенно после сильной физической травмы, но он не проявляет никаких признаков того, что выйдет из него сам… Его глаза потеряли фокус, когда он замолк, думая о другом случае, когда Оби-Ван был введён в исцеляющий транс. Тогда он практически с боем, духовно говоря, вырвался из него, чтобы вернуться к активной службе рядом с Квай-Гоном. Квай-Гон не отходил от него далеко за всё то время, но беспокоился меньше. Хотя тогда всё было по-другому. Они были ближе. — С ним всё будет хорошо, мастер, — мягко сказал Энакин. И когда Квай-Гон встретился с ним взглядом, в его юных глазах плескалась неимоверная сила. — Будет так, как того пожелает Сила, — ответил Квай-Гон, переводя взгляд на книгу, которую Энакин сжимал в руке. — Что там у тебя, мой юный падаван? — Я искал вас, мастер, — ответил Энакин, снова не отвечая на вопрос прямо. — Ваш томик стихов каким-то образом оказался в моей сумке. Я пошёл было к вам в комнату, чтобы отдать его вам, но вас там не оказалось. А потом до меня дошло, что вы здесь и, может, он вам нужен, поэтому я принёс его. Он преодолел комнату в несколько длинных шагов и с самым серьезным выражением лица протянул книгу Квай-Гону. — Я не знаю, может вы захотите почитать ему вслух или что-то в этом роде, — пробормотал Энакин. Лёгкая улыбка, скорее рефлекторная, чем искренняя, тронула губы Квай-Гона. — Это очень мило с твоей стороны. Спасибо, Энакин. Энакин вернулся к изножью кровати, прислонился к нему, чтобы поправить тканое зеленое одеяло, накрывавшее Оби-Вана. — Он для вас очень важен, правда? — спросил он. Прежде чем Квай-Гон успел сформулировать ответ в уме, на его губах уже родился протест, но вместо него он лишь тихонько выдохнул. Возможно, Энакин спрашивал об этом, лишь заботясь о своих будущих отношениях с Квай-Гоном. В отрицании собственных чувств его мастеру следовало разбираться самому. Когда ответа не последовало, Энакин продолжил говорить. — Просто… я был с друзьями, потому что сегодня праздник, хотя мы и так обычно вместе, когда все в Храме, поэтому, когда я нашёл книгу, то подумал, что застану вас с вашими друзьями, только вот я нашёл вас здесь. — Он замолк. — Есть столько людей, с которыми вы могли бы провести День жизни, но вы здесь, в госпитале, сидите с Оби-Ваном, который даже не в сознании. Энакин закусил губу, и Квай-Гон был благодарен за то, что падаван обратил свой встревоженный взгляд на Оби-Вана, а не на него. — Я знаю, он был вашим падаваном, — продолжил Энакин, — но вы двое почти не общались с тех пор, как я стал вашим учеником. У Квай-Гона появилось странное ощущение, что он сидит противоестественно неподвижно, хотя его сердце билось у него в ушах так громко, что казалось, что всё его тело должно как минимум пульсировать. Бей или беги, инстинкт, над которым он взял вверх целую вечность назад. Чего он так испугался? — Может быть, мы не так близки, как прежде, — ответил Квай-Гон, стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно, — но мне показалось важным, чтобы рядом с ним кто-то был. Ни один из них не спросил, где другие друзья Оби-Вана. Долг многих призвал покинуть Храм, и ни праздники, ни заболевшие друзья не могли этого изменить. Когда пульс успокоился, он увидел, как Энакин хмуро смотрит на Оби-Вана, явно пытаясь прочесть что-то в его безмятежном выражении. Когда его взгляд наконец вернулся к Квай-Гону, он был таким же пронзительным, как и всегда, но всё же сочувствие его смягчило. Квай-Гон не мог не задуматься, что такого юноша сумел разглядеть. И не был уверен, что хочет знать. — Ты когда-нибудь бывал на Сематере, Энакин? — в конце концов спросил Квай-Гон. — Я не припоминаю, чтобы видел его в твоем журнале с другими джедаями, но миссии порой могут завести в самые отдаленные места… — Квай-Гон с тоской замолчал, снова глядя на Оби-Вана. — Если только сам того не зная… — ответ Энакина оборвался, звуча растерянно. — Что в нём особенного, мастер? — Ничего особенного, я лишь вспомнил о тамошних лесах. — С кривоватой улыбкой он обратил взор на Энакина и понял, что тот наблюдал за ним всё это время. Тем не менее, ответ Квай-Гона, казалось, несколько успокоил юношу. Он кивнул и, разгладив нижний край одеяла Оби-Вана, выпрямился. Он вытянулся за последние пару лет, и его рост уже почти мог соперничать с собственным ростом Квай-Гона. Он всё ещё бывал неуклюж, но с каждым днём в нём было всё больше от мужчины, нежели чем от мальчика. Хотя синяки на голенях ещё не сошли и регулярно обновлялись, несмотря на небольшую помощь Силы. — Хорошо, что он исцеляется здесь. — Энакин оглянулся на сады позади Квай-Гона. — Находиться рядом с природой лучше, но много ли он осознает в исцеляющем трансе? — Сила превыше всего, — ответил Квай-Гон, легко переходя на мягкий лекторский тон. — Жизненная сила сада — это не только бальзам для души, но и осязаемый проводник, связывающий всех нас. — Единая Сила, — понял Энакин, кивая. Если его и утомил этот урок, то он не показал этого. — Но связь — это нечто большее, Сила поддерживает нас, когда мы в ней нуждаемся, и до тех пор, пока мы в этом нуждаемся… — Квай-Гон замолк, недоумевая, как джедай может прихрамывая вернуться в Храм, рухнуть на постель и быть не в состоянии вывести себя из транса. Урок о Живой Силе отошёл в сторону. Энакин и так достаточно хорошо его знал. — Может быть, боль просто глубже, чем нам кажется, — сказал Энакин хриплым голосом. И Квай-Гон был удивлён, поняв вдруг, что его падаван стоит рядом с ним и кладёт руку ему на плечо, другой протягивая поднятую с кровати книгу. — Мне кажется, ему будет полезно услышать ваш голос, мастер. Подняв взгляд на лицо юноши, Квай-Гон увидел в чужих глазах мерцающие слёзы и вздохнул. Не хватало ещё, чтобы его оплакивал шестнадцатилетний мальчишка. — Иди, сегодня тебе здесь не место, лучше расскажешь Оби-Вану и мне всё о своих злоключениях, когда он проснётся. — Он махнул рукой Энакину. — Но, прошу, падаван, не арендуй спидер, по крайней мере, до окончания праздника, хорошо? — Никто вас за язык не тянул, мастер. — Ухмылка Энакина была заразительна. С обрывистым поклоном он ушёл. Квай-Гон печально покачал головой, благодаря Силу за то, что у него есть Энакин, и смахнул непрошенные слёзы с глаз. Придя в себя, он пролистал книгу до того места, на котором остановился, и прочёл про себя строчки из следующего стихотворения, погрузившись в их содержание. Не ищи меня, Я недвижно лежу, дорогой, Ведь отныне мой сон под землёй. Не ищи меня, Я саженец, скрытый листвой, Отпусти же, не рушь мой покой. Милый, солнце подождёт… Квай-Гон захлопнул книгу и встал, повернувшись лицом к окну и спиной к Оби-Вану. Этот сад не был особенно красивым, или, скорее, не был его любимым садом в Храме. Он был таким узким, что сквозь стройные деревья виднелся городской пейзаж. Здесь мало кто ходил, обычно только садовники и животные, но он был открыт для выздоравливающих. По всему коридору окна лечебницы выходили на зелень, высокие деревья и лианы, тянущиеся до самых верхних этажей, но только на этом этаже можно было увидеть цветы и услышать журчание воды, разбивающейся о камни, и кваканье лягушек, прячущихся под тенистыми листья. Он сосредоточился на одной из птиц, плескавшихся и чистящихся в мелком водоёме, её голубые перья переливались в увядающем дневном свете. Вокруг всё больше пернатых перекликались друг с другом, Квай-Гон же пытался услышать Силу, в то время как почти бесшумные хлопки крыльев сотрясали воздух, и приглушённые крики их хозяев эхом отдавались в стекле. Только потому что тянулся к Силе вовне, так внимательно слушая всё, что происходит вокруг, джедай почувствовал приближение своего друга ещё до того, как тот открыл дверь. — Мейс, — поприветствовал Квай-Гон с улыбкой. — Я пришёл, как только смог. — Мейс потянулся к Квай-Гону, и они пожали друг другу руки. Только тогда корун перевёл взгляд на Оби-Вана, который лежал неподвижно и дышал так незаметно, будто его вообще не было в живых. — Главный целитель Че держит меня в курсе его состояния, но я подумал, что не помешает прийти и убедиться самому, раз уж ты здесь. Квай-Гон отпустил его руку, и Мейс подошёл ближе к кровати. — Я просто не хотел, чтобы он провёл День жизни в одиночестве. Мейс издал смутный звук согласия, закрыл глаза и протянул руку, пытаясь нащупать присутствие Оби-Вана в Силе. Квай-Гон так и не осмелился сделать этого, чувствуя, что ему нужно разрешение Оби-Вана, чтобы прикоснуться к нему таким образом. Несмотря на их общую историю, и бесчисленные касания в Силе во время их партнерства, они настолько отдалились за последние пять или около того лет, что то, что когда-то было привычным, теперь казалось бесцеремонным. Для главы Ордена такая оценка была неотъемлемой частью работы по поддержанию хороших отношений со всеми джедаями. У Квай-Гона не было никакого оправдания, кроме стремления утешить себя. Ему хотелось дотянуться до души Оби-Вана, просто потому что он мог. Сейчас же он чувствовал только рябь в Силе, пока Мейс изучал Оби-Вана. — Просто… спит. — Со вздохом Мейс опустил руку и повернулся к Квай-Гону. — Он всего лишь спит, Квай-Гон. Я слышал, сенатор от Панторы, Тени Кумива, принимает традиционных зеваранских певцов, чтобы представить имена новых звезд, не думал, что ты захочешь это пропустить. — Я просто… Воспоминание поглотило вид настоящего Оби-Вана перед ним: моложе, безбородый, свернувшись калачиком он лежал в кресле под мантией, с глазами, полными беспокойства, несмотря на то, что они были закрыты во сне, нахмурив брови и крепко сжимая в кулаке световой меч Квай-Гона. Квай-Гон моргнул, снова осознавая разницу между тем моментом и этим. — Ты не переставая говорил о них, когда вернулся с Зевара, — продолжил Мейс, — так что я подумал, что увижу тебя там. — После Набу я застрял здесь где-то на три месяца, так? — Мм, — не согласился Мейс. — Почти неделя на Набу, чтобы стабилизировать тебя, потом ещё две на Альдераане. Затем остаток в Храме. Мастер Джокаста знает, что ты вынес его из архивов? — Мейс поднял сборник стихов, и позолоченное название «Сотканный род» сверкнуло в золотом солнечном свете. — Также как знает, что я вывозил его с планеты, — пошутил Квай-Гон. Мейс усмехнулся, кладя книгу на столик рядом с кроватью Оби-Вана, туда, где стоял кувшин с водой, и где должна была бы лежать рукоять светового меча Оби-Вана, если бы он действительно просто спал. — Может расскажешь мне, что с ним приключилось? — попросил Квай-Гон тихим голосом. — Ничего страшного, — начал Мейс, но Квай-Гон бросил на него такой взгляд, что он поджал губы, прежде чем продолжить. — Он был похож на живого мертвеца, когда вернулся. Я заверил его, что он может доложить позже, но он сказал, что потом собирается сразу идти к целителям… Это была зачистка на какой-то планете Внешнего Кольца, о которой я никогда не слышал, Ичеле III. — Мейс пожал плечами. — Он был немного потрёпан, но ничего такого, что могло бы заставить его впасть в исцеляющий транс, я не заметил… — Немного потрёпан, — сухо повторил Квай-Гон. — Это не то, что ты сказал мне, когда его госпитализировали. Зачем ещё такое сообщение, как не для того, чтобы заставить меня примчаться сюда, как только Энакин и я окажемся на планете? Мейс имел совесть выглядеть слегка смущенным. — Я подумал, твоё присутствие поможет ему разобраться с этим. — Мейс неопределенно махнул рукой. И снова то неподобающее чувство стиснуло лёгкие Квай-Гона. Он медленно вдохнул, и напряжение покинуло его вместе с выдохом. — Я считаю, что ему нужно было оправиться не от последней миссии, а от предыдущей. Он не рассказывал тебе, что у него на уме? — В глазах Мейса появился странный озорной блеск. И напряжение вернулось. Квай-Гон покачал головой, не в силах признаться Мейсу, как мало он и его бывший ученик разговаривали за последние пять лет. — Он был на Белусене. Это житница, но у них есть несколько космопортов, развитая культура и технологии, мало чем отличающиеся от альдераанских, хотя и не такие продвинутые. Армия не более чем рудимент. Банковский клан угрожал полностью покинуть сектор, требуя у центра взять новый кредит, тем самым практически разоряя их... Квай-Гон фыркнул: — Звучит, как очередная блокада Набу. — И застыл. — Да. Почти так и было. — Мейс поднял брови. — Но в том секторе Банковский клан — не единственная власть, с которой нужно считаться, просто самая громкая. Оби-Ван консультировал правительство Белусена, одновременно держа в курсе всего Сенатский комитет, и, в конце концов, Банковский клан уступил. Тебе обязательно нужно прочитать отчёт, который он написал. — Мейс звучал очень довольно. — Оби-Ван стал замечательным джедаем, — сказал Квай-Гон, — несмотря на моё обучение. — Я бы сказал, что он стал таким великим джедаем благодаря твоему обучению. Квай-Гон быстро закрыл рот, и Мейс вздохнул. — Не знай я тебя так хорошо, то подумал бы, что ты в нём разочарован. — Что? — Ты как будто что-то умалчиваешь, будто не хочешь его критиковать, но… — На каком основании мне его критиковать? — недоверчиво спросил Квай-Гон. — Я сказал, не знай я тебя. — Взгляд Мейса был практически осязаем. — Я знаю, что он не рассказывал тебе о Белусене, точно так же, как знаю, что он мало рассказывал тебе о других последних миссиях. Ты не единственный, кто мне доверяет. Это почему-то задело, но Квай-Гон сказал: — Хорошо. — Хмф. — Мейс скрестил руки на груди. — Раньше вы были грозной командой. — Я не уверен, что ты хочешь от меня услышать, — сказал Квай-Гон, чувствуя лёгкое раздражение, словно это Мейс был тем, на кого он злился. — Он доказал, что я ему не нужен. — Это то, что он пытался доказать? — На самом деле это был не вопрос. — Не строй из себя грандмастера, — проворчал Квай-Гон. — Он облетел всю галактику, заставил Орден гордиться им, но я не уверен, что он знает, что и ты им гордишься. — Как он может этого не знать? — спросил Квай-Гон. Мейс мгновение пристально смотрел на него, теперь уже не как терпеливый мастер, а скорее как скептически настроенный друг. — Даже не знаю, Квай-Гон. — Слова Мейса были суше татуинской пустыни. — С чего бы твоему бывшему ученику, с которым ты почти не разговариваешь, не знать, что ты им гордишься? Неприятное чувство, новый незнакомый доселе стыд снова дали о себе знать. Он не сводил взгляда с Мейса, пока маленькая птичка, купавшаяся на мелководье, не села рядом с окном и не запела, разрушив момент. — Когда я говорю, что он просто спит, — сказал Мейс после ещё одной долгой паузы, — я имею в виду, что он невредим. Насколько я могу судить, с ним всё в порядке, если не считать той усталости, которая время от времени овладевает всеми нами. Однако, когда я подталкиваю его… — Мейс наклонился вперёд, пристально глядя на Оби-Вана, и через минуту выдохнул и отвернулся. — Видишь? Ничего. — И ты думаешь, что я мог бы… — Три месяца, — возразил Мейс. — Ты был более или менее без сознания целых три месяца, в течение которых твой падаван каждую свободную минуту проводил в ожидании твоего пробуждения. Он делал всё возможное, чтобы облегчить интеграцию Энакина в жизнь Храма, но спал всё равно в кресле рядом с тобой, а не в собственной постели. Мейс встал, расправляя несуществующие складки на своей мантии. — Я думаю, ему будет полезно узнать, что ты здесь, что ты пришёл, потому что не хочешь, чтобы он был один. В День жизни или в любой другой день. Мейс подошёл к изножью кровати, на мгновение взглянул на Оби-Вана и кратко кивнул. Подойдя к Квай-Гону, он остановил своего хотевшего было подняться друга, положив руку ему на плечо. — Ты не бросил его, Квай-Гон, — только и сказал Мейс, а затем ушёл. В саду ветви деревьев закачались на искусственном ветру, свет обратился оранжевым, день начал угасать, и последние его лучи снова выцепили название книги. Милый, солнце подождёт. Он вспомнил о другом дне, слишком давно, о другом лесе, о другом заходящем солнце. Бездумно, Квай-Гон оглянулся на Оби-Вана и потянулся к нему в Силе, словно проводя рукой по его волосам. И тут же понял, что натворил. Квай-Гон резко отпрянул. Он почувствовал ледяную хватку стыда, а может быть, это был страх, снова пытающийся захватить над ним власть. Мгновение он наблюдал за Оби-Ваном, тёплые тени начали падать на его лицо, отчего его волосы запылали изнутри, заставив его казаться более живым, чем в последние пару часов. Он отбросил страх, он устал от него, он очень хотел, чтобы Оби-Ван открыл глаза. Квай-Гон выпрямился, собираясь с духом. Он положил руку на скрытое туникой запястье Оби-Вана, стараясь не надавить на трубку капельницы. Глубоко вздохнув, он закрыл глаза и погрузился в полную и стремительную реку Силы, чувствуя, как она растекается во всех направлениях и врезается в настоящее. Он устроился против её течения, почувствовал знакомое эхо Оби-Вана рядом и то, как Свет кружится и преломляется вокруг него. Он скользнул глубже, потянулся вперёд и мягко подтолкнул. Рука, неподвижно застывшая под его пальцами, даже не дрогнула. Он отпустил Силу, отступив из этой реки тепла и света, и ослабил свою хватку в физическом мире. — Оби-Ван, — тихо произнёс Квай-Гон. — Что же ещё тебе нужно? Он ещё долго держал Оби-Вана за руку, затем нежно сжал её в последний раз, готовясь отстраниться, но она вдруг дёрнулась. Сжавшая его пальцы хватка была слабой, но Квай-Гон уцепился за неё с отчаянием утопающего. Когда больше ничего не произошло, прошли минуты, и пальцы Оби-Вана медленно расслабились, Квай-Гон смирился с фактом, что это был просто спазм. Он убрал руку и откинулся на спинку стула, наблюдая, как свет в саду превращается в золотистый туман. Медитировать, сидя в этом кресле, было не совсем удобно, но он всё ещё был одной ногой в той реке, и, честно говоря, достаточно устал, чтобы легко соскользнуть в очередной медитативный транс. Он больше не пытался найти Оби-Вана, но его бывший падаван сиял безошибочным маяком, к которому он постоянно оборачивался, не успевая одёрнуть себя. С полуприкрытыми глазами, видя, как солнечный свет касается лица Оби-Вана, чувствуя притяжение его Светлой стороны, Квай-Гон не мог не наклониться, чтобы почувствовать тепло его кожи, пока смахивал рыжие волосы с умиротворённого лица. — Я здесь, Оби-Ван. Я рядом. И как только свет по-настоящему померк, Оби-Ван открыл глаза, и единственным звуком, который он издал, стал тихий вздох. В его глазах блестели растерянность и радость, прозрачные голубые воды успели уловить последний золотистый отблеск уходящего дня. — Квай-Гон? Его голос был хриплым, и когда он сглотнул, горло свело спазмом. Квай-Гон вышел из транса, осознав, что сделал, и отбросив стыд, потянулся к кувшину и чашке на прикроватной тумбочке. Он помог Оби-Вану выпрямиться ровно настолько, чтобы попить, и обнаружил, что не хочет отпускать его, даже когда отставил чашку в сторону. Он обхватил Оби-Вана за плечо, улыбаясь ему. — Что…? — спросил Оби-Ван всё ещё хриплым от долгого молчания голосом. — Что такое? Что ты здесь делаешь? Он мог бы сказать миллион вещей, — я рад, что ты в порядке, я слышал, тебя ранили, меня попросили прийти, я хотел прийти, я не хотел оставлять тебя одного — но вместо этого задал собственный вопрос. — Что случилось? На мгновение возникла та прежняя близость. Прошло всего пять лет с тех пор, как Оби-Вана посвятили в рыцари, и казалось, что сейчас их старая связь вновь ожила. Но Оби-Ван, услышав вопрос, как будто бы ещё глубже погрузился в подушки, и Квай-Гон понял, что ему следует отступить, оставить его в покое. Он сопротивлялся, и его рука оставалась якорем, позволяющим ощутить хоть некое подобие близости. — Я перенапрягся, — ответил Оби-Ван, как будто этого было достаточно. — Зачем? — спросил Квай-Гон, хотя было и нечестно спрашивать о таком. — Я хотел хорошо выполнить работу. Я хотел… — Его зубы клацнули друг о друга, запирая внутри те слова, что собирались сорваться с его губ. Он закрыл глаза, свет солнца стал таким далеким, что в комнате сделалось темно. — Я сделал то, что от меня требовалось. — Ты впал в исцеляющий транс, Оби-Ван, — сказал Квай-Гон немного хриплым голосом и сжал покрытое голубой тканью плечо. — Тебя не было несколько дней, почти неделю. — А давно ты здесь? — спросил Оби-Ван, глядя на дорожную одежду и растрепанные волосы Квай-Гона. — Несколько часов. Мне сказали, что тебя не могут разбудить… — А. — Взгляд Оби-Вана намеренно скользнул куда-то вдаль, и на невыносимо долгое время воцарилась тишина, прежде чем Оби-Ван заговорил вновь: — Так ты пришёл, потому что целители посчитали, что ты можешь помочь. Технически это было правдой, но Оби-Ван не мог понять, что ощутил Квай-Гон в тот момент на капитанском мостике, когда хватка Энакина была похожа на тиски, и как по возвращении в Храм он уклонялся от всех обязанностей, кроме самых необходимых, чтобы только быть здесь. — Я не верил, что смогу помочь, — сказал Квай-Гон. — Я даже настаивал, что на самом деле от меня будет мало пользы. Можешь спросить Бент, когда она вернётся. Я... Все заняты своими делами, Храм пустует, падаваны проказничают, юнлинги отправились смотреть на фейерверки. А я просто… — Квай-Гон замолчал и отвернулся, чтобы не видеть хмурого взгляда Оби-Вана. — Я не хотел, чтобы ты был один. Не сегодня. Непрошеное чувство умоляло его продолжить: Никогда. Но он запер эту мольбу внутри. Снаружи снова зачирикала маленькая птица, их личная певичка, и сказала прощай последним отблескам дневного света. Даже зная, что лучше этого не делать, Квай-Гон всё равно поднял взгляд на Оби-Вана и обнаружил, что тот выглядит озадаченно. Его губы почти растянулись в ухмылке от этого вида, но он быстро вспомнил, что то время давно ушло. Не было больше мастера, вечно бросающего Оби-Вану вызов и понукающего его найти нехоженую тропу. — Почему ты здесь? Нет… — Оби-Ван закрыл глаза, выдыхая намеренно долго и медленно. — Не отвечай. — Когда же мы прекратили разговаривать, Оби-Ван? При этих словах Оби-Ван стряхнул с плеча руку Квай-Гона и, не пытаясь развеять хмурый взгляд, сказал: — Не прекращали. О чём ты хочешь поговорить? Квай-Гону стало холодно, словно весь дневной свет ускользнул сквозь его пальцы, когда Оби-Ван отстранился. Но он взял себя в руки, он уже смог протянуть руку и коснуться чего-то прекрасного раньше, значит мог сделать это снова. Он осторожно пододвинул стул ближе, медленно кладя руку обратно на запястье Оби-Вана. — Возможно, ты хочешь рассказать мне о своей последней миссии? Или о предыдущей, на Белусене? — Хочешь послушать про Белусен? — спросил Оби-Ван. Он смотрел туда, где покоилась рука Квай-Гона, но больше не делал ни малейшей попытки оттолкнуть его. — Я хотел бы услышать всё, что ты скажешь… Или, если ты слишком устал, чтобы говорить, — его глаза скользнули по контрабандному сборнику стихов, — я мог бы почитать тебе кое-что. Оби-Ван потянулся к книге, открыл её там, где Квай-Гон читал в последний раз, вытащил зажатый между страницами листок и пробежался глазами по словам. — Не ищи меня… — Он кашлянул, и Квай-Гон снова протянул ему воды. — Спасибо. Не ищи меня, Я недвижно лежу, дорогой, Ведь отныне мой сон под землёй. Не ищи меня, Я саженец, скрытый листвой, Отпусти же, не рушь мой покой. Милый, солнце подождёт. Я продлю эту ночь, день не скоро настанет, И мой разум усталый Надолго уснёт. Оби-Ван замер с приоткрытым ртом, а Квай-Гон ждал. — Как ты знаешь, переход от ученичества к рыцарству даётся непросто. — Оби-Ван уронил книгу на колени, его голос всё ещё хрипел после сна. — Всё как будто оставалось по-старому, пока ты был ранен и выздоравливал, а затем внезапно у тебя появился новый падаван, который занял всё твоё время. Я не принимаю на свой счёт то, что ты не смог найти времени, чтобы сохранить отношения, которые у нас были… Квай-Гон опёрся на колени, сцепив руки перед собой. — Однако ты заставил меня почувствовать себя ребенком, когда я спрашивал, можем ли мы проводить то свободное время, что у нас было, вместе. Мы были так близки, и я надеялся, что, несмотря на конец наших рабочих отношений, у нас все ещё может быть что-то… Но я понимаю, что то, что ты однажды дал мне, теперь ты должен отдать другому. — И может быть, было глупо даже спрашивать… Квай-Гон инстинктивно потянулся вперёд и обхватил руку Оби-Вана своей, не давая его большому пальцу дальше нервно теребить мягкие края книги. — Я же сказал тебе однажды, — начал Квай-Гон, — что ты превзойдешь меня. Мне кажется, я говорил тебе, и если ты не помнишь, возможно, я недостаточно ясно выразился, но я невероятно горжусь тобой. Это так. Я чувствую, что ты давно стал намного лучшим джедаем, чем я был и чем я есть. Возраст даёт опыт, но не обязательно мудрость. Мы с тобой хорошо уравновешивали друг друга, и я стараюсь достичь того же с Энакином. Иногда мне кажется, что я не подхожу для того, чтобы обучать его. Но ты… Мне сказали, что ты, возможно, не знаешь, как сильно я гордился тобой. Что всё ещё горжусь. — Он медленно провёл большим пальцем по тыльной стороне ладони Оби-Вана. — Особенно, когда я слышу от других, как много ты делаешь. Это огромная честь для меня. Твоя самоотдача… Я не знал, что я мог бы предложить тебе, когда ты спросил, и до сих пор не знаю. Квай-Гон почувствовал, как сердце подскочило к горлу, когда Оби-Ван перевернул свою руку под его, а затем что-то неизвестное пронзило его, когда он переплёл их пальцы. — Всё, что ты мог предложить, — ответил Оби-Ван, — это себя таким, какой ты есть — и это всё, чего я хотел. — А сейчас? — спросил Квай-Гон, неотрывно глядя на их руки. Шероховатые мозолистые пальцы нежно тёрлись о его кожу. — Я всё ещё хочу этого, — тихо ответил Оби-Ван. — Я понимаю, если… Ничего страшного, если ты чувствуешь по-другому. Если ты не хочешь… Прерывисто вздохнув, Квай-Гон притянул руку Оби-Вана к себе, наклоняясь ближе, чтобы иметь возможность снизить голос, почти касаясь губами костяшек пальцев. — Когда ты спросил меня, — произнёс Квай-Гон, — я подумал, что хочу слишком многого. Я не думал, что смогу дать то немногое, что ты хотел, когда я хотел большего. Я хотел всего. Легко обхватив руку Оби-Вана обеими своими, Квай-Гон прижался губами к покрытой шрамами коже, готовый отпустить, если Оби-Ван отстранится. И все же внутри птичьи крылышки трепетно бились о его сердце, а искусственный свет хоть и казался чужим, не был таким холодный, каким мог бы быть. Оби-Ван всё же высвободил руку из хватки Квай-Гона, но только для того, чтобы податься вперёд и обхватить его лицо своей ладонью. В его глазах надеждой сверкали осколки разбитого сердца. — Вот почему я сказал, что не могу. Я вовсе не хотел отталкивать тебя, — выдохнул Квай-Гон, словно сам только сейчас это осознал. — Иди сюда, — прошептал Оби-Ван. Не чувствуя уверенности, Квай-Гон неловко поднялся на ноги. Открытая книга соскользнула с колен Оби-Вана, Квай-Гон опёрся о кровать, и Оби-Ван притянул их ближе друг к другу. Вплоть до того момента, как их губы встретились, как Оби-Ван поцеловал его — запустив пальцы в волосы и слегка ухватившись за ткань мантии, — Квай-Гон был необъяснимо напуган, словно все его внутренности связались в тугой узел. С первым же, лёгким касанием сухих губ он ощутил, как он ослабевает. Он отодвинул книгу в сторону и сел на кровать, Оби-Ван потянулся ему навстречу, и они отстранились ровно настолько, чтобы посмотреть друг на друга с расстояния всего в несколько сантиметров. Поцелуй был целомудренным, но в то же время значил так много. — Зачем ты читаешь эту сентиментальщину? — спросил Оби-Ван, пролистывая книгу. — Я по-твоему какой-то хрупкий цветок, прячущийся под снегом? Квай-Гон подавился смехом, но за юмором умело скрывалось любопытство. Он положил свою ладонь на руку Оби-Вана и поймал его взгляд. — Хрупкий? Нет, хотя и очень красивый и стойкий. И с крепким корнем, уходящим глубоко под землю. Он наклонился ближе, прижавшись плечом к плечу, и тихонько спросил: — А ты прятался? — Мне нужно было отдохнуть, — искренне сказал Оби-Ван. — А потом… Не то чтобы я не замечал попыток разбудить меня как таковых. Наверно, я просто был не совсем готов. Я не уверен. — Что изменилось? — спросил он, понизив голос. — Я думаю, мне просто нужен был толчок от нужного человека, — сказал Оби-Ван, подражая его тону. — Возможно, напоминание о том, что у меня всё ещё есть кто-то, кто меня ждёт. — Всегда, — ответил Квай-Гон, на мгновение сжав руку Оби-Вана в своей. — Всё, что захочешь. Медленно, но более уверенно они поцеловались снова — Оби-Ван обхватил лицо Квай-Гона ладонями, а затем запустил пальцы в его волосы, а Квай-Гон обвил рукой талию Оби-Вана и крепко прижал его к себе. В каждом их жесте мелькало мягкое отчаяние, порождённое не жаром страсти, а чем-то таким, что казалось потерянным, даже несмотря на то, что уже было найдено. Они двигались как один, утешая самих себя и друг друга теплом шёлка и льна, твёрдостью своих рук, знакомым запахом все того же старого мыла. — Ладно, — прохрипел Квай-Гон. Он тяжело вздохнул, а затем ещё немного отстранился, похлопав Оби-Вана по скрытому одеялом бедру, когда тот начал вставать, чувствуя себя намного легче. — Докажи мне, что ты не хрупкий крокус. Иди одевайся, а я скажу Че, что ты очнулся. Когда Оби-Ван вернулся, Квай-Гон стоял у окна, вглядываясь в погруженный в сумерки сад. Тускло поблескивала между ветвями деревьев струйка воды, и птицы были скрыты из виду. Он услышал, как Оби-Ван, шаркая, вышел обратно, закрыл глаза, чтобы просто сосредоточиться на его присутствии в Силе, и, замерев в ожидании, ощутил, как предвкушение обжигает кожу. Когда Оби-Ван опустил руку на спину Квай-Гона, тот растворился в прикосновении, в ответ обвив рукой его талию. Оби-Ван положил голову Квай-Гону на плечо. — Крокусы, — сказал Оби-Ван, позволив слову на мгновение повиснуть в воздухе. — Ты вспоминал о Сематере. Кажется, я видел его во сне. — Кажется? — Квай-Гон старался, чтобы его голос звучал непринужденно, чтобы не выдать своего любопытства. — Почему тебе снился Сематер? Когда ответа не последовало, Квай-Гон повернулся к Оби-Вану, снова взяв его за руку. Его взгляд был отстраненным, и Квай-Гон увидел, что он ещё даже не надел верхние туники, ограничившись только свободной нижней сорочкой и брюками. — Меня долгое время преследовало чувство, что мне нужно было… Я не уверен, найти что-что. Самоутверждение превратилось в поиск себя, и где-то по пути я просто… Мне кажется, я потерял след чего-то очень для меня важного. — Его глаза обратились к Квай-Гону, и в них отразилось эхо того, что Квай-Гон чувствовал сам, то, что, как он думал, он потерял, слишком отчётливо. — Сила была рядом, она всегда рядом, но по-моему я уже не могу обратиться к Свету так же легко, как это делаешь ты. Квай-Гон заключил лицо Оби-Вана в ладони и наклонился ближе, вздохнув, когда они прижались друг к другу и руки Оби-Вана обхватили его запястья. — Когда я смотрю на тебя, всё, что я вижу, — это Свет, — еле слышно сказал Квай-Гон. Оби-Ван закрыл глаза и улыбнулся. — Когда я перестал слышать твой голос в своей голове? Ты всегда видел лучшее во мне, и в какой-то момент я перестал верить тому, что он говорит. — Вероятно, когда я позволил тебе ускользнуть от меня. — Отстранившись и серьезно посмотрев на него, Квай-Гон сказал: — Я никогда не должен был этого допускать. — И поцеловал его ещё раз. Однако вопрос все еще требовал ответа, и Оби-Ван со вздохом отстранился. — У нас и до того были хорошие миссии, но, оглядываясь назад, Сематер кажется идеальным моментом, тогда я впервые почувствовал, что мы действуем как единое целое. — И там было спокойно, — согласился Квай-Гон. — Пойти в лес, чтобы поддержать бастующих, только чтобы узнать, что они были завалены ягнятами и снегом, и забастовки не было. — Тебе нравились крокусы. — Они были прекрасны, — признался Оби-Ван, — но мне нравилось, каким нежным ты был с ними. — Его дыхание сбилось, и он закрыл глаза, позволяя Квай-Гону притянуть себя ближе. — Ты можешь быть таким решительным, таким непреклонным, но в то же время нежным, таким осторожным. Я очень скучал по этому. Квай-Гон не мог найти слов, поэтому целовал Оби-Вана до тех пор, пока в их лёгких почти не осталось воздуха. Оби-Ван положил руку на грудь Квай-Гона, в нём было что-то отчаянное, когда он спросил: — Почему ты думал о Сематере? — Задание было как будто бы идеальное, простое и хорошее, но для меня это, кажется, был последний раз, когда мы по-настоящему шли в ногу друг с другом. — Последний раз? — спросил Оби-Ван, озабоченно нахмурив брови. — Мне кажется, именно тогда я понял, что начинаю в тебя влюбляться. Оби-Ван шумно втянул в себя воздух. — Ещё тогда? — Ммм, — пророкотал Квай-Гон. — Я боялся, что ты узнаешь и... — И что? — Не сможешь полюбить меня в ответ. — Но я люблю, — прошептал Оби-Ван. — Больше никаких тайн, — ответил Квай-Гон. — Я обещаю, если ты обещаешь, — сказал Оби-Ван, приподняв бровь. — Я обещаю, — заверил Квай-Гон и заключил его в объятия. Где-то в темноте щебечущая песня вечерней певуньи провожала последнюю лучинку дневного света и словно вторила их тоске по приближающемуся рассвету.