***
— Где моя машина, сука? Это было первое, что Чуя прорычал Дазаю, схватив его за патлы и нагнув к себе. — Неужели ты совсем обо мне не беспокоился? Все четыре года думал о своем автомобиле? — говорит он, высокомерно насмехаясь. Накахара натягивает больше прядей на кулак, и теперь это преобразуется в полноценную боль, покалывающую кожу головы. Суицидник шипит, а затем мыкает — Накахара потянул голову вниз сильнее. Кандалы больно натирали запястья сквозь бинты и не давали Осаму двинуться с места. Шею начинает тянуть и ломать. — На тебя мне плевать, хоть сдохни в подворотне. А вот за мою малышку ты, ублюдок, поплатишься, — рявкает ему в самое лицо. Мафиози резко ударяет затылок Осаму о каменную стену. Изо рта кареглазого выбивается хрип. Лицо искажается сдвинутыми бровями и наморщенным носом. Чуя брезгливо отпускает свою жертву, пихнув её. Он ходит туда-сюда, стуча маленькими каблуками мужских туфель. Ждёт, когда Дазай придёт в себя. Накахара не хочет признавать, что попросту боится перестараться и навредить бывшему партнеру по-настоящему. Думал ли он о нём все эти четыре года? Каждый день. Сапфировые глаза протыкают Осаму. Этот мудак сильно вытянулся — вон ноги какие длинные. Он одет в костюм кремового или кофейного оттенка, с коричневой жилеткой и туфлями того же цвета. На груди галстук, тоже древесный. В общем-то, то же самое, что Дазай носил в мафии, только в иной, «светлой» теме. Подстать его переходу на другую сторону. Вот только глаз Чуи замечает куда больше. Например, треснутые ролексы под рукавом пиджака, дорогостоящие запонки, сияющие при каждом движении рукой, а также качество самой одежды — она брендовая. Всё намекает на огромные деньги. Вот только откуда у Дазая столько? Даже в Портовой Мафии при должности исполнителя он перебивался обычным офисным костюмом, жил в грузовом контейнере и питался непонятно чем. Накахара насторожился. — Детка, забудь о своей машине. Я куплю тебе целый гараж со спорткарами, — произносит он глубокой хрипотцой. Чуя тушуется. Он сложил руки на груди и невольно отпрянул назад, рыча. Такой Дазай пугает его. Дазай, избалованный деньгами и роскошной жизнью. Осаму поднимает голову, челка боле не скрывает его лик, с недавних пор украшенный парой синяков и ссадин. Теперь видно взгляд — тёмный и пожирающий. Улыбка на устах мудацкая. Дазай и до этого был ленив, а сейчас он нашёл самый действенный способ разрешения проблем — деньги. — Хватит пиздеть, Дазай, — гаркнул Чуя, топнув ногой и клацнув каблуком об бетонный пол. Звук разнёсся эхом. Шатен откинулся назад, затылком упершись в стену и смотря теперь пустым взглядом в потолок. Он выдохнул, не переставая тянуть губы и скалиться. — Знаешь, я здесь надолго не задержусь, так что предлагаю уйти со мной и стать моей сахарной деткой. Мафиози цыкает, закатывая глаза. — Что ты, блять, несёшь, — шипит он себе под нос. Кулаки сжались с треском кожи перчаток. — Я — мафиози, член исполкома и приближённый босса — должен стать чьей-то содержанкой?! — крикнул он настолько громко, что стены пыточной затряслись. Он дышал шумно, поднимая и опуская грудь. На лице появился безумный оскал, а взгляд так и говорил, что Накахара прикончит шатена. — Ты ходишь по пиздецки тонкому льду, мудак. После своих слов Чуя срывается с места. Его кулак целится в голову Дазая, но всего лишь попадает в стену, оставляя небольшой кратер вокруг руки рыжеволосого с множеством трещин и отколовшихся кусков, которые, стоило отнять руку, осыпались. Осаму как всегда вовремя убрал голову, наклонив её к противоположному плечу. — Я серьёзно. Вдруг кандалы падают на пол по щелчку пальцев, громыхнув цепью, а Осаму подхватывает Чую под бедра, поднимая. Он целует его, с жаром сминает губы, по которым тосковал, и потому тянет поцелуй, делает его развратнее. Даже Накахара растерялся, он нахмурился, но опустил руки на плечи шатена и отвечал ему. В конце концов, кто он такой, чтобы отказываться? Чужой язык во рту, казалось, движется во всём теле, вылизывая каждый уголок. Их языки переплетаются, губы, прижимаясь, делятся теплом друг с другом. Чуя чувствует, как же ему не хватало Дазая. Который, к слову, начинает наглеть — рука с широкой ладонью и длинными узловатыми пальцами забирается под рубашку Накахары, касаясь чувствительной кожи. Спина выгибается, а голубоглазый мычит, ибо пальцы холодные. Грохот, крики и звуки автоматной очереди. Шатен, всё ещё целуя, ставит Накахару на пол. Осаму хочет отстраниться, но Чуя протестующе мычит, хватая ворот то ли пиджака, то ли рубашки, но требовательно притягивая к себе, вжимая в свой рот. Дазай улыбается, гладит его волосы, спину, талию. Дверь наверху открывается, и проходится насилу отлипнуть. Осаму чмокает Чую в лоб и спешит к выходу. Он проговорил ему только одними губами: «Жди», — пока идёт к своим подчинённым, пришедшим на его вызволение из плена.***
Чего ждать, он так и не пояснил. Тем не менее, ответ приехал под его подъезд в виде черного тонированного автомобиля и открытки над заднем сидении роскошного салона. Это всё привезло его к огромному ангару, и, войдя в него, Чую ослепили отполированные поверхности сияющих новейших спорткаров и улыбка Дазая. Он выглядел богато, шикарно и немного высокомерно. Будучи потрёпанным не самым лучшим отношением в пыточной, костюм его был замаран пылью и кровью как и волосы — вид оставлял желать лучшего. Сейчас Накахара мог в полной мере оценить толщину чужого кошелька, судя по сногшибательному костюму и укладке. Новый стон вырывается из Чуи, когда Осаму вогнал свой член глубже несдержанным рывком бёдер. Накахара пошатнулся из-за силы, свалившейся на него сзади, и уткнулся лицом в сиденье. Звуки, опавшие с припухших уст, сделались приглашёнными. Колени, прилипая к коже кресла, разъехались бы в стороны, если бы не широкая ладонь Дазая под животом, дающая опору. Правда, лучше бы её там не было. Потому что она, надавливая, заставляла Чую ощущать член с наружной стороны и сильнее с внутренней. Он начинал задыхаться. В машине царила неимоверная духота и жар. Даже Дазай дышал, как загнанный зверь, но от этого толчки его не теряли скорости, а пальцы — хватку. Накахара уверен, что на коже потом останутся следы. Вдруг в воздухе повисает весёлый хмык со стороны шатена. — Мне всё ещё нужно, чтобы ты назвал меня папочкой, — звучит запыханно. Накахара начал закатывать глаза, но на полпути они подскочили кверху уже из-за толчков. Вот пристал к нему с этой дурацкой просьбой. Чуя от упрямости не хотел потакать и унижаться. Рыжеволосый сцепил зубы, сдерживая стоны, и скрыл лик в кресле. Осаму замедлился и это ещё мягко сказано. Он стал просто с неимоверной и мучающей медленностью вытаскивать свой член, пока внутри не осталась только головка. Обратный путь в нутро был наполнен той же ленью. Чуя возгорел от нехватки. Он пытался взять контроль, но жалкая попытка не имела места с самого начала, ведь руки Дазая на бедрах держали, мешая двигать ими в желаемом темпе. Накахара метался в разные в стороны, принимая решение. Он знает, что Дазай ускорится при выполнении своих условий, которые, будучи невыполненными, оставят Накахару в колюще-возбужденном состоянии без возможности дойти до разрядки, дабы в полной мере выплеснуть всё, что сравнимо пытке. Чуя уже начинает нетерпеливо мычать и раздражаться. У Осаму выдержки всяко больше, ему нормально томить и себя, и партнёра. По крайней мере от того, что он себя сдерживает, то всё больше закрывается от Чуи, что рыжеволосому не нравится, вводит его в отчаяние и негодование. Он не любит не чувствовать Дазая. — Здесь нет камер или прослушки? — Накахара сдается. Осаму ложится на его спину, скрывая собой и обнимая руками за живот. Подбородок на плече, а искусительные губы напротив уха. — А что случилось? — мурчит он довольно и сыто. — Отвечай, — голубые глаза мечут молнии, когда их обладатель поворачивает голову, нос к носу сталкиваясь с шатеном. Он мотает головой и замирает, прекращая любое движение. Теперь Чуя чувствует, как его сердце скачет галопом внутри, и эта передышка даёт минуту отдохнуть. — Папочка, — он говорит это, как скороговорку, и отворачивается. — Не-е-ет, так нечестно, — на ухо хнычут и печально вздыхают. — Я ничего не расслышал. — Твои проблемы. Сходи к врачу. — Жестоко. Вдруг Осаму отлипает и вытаскивает орган. Накахара тут же посмотрел на него возмущенно и обиженно, потому что пустота внутри в такой момент оскорбляет. Дазай оперся задницей о бардачок, неудобно сгибаясь из-за высокого роста. К счастью, помимо спорткаров в гараже находились обычные машины, и когда Осаму разводил его на секс, то предусмотрительно делал это около авто с просторным салоном. — Блять, ты издеваешься надо мной! Дазай, хоть и делал более-менее серьёзный вид, теперь не удерживает расползающуюся ехидную улыбку от уха до уха. Он кладёт руку на свой член и начинает водить по стволу. Чуя, конечно же, смотрит. Он не мог не посмотреть, когда рука соскользнула вниз к такому месту. У Дазая красивый член. В меру высокий, в меру толстый и плотный, с выписанными венами и изгибами в некоторых местах. От возбуждения стоящий колом, выглядит ещё краше. И цены ему нет тогда, когда он раздвигает собой узкие стенки задницы. Элегантные пальцы, ласкающие плоть, вписываются в картину донельзя хорошо. Накахара с эстетической точки зрения наслаждается, но понимает, что на самом-то деле извращённая натура, любящая похабные зрелища. Будь он нормальным человеком, то не позволил бы врагу трахать себя в дорогом автомобиле. — Не смей делать этого! — Накахара срывается на негромкий крик, когда до него доходит. Осаму, ублажая себя, может кончить, а в таком случае секс обломается. Исход событий не устраивает Чую. Парень обречённо переворачивается, принимая поражение, и по-обычному садится в пассажирском сиденье. Он съезжает по спинке, оказываясь в полу-лежащем положении, и раздвигает ноги настолько широко, насколько это возможно. Влажная из-за смазки дырка оказывается на общем обозрении вместе со стоящим членом. Накахара краснеет, заливая щеки жаром. Его рука оказывается около промежности. Два пальца растягивают пустующее колечко мышц снаружи, раскрываясь для проникновения больше. — Папочка. Липкое и отвратительное чувство разлилось внутри, особенно во рту, когда он выдал нечто подобное. Рыжеволосый аж скривился от самого себя. Как он сможет после этого отрицать, что не похотливая сучка? Он ведь сделал это для того, чтобы в него опять вставили. Все неприятные чувства улетучиваются, точнее, выбиваются, когда член пронзает тело насквозь. Осаму накинулся на него с новым пылом и страстью, нависнув. Его член, кажется, стал больше. Накахара подпрыгивает на месте, вскрикивает и дрожит, вновь пытаясь принять в себе заполненность. Руки цепляются за шею, а ноги за чужую поясницу. Осаму приподнимает его, наваливается, и они оказываются в вертикальном положении. Не перестаёт двигаться, терзать колечко мышц, покрасневшее и ставшее чувствительным. Чуя не успевает сглотнуть слюну, это сбивает дыхание, поэтому его открытые губы мокрые, а Осаму их постоянно вылизывает. Накахара стонет громко, он не пытается выдавливать из себя эти звуки, ему ни к чему, ведь в теле царит удовольствие и острое возбуждение, кое под руками Дазая приручилось и стало податливым, как сам Чуя. Накахара чувствует, что Осаму скоро кончит и вероятно сделает это внутрь, но у рыжеволосого нет сил высказать протест. Он ощущает, как дрожит набухший орган, как подскочившее семя выстреливает и заливает стенки. Чуя сперва дрожит от новых ощущений, а после расслабляется, принимая сперму. Из-за этого собственный оргазм нападает неожиданно, и Накахара не замечает, как пачкает собственный живот и стискивает чужой орган внутри себя, выдавливая из него больше семени. Они оба пытаются угомонить свои раззадоренные тела. У Чуи кружится голова, он привстает и открывает дверь машины, схватившись за ручку раза со второго. Ему уже даже всё равно, есть ли там подчинённые шатена или нет, он просто слабо пихает дверь и заваливается обратно, блаженно наслаждаясь заходящим прохладным воздухом. На улице ночь, и, вероятно, это один из факторов, из-за которого Чуя чувствует сонливость. Он иногда отправляется на ночные миссии, работает исключительно в это время суток и спит днём, но бывают и такие моменты, когда приходиться сменить время действия на всеобщее, а не мафиозное. Накахара за день так выматывается, что спит без задних ног. К сожалению, Дазай попал на тот период, когда Чуя высыпается ночью. — Такой богатенький, а денег на презерватив не хватило? — Чуя с самого начала хотел подколоть. Сперма внутри теперь не ощущается так же ошеломляюще. — Будто он нужен, — Дазай хмыкнул. — Кто тебя знает? Может, нагулял какую болячку за четыре года, — Чуя подозрительно прищуривается. Предложение прозвучало не с просто подколом, а с глубокой обидой, ярко прозвучавшей в последних словах. — Если бы ты действительно был не уверен во мне, то сам бы позаботился об этом и не позволил к себе прикоснуться, пока я не нацепил эту резину. Сперва показалось, что Дазай проигнорировал истинную суть Чуиных слов, но после паузы он продолжил. Шатен подал одежду Накахары и помогал ему одеваться, хоть им вдвоём явно было мало места и действия получались неудобными и скомканными. — Первые два года я скрывался от мафии, а два другие работал в правительстве, — Дазай говорил с беззаботными нотками в тоне. — Удивительно, как же ты туда попал? Накахара высказывается с ядом в голосе, смотря на то, как Осаму расправляет складки на футболке, кою с общими усилиями только что надел рыжеволосый. У него правда есть вопрос как человека, больше, чем по уши в крови и преступлениях, подпустили к официальной работе? — Маленькая махинация, провернутая знакомым по моей просьбе. — Ты мог предупредить меня об уходе. — Нет, Чуя. Это ничего бы не дало. — И что? Это плохо? Я тебе не нужен? — рыжеволосый не понял, как эти вопросы сами и резко соскочили с языка, и если бы он не остановил себя, то наговорил бы ещё кучу всего, ведь вопрос «Я тебе не нужен?» лучший спусковой крючок для Чуи, который уже говорит о том, что у себя в голове он много чего надумал. — Это было очень опасно. Я не мог сделать тебя предателем, ведь тогда на тебя напал бы весь Порт, они бы преследовали нас. Тебе в тот момент нужна была стабильность и покой, работа и уверенность в завтрашнем дне, а я не был уверен в удачном исходе, и не смог бы тебе что-то пообещать. Поверь, это ты сейчас говоришь, что мог уйти, но тогда ты бы мне отказал и попытался вернуть. Молчание же и вскрытие факта осведомленности о моем уходе сделали бы тебя сообщником, вызвав серьёзные подозрения. — Зачем вообще было уходить? Когда Накахара оказался в одеянии, то вышел из авто, распрямляя налитые чем-то невесомым и тёплым ноги. Он облокотился на машину около раскрытой двери, сложив руки на груди и краем глаза смотря на копошение одевавшегося Дазая в свои брендовые шмотки. — Я не мог работать с Мори. У нас… Мягко говоря, возник конфликт, серьёзно угрожавший мне и моим близким людям. Тебе в том числе. Накахара задумался. Дазай рассказывает об этом с неприязнью и нежеланием, обозначив ситуацию извилисто. Чуя попробует спросить позже. — Ладно, в этот раз я тебе поверю, — Накахара покопался в карманах бомбера на наличие сигарет, но не нашел их, чем оказался раздражён. Когда нужно, всегда исчезают таинственным образом, коим на самом деле является кочевание из одного кармана в другой. Пришлось вновь сложить руки. Осаму улыбнулся себе под нос, возясь с пряжкой ремня. «В этот раз»? Чуя, несмотря ни на что, всегда доверяется. Этот раз, наоборот, очередное тому подтверждение. — Станешь моей сахарной деткой? — вдруг прозвучало откуда-то из машины, ведь Осаму наклонился к задним сидениями, по всей вероятности выискивая там пиджак. Накахара цыкнул и закатил глаза. Он положил одну руку на крышу машины и заглянул в салон, видя ноги и задницу Дазая в проёме кресел. — Ты задрал со своими приколами и шуточками. Предложи адекватно, в конце концов. На твой очередной вопрос об этом я скажу «нет». Дазай вылез на сидушку со смятым пиджаком в руках. Он сел и, смотря в голубые сапфиры, спросил: — Ты хочешь уйти со мной? На самом деле, это самый волнительный и сложный вопрос. Он означает предательство нынешней семьи и доказательство верности прошлой. Чуя поджал губы, а его палец постучал по поверхности автомобиля. Рыжеволосый взволновался, решая. — Посмотрим на твое поведение, — он выпрямился и вернулся в прежнее положение, не вынося серьёзного и тоскливого взгляда, обладатель коего явно изранился одиночеством и хранил место для одного-единственного. Чуя ещё не готов дать однозначный ответ.